Литературный Клуб, Мария Гринберг, Лента отзывов на произведения, Полученные

Доброго времени суток, Мария!
К сожалению (или к счастью), я не стану обсуждать политическую, историческую или идеологическую составляющую рассказа, хотя бы потому, что об этом было уже сказано многое и многими (в том числе на других ресурсах). Поскольку вы не ставили целью написать историческую хронику или биографию, проверять сюжет рассказа на истинность достоверность или возможность тоже не вижу смысла. Единственное, что хотелось бы сказать по этой теме, что, оглядываясь на ваше произведение через события прошедшего года, а особенно через то, как эти события «освещались в прессе», можно только воздать честь вашей писательской интуиции, позволившей поднять вопрос о пропаганде точно накануне ее безобразного расцвета.
Уникальность рассказа, как мне кажется, в чрезвычайно редкой тематике, я бы назвала ее «напарник главного героя». Ваше произведение, впервые в моем читательском опыте, так высветило и проанализировало эту роль. Если позволите такую аналогию, это как если бы «Гарри Поттера» написал Рон Уизли. Что бы он рассказал, что опустил, а о чем его заставили бы умолчать? Не знаю как вас, а меня частенько раздражает, что вот таким вот «напарникам» авторы не только отказывают в глубоких эмоциях, переживаниях, но и превращают их в инструмент главного героя, рояль в кустах, в нужный момент появляющийся, оттеняющий какую-то черту героя, после исчезающий, не грузящий собой эфир. А то и вовсе делают из них юмористический элемент произведения.
Да что там «Гарри Поттер»! Это, несмотря на обилие деталей и любовную проработку всех персонажей, все же сказка – добрая и светлая, и, как все сказки, упрощенная – есть плохие, и есть хорошие. А что же в реальной жизни? В ней такое деление затруднительно и чем ближе литературное произведение к описанию реальных событий, тем меньше встречаются в нем подобные «упрощения».
У нас же «Картина», третий, качественно другой, вариант. В условиях суровой действительности появляется сказка – и становится неотъемлемым элементом этой действительности. Сказка - яркая, красивая и упрощенная. И реальность, в которой бывает все – сомнения, ревность и обиды, шкурничество, кровь и грязь.
Марийка живет на границе между сказкой и реальностью и лучше всех знает, где граница. Ее мир – как стереоскопический значок, стоит чуть качнуть его, и видна совсем другая «картина». Она качает значок туда-сюда: «ножки как сахарные» - «пятки, что копыта», «худенькая» - «щеки – кровь с молоком», «чуть оцарапанное нежное плечико» - «мясо кровавое клочьями». Надо сказать, что в выразительности и яркости описания своей правды Марийка ничуть не уступает знаменитым писателю и художнику, она метка на слово и в меру цинична, даже насмешлива. Почему же она так четко и ясно видит эту границу? Несмотря на то, что прошло тридцать лет. Несмотря на то, что все вокруг требуют от нее, чтобы она жила исключительно сказкой, несмотря на то, что участие в сказке дало ей сытую и хорошую жизнь, несмотря даже на то, что в сказке она сама гораздо лучше, чем на деле? Казалось бы и память к пятидесяти годам может подводить, и повторение одного и того же с толку сбивает, да и вообще, мало ли людей живут в придуманном вымышленном мире, где они хорошие. Но не Марийка.
Я думаю, потому, что в сказке она и есть «напарник главного героя» - храбрая партизанка, не перестающая по сей день оплакивать любимую подругу и нести память о ней молодому поколению. Есть что-то противоестественное в том, чтобы тридцать лет причитать и всем рассказывать о пусть и любимой, но погибшей подруге. Хоть и говорят, что о «мертвых либо хорошо, либо ничего» но даже по прошествии года так называемая «работа горя» подходит к концу, человек смиряется и вспоминает о погибшем не как об идеальном, но как об вполне реальном человеке.
Более того, в сказке как бы оживает марийкин детский кошмар (затрудняюсь назвать это по-другому) второй роли после Зинки. «Понятно, кто я против тебя, Зинка?» - вот весь мотив ее жизни – научиться и завивать подругу «по-модному», восхищаться ее песнями и плясками, дрожать от бессильного страха, как только она взглянет на любимого парня, и далее – всю жизнь оплакивать ее, всю жизнь восхвалять ее подвиг. На такую жизнь другим человеком, и даже памятью о нем, способен только ядерный астенический психопат, уж простите за терминологию.
Но Марийка вовсе не такая. Она явно талантлива и умна, ведь достигла высоких навыков публичного выступления и художественного описания. Она наблюдательна и объективна – даже юности в отличие от боевитой подруги не старается делить мир на плохих и хороших – отмечает и что немцы особо не притесняли и что Колька – полицай – до поры до времени вреда никому не делал и что комендант не шибко злой был. Она отлично осознает, в чем и кому врет, а так же последствия своей лжи. Она после стольких лет не умаляет своей вины – предательства подруги, малодушия и присвоения чужих подвигов. Она обладает, как я уже сказала, своеобразным чувством юмора и цинизмом, без которого вообще трудно было бы представить ее работу.
Насмешкой судьбы стало то, что такой объективный и чуткий ко лжи человек вынужден стать агитатором. Не берусь судить, соответствует ли преступлению Марийки такая суровая расплата, ведь каждодневная ложь – это тоже преступление. В любом случае, изначальный ее поступок, который в менее страшных условиях, не привел бы ни к чему ужасному (ну проехалась по адресу кокетливой подруги в разговоре с женихом. Положа руку на сердце, кто так не делал хоть раз в жизни?), явно на такое наказание не тянет. В сказках друзья главного героя и похуже вещи делают. Рон Уизли вот и вовсе бросил Гарри незадолго до финальной битвы. Правда, Рон вряд ли описал бы этот факт в мемуарах…
С уважением, Дилемма.