|
|
|
|
В. И. Ульянов (Ленин) | 19-04-2009 09:16 №1 | Критик Группа: Passive | Публикация: levitatcia, «Воробьи» а в этом варианте ничего улучшить не получится, разрушится костяк, будет только хуже можно учесть в других произведениях или написать для разминки варианты
| В. И. Ульянов (Ленин) | 18-04-2009 23:21 №2 | Критик Группа: Passive | Публикация: levitatcia, «Воробьи» levitatcia, ээ... не-не, никакой прямой речи. связь между фразами нарушена: болела нога. нет, не падала (нога). не ударялась (нога) | В. И. Ульянов (Ленин) | 18-04-2009 23:04 №3 | Критик Группа: Passive | Публикация: levitatcia, «Воробьи» «Воробей, говоришь, в окно стукнул? И про то сказка есть» Сказка – это вовсе не плохо в данном контексте, тем более, что: «Сказка - один из основных жанров устного народно-поэтического творчества, эпическое, преимущественно прозаическое художественное произведение волшебного, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел» (БСЭ) Ключевая фраза – «с установкой на вымысел», но в этом рассказе все наоборот. Почему бы не сделать эксперимент, изменив основное требование сказки. Посмотрим на текст именно с этой стороны. Сказки бывают бытовыми (о животных, о силах природы – да, существует их классификация даже), известно, что это: - устное народное творчество – в тексте действительно идет пересказ истории, но особенный. Конечно, пересказ невозможен без прошедшего времени, а отсюда повторы: были Барби, были папа, была весна. Прощается, ибо сказка. Отличает этот рассказ от пересказа: - недосказанность: «Нет, не падала. Нет, не ударялась. Сначала чуточку, а потом вот аж досюда. И ходить, а ночью совсем» - коротко, урывками, но все ясно; - речевая недостаточность: «белая эмаль, совсем,как на тех мисках...» - и видна операционная. Хорошо то, что в рассказе не пишется: ей ампутировали ногу в 11 лет, а: «У нее были Барби в кровати, одинадцать свечек на последнем торте и мама, которая плакала от слова "ампутация"». То есть, рассказ – анти-пересказ, и уже не сказка – а, может, экспериментальная? Сказка, как и пересказ, линейная, в ней – всему свое время (потому эта фраза не подходит рассказу). Здесь: - воробьи – предвестники, фон, чирик-чирик; - весна (природа) – то расцветает вопреки, то засыпает вместе с героиней; - бряк, дзынь – драма, драма. Конечно, драма выпирает отовсюду. Девочка, нога, ампутация, время – никуда не уйдешь, ведь рассказ – трагедия, и именно трагическая судьба вызывает отклик в душе читателя. Но трагедия не напоминает сплетни, новости, некролог. Это несомненный плюс, и его надо подчеркнуть, чтобы переключить сознание от сути драмы на ее форму. Над формой надо работать. «У одной девочки болела нога. Нет, не падала. Нет, не ударялась» - нога сама по себе не может падать и ударяться. «Что за девочка? Да кто ее вспомнит?» - рассказчика себе противоречит. Воробей постучал в окно – всплыла история. Значит, вспомнили. «У нее были Барби в кровати, одинадцать свечек на последнем торте и мама, которая плакала от слова "ампутация". Был папа, он привозил деньги и разговаривал с врачами, стенами, сестрами и даже с Барбями строгим голосом. И была весна, снег таял, а девочка и не видела» - вот она ловушка присоединения с помощью «И», «А». У нее были… барби, свечки, папа. Но весна была уже не у девочки, а сама по себе. «Воробьи звали играть на карниз, на облагороженный секатором кустик шиповника, но всему свое время, не так ли?» - время играет не последнюю роль в этом рассказе, но здесь всему время и сейчас. Надо указать то, для чего время: листья на ветках, среди них воробьи. Рассказчик не должен задавать вопросы, а отвечать, забрасывать фактами, как и было в абзаце про Барби и папу (он будет примером, двигателем). Если рассказ начинается с вопроса, то логично бы завершить его ответом. Добавить/оставить больше: «Перевязки, "а знаешь, какой тяжелый у рентгенши передник!", хи ми я и жизнь, воробьи по подоконнику на пружинках и зырк глазом, зырк другим. об коготь проворно стереть нетерпение с клюва» «Был папа, он привозил деньги и разговаривал с врачами, стенами, сестрами и даже с Барбями строгим голосом» «пятен теплого еще солнышка, которого так хочется плечам и шее, но нельзя даже самую чуточку» (ох, какая специфическая деталь). Меньше пустоты: «Сказка, да» «Глупости! Не надо перебивать» (и прочие проявления повествования и пересказа). Развить три мотива, которые плотно пересеклись на фоне чириканья.
| В. И. Ульянов (Ленин) | 18-04-2009 20:34 №4 | Критик Группа: Passive | Публикация: xpucmoc, «Отражение 29» Текст расплывается, раскладывается на множество уточняющих состояние персонажей фраз, их обычных и необычных действий, и так до третьей четверти объема, пока не меняется ракурс, чтобы за на последнем рывке закрутить пружину конфликта и выпустить ее в небо, в никуда. Только остается спросить, а была ли пружина, и где ее нужно искать, если главные герои то и дело меняют свои роли в сюжете и по отношению друг к другу. Отражение друг друга, отражение всего человечества, отражение души. Пожалуй, первому аспекту уделяется внимания больше всего. Поскольку героев объединяет Вечность, Игра, Мечта – и еще много слов с большой буквы, видимо, значимых для рассказчика, но не развернутых в рассказе. Во-первых, стоило ли настолько затягивать эпизод со встречей, если в итоге все оказывается фальшью. Не могу назвать действо игрой, поскольку в ожидании (страусах и пиве), разговоре (о внешности и поведении) и даже прощании нет игровых элементов. Азарт мог строиться на фразах о фотографии, на эпизоде с купидоном, но смазывается удивительным умением автора переходить от практики к теории. «С таким глазами и лицом как у него - можно быть демоном, сгубившим не один десяток женских душ и царицу Тамару, и древним хорошо забытым Богом» - несмотря на такие громкие сравнения, здесь не показывается то, чего героиня ждала от встречи, и к чему встреча могла привести. Герои в этом рассказе никак не перейдут к делу, что растягивает сюжет несбыточным ожиданием катарсиса. Все дело в Твари, называющей себя Дерзость, которая живет в каждом, но, порой, не может проявиться без помощника купидона. Загадочным расклад не назовешь, тем более, отталкиваясь от свидания. Он и она встречаются, пытаются узнать друг друга, описывая: «Сложная женщина, по-человечески преодолевшая в себе не один предел, прошедшая положенный путь и понимающая свою силу очень неплохо, возможно, козыряющая этим, либо использующая внешнее впечатление для отвлечения внимания» - заявляет герой, но интересно, по признаки (внешние и внутренние) для такого вывода автор умыкнул. Предложенные им «характеристики» персонажей делают их слишком обыденными для отведенной и ответственной роли. Игра на мобильнике, игра на воображаемой шахматной доске, неуклюжее заигрывание – вовсе не показывают «многолетнюю практику общения с мужчинами и женщинами». Вместо того, чтобы перейти к делу (это касается и героев, и автора) они кружат на верхних этажах размышлений о: «Мало людей - мало образчиков для изучения и паразитизма» - однако в тексте нет ни одного препарированного паразита. «Человек – это Вселенная, всегда интересен, особенно разновидность человеческой особи – мужчина» - в тексте нет ни одного интересно описанного мужчины. Ведь и герой оказывается за стеной, возникающей в тексте только на словах героини: «Меня удивляло странное ощущение непробиваемой выстроенной стены вокруг этого мужчины». Нет ни стены, нет ни интересного подопытного образца. Герои рассыпаются по мелочам, таким как омары, страус, пиво, сигареты, размышления о схожести по фотографии, но ни одна из этих деталей не делает их оформленными и наполненными. У героини есть студенческая привычка стрелять сигареты, но здесь она никак не помогает, не намекает на прошлое. У нее также есть «неурядицы рабочего дня», которые опять не связаны с дальнейшим поворотом сюжета. Смотрим на героя – сплошное стенографирование ощущения, не заземленное в сюжет: «Состояние одурманенности сонливым утром прошло лишь к обеду, преобразившись из неторопливости в резкость суждений и ответов» «И странно немного было, что вместо ощущения определенности во мне скользнул некий червячок сомнения в резонности задуманного. Небольшой приступ внутренней паники, с чего бы это?» Думает герой много, но волнения не показывает, как и резкости суждений – а ведь все это могло сделать рассказ живее, ярче, интереснее. Итогом встречи (условно первого акта действа) становится последняя мысль героя: «что особенного можно ожидать от переключения с долгой переписки по аське - агенту на встречу и смотрины друг друга в реальности?» - (правильнее – чего особенного). Дальнейшее чтение можно свести к таким замечаниям: - героиня доминирует только в ее мыслях, однако в разговоре этого не показано (да и странно, ведь герои в одном положении…) - герой не является «объектом», как помечено в рассказе, и вокруг него нет «стены», потому что идет пересказ событий, проседание сюжета на несущественных мелочах, а главное упускается. В общем, нужной игры, сражения двух взглядом, продуманных ходов и страсти не видно. С другой стороны (уж никому не надо познать авторскую задумку) – все и должно быть так обыденно. Но и обыденность стоило бы показать вживую, именно столкнув героев, а не говоря о: работе, которая не имеет значения; сомнениях, так и не проявленных; игра, так и не начавшейся «Расстались в подворотне. Ничего не сработало!» - здесь смело можно было ставить «глава 2», потому что: меняется настроение героини/героя меняется стиль повествования меняется положение вещей «А вот оно!!!» Теперь я точно знала, с кем я сегодня встречалась. История, начатая как невинная «развлекалка» для взрослых в ин-сети, начинала приобретать реальные черты. Мой давний бред из сновидений становился реальностью» - вот он запоздавший на четыре листа (по ворду) катарсис, который должен был толкать сюжет в первом акте, так и не свершившемся. Если соединить размышления о сходстве с диалогом, то получилось бы динамичная борьба внешнего (обыденного мира) и внутреннего (мира из памяти). Но автор выбрал последовательное изложение, чем (на мой взгляд): затянул излишне рассказ нанес урон динамике уничтожил кульминацию «Опять нахлынули воспоминания, того, что обычный человек примет за сумасшествие и хорошую «крепкую шизофрению»» - слово «воспоминания» в тексте отнюдь не поясняет состояние героя, не делает его открытым и близким читателю. Это как слово «страх» не показывает страх, а «боль» - давно уже стала штампом сама по себе. Здесь не видно ни помешательства, ни шизофрении. Лишь фраза-перекресток… а почему бы не: сделать флэшбек визуальным, то есть, описать ту самую встречу, при которой слова произносились показать героев настоящими Нет же, придерживаясь прежней тактики – больше слов и меньше дела – автор возвращается к пройденному этапу, и опять стенографирует мысли героя о легких сигаретах, о потоках, которых читатель не видит. «Наблюдает за мной, рассказывает что-то светское и вопросы попутно задает грамотно, ввинчивая важные для себя в разговор» - но разговор не приводится. «Затягиваюсь и начинаю вспоминать, анализировать динамику моего появления здесь. Цепочка предыдущих событий, заботливо развернутая памятью, заставила меня поежиться» - воспоминания не оживают. «Столкновения неизбежны, но в этот раз я перестану закрываться и приму любой расклад не оспаривая, как данность, не больше и не меньше» - и на этом обещания завершаются. КПД для сюжета из последнего монолога героя почти нулевой. Нет, лгу, был один интересный момент: «Как будто дома сижу в шортах с голым пузом, чувствуя себя малым хозяином жизни, и тут хлоп…» - но эта игра сознания тонет в размышлизмах. В части условно под номером три начинается публицистика: «С самого начала что-то явно пошло не так. Привычный способ вживления и полного подавления не сработал, против изъявления древней воли и всех мыслимых предпосылок дав неожидаемый эффект» - может, надо было показать «не так» именно с самого начала текста, чтобы не нужно было потом давать пояснения. «полупроникновение, обмен стихиями, а не ожидаемое поглощение слабого сильным» - да, Тварь все же поглотила того, кого называли, однако, связь между героями (хотя о них и речь) теряется, потому что события разбросаны излишне по полотну рассказа. Например, данный отрывок звучит красиво (в некой мере за счет пафоса), но пусто: «Шепот, струящийся в ночи, подобно чистому искушению, освещенный почти полной луной. Сотканные из слов неизвестного мне языка, бессильные помочь заклинания и имена непознанного, просто слова. Обращение внутрь себя, глубокое погружения в темные воды скрытого от нескромных взглядов посторонних. Редкие моменты просветления и всесилия, горькое разочарование от пробуждения. Ожидание, вековой источник терпения». Потому что: шепота не слышно искушения не видно погружения не произошло В четвертой… фазе раскрывается смысл отражения – дом психиатрической лечебницы № 29 и отражающие друг друга жители палат «6» и «9». Возврат к знакам зодиака, к персонажам. Все кристально ясно, но… Явно был выбор: Оставить игру в голове двух якобы пациентов, вывести фигуры на поле. На мой взгляд, игра не состоялась, потому что игроки были представлены позже, а все описание досталось шахматной доске, которую потом свернули и спрятали в ящик стола профессора, делающего обход пациентов. Шаг – служащий связкой сюжета мог стать не связкой, а полем действия. К сожалению, в этом контексте мистический атрибут выглядит не более чем данью жанра, и даже пятым колесом сюжета. Заслуживает внимание эпизод, посвященный студентке и кольцу. Вот только опять же все интересности и вкусности размещены после, когда пережевано пресное тело первых трех частей в ожидании кульминации. Здесь явно ощущается последовательность подачи деталей: фигуры на доске, доска, цель игры, игроки, итог. Но в этой последовательно пропущен сам процесс игры, а ведь он – это параллельное взаимодействие всех элементов (игроков, доски, цели). Если понадобится, то сделаю конспект стилистических замечаний. В тексте есть канцеляризмы, слишком много причастных оборотов (все это губит динамику), есть повторы и пропущенные запятые.
| В. И. Ульянов (Ленин) | 14-04-2009 21:21 №5 | Критик Группа: Passive | Публикация: selin57, «Две Судьбы. 2. Загадки леса» Глава изменилась, а события не сдвинулись с места. Повествование может не быть бурным и динамичным, но и топтаться на месте – не должно. Каждое слово или описание в любом произведении должно быть обосновано. Иначе получатся набор пусть и красивых, но никуда не ведущих фраз. Стоит ли называть главу «Загадки леса», если единственной в ней загадкой становится артефакт, найденный не в лесу, а в воде. Тот же артефакт, пожалуй, единственное стоящее событие, которое на шажок сдвинуло сюжет с точки. «Маргарита разжала пальцы и увидела в руке небольшой кулон с цепочкой, покрытые илом. После того, как счистила грязь, она смогла рассмотреть его детальнее. Это был мальтийский крест, заключённый в металлический круг. Его покрывали старинные символы, значение которых было неизвестно девушке. На пересечении линий креста сверкал, словно капля пламенной крови, алый камень. Он будто затягивал внутрь, окрашивая мир вокруг в этот немыслимо яркий цвет, растворяя в себе, сжигая дотла...» - смотрим на описание и его ценность. Действия: разжала пальцы, очистила грязь – если каждому движению героини уделять внимания, то объем будет обеспечен. Но нужно ли все это видеть читателю, или ему хочется скорее: зачем этот артефакт в сюжете? Ответ, вероятнее, будет дальше по сюжету. Но постоянная отсрочка завязки делает произведение нудным. Повествование должно быть концентрированным даже там, где нет движения. Но автор выбирает декламации «Он будто затягивал внутрь, окрашивая мир вокруг в этот немыслимо яркий цвет, растворяя в себе, сжигая дотла...» или слово Сила (обязательно с большой буквы) не создают в тексте напряжение и не подогревают интерес читателя. Огонь надо показать, а силу – проявить. Как? На примере героини, ведь кроме нее и «загадочного» леса в тексте ничего нет. Так, может, стоило сделать лес действительно загадочным хотя бы с помощью этого артефакта? изменить цвета изменить видение мира героиней изменить ее самочувствие Хоть как-то сдвинуть с мертвой точки сюжет, заставляя читателя думать об этом кулоне. Иначе что выходит? Ну, повесила она его на шею и забыла. Забыл и читатель, потому что дальше в тексте нет ни намека на Силу, ни загадочного леса. «Девушка легко прикоснулась Силой к кулону и почувствовала бушующий в нём огонь» - наверное, она что-то ощутила, но читатель этого не ощутил, потому что автор избегает передавать ощущения главной героини… Движемся далее и натыкаемся еще на одно поверхностное описание: «Мягкий свет солнца, проникая сквозь изумрудную зелень листвы, ласково гладил её, словно признавая, признавая своей, родной, близкой... Он нёс в себе бесконечную теплоту и яркость, гармонично сочетая спокойствие и озорство». Свет мягкий, но его мягкости не видно, он гладит ласково невидимую читателю листву, почему-то становится героине родным без физических ощущений. И тут возникает вопрос, а что для нее «родное и близкое»? Ведь Маргарита по-прежнему никто в тексте – без роду и племени, без ощущений и цели. «Игриво пробегая по предметам, он изучал, освещал то все стороны в едином целом, то каждую в отдельности» - ну какие предметы в лесу? Какие стороны и детали? Где в конце концов конкретика, о которой я еще говорила в первом отзыве. Не увидит читатель сторон и граней без образов, связанных со зрением, слухом или осязанием. А красивости (гармоничный, бесконечная теплота) влетят и вылетят из сознания, делая чтение безвкусным. Автор, прежде чем писать о неповторимости атмосферы, продумайте ее. «Ведь эти своенравные и переменчивые создания не могут ограничиваться только властью над чувствами и нуждаются в дополнениях... Поэтому они обладают основами умений близких им специальностей, которые стали заключительными штрихами к образу Ведьмы» - дальше попадается знакомый уже (но исправленный в первой части) энциклопедический словарь ведьм. Какие дополнения и специальности? Ведь штрихи не находят применения даже в этой главе. Допустим, работу с чистой силой можно было показать в общении с солнцем в лесу; понимание амулетов – в работе с амулетом (чего не было сделано); лечение – да пусть бы героиня себе или лошади помогла. «Однако сейчас ничто не могло навести Маргариту на мысли о холодной, тёмной равнине вечности…» - все-таки возникает противоречие, когда в тексте появляются слова о потустороннем мире. Может, наоборот, стоило пощекотать героине нервы некоторыми воспоминаниями? Заодно приободрить читателя… «Она вдохнула дурманящий аромат хвои, придающий лесу дух сказочности. Как же было приятно погрузиться в этот волшебный мир, полный тайн и загадок» - почему сказочности, пожалуй, запах хвои создает такую атмосферу не в лесу, а за его пределами (квартире, например). Покажите мир полный тайн и загадок, а не повторяйте о нем без конца. «Но вместе с детской беззаботностью пришла и боль…» - вот тут идет явный намек на трагедию в прошлом, иначе никак беззаботность не согласуется с болью. Все же фразу нужно перестроить, потому что она противоречит себе. «Боль, которую не смогло залечить время. Она узнала, что такое безразличие, пустота и смерть, узнала это слишком рано» - слова, слова, боль, пустота, смерть, а читатель все глотает слова, как пресную воду, и думает: когда уже в рассказе у слов появятся значения? «Маргарита очень рано повзрослела, но все пережитое сделало ее сильнее, ведь судьба не ставит перед нами неразрешимых задач. Она смогла не только выжить, но и сохранить свой свет, свою душу и не сломаться. Несмотря ни на что, она научилась не бояться и вдыхать все краски и чувства этого мира полной грудью…» - не нет… и дальше пусто. Утверждения о какой-то борьбе ускользают из внимания, потому что им нет подтверждения. Оперируйте примерами из прошлого, ощущениями героини, ее ассоциациями, и тогда читатель поверит, будет ждать большего. «Она вздрогнула от нахлынувших воспоминаний (каких?), но мгновенно, как и всегда, взяла себя в руки» представьте, что «каких?» спросит каждый человек, который будет читатель этот текст. Чтобы «взять себя в руки» героиня должна хотя бы потерять контроль. Что происходит при волнении? Опускаем физиологические подробности стресса, и хотя бы перейдем к судорожным метаниям мысли. Где они? Где мелькающие эпизоды из прошлого, где заново пережитая боль? Пусто. Пожалуйста, автор, насыщайте текст. Читаем дальше: «- Не время останавливаться, - сказала всадница лошади, - ведь жизнь в движении! Флёр неохотно фыркнула и поскакала легкой трусцой» - странно, ведь на воспоминание ушло время, о котором героиня не жалела? «Хотя если бы и могла, то наверняка выбрала этот путь, потому что в жизни стремилась не к легкости, а к истине, стремилась с присущим ей пылом, всегда шагая в пламя первой» - опять пустое заявление, ну, приведите пример ее стремления, пустяковый, из быта, из детства. Ну, оживите героиню. «Закат… Финальный аккорд, слыша который, мир будто замирает… Замирает, чтобы подвести итог всему, что случилось за день, а затем отправиться на заслуженный отдых ночью. Закаты всегда становились для Маргариты маленьким концом света» - почему? – спрашивает любопытный читатель. Автор опять обходится пафосом, прикрывая им дыры в сюжете: «Теперь больше не было места страхам в её душе, она всецело смотрела вперёд, стремясь к своей цели, решив найти разгадку прошлому, во что бы то ни стало» - а были ли страхи? А какие страхи? А почему она смотрит вперед? Какая еще загадка прошлого? Половину описаний из этой главы надо просто вычеркнуть. Половину – заменить конкретными, имеющими отношение к героине и к заданным воображаемым читателем вопросами. Перед читателем надо ставить загадки, которые интересно решать. Интересная загадка строится на интересных деталях. Здесь их нет, здесь нет загадочного леса и героини с болью в прошлом. Придумайте героиню от начала и до конца, и тогда она увидит свой собственный лес.
| В. И. Ульянов (Ленин) | 14-04-2009 13:07 №6 | Критик Группа: Passive | Публикация: Холодок, «Хожу, брожу, гляжу...» Хожу, брошу, гляжу и комментирую. Весь текст построен по одной схеме: явление, метаморфоза, комментарий героя, который указывает на его отношение к явлению. Но можно ли назвать оттиск героя на описании чем-то необычным? Ведь в каждом произведении и должен присутствовать "свой" взгляд автора на вещи. Таким образом, исходные описания выбраны весьма заурядные - город и слякоть, иномарки, урна, фифа, аристократы, сумки, лица. А уж метаморфоза, преломление каждого отдельного объекта в "сознании героя" выдает ему характеристику. Однако для экспериментальности или необычности этого мало, потому что мир не подается с позиции героя, не заставляет додумывать. Это лишь красочный комментарий к заурядному и будничному, обличающий особенности повествователя.
| В. И. Ульянов (Ленин) | 10-04-2009 11:35 №8 | Критик Группа: Passive | Публикация: milanna, «Delirium» "прикрывать" дыры сюжета наркотиками - дурной тон в литературе у человека любого существует широкий арсенал чувств, ощущений, мыслей и ассоциаций, которые молниеносно возникают, пронизывают лучше всякого лсд, и если это подать, связать и показать, то не возникнет вопрос о связи миров двух братьев, потому что она будет видна не только через последний эпизод или тетрадку рецензент не старается, мысли ведь жизнь
| В. И. Ульянов (Ленин) | 09-04-2009 21:34 №9 | Критик Группа: Passive | Публикация: milanna, «Delirium» Да, есть такое правило: не нравится – не читай. Но не знаю почему, может, из-за названия или из-за цветов начала. А теперь хочу сказать, что игры цвета практически не увидела. Цвета на месте, эпизоды как бы им соответствуют. Знаете, это как подписать под цветными пятнами: синий, красный, зеленый. Но и без подписей это видно. Как я поняла, заключалась идея в генетической связи между сыновьями, матерью. Все, вроде, логично: нежеланный ребенок ощущает себя неживым, стремится умереть. Но вот сны второго, и связь черно-белого и цветного незрима. Ну да, якобы факт зафиксирован, но главный герой или рассказчик уж никак не живет в черно-белом мире, а миры братьев совершенно не пересекаются. Они как идут по очереди. Без цвета, цвет и т д. Так и завершаются. В том проблема, что цветовые эпизоды, хоть и должны были бить по мозгам, но проскакивали из виду, потому что не оставляли следа на белом фоне. Показалось, что сперва рассказ не задумывался о братьях, потому очень запутанный первый эпизод с досадной опечаткой «она». «экстренно», и все про звонки - вообще напомнило Паланика, но обошлось, а может, и зря, что обошлось. То, что все «действие» проходит в диалогах не дает взглянуть на черно-белый мир главного героя или не хотелось его показывать. Или не получилось. Странная докторша, пусть и молодая, разгадала бы такую защитную реакцию человека, который старается показаться грубым, но таким не является. Да и «Нереальный вид сверху» - прозвучала первая фраза неубедительно. Что в нем нереального, показали бы… «обрадуют, разве что инфарктом какого-нибудь надоевшего дядюшки, который на смертном одре вдруг о тебе вспомнил и оставил наследство» - вот эта фраза тоже отдалила меня от персонажей. Потому что надо было 1) что-то убедительнее; 2) что-то ближе читателю Упоминания бомжей, наркоманов и шлюх не добавляют оных в рассказ. Герой все равно не кажется брутальным, потому что отыгрывается на слабых (докторша, дети). Может, в этом как раз показано было противоречие его характера. Хотя характер тут должен был свестись к черно-белому миру, но где? В общем, на мой взгляд, миры разведены и буквой V сходятся в конце. А надо было X и много много всяких V и X. Но что-то я разворчалась, потому что не получилась загадки и процесса копания в чужом делириуме, как обещало название. Конечно, написано легко, читается как на духу, кому как, а пора уже углубляться. На духу, гладко, даже цветные главы не выбивают из колеи (вот о чем я). Они должны были быть ямами или кочками, хоть немного повышать адреналин, ну, хотя бы героя главного, а не читателя. А так буква указанная еще и стоит под небольшим углом, и сюжет скатывается, и читатель знает, что в конце героя приведет буква к разгадке, и братья друг друга найдут. Поворчала и ушла.
| В. И. Ульянов (Ленин) | 24-01-2009 13:42 №17 | Критик Группа: Passive | Публикация: NoName, «Про любоф» | В. И. Ульянов (Ленин) | 20-01-2009 21:36 №18 | Критик Группа: Passive | Публикация: Kinara, «Сторона чёрных ангелов» | В. И. Ульянов (Ленин) | 20-01-2009 21:36 №19 | Критик Группа: Passive | Публикация: Vadim1964, «Непутевые заметки или 24 года спустя...» | В. И. Ульянов (Ленин) | 20-01-2009 21:36 №20 | Критик Группа: Passive | Публикация: ksemich, «Один день из жизни вора Михаила Таврического» |
|
|
|