Мраморное небо над Москвою.
Безнадёжно голая луна,
Извергаясь свежей белизною,
Безразличной трезвостью полна.

Безгранично серые просторы.
Жёлтых листьев мёртвые следы.
Бесконечно длинные заборы -
Наших страхов скудные плоды.

Тихо дышит сонная столица,
Погружаясь в сумрачный туман.
Ржавых крыш седая вереница –
Наших душ бессмысленный обман.

Беспросветен мрак осенней скуки.
Сыр и колок дождь осенних мук.
Слишком слабы стали наши руки.
Слишком много стало слабых рук.

Наша жизнь – отчаянная малость.
Малость чувств и малость важных дел.
И не смерть её конец, а старость.
Всех, кто жил, безжалостный удел.

Старость бесполезна и убога.
Старость безрассудна и скудна.
И спросить нам можно только Бога,
От чего так немощна она?

От чего лица её невидно,
От кого мы прячем наши годы?
Почему состариться так стыдно?
Бренной плоти глупости в угоду.

Мы сужаем нашей жизни грани.
Делаем наш срок ещё короче.
Бередит на теле время раны.
И терпеть их нету больше мочи.

Молодость со старостью враждует.
Вечна их бесплодная война.
Молодые старых атакуют.
Старость обесценена сполна.

Голос старости похож на скрип,
Сиплый, дряхлый стон дверных петлей.
Вся Москва кряхтит, и этот хрип.
Голос тысячей незапертых дверей.

Тусклый свет уставших блёклых глаз –
Это свет лампад в церквях Москвы.
Только смерть освободит всех нас
От смертельной старческой тоски.

Скинем с лёгкостью изношенное тело.
Закопаем наш позор в могилу.
Это главное всей жизни дело.
Долг, который каждому по силу.

Мы живём и думаем о теле.
Умираем, думаем о нём же.
Так ли мы духовны в самом деле?
Разве нам душа всего дороже?

Наши чувства слишком материальны,
Слишком осязаемы желанья.
В бытие своём мы изначально
Неудачные Земли создания.

Мы, Земли уродливые дети,
Мним себя господами планеты.
Будто мы одни на белом свете
В праве рушить жизни сей заветы.

После нас останутся лишь камни,
Серых жизней мраморные плиты
С потускневшими от пошлости словами,
Что нас помнят, что мы не забыты.