- Жанна Аркадьевна, позовите санитаров, пусть развяжут Костику руки.

- Он в последнее время нервный, может так?

- Костик, голубчик, вы ведь не причините нам вреда?

Костик поерзал на стуле:

- Нет.

- А себе?

- Нет.

- А иммуществу?

- Я что псих по вашему?

- А что ж вы шалите, вон сестрички на вас жалуются...

- Сестрички? Ничтожные бездарности! Что они понимают в литературе!

- Ну скажите, зачем вы исписали простыню?

- Там 107я и 108я главы моего нового шедевра.

- Нетленка на простыне? Оригинально.

- И не вздумайте ее постирать, мои авторские права засвидетельствовал Энштейн из восьмой палаты. Я в Гаагский суд пойду!

- Пешком?

- Нет, доктор, на крыльях вдохновения, по воздуху очевидного таланта полечу, с пером в руке.

- Хорошо хоть перо в руке. Не волнуйтесь, вашу простыню мы определим под стекло и сдадим в музей. Сохраним, так сказать, для потомков.

- Вот это дело! Давно бы так. Из «Премии Букера» мне не звонили?

- Нет. А должны?

- Обязаны! Уже давно обязаны!

- Костик, а где вы достаете ручки и карандаши, мы же все у вас отобрали?

- Ха, но пасаран, доктор! Последнюю ручку я выменял на сахар у партизан со второго отделения.

- У «Освободителей Гандураса»? Ну и как у них там?

- Тревожно. Анатолий снова разбил градусник.

- Понятно. Костя, а сколько всего у вас, э-э-э, произведений?

- Не – э-э-э, а произведений. Не скупитесь на похвалу, док, я же видел как вы перечитывали мою наволочку со стихами.

- Наволочка удачная, не спорю. Так склько же?

- У меня 39 великолепных романов, двадцать одна совершенно убийственная повесть, 222 глубоких эссе, шестьсот один потрясающий стих, 735 миниатюр, а рассказы...

- Достаточно, Костик, не заводитесь. Вы я вижу много работаете.

- Непокладая!

- А сейчас над чем работаете?

- Я не работаю, я творю.

- Хорошо, так что же вы вытворяете?

- Надо было простыню прочитать.

- Там только две главы.

- Все вопросы к Жанне Аркадьевне, это она, зараза, поломала последнюю ручку!

- Так вы уже на стенах писать начинали, знаете сколько ремонт стоит?

- Для искусства стен не жалко!

- Так может стоит написать что-то одно, великое, поработать над этим произведением, создать персонажей, наделить их характерами и т.д.

- Что-то одно??? Да что вы такое говорите, доктор! А что потом? Что дальше? А дальше мрак и бесславие, конец пути, плаха. Порыв души угаснет в мрачной камере одиночества, задохнется в бытовой пыли серой жизни, жизни без пера. Этот сюжет уже написан, док, написан кровью на надгробии таланта. О! Хорошая строчка, надо записать. Доктор, дайте ручку.

- Что, простите?

- Ручку можно?

- Да-да, конечно. Ой, что вы делалете, Костя?! Это же фотография моей супруги.

- Мои строки ее увековечат!

- Не царапайте стол!

- Стол уйдет с аукциона за 1000000000000000000000000 евро.

- Жанна Аркадьевна, санитаров, скорее, он на стены переходит!

- Боже! Я просто гений, каждое слово весомо, стиль безупречен, легкость слога поражает....

- Миша, свяжите ему руки, Саша, смотрите чтобы он не проглотил ручку, как прошлый раз.

- Ага, сволочи! Вам не сдержать моего таланта! Во прозе моей суть жизненая, в поэзии души восторг! А вы засранцы грязными лапами... пусти... ах ты гад... Все равно я буду писать! Если прийдется собственной кровью на бренном теле!

- Миша, вольмите кляп, его вопли плохо сказываются на поведении больных! Жанна Аркадьевна, вколите ему два кубика....

- Да его с этих лекарств глючит, вот он и пишет фигню разную.

- Не говорите так, стихи на наволочке хорошие, только местами ритм сбивается.

- Да, а рифма «перебежала – ускакала»?

- А что, интересная находка.

- Доктор, вы шутите?

- Разве? Ладно, уводите Костика в палату. И принесите простыню.

- Зачем?

- Там 107я и 108я главы.

- Да ну! Когда прочитете мне дайте.

- Конечно, как всегда.