Кирпич лежал на крыше и грустил. Ему правда было грустно, хоть никто этого и не замечал – кто вообще посмотрит на одинокий кирпич, да к тому же еще и на крыше. А кирпичу было грустно. Ему было тоскливо, одиноко и горько оттого, что скоро он соскользнет с края крыши кому-то на голову. Жалко ему было того, на кого ему предстоит падать.

Нет, он точно не знал, к чему приведет его падение на кого-то, но был уверен, что к чему-нибудь плохому. «Помяни мое слово, – сказал один из двух людей, оставивших его на крыше, – когда-нибудь он точно упадет вниз, а внизу обнаружит чью-то голову». Больше за всю свою жизнь кирпич ни с кем не разговаривал, поэтому не мог оценить правдивость этих слов.

Шли дожди. Падал снег. Таял снег, и опять шли дожди. Кирпич рассыпался, старел, и все чаще ловил себя на мысли, что прожил он бессмысленную, полную скуки жизнь. По ночам он смотрел на звезды, и видел, что они тоже иногда падают. Странно, он так давно свыкся с мыслью о неизбежности своего падения, что он даже и подумать не мог, что рассыплется, так и не сдвинувшись с места.

И вот однажды, в один из шумных летних дней, непонятно как упала рядом с кирпичом кукла.

– Хулиганы! – Сразу сказала она.

– Мадам, вы не ушиблись? – Галантно осведомился кирпич, хоть и не знал, как стоит разговаривать к куклам.

– Ушиблась, конечно, не видишь, что ли? – Воскликнула кукла. – Хулиганы!

– Извините, мадам, – осторожно спросил кирпич, – а как вы сюда попали?

Кукла захныкала. Кирпич, наконец, отважился на нее посмотреть. Да, досталось же ей.

– Рогатками пуляются, – сказала кукла. – Несносные мальчишки! Где это видано – меня, приличную куклу, запустили из рогатки!

Кирпичу стало ее жалко. Но он слишком долго ни с кем не говорил, и ему казалось, что если он продолжит молчать – кукла тоже замолкнет, и больше из нее не вытянуть будет ни слова. Он лихорадочно думал, о чем бы с ней заговорить. Кукла его опередила:

– А тебя – тоже из рогатки?

– М-м-м, – невнятно помычал кирпич. Он не знал, что такое рогатка. На всякий случай решил согласиться. – Да, тоже. Только очень-очень давно. Много-много дней назад.

– Ой, как интересно! – Сказала кукла. – И ты, наверное, весь город видишь, да?

– Ну, весь-не весь... – Смутился кирпич. – Но кое-что вижу, да.

Кукла хихикнула. «Кокетничает, – подумал кирпич. – Надо же...» Что значит «кокетничать» – он не знал; но другого слова не нашлось.

– А как там внизу? – Спросил он.

– Да там-то что! Скукотища. Нечего тебе там делать. Какая-нибудь девочка забросит в угол – и лежишь, думаешь, когда же она о тебе вспомнит. А вспомнит – потащит на улицу, где тебя непременно схватит какой-нибудь хулиган и запустит из рогатки!

– Да... Действительно, ничего интересного... – Пробормотал кирпич.

– Вот она, – неожиданно воскликнул чей-то голос. По горячему шиферу к краю медленно, осторожно спускался мальчик. Он дошел почти до самого края крыши. Поднял куклу. И крикнул вниз:

– Натка, лови!

– Эй! – Запротестовала кукла, но мальчик ее не услышал – она уже летела вниз с крыши.

– Ну вот, – огорчился кирпич. – И не с кем больше поговорить...

– Ух, какой большой, – сказал мальчик, заметив его. Взял в руку, подбросил. – Тяжеленный!

А потом размахнулся, и со всей силы бросил кирпич вперед и вверх!

Кирпич сначала испугался, а потом его накрыло волной восторга. Полет был настолько прекрасен, что кирпич не мог думать совершенно ни о чем – он мог только наслаждаться движением и ветром.

– Жизнь, как ты прекрасна! – Закричал кирпич и рухнул на асфальт.

Я – этот кирпич.