Куда же эта сволочь запропастилась? Уже двенадцать, а его где-то носит. Тачка, что ли, сдохла, или понос пробрал? Нет, тачки у таких не дохнут. Сам, небось, паразит, не знает, с какой стороны капот открывается. Ему это ни к чему, у них водилы с высшим образованием в майорах ходят. Паскуда. Прозябнешь здесь на ветру, ещё простуду схватить не хватало. Сколько? Наверное, час здесь торчу или больше? Да нет, минут сорок. Вот гад, все же. И здесь ждать заставляет. Дождь, как назло. Мелкий, а все одно, мочит. Вон, уже холка отсырела и с кепки капает. Ну, ты у меня... Кто б знал, как я тебя ненавижу. Еще оттуда, еще с пеленок. Помнишь? Куда тебе помнить, как г... брать отказывался? Все брали, а ты нет. Все, даже девчонки брали, а ты нет. Я тебя со шведской лесенки потом сподобил. Да и сам-то забыл, вот сейчас как-то вспомнилось. Летел вверх тормашками и башкой хряснулся, а не ревел. Зло меня такое взяло: башкой об землю и не ревет, лежит глазами лупает гад. А школу? Школу-то конечно помнишь. Хоть и врозь все. Конечно, ты ж из центра, у тебя папаша кандидат, мамашка завуч. А я из Кузнечных. Ага, вся шпана там жила. Весь город по вечерам Кузнечные обходил. Как на пионерском собрании меня защищал - это забыл, конечно. Козел вонючий: «Давайте на поруки его возьмем». Я тоже, мудак, сдрейфил: из школы грозились турнуть. Пацан дурной, вот и обрадовались. Куда б вы меня турнули? Надо было самому дверью хлопнуть. Вот бы побегали. «Вовочка, а по школе не соскучился? Ученье - свет, Вовочка». - Ага, а не ученых тьма, как гласит известная русская пословица. После я даже солистом в школьном хоре был. «Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя...» - ничего задушевная песенка. А тебя в последний ряд прятали, чтоб молчал оттуда, а все равно странно на меня смотрел. Ничего, морду-то как тебе чистили? Или? Нет, точно - это не тебе. Тогда ещё хуже было. Подослал я ребят, у «Юности» подловили, кино такое было у самой школы, снесли после под Обком. Ну, думаю, сейчас будет, сопатку-то уж точно уделают. Смотрю, нет, говорят что-то, потом пропустили. «Какого ж хрена?»- спрашиваю. «А он»,- отвечают: «Рузмана знает». Это кликуха такая, не еврей он вовсе. Я аж зашелся весь. Ну, конечно, знает, если в одном классе год учились, так они с Рузманом, как кошка с собакой. Он сам бы с великим удовольствием ему морду начистил. Рузман всю школу в кулаке держал, все парни перед ним на цыпочках. Раз на перемене Рузман анекдоты травил, вокруг все за животики хватались, тут этот подходит. А Рузман ему в лоб: «Я, таких как ты, терпеть не могу». Все рты пораскрывали, чего это он? А этот, спокойно так: «А я - таких как ты». И пошел. Ушел в класс, сел на заднюю парту, а самого трясет. Поскребыш, сынок маменькин. Спортсмен-разрядник, волейболист паршивый. Ну, кто ж знал, что та балка тебе на ногу свалится? И похромал-то всего ничего. А мне потом всю плешь за тебя проели. «Ты его убить мог». Не убил же, а убил бы, сейчас бы тут не мок, козла бы этого безрогого не караулил, а гулял с друзьями-подругами. И за что его только тёлки любили? Даже Олька-курва за ним бегать начала, ну да не долго. Трахнул я Олечку по пьяне. Вся школа месяц ставки делала: будет Олечка рожать или аборт сделает. «Откуда они узнали? Откуда они узнали?» Откуда надо. Так он, чистюля, на девочек до последнего класса не смотрел. Ах-ах, какой облом получился. И на Наташке я из-за тебя, гада, женился. Тоже, подарок, ни кожи, ни рожи. А не хрен было по институтам разъезжать. Сколько крови она мне стерва попортила. Все воспитывала-перевоспитывала. А ты нос задрал, да в науку, да идейным заделался. Ничего, я тебя от спорта и от баб отлучил, я тебя и от наук и от политики навсегда отрешу. Видел я по телевизору как ты на сессии разорялся, фотографиями размахивал. «Преступность с узды сорвалась. Необходимо принимать жесткие меры». Да кто эту мымру убивать-то хотел? Ну, врезал кто-то сгоряча прутом по маковке. Не лезь дура, когда мужики с торгашами разбираются. Что в первый раз, что ли воспитательные беседы проводили? Комиссий посоздавали. Омонов с Питера да с Перми понагнали. Озверелые, суки. Петьку, Ахрима, Лысого - всех позамели, еще и фингалов наставили. Османыча, того с винта у его же волжанки и положили. Потом мне сказали, что и комиссию сам возглавлял. Я как отдышался, думаю, не жить тебе, братец. Поганой метлой, говоришь? Будет тебе поганая метла. Что-то часто дорожки наши пересекаться стали... Ага, вот и пожаловал, футы нуты, ножки гнуты, собственной персоной. Сейчас, голубок, ты у меня попархаешь. Стой, мент, паскуда! Ты, что ж это под чужую пулю лезешь? Не достать, зараза. Ох, больно-то как! Ну, собака... Куда обрез-то провалился? Что? Кровь? Чья это? Вот шкура! Ага, бегут гниды. Точно, точно - заговор, покушение. Опять, падло, на моих костях в рай прешь? Уйди, мусор, дай хоть сдохнуть по-человечески.