Лето. Отпуск, не смотря на все катаклизмы. Тепло. Запах зелени и цветов шиповника (значит лето в разгаре) будоражат душу, манят в дорогу.

- Куда поедем отдыхать? - спрашивает жена: - может, опять в "Ласточку"? - "Ласточка" - маленький пансионат от Эстонской ГРЭС в Усть-Нарве, прошу прощения, в Нарва-Йыэссуу, окончательно и бесповоротно.

- А виза? Теперь даже не на границе, а в консульстве, к тому же пока соберемся, потребуются загранпаспорта, а это далеко не просто в нашем безалаберном мире, и оплата в "зеленых", ну, да бог с ними, по курсу, а там на что? - Нет, в "Ласточку" в этом году не поедем. Может, когда в другой раз.

Вечером нахлынули воспоминания: море, дюны, солнце (весь классический набор) сосны. Сосны особенно бередили коросты на зачерствевшей душе. Что ни говори, детство я провел среди них, и пусть далеко от эстонских дюн, но стоит ощутить запах хвои, услышать, как бьётся на ветру тонкая пленка янтарной коры, глаза обращаются к голубому небу и память уносит в края безмятежного детства.

У эстонских сосен свои особенности. Когда ветер с севера, к их запаху примешивается запах моря и... Ну, что там говорить. Про балтийские дюны столько сказано, что добавить можно лишь очередной литературный штамп. Например: "слова бессильны передать все их очарование".

В тот раз мы взяли с собой кота. Ни разу не покидавший квартиры кот отчаянно взвыл и предпринял отчаянную попытку остаться дома, когда его общими усилиями заносили в кабину лифта. Потерпев фиаско, он смирился и, свернувшись калачиком на дне корзины, погрузился в спячку на все время пути от Ленинграда до Нарвы. На второй день по прибытию, он понемногу приходил в себя, начиная проявлять интерес к новой для него обстановке. Особое волнение вызывал процесс отправления естественных надобностей в природных условиях. Кот отбегал на несколько метров, как только его отпускали, приседал на все четыре лапы, вжимаясь в землю, и обводил округу настороженным взглядом. Новые, незнакомые запахи явно тревожили его, кружили голову, пробуждая любопытство и страх. Было видно, как он пытается заглянуть в самые отдаленные уголки своей кошачьей души, стараясь отыскать опробованное временем правило поведения.

Однажды, это должно было случиться. Неожиданное появление собаки резко стимулировало природный инстинкт самосохранения. Кот пулей взлетел на ближайшую сосну, повиснув в трех-четырех метрах над землей мягкой лохматой грушей с полотна сюрреалиста.

- Как же его снимать? - пронеслась в голове мысль, когда я увидел эту сцену из окна своей комнаты. Как только что у кота, в памяти начали раскручиваться картины из предыдущей жизни, связанные, тем или иным образом, с различными способами снятия котов и кошек с возвышенных объектов. Они включали в себя крайне разнообразные приемы: от умильного "кис-кис" до пожарных машин с выдвижными лестницами. Одним из эффективных способов добывания котов виделся способ сбивания их с веток посредством метания камней и палок, но именно этот способ не гарантировал сохранности доставаемой особи, в связи с последним обстоятельством, он был отвергнут с негодованием. Любой из способов сопровождался душераздирающим мяуканьем и ободранными в кровь руками. В некоторых случаях, обезумевший от страха кот, в нетерпении прыгал на голову своего спасителя, запуская в неё весь набор когтей с целью удержаться на столь ненадежной опоре.

- Иди, иди сюда, охламон. Давай, давай же. Смелее. Вот, умница.

Под деревом стоял чуть полноватый, среднего роста мужчина, где-то на подходе к сорока. Вид у него был как раз такой, какой бывает почти у всех мужчин находящихся в переходном возрасте между бурной молодостью и умудренной зрелостью. И, о чудо, наш недотрога, никогда не подпускавший к себе никого, начал медленно, неуклюже пятясь задом, спускаться прямо в руки незнакомцу. Очутившись на его груди, кот благодарно боднул своего спасителя в подбородок и затих. Потрепав кота за лохматый загривок, молодой человек, опять трудность переходного возраста, или мужчина опустил его на бренную землю и легонько подтолкнул под хвост. Котяра стрелой бросился к подъезду и через мгновение мявкнул под дверью, молниеносно взлетев на второй этаж.

После этого инцидента в котовой походке появилось нечто философское. Он спокойно выходил на улицу, степенно обследовал окрестности, тщательно обнюхивая все закоулки. При появлении собаки приседал всеми четырьмя лапами, открывал розовую пасть и шипел, уподобляясь гадюке, ровно столько, сколько было необходимо, чтобы любопытствующая псина ясно поняла, что ей здесь не светит. Когда же собака появлялась внезапно, он с необыкновенной для упитанного кота грацией взлетал на ближайшее дерево, но уже не высоко, а лишь на столько, чтобы обеспечить безопасное расстояние и терпеливо висел, запустив когти под кору, снисходительно поглядывая на беснующуюся под ним собаку. Как только опасность отступала, он неторопливо спускался и продолжал прерванное дело. Незнакомые люди, собаки, автомобили, назойливые дети были включены в окружающую среду, и отношение к ним стало, как к домашней обстановке, ведущей себя не всегда предсказуемо, но все же остававшейся лишь домашней обстановкой, поведение которой требовалось учитывать, но не более.

По вечерам, уложив детей, мы двумя парами собирались на кухне, играли в карты, чесали языки, прихлебывая из граненых стаканов пиво или сухое вино. Ночь обступала со всех сторон, и из освещенного кухонного мирка казалось, что весь остальной, такой большой днем мир, безвозвратно поглощен тьмой, и мы находимся на последнем островке света.

В один из таких вечеров на пороге неожиданно появился сосед, Александр Анатольевич, спаситель нашего кота. Теперь мы знали его имя, и величали между собой просто: А.А. Он вошел, смущенно улыбаясь, и после секундной заминки обратился к нам:

- Прошу прощения. Я видел, у вас машина. Не могли ли вы оказать мне маленькую любезность? Там, - он неопределенно махнул рукой,- котел. Ну, в общем, валяется. Просто котел, никому не нужный.

- ?

- Старый такой. Хорошо бы его привезти. Как зачем? Ну, ведь это Котел,- он произнес "Котел" именно так, с большой буквы.- Это же вещь. Нет-нет, совсем рядом. Пожалуйста.

Что-то было в его взгляде такое, что, не смотря на экстравагантность просьбы, мы не смогли ему отказать.

Вытолкав, чтобы не тревожить спящих соседей, наш «Запорожец» за ворота пансионата, мы покатили к центру поселка, где располагалась площадка аттракционов, на которой, по словам А.А. валялся котел. Скатившись по наклонной, слабо освещенной улице мимо притихших на ночь пионерских лагерей с обвисшими флагами, обогнув здание бывшей ратуши, мы скользнули в переулок, оказавшись с тыльной стороны площадки.

- Ну, где же ваш котел? - выбираясь из-за руля «Запорожца», пробасил Валерий Иванович.

А.А., оглядевшись по сторонам, прошептал, напирая на последнее слово:

- Вон, валяется, - при этом он мотнул головой в сторону площадки.

В отсутствии искусственного освещения ночь оказалась совсем не такой темной, как выглядела из окна кухни, и под будкой управления "Сюрпризом" я разглядел темную массу с плавными очертаниями. Котел был аккуратно задвинут под будку, приподнятую над площадкой на четырех металлических ногах.

- Послушайте, А.А., а ведь он вовсе не валяется, а лежит, - заметил я.

- Валяется, валяется, - нетерпеливо отмахнулся А.А. - Ну-ка, помогите.

Он уже висел, уцепившись за верхушку сетчатого забора, безуспешно пытаясь подтянуться, семеня в воздухе короткими ногами. Я подтолкнул его вверх, А.А. навалился животом на верхнюю перекладину и ухнул вниз, перевалившись на другую сторону забора. Пока мы с Валерием Ивановичем нерешительно топтались на месте, А.А. перелез через низкое ограждение у колеса "Сюрприза" и потянул на себя котел. Через мгновение, выкатывая глаза от напряжения, пыхтя и отдуваясь, он волок котел к низкой оградке, крепко прижимая его к животу. Котел был чуть меньше метра в диаметре и около полуметра глубиной. По самым скромным подсчетам он должен был вмещать литров триста.

Когда А.А. привалился котлом к первой оградке, стало ясно, что одному ему не справиться. Выругавшись про себя, я подпрыгнул и ухватился за верхний край металлической рамы обтянутой сеткой. Казалось, вся Нарва-Йыэссуу собралась за моей спиной посмотреть, как я буду воровать злосчастный котел. Светлый спортивный костюм и вызывающе белые кроссовки как нельзя лучше подходили для проведения подобной акции. Помнится последний раз, я лазил через заборы лет десять назад и, надо признаться, с более благовидной целью.

Благодаря тому, что стенки котла были на удивление тонкими, он оказался не столь тяжелым, как можно было подумать, исходя из внешнего вида. Тем не менее, я с некоторой тоской поглядывал на забор, через который только что перебрался. Когда мы с А.А. со своей ношей приблизились к забору, Валерий Иванович перестал метаться испуганным тигром вдоль сетки и встал с другой её стороны, подняв руки над головой. Приподнявшись на цыпочки, нам удалось перевалить котел на противоположную сторону забора. Валерий Иванович принял его на вытянутые руки и застыл этаким атлантом, удерживая котел от падения, оперев его на сетку. Выразительное "бля", прозвучало единственным, но емким комментарием.

Подсадив А.А., я вслед за ним повис на верхней перекладине. Неожиданно посетило сомнение: смогу ли я перелезть сам? В голове пронеслось мимолетное видение: меня застают утром, как загнанного зверя, на месте преступления, так бездарно попавшегося на невыносимо позорной краже. Ну, Бог с ним, банк или штаб-квартира ЦРУ, а тут детская площадка и ржавый котел. Стряхнув видение резким поворотом головы, как это делают лошади, отмахиваясь от слепней, я уперся левой ногой в сетку и бросил тело на верхнюю перекладину, затем, как учили, вниз головой, оперся правой рукой о сетку и оказался по другую сторону забора, не касаясь ногами его вершины. Мы сняли груз с нашего "атланта" и задумчиво стали перед «Запорожцем».

- Та-ак,- протянул Валерий Иванович.- Как говорится: "немая сцена".- Багажник на крыше отсутствовал, размеры самого «Запорожца» по сравнению с котлом не оставляли никакой надежды.

- В салон, - отрывисто скомандовал А.А.

- Не влезет! - отрезал Валерий Иванович, с ужасом глядя на измазанные ржавчиной руки.

- Влезет, влезет, не сомневайтесь,- прошипел А.А., откидывая переднее сиденье.

Котел влез, мягко плюхнувшись на подушки. Валерий Иванович сдавленно застонал и еще раз посмотрел на свои ладони. По его лицу растеклась болезненная гримаса. А.А. юркнул в салон вслед за котлом, обнимая его всем своим телом.

- Садитесь, поехали,- скомандовал он. Котел занял половину салона. А.А. самоотверженно придерживал его, скорчившись рядом на заднем сиденье. Тронулись. Через пять минут мы были на месте. Шикая друг на друга, толкаясь и спотыкаясь на узкой лестнице, мы втащили котел на второй этаж в комнату А.А.

- Сюда. Так. Аккуратно, - командовал он. Когда котел оказался внутри, мягко, но настойчиво вытолкал нас из комнаты, и захлопнул дверь перед нашими озадаченными носами.

Жены встретили любопытными взглядами. Мы стояли на пороге, не зная, что ответить на невысказанный вопрос.

- Украли? - женщин не обмануть.

- Взяли, - огрызнулся Валерий Иванович и вышел из кухни, еле сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью.

Я сполз на пол, давясь хохотом, пытаясь не выпустить его наружу, опасаясь за нервную систему отдыхающих.

- Надо же, паршивец, валяется,- все членораздельное, что я смог выдавить из себя сквозь спазмы подпирающего смеха.

Утром я на собственном опыте прочувствовал фразу из криминальных романов: "Преступника тянуло на место преступления". Приходилось затрачивать массы психической и физической энергий, чтобы удержать ноги на намеченном маршруте. Отправившись в магазин, я обнаружил себя в стороне от него на добрых пару кварталов. Неведомая сила неуклонно толкала в сторону злополучной площадки. Куда бы я ни шел в этот день, мощный магнит тянул и тянул к месту ночного приключения. Каждый встречный окидывал меня подозрительным взглядом, украдкой рассматривал, сопоставляя приметы, прожигал глазами ржавое пятно на правой штанине моего костюма. Что-то нашептывало изнутри: "Пойди, посмотри". Внутреннему взору мерещилась толпа граждан, столпившихся у будки карусельщика. Толпа сдержанно шушукалась, следя сотнею глаз за красным околышем милицейской фуражки. Растерянный карусельщик, разводя руками, время от времени заглядывал под будку в тщетной надежде обнаружить котел. Я подхожу ближе, толпа замолкает и поворачивается ко мне, молчаливо крича: "Вот он!" Ощущение свежее и потому сильное своей новизной. Просто, что там, мороз или мурашки бегают по телу в таких случаях? Я мотал головой, стараясь стряхнуть нахлынувшее наваждение. Надо же, распереживался. Стянул старый котел и столько эмоций. Да и котел-то был, очевидно, стянут из одного из разбирающихся неподалеку домов. Ржавый, паршивый котел. Впрочем, котел был славный. Помимо своих размеров его отличала белая, практически не пострадавшая от времени, эмаль на внутренней стороне, гарантирующая чистоту и опрятность. Для баньки - сама мечта.

А.А. не появлялся. Из его комнаты не доносилось ни звука. Казалось, там никого нет, может, оно так и было. По крайней мере, наш кот проходил мимо дверей в комнату А.А. совершенно равнодушно, в прямом смысле, не поводя ухом. На котово чутье можно было положиться. Обычно не оставалось ни малейшего звука, не отмеченного в недрах его шумопеленгатора, отзывающегося подрагиванием кончиков котовых ушей.

Вечером на кухне мы, не сговариваясь, избегали разговора о ночном происшествии. По молчаливому уговору с Валерием Ивановичем «приняли на грудь», несколько превышающую обычную норму не пива, а нечто более существенного, после чего были выдворены женами, и отправились спать.

Я столкнулся с А.А. утром, когда, приоткрыв щелочки глаз ровно на столько, чтобы дневной свет не взорвал голову изнутри, пробирался в сторону умывальника. Добравшись до крана, я с вожделением набрал полную пригоршню воды и плеснул её в лицо. А.А. прислонился к косяку двери и с сочувствием наблюдал за моим туалетом. Когда, наконец, я оторвался от раковины, он отодвинулся, пропуская меня, и в то же время протянул мне треугольный пакет пахты, после чего немедленно удалился.

Впервые в жизни я пил столь божественный напиток. Куда до него райскому нектару. Всего пять копеек, и пол-литра самой живительной силы вливается в жилы, пробуждая забитые источники внутренней энергии, возвращая душе способность удивляться и радоваться превратностям бытия.

В этот день детям было раздолье. Им разрешалось все. Единственным условием было не сидеть на головах у родителей. Особо поощрялись походы в кино и за мороженым, тихие игры в карты на фантики от конфет и в НЭП, а так же все, что угодно детской душе, лишь бы её желания не пересекались с желанием покоя у взрослой половины населения нашего подъезда, погруженной в состояния самосозерцания. Мы побывали на пляже, побродили по лесу, посетили кафе, где и пообедали к невообразимой радости детворы. Все исполнялось в замедленном темпе в полном соответствии медленному тягучему потоку загустевших мыслей. Часам к семи вечера все были удовлетворены друг другом, и в течение дня наступила приятная пауза, когда можно было посидеть в полном молчании, не видя и не слыша никого. Сбежав ото всех, я направился к дому, мечтая насладиться столь редким одиночеством. Метров за сто на подходе к пансионату в голове моей зародилось странное звучание: через равномерные паузы накатывалась тяжелая волна какого-то низкого гула, которая не сильно, но основательно протряхивала содержимое черепной коробки.

- Господи, этого еще не хватало, - пронеслась тоскливая мысль. Гул сам по себе не доставлял каких-либо неприятных ощущений, но от его звука, что-то пробуждалось внутри, вздрагивало и рвалось вверх из самых потаенных глубин.

Поднявшись на второй этаж, я, наконец, осознал, что гул имеет внешний источник, и источник этот находится за дверью в комнату А.А. Не буду скрывать, хоть я и не любитель подглядывать в замочные скважины, но желание понаблюдать за людьми, считающими себя наедине с самими собой, никогда не покидало меня. Зная по собственному опыту насколько различны люди на глазах и вне глаз, интерес этот никогда не ослабевал.

Дверь А.А. была приоткрыта. Судя по всему, он находился внутри. В тот момент, когда я запустил в комнату свой любопытный взгляд, А.А. сидел на полу на матрасе, который был аккуратно застелен зеленым с белыми цветами верблюжьим одеялом. Он сидел, скрестив ноги, в позе "мудреца". Перед ним, на сложном сооружении из кирпичей и крупных обломков сухих веток красовался перевернутый кверху дном котел. А.А. сидел с закрытыми глазами, погрузившись в недра собственного я. Просидев в таком состоянии минуту-другую, А.А. открыл глаза. Взгляд его застыл, устремившись в пространство. Сквозь стены, сквозь ветви сосен, обступавших пансионат, взгляд уносился к заливу и дальше, дальше, дальше. А.А. приоткрыл рот и, в воздухе, вибрируя, повис звук:

- Ом-м-м-м, - звук, возникнув, задрожал в стеклах окон, проник и зазвучал в стенах, пронизывая каждый атом, окружающей материи.

- Ма-а, Ни-и, - пропел А.А., почти сливая слоги. В тягучем "и" слышался призыв и скрытая боль.

- Па-ад, Мэ, - и, наконец, как в глубокий колодец ухнуло - Хум.

При этом звуке А.А. колотушкой, обернутой чем-то мохнатым, ударил в стенку котла.

- Хум,- подхватил котел, и его гул, слившись с голосом А.А., рухнул вниз.

Все предметы, окна, стены и двери пропитались им. Гул проник внутрь меня и каждая клетка моего тела, вибрируя, присоединилась к зову котла.

А.А. замер и закрыл глаза. Через минуту действо повторилось в несколько ускоренном темпе, но заключительное "Хум" звучало ровно столько, сколько гудел импровизированный колокол.

Я на цыпочках спустился вниз и расположился на кухне. Но и здесь усиленное голосом котла "Хум" пронизывало все тело, порождая безотчетный страх. Выдержав несколько циклов, я бежал, решив, что дополнительная прогулка будет мне только на пользу.

Вернувшись, я обнаружил всех взрослых: Валерия Ивановича с женой и свою "половину", расположившимися на кухне. Сверху доносилось стройное звучание мужского баритона с детскими подголосками. Выглядело это примерно так:

Ом-м-м-м-м

Маа-а Нииии

Пад Мэ

Х

У

М

"Хум", как и прежде сопровождалось всепроникающим гулом, но все вместе звучало несколько веселей и, даже, с некоторым жизнеутверждением. Чувствовалось, что певцы входят в раж, слышались попытки внедрения разноголосия. Темп убыстрялся и начинал приближаться к ритмам рока. Как-то неожиданно для самого себя на очередном рефрене я вступил вместе с певцами:

- Ом,- звук зазвенел в груди, пронизав вибрацией тело от пяток до самой макушки. Валерий Иванович с интересом взглянул на меня. Я смутился и осекся, заерзав на стуле.

"Концерт" продолжался еще где-то около получаса, впрочем, может и меньше. Вслед за его окончанием по лестнице посыпалась детвора. Валерий Иванович поймал за плечо Маргаритку, которая забежала на кухню схватить кусок хлеба.

- Что это вы там распевали? - придав своему голосу равнодушное выражение, спросил Валерий Иванович, указывая пальцем на потолок.

- Мы, - бодро отчеканила Маргаритка,- взывали к мирам Сансары. К богам, асурам и всем остальным.

- Это к кому же остальным? - настойчиво попросил уточнить Валерий Иванович.

- Ну, к людям, животным, прэтам,- у Валерия Ивановича вопросительно изогнулась бровь,- и к этим, которые в аду.

- Которые в аду, надо полагать, любят "Хум" и "Бум"?

- Да, папа, примерно так, - нетерпеливо передернула плечами Маргаритка.

- Прэты, это еще что за звери? - продолжал допытываться Валерий Иванович.

- Это вечно-голодные духи. Едят, едят, а им все мало. Никак не наедятся. Ну и другая всякая нечисть. Наши эстонские ванапаганы - это тоже, наверное, прэты.

- Ванапаганы?

- Ну да, это же они всякие болота понаделали, камней понатаскали. Вон у вашей ГРЭС, мама говорит, как на другой планете - это все ванапаганы и понаделали.

Я не смог удержаться от улыбки:

- Как тебя дочка, Валерий Иванович? Ванапаган ты наш разлюбезный.

- А.А. сказал, - продолжала Маргаритка, - что все они страдают, даже боги, а люди, которые выйдут из Сансары, становятся Архатами, - закончив тираду, Маргаритка попыталась ускользнуть из отцовских рук.

- Архат, говоришь? Ладно, беги, - Валерий Иванович подтолкнул дочь к выходу. - Не знаю как Архат, а вот архар - это точно, с медным лбом, только безрогий.

- А котел-то ему ты привез, - заметил я, - так, что и твоя доля участия в сегодняшнем концерте присутствует.

- Наша доля, - назидательно уточнил Валерий Иванович. - Хум.- Валерий Иванович хмыкнул и закрылся газетой.

Я бесцельно подвигал чашки на столе, заглянул в кастрюлю и чайник и отправился спать.

- Хум.

Стоял конец июля. Из леса стали приносить грибы. Первая грибовница, да с картошечкой... О чем ещё можно мечтать? У нас грибной поход. Лес прямо за "Ласточкой". Сосновый, чистый. Сама прогулка по нему доставляет огромное удовольствие. Попадаются кустики черники, проблескивают земляничные ягоды. Вечная тайна глядит из колючих можжевеловых веток. Еще в первый свой приезд заприметил открытую поляну с большой разлапистой сосной по средине. Под сосной огромный муравейник, к которому длинными рукавами тянутся муравьиные дороги. Дороги глубокими каньонами врезаются в дерн, прорезая его до самого чистого песка. По дну каньонов бегут муравьи по своим неотложным бесконечным хозяйственным делам. Только на одной этой поляне можно провести весь день, наблюдая за деловитой поступью вечных тружеников муравьев, разглядывая травинки, прислушиваясь к всепронизывающему лесному перешептыванию. Веточка мха - подобие морского коралла, телескопические антенны хвощинок, бесконечно-разнообразное кружево лепестков, стебельков и листьев. Если набраться терпения можно дождаться дятла, прилетающего в свою кузню. Ну и, конечно, грибы. В основном маслята, но встречаются и подберезовики, и лисички и сухие грузди.

Мешочек постепенно наполняется. К моему удивлению героиней дня становится Маргаритка. Она торжественно опускает свой вклад в подставленный пакет и убегает на новые поиски. Сегодня она приносит грибы гораздо чаще остальных, хотя не так давно не замечала их буквально у себя под носом.

- Маргаритка, как это тебе нынче везет? - не удержался я от вопроса.

- Меня А.А. научил,- добросовестно рапортует она.

- Поделись.

- Я не какой-нибудь асур, мне не жалко. Все совсем просто. Надо сказать себе, что идешь за грибами. Потом представить себе гриб, потом идти куда идется. Главное не рулить ногами, пусть идут куда хотят, а самому смотреть под ноги.

- Так просто?

- Да, но это не все. Надо совсем не идти за грибами... Ну, вернее, идти, но делать вид, что они тебе совершенно не нужны, а в лес ты пришел совсем даже не для того, а, например, хоть к муравьям в гости или рыбу ловить. Это ничего, что здесь даже реки нет. На самом деле вы, конечно, за грибами пришли, но должно быть так, что вы за ними не пришли. Чего же здесь не понятного? - Маргаритка сердито блеснула глазами, - я пойду, а то вместе с вами запутаюсь.

На следующий год, отдыхая в "Ласточке" без семьи, я неожиданно вспомнил этот разговор и решил опробовать Маргариткин способ. Я сосредоточился, представил себе масляные шляпки, торчащие из травы и иголок, и дал команду ногам идти куда вздумается. Собственно, команда состояла в том, что я перестал управлять ногами вовсе. К моему удивлению ноги тут же пошли и засеменили очень активно, выписывая окружности, укладывая их в почти идеальную циклоиду. С ногами все было в порядке, не хватало только грибов. Покуролесив в таком режиме минут двадцать, я решил бросить это бесперспективное занятие и заняться чем-нибудь более продуктивным, и тут же наскочил на семейство груздей, белых и крепких. Я насчитал их более двадцати в одном гнезде.

- "Оставь надежду на результат"- прозвучала в голове девятая сутра Атиши. И тот, кто произнес её, говорил голосом А.А.. Я рассмеялся и, не тронув дружное семейство, пошел к дому. Пусть себе сидят. Тем более, что и шел-то я в лес совсем не за грибами.

В результате нашего набега набралось изрядное количество грибов, которых должно было хватить на вполне приличное жаркое.

Дружно навалившись, мы закончили чистку улова минут за пятнадцать, и вскоре над "Ласточкой" поплыл неповторимый аромат жареной картошки с грибами. После годового перерыва запах этого блюда заставит сглотнуть слюну даже людей вовсе не склонных к гурманству.

- Ну, что ж, героиня,- обратился я к Маргаритке,- беги, зови своего учителя на грибы. - Маргаритка радостно взвизгнула и бросилась к лестнице на второй этаж. - Постой! Маргаритка, а что это ты в лесу говорила про "асуров каких-нибудь"?

- Это надо знать,- назидательно отозвалась Маргаритка.- Асуры живут в пещере в горе Меру, а на вершине живут боги. Там растет дерево Читттт-та-на-та-ли.- запнувшись, произнесла по слогам Маргаритка.- Так вот, корни дерева у Асуров, а вершина у богов. Поэтому Асуры вечно спорят с богами: чьи яблоки. И постоянно ссорятся. А мне не жалко: ведь если вы больше грибов наберете, то всем больше достанется. Поэтому я и не асур какой-нибудь.

- Здорово, Маргаритка,- восхитился я.- Ладно, беги.

Её босые ступни звонко зашлепали по деревянным ступеням лестницы.

Наконец, о, долгожданная минута, женщины пригласили к столу. По случаю первой грибовницы стол был накрыт в комнате Валерия Ивановича - самой большой в нашем подъезде. Мы собрались вокруг стола. Не хватало только детей, и А.А. не подавал признаков своего присутствия. Неожиданно над головой раздался легкий звон, затем лязгнули тарелки, и глухо отозвался котел. Во след наступившей тишине, хорошо поставленный голос вывел:

О Хари Кришна, О Хари Кришна.

О Кришна, Кришна, О Хари, Хари.

О Хари Рама, О Хари Рама.

О Рама, Рама, О Хари, Хари.

Вновь раздался звон, удар тарелок, и мантра зазвучала снова. К первому голосу присоединился звонкий Маргариткин голосок.

О Хари Кришна, О Хари Кришна.

О Кришна, Кришна, О Хари, Хари.

Мантру допели до конца, и она зазвучала вновь, играя детскими голосами, объединяя их вокруг уверенного баритона, который управлял звучанием и вел основную мелодию. Звук колокольчика, лязг тарелок и знакомые глухие "бум-бум" слились в довольно гармоничный аккомпанемент.

Мы вышли из комнаты. На верхней площадке появилась процессия: впереди двигалась Маргаритка, неся перед собой лопату для снега, на которой красной краской была выведена мантра, славящая Кришну. Затем выступал А.А., обернутый в простыню. На создание костюма одной простыни не хватило, и в одеянии было использовано две. Вокруг него, пританцовывая, кружились Анютка и Сашка, размахивая разлапистыми листьями папоротника. Процессию замыкал Максим с крышками от кастрюль в обеих руках, которые он с упоением использовал в качестве тарелок. На обнаженные плечи детей как попало, были накинуты простыни и покрывала. На наряды ушло все, что можно было обнаружить в комнате А.А.

Процессия, распевая и пританцовывая, спустилась вниз. А.А., смиренно улыбаясь, взглядом и жестами приглашал нас присоединиться к своей счастливой компании. Первыми заулыбались и закружились жены, хлопая в ладоши, присоединив свои голоса к хору. После недолгого сопротивления волна общего веселья и балагурства захлестнула меня. На лице Валерия Ивановича отражались все перипетии внутренней борьбы и, вдруг, на очередном витке мантры его бас растолкал наши голоса и, выдерживая ритм, скорее камаринской, вывел почти на одном дыхании:

О Хари Рама, О Хари Рама.

При этом он поднял полусогнутую руку над головой, вторую отвел в сторону и немного назад и, притопывая правой ногой, закружился вокруг своей оси. Сцена напомнила строку из "Мухи-цокотухи": "А жуки рогатые, мужики богатые..."

О Кришна, Кришна, О Хари, Хари.

Наконец, все успокоились и уселись за стол. А.А. извлек из складок своей импровизированной одежды колокольчик и, позвонив в него, заявил, что сначала надо предложить пищу Кришне. Кришна, видимо ограничился благоуханием, Предложенных яств, и мы дружно навалились на сковороду.

- Эх, за водочкой забыли сбегать,- мечтательно воздев глаза, с сожалением пробасил Валерий Иванович.

- Кришна не пьет вина,- отрезала всезнающая Маргаритка.

- Кришна не пьет, так я-то пью - рассмеявшись, парировал Валерий Иванович.

Вечер прошел замечательно. В мире царила атмосфера всеобщей любви и взаимопонимания. Казалось, с плеч свалился гнетущий груз шелухи мелких обид, недомолвок, раздражения. Душа отдыхала, наслаждаясь сладостью общения с такими же счастливыми душами.

Спустившаяся ночь, была на удивление тихой и теплой. Мы вынесли на улицу кресло и стулья, и расселись на террасе. Молчали, глядя в ночь, наслаждаясь покоем, столь редким в суете повседневности, которая, как неожиданно стало ясно, не отпускала нас ни на минуту, даже на отдыхе, сковывая и угнетая души.

Сезон закончился неожиданно. Мы собрались уезжать. Вещи погрузили в "Запорожец". А.А. исчез, не попрощавшись. У дверей сауны одиноко дном вверх лежал котел. Валерий Иванович подошел к нему, постоял минуту в задумчивости, подобрал валявшуюся рядом колотушку и ударил котел по дну. Звук вышел глухой и короткий. Казалось, он тут же ушел в землю.

- Хум,- сказал Валерий Иванович и отбросил в сторону колотушку.

- Ом,- поправил его я.- Подождут до завтра твои ванапаганы. Сегодня ты еще в отпуске.

Мы забились в "Запорожец" и тронулись. Мгновение, поворот поглотил "Ласточку". Каждый поворот - это своя жизнь, свой мир. Когда-нибудь я напишу книгу "Философия поворота" или что-нибудь в этом роде...

- Позвони Валерию Ивановичу,- обратился я к жене,- пусть вышлет вызов, может, успеем.

Эх, люди, люди. Где же я видел эту рекламу: "Оформляем паспорта гражданина мира"? Надо написать, и пусть катятся ко всем чертям доморощенные политики со своими границами и заставами.