Где-то жил-был Слепой Кот. Иногда его звали Базилио, но он это отрицал. Потому что было неправда. Он всё видел и слышал, даже обонял всё то, что ему предъявляли – неотъемлемая часть кота. У котов, как известно, очень развиты шесть чувств. Это все знали, так как никто не знал, что на самом деле он обонял. А имя настоящее он себе сам и дал. Базилио. И ни плохое, и ни хорошее. Известное. Под таким именем можно было публиковать разные чтива и разные скандальности. Все и думали, что это кот, а не конь, ведь в текстах всегда можно было различить длину пушистости, а мех в этой ипостаси играл важную роль. Базилио иногда причислял себя к рангу слепых. Это очень важно. Потому как слепые всегда вызывали в народных массах некое уважение, жалобность и почёт. Такими качествами грех было не воспользоваться и не принять их во внимание. Кот Базилио всегда чтил их и гордился своим превосходством. Шевеля усами, усмешка всегда удавалась. Кот – он владелец всеми умами. Ибо они шастают. Даже в чаще. А если чаща снежная – да ещё в крап - успех всенародности всегда обнаруживался и приобретал размах несусветной значимости. Коты раньше не имели значения. Они были изгоями и вылавливали блох из своей запутанной шкуры. Это были их трудности и помехи в авторитете. Потому что блохи причиняли массу неудобств и превозглашали имя нарицательное котов. Однажды кот Базилио не спал ночью. Это бывало с ним и раньше, но только в том случае, когда он ненароком не охотился на мышей. А этой ночью все мыши были выловлены и удушены им у порога коммунальной квартиры. Луна нещадно обогревала кошачий рассудок. Слепой Кот хотел на неё выть. Но, так как он не был волком, он мог только передёргивать троичным усом и царапать лапою предреволюционный паркет дома царской постройки. Это вызывало усмешку притаившихся мышей и страх спрятавшихся тараканов. Но была одна Кошечка, которая временами решала выйти на крышу, чтоб насладиться Лунным сиянием. Эта редкая возможность выпадала не всегда. Небо постоянно было тёмным и Луна не проявлялась. А классики кричали о полнолунии. Одинокая Кошечка ждала мгновения Луны. Такая возможность не всегда всплывала. Люди называли это знамением, а кошки – случайностью, чтобы послушать вой котов. Коты выли только в марте – истинно кошачьем месяцем. И что тут необычно? Март – таяние снегов, если они выпали. Март – шевеление инстинктов оплодотворения и совокупления. А Базилио не был способен. Конечно, он был возвышен в своём грязном цинизме, знании многих иностранных фильмов и коррумпирован во многих структурах котклуба. Это и понятно. И ЭКО его тоже было неуместным. Ибо стоило две тыщи долларов – попытка, за которую Алиса просто не в состоянии был выложить – банк спермы, увы, не пополнялся со времён второй мировой. Беда в том, что Базилио ещё во времена финской войны был кастрирован в подростковом возрасте и причинял массу неудобств окружающему обществу. Это общество вовлекало его в разные антиобщественные действа и руководствовалось одним правилом – будь всегда наготове. Слепой Кот не артачился и не поддавался на происки неосознанных элементов. В его крови струился грязный цинизм, отождествлённый с пустынями Марса. Некогда на этой пустынной планете бороздили пространства фантастические корабли, взрывая своими днищами младенческую плешь красной планеты. Это немыслимое путешествие в фантасмагорию прерывали заблудшие коты, надрывно кричащие на растаявший март. Базилио не предавал этому значения, шевеля оскудевшим хвостом и купированными яйцами. Однажды ему предложили быть пустозначным – и он, не предавши значения, согласился им быть. А теперь, Слепой, вскарабкавшись на крышу, с откровенным цинизмом соизволил наблюдать за одинокой Кошечкой, которая привыкла быть независимой и грациозной. Она всё время смотрела на Луну и думала о смысле жизни. И ещё она любила сочинять сказки о смысле жизни. И даже рискнула издать свой опус в настенном плакате, приклеив его во внутренний проём соседнего подвала, чем вызвала небывалый успех. А совсем недавно Кошечка кричала о личных маньяках и извергах её личной жизни. Слепого Кота это подвергло в неуместную иронию. Ещё бы! Кастрированный кот, да прошёл мимо! Он считал себя выходцем из подвальных катакомб и обладателем самого длинного полосатого хвоста. И он не преминул выказать Кошечкин всхлип как откровенно угасшее либидо. Базилио орал, что Кошечка никогда не испытывала истинного оргазма и все её попытки осознать истинный секс - это комок охлаждённого снега. Кошечка была очень гордою кошачьей, и с достоинством отвечала, что мультимедийная система виндус – её кровная сестра, и множественность в единичности – лишь мелкая отвлечённость от пространственности мира. Слепой Кот предпринимал попытки увидеть ложь в Кошечкиных апломбах, только всё напрасно и не так. Кошечка была очень хладнокровна и амбициозна. Тем паче, в её крови текла пуританская холодность и независимость. Слепой Кот никогда долго не спорил. Он считал ниже своего достоинства спорить с холопскою челядью и вальяжно скрывался в полнолунии. Слепой считал, что знания, которыми он обладал, выше крепостной утвари, и потому легко уходил. Так сказать, по-аглицки, размахивая по ветру опадающими усами и линялым хвостом. А ведь сам искренне ненавидел кошек. Как ни странно. Базилио любил нежиться на располагающем к негам солнце. Где бы то ни было. Особенно, если солнце припекало и жарило нещадно. Его слепые глаза выдерживали нутро пекла и наслаждались своим кастрированным естеством. В момент такого небывалого наслаждения Слепому Коту и приснился странный сон, повергший его в такой шок, из которого он никогда не выбрался. Сон состоял из следующего. Будто он, Слепой Кот, находится летом в деревне и бредёт, чисто по-кошачьи, перебирая лапы. Вокруг – ни души. Мерцает мёртвая пустыня красного Марса. Летят, вздымая шелушащиеяся пески, необыкновенные марсианские корабли. Только что-то страшное на их пути. Что-то трагичное и неестественное. Вместо островов – лепёшки коровьего дерьма. Кое-где засохшие, а по сторонам – совсем свежие, да ещё – с дымком. Издающие смердящий запах. Боясь оступиться, корабли лавируют, огибая витающие зеленоватые облака. Вдоль их пути вряд выстроен частокол. Криволинейной симметрией огибает галс. Слепой Кот вздрагивает в своей необычной сути и пытается произвести имитацию фрикции. Дело в том, что вдоль всего пути марсианских летающих кораблей выстроен тын из острых носов Буратино, на которых нанизаны анальными отверстиями – мыши. Они в судороге трепыхаются и конвульсируют. По всей видимости, эти серые тушки испытывают немыслимое блаженство. Посему их удовольствия – сок, сползающий по заострённым носам Буратинов. Мышки скребут своими длинными коготками по деревянным изгибам и трясутся, попискивая от чувственных излишеств. Один самый маленький мыш очень сильно и истерично дёргался. Практически, он извивался и был на гране высшего электрического тока. Тронь его лишь мизинцем – и он кончит прямо в нос Буратино. «Видимо, он совсем недавно торчит на остром носу», - подумал Слепой. От этих дум его начало сильно сотрясать и выворачивать. Не хватало ему только лишённых важных принадлежностей. А то бы и он стал способен воспринимать все те ощущения, которые испытывали мышки, нанизанные на остриё носов Буратино. Если бы у них были острые когти, они бы грызли их с наслаждением, предвкушая острую кончину. Нет, не так. Один из них, видимо, только что нанизанный, дёргался изящнее и нетерпеливее остальных. На его лапках красовался изящный маникюр. Он старательно грыз его, выказывая остаточное проявление упорного, входящего до самого дна, оргазма. «Если бы он сидел не на одном, а сразу на двух буратиновых носах. Нет, точнее, если бы у него было бы два сменщика, в том числе и Папа Карло и Джузеппе. Эта инсталляция стала бы завершением апофеоза» - подумал Слепой. «Хорошо бы, если и я понадобился. Невзначай, лишь принять участие. Только бы не подумали о моих трудностях в крепости духа. Я же тоже могу точить ногти об обивку дивана и кресел. И задирать для важности хвост». Мыш, тот самый, самый маленький, был на пределе. В его маленьком ротике скрипел засохший сыр, который он ловко выхватил из ржавой мышеловки. Сыр был настолько засохшим, что скрипел меж его молочных зубиков и застревал в пищевом тракте. Это уж было на грани. Это добавляло ему кайф, типа мазохизм. Ещё мгновенье – и он слетит с остроконечного рельефа. Слепой Кот опустошённо выл, глядя на тын буратиновых носов с нанизанными на него серенькими мышками. Он надсадно хрипел и царапал лапою коровьи лепёшки, стройными рядами улёгшиеся вдоль жёлтой змеистой тропинки. Марс всё так же взывал своей младенческой плешью и сыпал на ополоумевшего Слепого Кота сухими морями. Паруса марсианских кораблей несмело натягивал ветер и обдавал пылью судорожно бьющихся мышей, насаженных на носы буратинов. «Нет», - подумал Слепой, - « Какой примитив. Если бы я так думал, меня надо в топку». Дайте мне полететь.
28.01.2008 1:59:15
Postscriptum:"Птица. Я просто птица, и в это надо просто поверить, тогда всё будет просто хорошо. Хорошо и просто". (с)
|
Библиотека // Объявления
