Утро наступало медленно. Проснувшись, я долго лежал на спине, глядя в дощатый потолок над кроватью. Окружающее, нехотя становилось реальностью. Вера хлопотала у стола, убирая последствия вечернего совещания.

- Вставай, засоня, - обратилась она ко мне.

- Петрович поднялся? – ответил я ей вопросом.

- Вот сам и посмотри, - парировала Вера, - я его еще не видала.

Я, собравшись с силами, опустил ноги с кровати и сел. Потянувшись, сгреб со стула свитер и штаны. Путаясь в рукавах, оделся в первом приближении, то есть так, что можно было показываться на публике, не очень ее шокируя. Старательно прицелившись, сделав поправку на кривизну пола, выскочил в дверь за извечной утренней надобностью. Вернулся я окончательно пробужденный, взбодренный весенней утренней свежестью, запахом мокрых бревен и талого снега.

- Петрович! – Заорал я, - Конец света проспишь, без тебя все разрушат.

Я заглянул в уголок, где спал Иван Петрович. Он, натянув на голову, тулуп, брошенный поверх толстого ватного одеяла, трясся мелкой дрожью и тихо всхлипывал.

- Вер, глянь на нашего ныряльщика, - позвал я Веру. – Похоже, «укатали Сивку крутые горки».

- Где-то около сорока, - вынесла приговор Вера, потрогав лоб Ивана Петровича, - надо вызывать врача.

- Какого врача? Дольше искать будем, - высказал свое мнение я, - везти надо. Или домой или в Боровичи в больницу.

- Домой, - простонал Иван Петрович, разражаясь сухим кашлем.

- А дома что? Никого и ничего. Потом, все одно, везти в город придется, - возразила Вера. – Может воспаление легких или еще что?

- А, что еще-то? – Спросил я? Вера не удостоила меня ответом.

- Воспаления не хочу, - замотал головой Иван Петрович, - да и откуда?

- Откуда, откуда? Все факторы на лицо: весна, авитаминоз, значит; преклонный возраст, ослабленный, следовательно, иммунитет; переохлаждение организма; алкогольная и никотиновая зависимость, - Вера безжалостно перечисляла факторы риска, загибая пальцы. – Гриппом, наверное, переболел за зиму?

- В декабре, давно уже. Там еще стрептококки должны быть, - прошептал Иван Петрович, натягивая тулуп на голову.

- Не обязательно, могут пневмококки, синегнойная палочка, аденовирусы и грибки какие-нибудь, а этого добра кругом хоть отбавляй. – Вера испытывала явное наслаждение, наблюдая, как меня передергивает, от одного перечисления этой бактерицидной мерзости.

- Поедем в больницу Иван? – Попросил Я.

Петр – безотказная душа, доставил нас в Боровичи на своем стареньком «Москвичонке», который, чудом не рассыпаясь на ухабах, бодро преодолевал Валдайские горки. Устроив Ивана Петровича в больницу, мы с Верой решили сразу возвращаться в Питер, не заезжая в поселок.

- Водяному, как видно «Нива» моя достанется, - горестно вздохнул Иван Петрович, прощаясь с нами.

- Не дрейф, что-нибудь придумаем, - попытался приободрить его я.

В поезде, чтобы скоротать время, играли в литературную игру. Точнее, по заданию Веры я сочинял этюд на весеннюю тему.

Муха

(Этюд «Муха» был опубликован ранее. Чтобы не терять оставленные на него отзывы, я переместил этюд в тело цикла, исключив из текста рассказа».)

- Саша, позвони Диме. Может он поможет, - попросила меня Вера, когда мы расставались на площади у Московского вокзала. – Только обязательно, ты же знаешь, Иван просить не любит. Да и проще за других.

- Здесь ты права, - согласился я, - за других отказали, ну и сволочь, раз отказал, а за себя, думаешь, что сам сволочь, коли отказывают. Завтра же позвоню.

Неделю спустя, захватив с собой Клавдию, мы отправились в Боровичи, навестить больного. Поехали на машине, чтобы иметь необходимую свободу перемещения. Иван Петрович, встретил нас радостно. Лежа в больнице, он отдохнул и посвежел, не смотря на болезнь. Заботы, бывает, так задавят человека, что он готов сбежать от них, хоть в больницу, хоть в темницу. Хорошо, когда не на тот свет. Наскоро поздоровавшись со мной и Верой, Иван Петрович поцеловал Клавдию, усадил ее на кровать, сам сел рядом в пол оборота, чтобы можно было разговаривать, глядя в лицо.

- Как ты, Ваня, - смущенно пряча глаза, спросила Клавдия.

- Нормально, Клава, - отвечал Иван Петрович, - кормят хорошо, да ребята мне, уезжая, холодильник всякой всячиной набили. Врачи внимательные, не то, что у нас в Питере. Сыт, трезв, нос в табаке.

- Я тебе пирожков напекла, как ты любишь. С картошкой, с капустой. – Клавдия подвинула к Ивану Петровичу, полиэтиленовый пакет, с завязанными узлом ручками. – Остыли, наверное, столько ехать. Можно попросить, чтоб разогрели. Здесь же должна быть микроволновка у кого-нибудь.

- Я холодные люблю, ты же знаешь, - улыбаясь, успокоил Клавдию Иван Петрович.

- Я пирожки печь стала. Без тебя, так трудно. Муку не достать, из духовки не вынуть. Ты мне всегда хорошо помогал. Когда рядом не замечаешь, а нет, так сразу чувствуешь.

- Какая там помощь? – Иван Петрович смущенно покосился на нас с Верой, - одно удовольствие.

- Я тебе теплые кальсоны и носки вязанные захватила, здесь холодно, наверное, - зашептала Клавдия, наклоняясь к Ивану Петровичу. – Чемодан доставать стала, а он как полетит, хорошо в другую сторону опрокинулся. Спину из-за него потянула.

- Зачем Клава, тепло здесь, - Иван Петрович осуждающе покачал головой, - а если б, на себя. Зря ты это затеяла. Ребята заезжали?

Я поднялся, потянул Веру за собой.

- Пусть поворкуют, просто голубятня весной, - прокомментировал я, прикрывая дверь палаты. – Розовый зефир в чистом виде.

- Завидно? – Усмехнулась Вера, все вам мужикам издеваться над чувствами.

- Кто бы выступал, - огрызнулся я, - ты, кажется, Клавку и за человека не считала.

- Что это ты придумал такое? Я всегда знала, что у них с Иваном любовь, не то, что у тебя.

- «Ох, как пташечка запела, как бы кисонька не съела».

- Твоя благоверная, что ли?

- Да уж, какая есть. Своему позвони, исстрадался, должно быть. – Я сел на диванчик в холле, прикрылся цветным журналом.

- И позвоню, - Вера достала из сумочки мобильный телефон, отошла к окну. – У Аленки сегодня экзамен, волнуюсь я. Не учится совсем, как сдает? Мы в их возрасте не такими были. Серьезней ко всему относились.

- Ты Егора пирожков напечь попроси к возвращению, с клюквой и с повидлом яблочным. Что зря из угла в угол мотается? - выступил я из-за журнала, - Заодно хоть узнает, как они пахнут. Не пробовал бедняжка ни разу.

- Ты много знаешь! – Фыркнула Вера.

- Здравия желаю, соратники! – В больничном холле появился Дмитрий. Он был в форме, из-за чего казался выше и значительней. Последний раз в погонах я видел Диму, когда мы обмывали его первую большую звездочку. В девяностые форма как-то «вышла из моды», в Питере резко убавилось военных, и только форменные штаны, торчащие здесь и там из-под гражданских пальто и разнообразных курток китайского производства, позволяли сделать заключение, что до реального сокращения армии нам пока далеко. – Где больной?

- В палате с Клавдией общается, - кивнул я в сторону, прикрытых дверей, - загляни, это надо видеть, лебединая песня.

Дима приоткрыл дверь, засунул в нее голову:

- Ничего, вполне даже живой, а мне говорили, что совсем плох, - Дима вошел в палату, приветливо кивнул Клавдии. – Разрешите доложить? – Поднес он руку к козырьку. Ваше задание выполнено. Глубоководный аппарат, под кодовым названием «Нива», поднят на поверхность и доставлен в расположение Вашей дачи. К твоему выздоровлению обтечет и обсохнет. Только рыбу, прошу простить, распорядился передать в фонд поддержания физических сил подводных пловцов.

- Вытащили? Ну, Димка, век благодарить буду, - Иван Петрович возбужденно вскочил с кровати, - кто нырял-то за ласточкой?

- Лежите, лежите, больной, - Димка жестом остановил, рванувшегося к нему Ивана Петровича. – Училищ много есть у нас, готовят в них и подводных пловцов. Курсанты с большим старанием сдавали зачет по подледному погружению. Я доложил начальнику кафедры, что его бойцы проявили себя с лучшей стороны. Всем им вынесена благодарность. Подняли, даже не помяли совсем, уж больно старательные ребята попались.

- А на участок как доставили, на буксире что ли?

- Зачем на буксире? Пловцы только концы завели, да закрепили как надо. Зацепили вертолетом и, сразу тебе к дому. Чего думаю, туда сюда таскать? Выйдешь, все спокойно осмотришь, да как бы и на месте, а не на улице брошенная стоит. У нас народ чутко ушами водит, где, что без присмотра оставлено.

- А вертолет, откуда? – Продолжал недоумевать Иван Петрович.

- О! Это особая история. – Димка загадочно закатил глаза.

- Товарищ, военный, что это за безобразие? В палате в шинели. Немедленно разденьтесь, - прикрикнула на Диму сестра, вошедшая в палату со шприцем в руке. – Укольчик, больной, - обратилась она к Ивану Петровичу.

- Виноват, - не возражая, согласился Дмитрий, исправлюсь, сейчас вернусь, - он пулей выскочил из палаты.

- Вся задница, как решето, - добродушно проворчал Иван Петрович, укладываясь на кровать животом вниз. У него резко улучшилось настроение, от приятной новости. Мы деликатно отвернулись.

Димка вернулся ровно через минуту без шинели, в белом халате, накинутом на плечи с пакетом в руке:

- Так лучше? – улыбаясь, обратился он к сестре, которая, сделав укол, наводила порядок на тумбочке у кровати.

- Сразу, нельзя было подумать? - Задала она встречный вопрос.

- Не приучены, - горестно развел руками Дима. – Мне еще лейтенантом объяснил командующий Феодосийской базой. – Продолжал он, усаживаясь, на прихваченный у дверей стул. – Делал он мне разнос, не помню уже и за что. «Что вы стоите с умным лицом? Вы же офицер». С тех пор «умного лица» как настоящий советский офицер стараюсь не делать, что оправдывает себя на все сто процентов.

- За что дурачка пожурят, умному никогда не простят. Правильная тактика, – поддержал Иван Петрович.

- Это тебе Альбина прислала, клюква, говорит, очень полезно при воспалении, - Дима пристроил пакет на тумбочку.

- Что у нас клюквы нет? – встрепенулась Клавдия.

- Лишней не будет, - примирительно отозвался Дима, - морс делай, да пей больше. Литра два – три в день.

- Обштопал, все-таки нашего «сапога»? – сощурив глаза, спросил Иван Петрович.

- Видишь ли, соратник Лама, - покосившись не Клавдию, ответил Димка, - натура тонкая, в штыковую атаку ходить бесполезно, а соратник Кирзач, привык шашкой размахивать. Головой работать надо! – Димка постучал себя по лбу. Не на службе, однако.

Клавдия недоуменно переводила глаза с Димки на Ивана Петровича.

- Так, Дмитрий, про вертолет, - сменил я тему в ультимативном порядке.

- Про вертолет, - Дима сделал паузу, собираясь с мыслями.

- Не тяни, Димыч, - заерзал Иван Петрович.

- Будешь мешать, ничего не расскажу, - пригрозил Димка. – Про вертолет. Приехали мы с бойцами, перекусили. Лидия сальца с луком нажарила, картошечки. Все ахала, какие мальчики худенькие. Обломы такие, пахать можно. Нырнули разок, другой. Так и так, докладывают. Глубина шесть с половиной метров, грунт у берега илистый, в наличии каменные валуны до трех метров в диаметре, уклон на срезе семьдесят пять градусов. Тянуть, конечно, можно, но, что вытянем? Нужно или плавучий кран, какой-никакой хоть самопальный, либо летающий. Вертолет, значит. Задачка, где взять в здешней глуши? Пошел погулять. На ходу всегда лучше думается. Дошел до развилки. Смотрю, мужичонка в «Аляске» вокруг вашей достопримечательности разгуливает.

- Вокруг хрена, что ли? – Перебил Иван Петрович.

- Здесь другие, какие произведения монументального искусства есть? – недовольно задал риторический вопрос Димка, - Я подошел, стал рядом. Стоим, смотрим. С чувством кто-то топором поработал. Натурально вышло. «Не слабый фаллос», - говорю. «Х…», - поправляет. «Что?», - спрашиваю. «Х… – это фаллос, только по-нашему». «Спасибо объяснил», - думаю. «Вы в России живете? Вот и давайте по-русски говорить». «Ладно», - говорю: «Х…, так х…». «У местного населения есть поверье, кто шапочку снежную с конца собьет, у того желание сбудется. У вас есть желание?» «Есть говорю. Вертолет на полчаса, не больше». «Это службишка, не служба», - отвечает: «У меня тоже есть одно, чтобы цены на нефть года три продержались. Только шапочку рукой сбить надо, а для этого на х… влезть полагается. Три попытки всего дается. Занятно? Чур, я первый». «Давай», - говорю. Он Аляску свою скинул, облапал ствол и проворно так вверх карабкается. Только до середины добрался, заскользил и вниз съехал. «Здесь хорошим спортсменом быть надо», - говорю ему. «Я с юности Дзюдо занимаюсь», - отвечает: «Осилим». Представил я его в кимоно. То-то, думаю, лицо знакомое, на каких-нибудь соревнованиях встречал.

- Ты и борец у нас, что ли? – поинтересовался я.

- Дочка у меня одно время увлекалась, с ней ходил, посмотреть. – Димка достал платок, промокнул уголки губ, - Во второй раз выше забрался, - продолжил он рассказ, - Передохнул и опять лезет. Упорный такой, кряхтит, лицо от напряжения красное, пот на лбу выступил. Сантиметров десять осталось. Собьет, ведь, точно собьет. Только подъезжает тут лимузин черный, длинный-длинный, на базе Хаммера, весь в заклепках и бойницы в каждом окне. Выскакивают оттуда парней двадцать в черных костюмах, в галстуках. Вдоль машины выстроились, руками достоинства прикрывают. А к нам мужик бежит в сером пальто с картузом в руке: «Вовка, кончай дрочить, однозначно!» - Кричит, - «Ходар атомную бомбу сделал, взорвать грозит». «Как?!», - мой отвечает. Ну и, соответственно: «Сыр выпал, с ним была…»

- Он, что же, за хер зубами держался? – озадаченно спросил Иван Петрович.

- Не порти песню, Петрович. Изумился человек, хватку ослабил, - рассердился Димка. – Скатился, даже на ногах не удержался. Сидит в снегу и глазами хлопает, даже слеза от боли выступила. Но вида не подает. «Мне докладывали, что нельзя бомбу портативную в чемодане сделать». «Кто сказал портативную?» - мужик в картузе кричит: - «Самую натуральную, такую, как на Хиросиму сбросили, только еще больше. Придурки. Они его в Краснокаменск загнали, а там, сам понимаешь, урана хоть завались. Он с зэками ее снарядил и на вышку заволок, чтоб радиус поражения увеличить. Там же степь, взрывная волна далеко пойдет. Говорил с конфискацией надо, а так, что толку? За бабки все сделать можно. Местное руководство ему готовую бомбу привезти предлагало, хоть нашу, хоть американскую, он отказался: «своими руками соберу», говорит, для пущего удовлетворения. Демократы местные митингуют. ДВР провозгласить хотят. Ходара – в президенты». «Опять он мне с нефтью подгадил», - это мой говорит: «Останьтесь с товарищем, он объяснит, что к чему. Не сачковать только». – Пальцем ему погрозил, сам поднялся и в Хаммер, пацаны в черном каждый в свою дверцу залез, и поехали. «В чем базар?» - мужик в картузе спрашивает. Я ему объяснил. «Ясно», - говорит, - «Школьная задачка: «Как на елку влезть и жопу не ободрать?» Высоко Вовка забрался? Скажешь, что я пяти сантиметров до него не дотянулся, лады? Тебе вертолет, мне уважение. Мы сейчас в Москву, сам видишь, какая петрушка приключилась. Час туда, час обратно, через три жди. Тридцать минут хватит? Ладно, пусть будет тридцать три, для ровного счета. Мало ли что. Ну, прощай, однозначно». Руку мне пожал и бегом за Хаммером. Через три часа ровно прилетел вертолет, не обманул, нормальный мужик оказался. Я щучку твою ему в гостинец отправил. Хорошая щучка, метра полтора в длину будет, - Димка немного подумал, - это без хвоста, - уточнил он.

- В толк не возьму, про какую ты рыбу все поминаешь? – Иван Петрович почесал в затылке.

- Я про главное тебе, Петрович все и пытаюсь сказать. Мы «Ниву» открыли, а в ней рыбы видимо невидимо. Мелочь всю, я говорил, пловцам отдал, а щуку за вертолет, в благодарность. Не возражаешь?

- Как рыба в машину попасть могла? Дверцы-то закрыты были?

- Ну, ты и зануда, Петрович. Ты когда-нибудь видел, какие зубы у двухметровой щуки? А полик в «Ниве» своей уже года два переварить не соберешься. Ей прокусить раз плюнуть. Откуда рыба, откуда рыба? – Передразнил Ивана Петровича Димка.

- Ну, Димыч, отлил! – Замотал головой Иван Петрович.

- Да, куда мне до твоего Ленина, - улыбнулся Димка, - Альбина так хохотала.

- Она-то откуда узнала?

- Так я рассказал.

- А ты, сам?

- Вера в картинках изобразила.

- Ясно – сарафанное радио, - Иван Петрович потянулся на кровати, - Должник я твой, Димыч, скажи, если что хочешь.

- А хочу я, Петрович, - Дима мечтательно закатил глаза, - до изнеможения, до дрожи, щей из хряпы, да пожирней, да с водочкой. Как ты думаешь, можно здесь хряпы достать?

- Думаю, можно, нужно у сестрички спросить, - ответил Иван Петрович. – Клавдия, ты уж постарайся, свари, как положено. Вы у Пашки остановитесь, ключи у его сестры есть, там и печка русская, для щей в самый раз будет, потомить. Завтра воскресенье, я на денек смоюсь отсюда. – Иван Петрович задумался, - а лучше сегодня. С водочкой – это ты хорошо сказал.

Ивана Купала ---->