Тогда мы тоже сядем, чтобы говорить. Спинами. У зеркала. Чтобы видеть, как стекло отражает наши лица. И мы будем обязательно вздрагивать, когда кто- то из нас шевельнется, как будто невзначай, коснется руки локтем, когда кто- то первым привстанет, чтобы дотянуться до чашки, путаясь в складках неудобного плаща, чиркнет спичкой, раскуривая трубку. Чтобы, опрокидывая на скатерть бокал вина, улыбнуться кончиками губ и закрыть глаза. На ощупь. Опять сесть спиной к спине ( кажется, ты пахнешь морем, но ведь кошки не любят купаться), но ведь ты же особенная. Ты же приходишь. По трубе ночью, ждешь, когда открою окно, поманю тебя рукой, усядешься на разобранную постель, вытянешь ноги, смахнешь с колен какие- то соринки-крошки. – Ждала, да? – усмехнешься. - Ты ведь кошка, правда? – коснусь твоих волос, подышу в затылок. - Слишком большая, наверное. Мы сядем спинами у зеркала, расстелив на ковре скатерть, расставив тарелки и чашки, до смешного надуем губы. - Поиграем в гости!- захохочешь, но не обернешься. И я опять почувствую твое тепло только спиной, через свитер, сквозь толстую шерстяную вязку.
Первая сказка ( моя)
Ладони наполняет дождь. Ношу пригоршнями в сито. Собака кашляет, чихает, закрывает морду лапами, поглядывает на меня исподтишка. Пугает. - Ты все равно не заболеешь, - говорю, оглядываясь. – Не старайся. Ты же не человек, собака. - Я особенная, я умею считать, - уходит, виляя хвостом. Ложится у сарая, обиженно отворачивается. - Нечестно. - Конечно, отдам тебя в приют. Будешь сидеть в клетке. - Пожалуйста,- отводит глаза. - Там на собак дефицит. Отхватят со всеми лапами. А тебя будут вечно обманывать в магазине. Ты же сдачу сосчитать не можешь. - Переживу! Сито протекает. Плюю, смотрю на дождь сквозь дырочки. Дырявое небо. - Я тебя променяю на кошку, которая умеет читать. - Оригинально,- собака кашляет, прикрываясь ладошкой. – Шило на мыло. - Тогда на енота. Он поет песни. - Песни поют ангелы. - Тогда на мужчину. - Холостого? – уже смеется, приподняв уши. – Может быть, в этот раз тебе повезет. У тебя родится ребенок и ты перестанешь валять дурака. - Какого дурака? - Подкидного. - Наивно? - Почти как у тебя.
Сказка вторая ( не моя)
Потому что ехала к тебе. Снилось, что еду. Иду потом по гравию, по тропинке, через поле, где есть колодец. - В него падают люди,- предупредительно поднимаешь указательный палец. – Раз в три года. - Я не боюсь. Я же с тобой. Шагаю смело. Стараюсь попадать с тобой в ногу. Но ты все равно идешь быстрее. Высокая и худая. Поправляешь очки, когда они съезжают на самый кончик носа. В наушниках « Битлз». - Ты говорила, что будешь помнить. Лето в коконе бабочки и дорожную пыль, кажется, серебристое крыло самолета и кружево облаков на самом краю неба. - А что у неба есть край? – обернешься. Ветка хрустнет, царапнет лодыжку. - Есть, наверное. Где колодец, там и край неба. Завязываем глаза. Ступаем осторожно. Сердце в ушах: дин-дон. - Только не зови на помощь! Это дорога в одну сторону, понимаешь?
Третья сказка (моя)
- Бонжорно, синьор Панталоне!- кланяюсь почти до земли. Под ногами мокрый песок. Море, шипя, подбирается к самым ногам, отступает, обжигая. - Бонжорно, синьор Панталоне! Он нехотя оборачивается. Молча натягивает гольф и подбирает с песка шляпу. - Бонжорно, синьор Панталоне! Море опять подкрадывается к ногам. Шипит, пугая. Отпрыгиваю в сторону. - Вы, случайно, не шкаф? Завязывает шнурки новых туфель. - Тогда стол? Кашляет, как моя собака. Ты стоишь позади. Улыбаешься. Я даже вижу твою родинку на правом ухе. - А знаешь,- шепчу тебе в самое ухо. – Он ненастоящий, правда? Ты заметила. Он тоже шел в одну сторону. Заблудился, решил искупаться. - У него нет брюк, - хохочешь. Звонко. В небо выглядывает луна. Однобокая, бледно-желтая. Косит одним глазом, будто подмигивает. - И у него нет крыльев. Он не ангел. Падаешь на песок. Лежишь, раскинув руки. Не дышишь. Потом приподнимаешься, вглядываясь в темень неба, машешь кому- то рукой и хрипло здороваешься : - Бонжорно, синьор Панталоне!
Сказка четвертая ( последняя)
И каждым ранним утром мы рождались заново. Заново дышали и плакали. Вертелись в пеленках, выбивались из сил, протягивали руки, переплетались в жгуты. Стягивали вены, скользили по телу, неумело тыкались мордами в пол. А в наушниках звучал « Битлз».
Потому что когда –нибудь мы сядем, чтобы поговорить. Спинами. У зеркала. Чтобы видеть, как стекло отражает наши лица… |