через пару денечков выпадет первый снег, ты в окно их увидишь – бледные пятна света. я приду в тихий час. ты нежно дышишь во сне, как больные дети, идущие к маме-смерти.
у тебя под глазами синь, а в глазах – темно. у тебя, дорогая, слух обостренно тонкий, что в дремоте предсмертной, за этим белым окном, ты чувствуешь, как снежинки бьют в перепонки.
мне сказали: огромная опухоль, несколько дней, может пару недель, как сумеет, как фишка ляжет. я сижу на койке, смотрю на девственный снег и - смеяться, плакать – что делать, не знаю даже.
ты такая хрупкая. пальцем коснись – и все, разлетишься россыпью, словно кристаллы соли. мне сказали: жаль, но мы вряд ли ее спасем, здесь мы все – только опиум, чтобы облегчить боли.
ты скользишь по зыби инистых простыней, ты неслышно дышишь – как мотылек замерзший. и призрак зимы маячит в больничном окне, засыпав твой бледный лоб колдовской порошей.
и когда откроешь глаза, улыбнешься мне обреченной улыбкой, слабой, как тлеющий уголь. за окном все так же идет невесомый снег, приносящий крупицу света в твой темный угол.
и, шурша бахилами, с серым чужим лицом, медсестра ставит серую капельницу соседке.
в белом прямоугольнике мертвым зябким птенцом трепыхается лист на закованной инеем ветке.
|