- Это и есть стена? – Иван указал подбородком на каменную ограду, высотой около трех метров, не больше. Ограда грязной желтой лентой протянулась вправо и влево, на сколько доставал взгляд. - А что за ней? - Если б я знал, был бы Буддой. - Так прямо самим Буддой? – Иван носком тяжелого армейского ботинка отбросил в сторону небольшой камень. Тот покатился, оставляя в пыли канавку с округлым дном. - Одним из них, точно. - Если узнаю я? – Иван с усмешкой взглянул на спутника. - Буддой станешь ты, - спокойно отозвался тот. - Я атеист, Сиди. - Одно другому не мешает, - Сиди стряхнул с плеча рюкзак, бросил его в мягкую пыль, расплескавшуюся по сторонам подобно водной поверхности. - Ты это серьезно? - Попробуй. - Хм. Вот так сразу? - Сердце подскажет. - А если нет, то… - Иван выжидательно смотрел на Сиди. - Узнаешь, как умирают атеисты. - Думаешь как-то по другому? – Невесело ухмыльнулся Иван. - Не знаю, не пробовал. Потом расскажешь. - Не дождешься. - Ты меня радуешь, - Сиди взглянул на часы. - Прощай, Ваня. - Топай, топай. Со мной не надумал? - Здесь каждый решает сам. - Интересно, сколько людей смогло пройти сквозь эту оградку? – Иван невольно тянул время, не признаваясь себе в том, что боится остаться один. - Говорят, проходили. Только, кто их видел? - А сколько не смогло? Еще больше? - Этих видели. Соскребли, сметали, выковыривали. Вот они, торчат косточки. - Обнадеживающе. Ну, что ж, Сиди, прощай. Спасибо за экскурсию. - Надумаешь, возвращайся. В этом нет ничего постыдного. - Ничего, кроме того, что согласился… - Осознанная необходимость, только и всего, - Сиди пожал плечами. - Значит свобода? За этим? – Иван мотнул головой в сторону стены. - Свобода в сердце. - Я атеист, Сиди. - Атеист, атеист. Заладил. Куда тогда прешься? - Не морочь голову! - Да мне, что? Ты ей расскажи. - Ладно, прощай. – Иван опустил рюкзак рядом с рюкзаком Сиди. – Возьми воды. Путь не близкий. - Обойдусь. Тебе нужней. - Здесь ни на один день хватит. - Ты торопишься? – в уголках глаз мелькнула улыбка. – Сам говоришь, путь не близкий. Хоть туда, хоть обратно, - Сиди кивнул на прощанье и быстро зашагал прочь от стены. - Приехали. Распрягай, - Иван присел на корточки возле лежащих в пыли рюкзаков. – Ну, что будем делать? – бросил он вопрос в сторону стены. Стена не удостоила ответом. - Вот, так всегда. «Догадайся, мол, сама», - Иван сплюнул сквозь зубы. Сухой плевок не долетел до земли, не оставил на ней следа. Испарился? Выжженная степь иссушила слюнные железы. Плевок прозвучал холостым выстрелом, не более того. - Не более. Того. Ого. Го. О! О-го-го! Иван закрыл глаза и минуту-две просидел, вглядываясь внутрь себя, мерно раскачиваясь взад-вперед. С пятки на носок. С пятки на носок. В жестких ботинках с высокой шнуровкой делать это было не очень удобно. С пятки на носок. Ничего путного в голову не приходило. Ни-че-го. Совсем ничего. - Что же, что же мы будем делать? – Иван вновь задал свой риторический вопрос, обращаясь к стене. Как и следовало ожидать, вопрос снова повис в горячем вибрирующем воздухе. Стена равнодушно хранила молчание, на всей своей протяженности от горизонта до горизонта, даже там где обращалась в тонкую нить. - Молчишь? – Иван опустил руки между колен. Кончики пальцев погрузились в теплую мягкую пыль. – Молчишь. Иван поднялся. Сделал несколько шагов, разминая ноги. Мышцы отозвались уколами тысяч иголок. Сколько раз Иван представлял себе стену. Как он подходит к ней, ощупывает шершавую поверхность, слушает. В воображении этого было достаточно, все прояснялось, он делал шаг и оказывался по другую сторону стены. Выпадал единственный, крохотный момент, как это происходило? Считалось, стена не пропускает органику. Точнее, живую органику. Все остальное проходило сквозь нее беспрепятственно. Сквозь или внутрь? Среди обитателей лагеря вера, что стену можно преодолеть оставалась неистребимой. Что находилось за стеной, не знал никто. Да мало ли, что? Главное за стеной, а не внутри кольца - в крохотном мирке между двух оград: стеной восточной и стеной западной. Внешнее пространство естественно воспринималось, как символ свободы. Два повторяющихся сна мучили Ивана, как только он узнал о стене. В первом, Иван пытался преодолеть стену на мотоцикле. Огненно-красный зверь, сияя хромом, вздрагивал наподобие боевого коня. Иван долго готовился, прогревал двигатель. Затем, добавив газ, медленно отпускал сцепление. Мотоцикл с ревом срывался с места, летел к стене, исчезая в ее толще, оставляя Ивана распростертым на грязно-желтой поверхности. Иван медленно сползал на землю, сминая стебли полыни, припадал лицом к припорошенным листьям, вдыхал горький пыльный аромат. Во втором, Иван штурмовал стену, укрывшись за броней танка. Он пристально вглядывался через призмы перископа в надвигающуюся стену. Видел, как ствол пушки иглой протыкал, казалось, монолитную толщу. Затем, в стене скрывались гусеницы, и, как в масло, погружалась башня. Через секунду стена возникала внутри боевого отсека, неумолимо сокращая его пространство по мере продвижения машины. Стена приближалась, и вскоре, все, что было Иваном, медленно продавливалось сквозь толщу броневого листа и неспешно стекало по поверхности стены в горячую пыль, обтекая стебли полыни. - Подойти и понять. Понять и пройти. Сердце подскажет. Сердце молчало, как будто вступив со стеной в сговор. - Понять и пройти. В эту ночь Иван трижды бросал на стену своего ревущего коня. Трижды мотоцикл беспрепятственно исчезал в толще стены, трижды Иван стекал в теплую пыль. Рев мотоцикла слышался еще несколько секунд, затихая, но совсем не смолкал, повисал над прожженной степью легким стрекотом кузнечиков, которые взмывали из травы в небо, проносились над распростертым Иваном. Кузнечики, описав дугу в воздухе, цеплялись колючими лапками за стебли, за шероховатости стены. Удивленно рассматривали фацетами глаз клейкую лужу, омывающую редкие камни у подножья стены. Снова взмывали ввысь. Утро ворвалось прямо в воспаленный мозг все выжигающим светом. Пара галет с пластиной вяленого мяса неизвестного происхождения. Несколько глотков воды из походной фляги. - «Завтрак у стены», - усмехнулся Иван, представив одновременно два полотна великих художников прошлого. Лужайку в тенистом лесу и стену старой мечети, выписанную настолько достоверно, что она запомнилась на долгие годы. Освещенная солнцем стена, испещренная мелкими царапинами и отпечатками немытых рук. Мане и Верещагин, так причудливо встретившиеся в неизвестно кем и зачем придуманном месте. Не было у входа только дремлющих нищих, да и входа, собственно, никакого не было. Была только стена. Иван сидел в пыли, опершись спиной на рюкзак Сиди, и задумчиво смотрел в стену. Прямо перед собой. Легкий ветерок изредка покачивал стебли полыни, не тревожа плотные слои пыли. С легким стрекотом в воздухе проносились кузнечики. Жесткими лапками кузнечики цепко хватались за тонкие травинки, за незаметные глазу шероховатости стены. Некоторые исчезали в каменной толще, не изменяя ни направления полета, ни скорости движения. - Забавно, - подумал Иван, провожая взглядом очередного прыгуна. – Не может быть. Кузнечик звонко врезался в стену и отлетел в сторону. - Так-то лучше, - пробормотал Иван. Кузнечик вновь взвился в воздух, подлетел к стене и замер на ее поверхности, поблескивая бусинками глаз. Иван поднялся, превозмогая слабость в затекших ногах. Крадучись приблизился к стене. Прицелился, намереваясь накрыть ладонью зеленого прыгуна. Из-за стены послышался нарастающий рокот. Он приближался. - Мотоцикл, - Иван насторожился, пытаясь определить местоположение и скорость машины. Мотоцикл из его сна, красный, непременно красный, с ревом приближался к стене с противоположной стороны. Иван с содроганием определил, что мотоцикл несется прямо на него. Шаг в сторону позволит Ивану уклониться от встречи с железным монстром. Стена сдерживала только органику, точнее живую органику. Тот, кто несся на мотоцикле останется там, он стечет по стене в горячую пыль, но мотоцикл вылетит тяжелым стальным молотом. Казалась, уже вся стена вибрирует в унисон с ревом мотора. - Вправо или влево? Вправо или влево? Вправо! Иван сделал шаг. В ту же секунду звук, вырвавшись из стены, сменил тональность, повисая в раскаленном воздухе пронзительным стрекотом. Едва не задев Ивана, мимо пролетел крупный зеленый кузнечик, который, описав полукруг, тяжело упал в пыль. - Черт! – выругался Иван, переводя дыхание. – Напугал. Действительно, напугал. Иван повернулся к стене и встретился взглядом с кузнечиком, которого намеревался поймать минуту назад. Кузнечик сидел на том же месте, казалось, рассматривая Ивана. Иван поднял ладонь и точным движением накрыл насекомое. Рука провалилась внутрь стены. Не встретив сопротивления, Иван вломился в каменную толщу всем телом. Солнце исчезло. Плотный туман поглотил Ивана. - Вперед! – мысленно скомандовал он сам себе, вдруг осознав, что стена пропускает его. Сделав пару шагов, Иван почувствовал, как туман сгустился, через секунду щеку царапнул острый осколок, на зубах захрустел песок. - Застряну! – пронеслась в голове паническая мысль. Иван живо представил как руки, ноги и все тело замирают, скованные застывающим туманом подобно цементной массе. Усилием воли он бросил тело вперед, споткнулся о собственную ногу и, падая, вывалился из стены. Десяти минут с трудом хватило, на то, чтобы усмирить бешено бьющееся сердце, остудить мозг, выступившим на лбу холодным потом. Иван поднялся и, спотыкаясь на каждом шагу, почти побежал от стены. В эту минуту ничто не могло остановить его, заставить вернуться, проверить затвердела стена или нет. Способность стены пропускать сквозь себя навсегда останется загадкой. Не известно, что страшнее: знать, что стена пропускает все и, что от большого мира всегда отделял лишь обман, или, что чудом избежал смерти, в последнюю секунду выскользнув из толщи стены? Эйфория от ощущения свободы к концу второго дня сменилась отчаяньем голода и жажды. Походная фляга на поясном ремне – все, что оказалось в распоряжении Ивана после неожиданного преодоления преграды. Оба рюкзака с достаточным на пару недель запасом воды и продуктов остались за стеной. - Сдохнуть свободным. Сдохнуть свободным, - рефреном стучала в висках злобная мысль. – Сдохнуть свободным… Ха-ха-ха! Сдохнуть свободным. В середине третьего дня на горизонте замаячили разноцветные купола палаточного лагеря. Не испытав никаких чувств, Иван скорректировал направление движения. - Сдохнуть свободным. Сдохнуть свободным. - Хрен Вам! – вдруг произошло осознание, что сдохнуть не придется, по крайней мере, не в этот раз. – Хрен Вам! Иван устремился к лагерю, не задумываясь о том, кто и как его встретит. Из лагеря вышли три человека. Иван инстинктивно бросился к ним, но, что-то остановило его. В голове прозвучал взрыв. Сердце ухнуло в пропасть. Ноги предательски подкосились. - Ваня! Ваня вернулся, - радостно закричала Элизабет. Иван всегда называл ее Лизой. – Вот, молодец. Правильно сделал. Ребята, помогите, он совсем ослаб. Иван переводил обезумевший взгляд с одного приближающегося мужчины на другого. - Ваня, брось, не дури, - Сергей протянул Ивану руку. Иван отпрянул в сторону, как бродячий пес, которому и хочется и боязно подойти к протянутой руке. - Осторожно, Сергей, он не адекватен, - бесстрастно произнес Джек, - он - проходимец. Иван вздрогнул, как от удара. «Проходимец» - так называли людей, ушедших к стене и вернувшихся обратно. Возвращались многие, но некоторые сходили с ума. Почему? Кто знает. Они обходили лагерь и возвращались с противоположной стороны, уверяя, что прошли сквозь стену. Таких со страхом и каким-то внутренним отвращением называли проходимцами. Иван не встречал никого из этих людей, знал о них только по рассказам. Что с вернувшимися таким образом происходило позже, просто не обсуждалось. Поговаривали, что у них есть свой лагерь, на севере, но никто в нем не был. - Ваня, Ванечка, успокойся. Все будет хорошо, ты отдохнешь, поправишься, – Лиза протянула Ивану пластиковую кружку. – Попей, Ваня. Иван автоматически взял предложенную кружку, сделал несколько больших глотков. - Проходимец. Проходимец. Я – проходимец, - происходящее не складывалось в единую картину. – Это было бы слишком просто, сойти с ума. Слишком ясно Иван помнил все случившееся за последние дни, чтобы запросто согласиться быть сумасшедшим. Кто ж его знает, как ясно представляют картину мира сошедшие с ума? Какая-то крохотная деталь ускользала от его разума, не позволяя сложиться происходящему в единое целое. - Они всегда возвращаются с противоположной стороны, - прозвучал в голове голос Джека. - Всегда. В голове, казалось, лопнула пружина. Мир схлопнулся до невероятно малых размеров, перевернув всю структуру окружающего пространства. - Ребята, это стена. Понимаете? Одна стена. Не две, – Иван поднялся и зашагал к лагерю. Джек, указав взглядом в его сторону, выразительно покрутил пальцем у виска.
Иван лежал в своей палатке, наслаждаясь замкнутостью пространства. Особым ощущением дома, какой-то, пусть эфемерной, защищенностью. Рядом, устремив взгляд в матерчатый полог, лежал Сиди. - Сиди, я прошел сквозь стену. Можешь мне поверить? - Я верю, Ваня. - Тогда… Тогда, ты должен понимать, что это значит. - Возможно. - Сиди, это никакая не Земля, понимаешь, и даже не другая планета. Может и Земля, может и другая планета, но… - Возможно, Ваня. - Мне кажется, ты проходил тоже. Где мы, Сиди? - Если б я знал, был бы Буддой. - Сиди, Я должен знать. Я обязательно узнаю! - Тогда Буддой будешь ты. - Смеешься. Мне не верит никто. – Иван вздохнул. - Даже ты. - Жизнь просветленного не мед с булкой, - Сиди усмехнулся, поворачиваясь на бок. - Булка? - С медом. Ты помнишь, как это вкусно? - Помню ли я? А ты пробовал положить на булку ломтик сыра, а мед намазать сверху? - Это, что, тоже вкусно? – В голосе Сиди промелькнуло сомнение. - Еще как! – Иван мечтательно улыбнулся в темноту. - Ну вот, опять не веришь. - Я тебе верю, Ваня. Спи. «Утро вечера мудренее». – Сиди сладко зевнул, погружаясь в сон. - И что же мы будем делать? – Еле слышно прошептал Иван, обращаясь к черному небу за пологом палатки, на котором светилось несколько тусклых звезд. Звезд ли? |