Экспериментальная проза. Приглашаю к разговору о ней. Нашла в рунете довольно интересное мнение о понятии экспериментальности в творчестве.

Неизвестный автор, пользователь: "... даже на прямой оси координат «проза-поэзия» точка перехода порой неуловима, а если добавить еще и конструкции, такие как «лирическая проза», «роман в стихах», «стихи в прозе», то и вовсе можно запутаться. По моему глубочайшему убеждению, все талантливые произведения несут в себе определенную универсальность и амбивалентность, имеют сильную тенденцию к разрушению стереотипов (в том числе и формально-жанровых), что неимоверно раздражает всевозможных «-ведов» и «-логов», порой до такой степени, что они склонны скорее вообще отказать такому произведению в художественности, чем признать несовершенство и убожество своих классификаций и теорий. Это они придумали стыдливый эпитет «экспериментальный», чтобы латать им дыры в собственной картине мира, чтобы прикрывать им всё, что не удаётся втиснуть в тесные рамки традиционных определений, и сами авторы охотно пользуются этим термином, чтобы сигналиризировать свою лояльность традиции: «Я такой же как все, вот только поиграюсь немного, поэкспериментирую и вернусь стройные ряды конформистов!». А еще этикетка экспериментальности зачастую используется для того, чтобы лукаво оправдывать вещи слабые, недоработанные с неясной концепцией. Поэтому, думаю, что термин «экспериментальная проза» им вряд ли к лицу. Негоже, IMHO, кокетничать в XXI веке, когда слово «постмодернизм» перестало быть ругательным и идеологически окрашенным, когда мы уже и Сашу Соколова читали, и Владимира Сорокина, когда только у самого недалёкого сноба повернётся язык назвать Михаила Жванецкого эстрадным юмористом" (с)

Авторы экспериментальной прозы. Что мы о них знаем? Коротко.

Вирджиния Вульф.

На эстетические взгляды писательницы огромное влияние оказал Марсель Пруст, которого она очень любила и не раз выражала желание быть похожей на него в своих попытках сломать барьер между читателем и персонажем и представить внутренний мир героя наиболее полно через ассоциативный поток мыслей, познаваемый читателем без вмешательства автора-повествователя. Самым главным для Вулф было создание единого целого из мельчайших частиц опыта, “моментов бытия”, отраженных в сознании как главных, так и второстепенных персонажей, связанных в романе по принципу ассоциации.

Отрывок текста:

"Он глубоко вздохнул и припал - в движениях его была страстность, заслуживающая этого слова - к земле у корней дуба. Ему нравилось в быстротечности лета чувствовать под собою земной хребет, за каковой принимал он твердый корень дуба; или - ибо образ находил на образ - то был мощный круп его коня; или палуба тонущего корабля - не важно что, лишь бы твердое, потому что ему непременно хотелось к чему-то прикрепиться плавучим сердцем - сердцем, тянущим в путь; сердцем, которое наполняли тугие, влюбленные ветры, каждый вечер, едва он вырывался на волю. Вот он и прикрепил его к дубу и так лежал, покуда постепенно унимался трепет в нем самом и вокруг; затихнув, повисали листочки; замирали олени; останавливались летние бледные облака; затекали и тяжелели его члены; и он очень тихо лежал; и олени уже подступали ближе, и над ним кружили грачи, и ласточки, ныряя, припадали к нему, голову близко-близко облетали стрекозы, - будто вся щедрость, все плодородие летнего вечера влюбленным наметом окутывали его тело." ("Орландо")

Джонатан Коу

Коу продолжает оставаться одним из наиболее интересных и актуальных писателей современной Великобритании, его недавний роман "Гнилая компания" (2001), обращен в семидесятые - время, на которое пришлась юность писателя и прослеживает историю жизни нескольких друзей, начиная со студенческой скамьи, которая разворачивается на фоне общественно-политической жизни страны. В настоящее время писатель работает над второй частью романа, которая будет называться "Замкнутый круг". Помимо художественной литературы, Коу является автором двух биографических книг, посвященных киноактерам Хамфри Богарту (вышла в 1991) и Джеймсу Стюарту (1994). Живет и работает в Лондоне.

Отрывок текста:

"Мысли доктора Даддена ускорялись, а поезд, везший его назад в Эшдаун, напротив, замедлял ход, заставляя его потеть от раздражения и нетерпения. Между станциями то и дело случались долгие, необъяснимые остановки. Во время третьей или четвертой доктор Дадден вскочил, сорвал наушники - он слушал баховские "Гольдберг-вариации" - и брезгливо выбросил плейер в окно. Даже любимая прежде музыка вызывала теперь отвращение. - Кашка! - кричал он, несясь обратно к своему месту. - Пресная кашка! Усыпляющее дерьмо! На косые взгляды обеспокоенных пассажиров он не обращал внимания. Плевать он хотел на мнение этих полусонных глупцов. Его больше не интересует, что думает о нем окружающий мир, ведь они все сговорились. Все." ("Дом сна")

Генри Миллер

На долю Миллера досталось немало похвал, в том числе и от таких магараджей литературы, как Томас Элиот, Эзра Паунд, Эдмунд Уилсон. Паунд ограничился замечанием, шедшим в самый корень: " Вот неприличная книжка, заслуживающая того, чтобы ее читали". Элиот, который даже у Шелли видел сатанинское начало, стал, однако, поклонником Миллера и даже послал автору письмо (хотя и не выступил все же публично). Уилсон был автором одной из первых хвалебных (и, разумеется, накрахмаленных) рецензий на "Тропик Рака". Джордж Оруэлл написал в своем прекрасном очерке: "Это роман человека, который счастлив", – а для Оруэла счастье было едва ли не первой добродетелью. И далее: "Это единственный оригинальный прозаик из всех появившихся за последние годы в англо-языких странах, который представляет собой определенную ценность.

Отрывок текста:

"Она короновала его бутылкой из-под виски по голове, и ее глотка была полна лжи и фальшивых обещаний. Бедный Карол... он мог только свернуться калачиком внутри нее и помереть там. Она вздохнула – и он выпал оттуда, как дохлый моллюск. Огромные толстые письма, avec des choses inoui'es. Саквояж без ручек. Скважина без ключа. У нее был немецкий рот, французские уши и русская задница. Пизда – интернациональная. Когда поднимался ваш флаг, она краснела до макушки. Вы входили в нее на бульваре Жюля Ферри, а выходили у Порт-де-Вилле. Вы набрасывали свои потроха на гильотинную повозку, красную повозку и, конечно, с двумя колесами. Есть одно место, где сливаются реки Марна и Урк, где вода, сползши с плотины, застывает под мостами точно стекло. Там сейчас лежит Илона, и канал забит стеклом и щепками; плачут мимозы, и окна запотели туманным бздежом. Илона – единственная из миллиона! П.. и стеклянная задница, в которой вы можете прочесть всю историю средних веков."
("Тропик рака")

Уилльям Берроуз

Это сейчас Берроуз получил академическое признание и французский орден искусств и словесности, а когда-то он лишь чудом выбрался из наркотического болота, потом случайно убил свою жену, а его вторая и самая знаменитая книга “Голый завтрак” некоторое время была запрещена в США.

Отрывок текста:

"Он рассмеялся, черный насекомый смех, казалось, служивший некоей непостижимой функцией ориентации, вроде писка летучей мыши. Моряк засмеялся трижды. Потом остановился и завис неподвижно, вслушиваясь в себя. Он нащупал неслышную частоту мусора. Лицо его разгладилось, будто высокие скулы облил желтый воск. Он выждал полсигареты. Моряк умел выжидать. Но глаза его горели отвратительным сухим голодом. Он медленным полуоборотом обернул свое лицо, полное контролируемой чрезвычайности, срисовывая только что зашедшего внутрь человека. "Жира" Терминал сидел там, прочесывая кафе пустым взглядом перископа. Когда глаза его наткнулись на Моряка, он коротко кивнул. Только оголенные нервы мусорной болезни засекли это движение. Моряк протянул мальчишке монету. Он перетек к столику Жиры своей дрейфующей походочкой и уселся. Долго они сидели в молчании. Кафе было встроено в один бок каменного пандуса у подножия высокого белого каньона, сложенного из кирпича. Лица Города вливались внутрь по?рыбьи молча, испятнанные порочными пристрастиями и насекомыми похотями. Освещенное кафе было водолазным колоколом с порванным кабелем наверх, медленно оседавшим в черные пучины" ("Голый завтрак")

Филип Майкл Ондатже

Первые прозаические произведения М.Ондатже созданы в эстетике постмодернизма и отличаются принципиальным вниманием к процессу художественного письма, размыванием границы между историческим фактом и творческим воображением, использованием в качестве интертекста, наряду с произведениями мировой литературы, таких диаметрально противоположных источников, как нехудожественные документы и мифология массовой культуры. Жанровая природа ранней экспериментальной прозы писателя неоднократно становилась предметом оживленных дискуссий в канадском литературоведении, поэтому автор настоящего исследования счел уместным использовать по отношению к ней жанрово неконкретное обозначение "ранние прозаические произведения большой формы", в отличие от поэтических сборников М.Ондатже.

Отрывок текста:

"Они зашли всего на шаг дальше того утешения, которое она давала раненым в передвижных госпиталях Ортоны или Монтерки. Её тело несло последнее тепло, шепот - утешение, игла - сон. Но сапер не допускает в своё тело ничего чужого. Влюбленный мальчик, который не ест приготовленную её пищу, не нуждается в наркотиках на кончике иглы, как Караваджо, или в целительных бальзамах бедуинов, как аанглийский пациент. Просто ля того, чтобы спокойно спать. " ("Английский пациент")

Лоуренс Ферлингетти

Собственные работы Ферлингетти несут на себе все достоинства и недостатки устной поэзии и, будучи невероятно популярными среди читателей, столкнулись с не более чем теплым приемом у критиков. Самый популярный и известный его сборник – «Кони-Айлэнд Ума» – вышел в 1958 году. Ферлингетти также писал экспериментальную прозу (роман «Её», 1960), экспериментальную драму, мемуары, переводил с французского («Слова» Жака Превера, 1959), оформлял книги, писал маслом, вместе с друзьями-битниками принимал активное участие в общественных движениях. В 1969 году Аллен Гинзберг заметил, что Ферлингетти заслуживает «какой-нибудь Нобелевской Премии по книгоизданию» – настолько его работа обогатила всю современную культуру.

*отрывок текста найти не удалось*

Мишель Бютор

Бютор считается самым читаемым автором «нового романа», который в 1950-е годы привлек внимание открытым пренебрежением к технике традиционного письма. Однако в 1960-е годы Бютор отверг роман в пользу более масштабной литературной формы, которая, как он считал, должна была взорвать границы жанра.Все книги Бютора свидетельствуют о его стремлении к максимальному расширению пространства, в плане географии и текста, видения и обживания мира, и показа этого видения и обживания.

жаркая
модуляция цветов блестящего тембра
мрамор изменчивый в колебаниях

светящаяся связь свежих ритмов
яростная аккумуляция неподвижные колыхания сверкающие

безмолвный иней
шелестящие зерна с живыми связями
камни со сверкающими колебаниями

легкий ритм переливающийся
аккумуляция светящаяся свежих колыханий

пылающий иней на кучах
тембры пучком связь вечерняя
бронза живая аккумуляция
("Встречные потоки")

Франко Лучентини

Франко Лучентини долгие годы работал в паре со своим постоянным литературным соавтором Карло Фруттеро. Подобно советским писателям Ильфу и Петрову, итальянские прозаики Лучентини и Фруттеро давно стали одним именем в сознании читателей. Их перу принадлежат десятки книг, многие из которых легли в основу киносценариев и театральных пьес.Любимыми жанрами Лучентини и Фруттеро были детектив, фантастика и экспериментальная проза. Их романы "Воскресная женщина" (1972), "Возлюбленный бомж" (1986), "Смерть Цицерона" (1995) переведены на многие языки мира.

Отрывок текста:

"Древние развалины тонут в дождевых потоках. Гигантская каменная глазница, молчаливый свидетель ушедших эпох, уныло смотрит в вечность. Теперь это всего лишь остров в океане ревущих автомобилей. Неподалеку от все еще величественного сооружения останавливаются два человека и долго в недоумении взирают на ископаемую конструкцию, опасливо выглядывая из-под своих зонтов. Зонты разные - один серый, другой черный. Оба чрезвычайно респектабельны. - Не знаю, - произносит наконец серый зонт, - наверное, именно это несоответствие меня больше всего и смущает. Все эти механические штуки, вторгшиеся туда, где некогда... Одинокий ядовито-желтый фургон, отставший от основного потока машин, в панике проносится мимо, пытаясь нагнать собратьев, которые бросили его на произвол судьбы. На несколько минут шум стихает, и в наступившей тишине осиротевшая мостовая растерянно поблескивает мокрым асфальтом.
- Но когда возникло это несоответствие, mon cher? - В голосе черного зонта слышится улыбка. - Вы полагаете, что экипажи и фиакры семнадцатого века выглядели бы здесь более уместно? Или омнибусы на конной тяге? Неужели они в меньшей степени свидетельствовали бы об упадке?
- Вы правы, мой друг. Все, что моложе колесницы, выглядит на этих улицах дерзким пришельцем."
(Дело Д., или Правда о "Тайне Эдвина Друда)

А также это:
Джеймс Джойс
Марсель Пруст
Сергей Ануфриев, Павел Пепперштейн
Юрий Петкевич
Дэйв Эггерс
Ричард Бах
Сигизмунд Кржижановский
Жюльен Грак
и др.

Неизвестный пользователь кое в чем прав: подобные классификации только культивируют лень читателя. Ибо благодаря ним может произойти такой диалог:

- ой, а ты читал ***?
- Не а... а на что похоже?
- ну такой себе неплохой реализм

и все - побежал читать. возможно, даже разочаровался, ибо не нашел там и намека на реализм, а может - просто не попал в струю
с другой стороны, порой так можно читателя съагитировать - многие ведутся на роскошные литстатьи, дескать, "монстр постмодернизма, признанный такими критиками, как ..." а роман и вправду неплохой, но если просто сказать - это круто, почитай обязательно - мало кого завлечешь, увы
ну и, конечно - ярлык "экспериментальная проза" хорош для ничего не читавших хвастунов. им вообще ярлыки очень в жизни помогают

ты правильно подытожил, Тумс.
я по крупицам собирала информацию об экспериментальной прозе, а когда собрала всё, что можно было найти, то поняла, что у многих перечисленных авторов этот "эксперимент" или временный, или базовый в творчестве, но само определение, похоже действительно ярлык.

на нашем сайте, если уж относить к некому эксперименту стиля авторов, я бы выделила: зыкуна (само собой)), джея, дизайнера, радиоворону, халиша (про прозу)

про авторов. вот у Вирджинии Вульф честно прочитала всю книгу "Миссис Дэллоуэй", не впечатлена, тяжеловато было, с трудом осилила, язык сложный, цветастый чересчур.

Ондатже... Сразу после прочтения "Английского пациента" написала свою "Сотворенную". А вот ранее экспериментальное как раз у него твор-во не читала.
А об остальных мне бы хотелось, чтоб остальные авторы высказались.
У нас есть любители Миллера, Пруста и Берроуза.

кстати, ещё сейчас появилась такая "волна" видеть экспериментальность не вообще в прозе, а её жанрах, "экспериментальная фантастика" , "Экспериментальный триллер")))

а про Жванецкого забавно сказано)

вопрос специально для Вовыча, который сейчас думает над экспериментальными авторами, можно ли сюда отнести Нуна?

того самого Нуна, которого я и прочитала по рекомендациям Вовыча.

тоже интересно - а какого рода эксперимент критики имеют в виду? Считать ли таковым столбики Уэлша, мысли в скобках с разрывом строки у Кинга, Сэлинджеровское построение диалогов? А меж тем - нигде этих авторов в качестве экспериментальных не упоминают. Хотя эти технические образчики уникальны и вовсе не беспроигрышны

хорошее замечание, The Tums

думаю литкритики это отнесут к экспериментальным приемам, а не к самому творчеству.
у Паланика тоже есть интересные приемы, свои фишки в каждом романе, но он по-прежнему остается контркультурным автором, а не экспериментальным, из-за того, что не "закрывает дверь туалета" в сюжете)

есть чистые экспериментальщики(Миллер), а есть те, кто один раз попробовал и отказался, но этикетку "эксперимент" со всего своего творчества забыл снять))

vaffanculo! Нуна? ну не незнаю. Если учитывать, что "Вирт" он написал задолго до массового увлечения паутиной, да ещё там такие картины прорисовал, персонажи и всё остальное, то наверное - да. Нун - эксперементатор. Но тогда надо эксперементатором обзывать и Гибсона :) А вот уж кого я бы точно назвал эксперементатором так это Дик (это если из фантастов) один "Убик" чего стоит.

The TumsЯ вот сегодня утром в метро слышал точно такой же диалог. Два юноши обсуждали новую книгу Минаева. Вот честное слово не вру.У Кинга ещё есть офигенная фишка, когда он начинает звук вставлять в текст. До сих пор помню как рвётся бумага в "Лонгольерах"

На самом деле Ян, мне подумать надо:) Тот же самый Бэнкс довольно круто эксперементировал:) в своих книгах. В романе "Мост" особенно забавно это получилось.

Минаев в прозе - помесь журналиста и ограниченного фельетониста. Его даже писателем то трудно назвать, если только по коммерческому принципу.
Хотя журналист и ведущий он неплохой

Минаев популярен потому что разрекламирован на Литпроме и Удавкоме.

The Tums, а Саша Соколов, что ты о нем скажешь?

мне кажется, он экспериментирует в смысле литературной задачи. Т.е. ставит себя при написании в такие условия, при которых нет-нет, а придется что-нибудь открыть
вот в "Школе для дураков", например, он исходя из задачи сфокусировать читателя на том, как воспринимает мир шизофреник с двумя неразделимыми личностями - буквально заново сплел манеру повествования

У Улицкой в "Казусе Кукоцкого" когда героиня сходит с ума тоже появляется новый тип повествования, шикарный, надо признать.

The Tums, поняла, интересно.

чудная затейка, леди!!

у меня сейчас espanol, обязательно прочту
потом)

Donald Switcher, жду с нетерпением)

The Tums, может, тоже какой-нибудь опросе по теме вставить? *размышляет*

приведите свои примеры, пожалуйста

судя по вашему отзыву, она кончается вместе с деньгами
как и мыслительная деятельность

"Экспериментальная проза", если исходить из самого термина, есть нечто созданное в весьма искусственных условиях. Полагаю, это полная противоположность принципу: автор "пишет как дышит".
Принято экспериментальной прозой называть все, что выглядит необычно для читателя. Но при этом сам автор не обязательно должен считать, что экспериментирует.
Если бы Джим Брим попытался написать что-то в манере Линка, думаю, это было бы жесточайшим экспериментом - для него самого. Но не все читатели смогли бы это оценить).

А вообще да, если в списке Ричард Бах и Пруст, то, как уже верно заметил Тумс, можно туда и Милна заодно включить.

Можно и Пелевина тож.
Хм.
весьма экспериментирующий автор :)

экспериментальная проза во многом замкнута на самой себе
поэтому рассчитывать она может только на читателя всесторонне развитого
Пелевин экспериментален по технике больше

jejeje, я тебя ждала, Джей.

"марсель пруст непонятно почему впихнут сюда"

вот поэтому и открыла я подобное обсуждение, когда покопавшись, обнаружила, что слишком много сегодня на чьё-то творчество навешено ярлыков, непонятно откуда взявшихся.

формировала данный список "эксперименталистов" я из оценок лит. критиков.

свою прозу к экспериментальной относишь?

"вы слишком широкие границы для экспериментализма отводите"

ответила выше, как родился список.

Apriori, про Пелевина я думала тоже, но нигде не нашла на нем подобных ярлыков.

а интересная дискуссия, мне нравится.

how-let, а Тумс часто прав.

jejeje
"лучше подумайте над тем, а где сегодня кончается обыкновенная хорошая литература"

отличная тема для следующей дискуссии, кстати

jejeje, всё понятно, в принципе я почти также считаю, но причины так считать у меня другие.

зато я теперь знаю, какой добавить сюда опрос.

проголосовал
исходя из вот этого:

можно заключить, что для одного читателя эксперимент, для другого - скука. как и для писателя. а значит, эскпериментальная проза существует и не существует одновременно

моя мечта эссе о Жюльене Граке, или чье-нибудь интересное прочитать, или самой написать...тут сложнее нужно время..

читал кто-нибудь этого автора?

к слову о тех, кто наживается на ярлыке экспериментальной прозы:

Бессмертный фарнцузский поэт видел Берроуза у него на квартире, когда
"пьяный в стельку" Берроуз ползал по полу.
- Он напоминает мне тебя, Буковски, никакого выпендрежа. Он пьет,
покуда не падает под стол с мутным взглядом. А в ту ночь он ползал по ковру
и не мог встать. Только поднял ко мне лицо и скзаал: "Они меня нае...ли. Они
меня напоили! Я подписал договор. Я продал все права на экранизацию "Голого
завтрака" за пятьсот долларов. А, дъявол, ничего не вернешь!"
Берроузу, конечно, повезло - картину снимать раздумали, а пять сотен
остались при нем. А я по пьяному делу продал какое-то свое говно за
пятьдесят долларов сроком на два года, и оставалось терпеть еще восемнадцать
месяцев. Так же нагрели Нельсона Олгрена - на "Человеке с золотой рукой" они
заработали миллионы, Олгрен получил шиш. Пьян был и не прочел того, что они
напечатали петитом.
Накололи меня и с правами на "Записки старого козла". Я был пьян, а они
привели восемнадцатилетнюю проблядь в мини чуть не до пупка, на каблуках и в
длинных чулках. Я два года с женщиной не спал. Подписал не глядя. А в нее,
наверно, на грузовике можно было въезжать. Правда, я этого так и не
проверил.

Ч.Буковски "В тот день мы говорили о Джеймсе Тэербере"