Номинация "Двое"
Окон было два.В этой маленькой двухместной палате, после многочисленных ремонтов и перепланировок, они появились, создавая ощущение тепла и уюта.Маргоша и Женька смотрели каждая в свое, если хотели уединиться, или вместе, «в гостях» друг у друга, плечом к плечу.
Мир за стеклами виделся замечательным, безграничным и независимым. Он жил по своим законам и позволял наслаждаться собой в любое время года. Этим октябрем больничный парк не спешил терять листву, экспериментируя с красками, смело смешивая цвета. Слева темнела вода канала, покачивая отражения расхваставшихся красой берегов. Справа остроконечная крыша лютеранской кирхи пыталась уколоть небо. В прошлом здесь находилось старинное немецкое поселение, ставшее владениями музея-заповедника. В кирхе жил орган. По воскресеньям, во время службы он пел. Музыка проникала в приоткрытую форточку, соединяясь с больничными звуками. Старый парк заканчивался у железнодорожной насыпи, переходящей в мост. Проходящие по нему поезда и электрички, приветствовали друг друга длинными гудками.
Подоконники облюбовали две птички. Маленькие, серенькие с желтыми грудками, они стучали коготками в ожидании крошек.
По утрам Маргоша выглядывала в свое окошко. Так она создавала настроение на день.
Мир по эту сторону переплетов был замкнут. Ограничен голубовато-серыми крашеными стенами, белым потолком, на котором ночью оживал всполох пожарной сигнализации. Здесь пахло лекарствами и болезнями.
* * *
С Женькой Маргоша познакомилась два года назад.
На работе она неожиданно почувствовала себя плохо. Вызвали скорую помощь, та отвезла Маргошу в больницу. Боль была сильной, непонятной, неправильной. Врачи задавали вопросы. Маргоша чувствовала себя диковинной рыбкой в аквариуме с толстыми стенами: на всеобщем обозрении, ничего не слыша, не понимая, не отвечая. Она пыталась говорить, но только открывала рот. Обследование, проведенное в больнице, показало, что ее предали почки. Устроили забастовку, отказались работать. Рыбку выловили и вытащили из воды. Маргарита стояла на пороге палаты. Два узких окна. Две тумбочки. Две кровати.
К свободной подвели Риту. На другой по-турецки сидела девушка. Она выглядела странно и непонятно, напоминая то ли замысловатую птицу, то ли диковинное растение. Показалась Маргоше очень худенькой. Волосы черной копной, объемной, вьющейся, над бледным красивым лицом. Мелкие черты, изящный рот. Черные глаза акцентом бездонного внутреннего, контрастом совершенного внешнего. Белая маска мима, говорящая одновременно всеми мышцами. Жесты кистей, пальцев – в помощь, акцентируя, дополняя.
«Здравствуйте!», – в кивке зазмеились черные пряди, глаза распахнулись, полыхнув. «Будем знакомы, Женя!», - порхнула ладонь, палец метнулся к ее груди и дальше, в сторону: «А это Ваше место!».
Позже, когда они сблизились и подружились, Маргоша так и не смогла привыкнуть к Женькиному свойству помогать себе жестами, мимикой, создавая впечатления театрального действа и праздника.
Домой Маргоша вернулась вроде бы та же: улыбка на миловидном лице с ямочками. Ладненькая, как сдобная булочка. Умеренная полнота и небольшой рост не портили ее. Это был тот случай, когда мягкость и округлость форм становились продолжением и выражением характера. Только за затемненными очками проглядывала синева под глазами. Да заколотые венки под сгибами локтей говорили о предательстве собственных почек.
* * *
Этой осенью Маргоша с Женькой, в который раз переживали сезонные обострения хронических болячек в «своей» палате.
При поступлении в больницу встретились в холодном приемном покое.
- Привет! Ты как? – Маргоша заглядывала Женьке в глаза. Та стала еще худее.
- Нормально. Инвалид второй группы пожизненно.
Маргоша вспомнила, как несколько лет назад, получив впервые третью, рабочую группу, Женька восприняла это как сигнал к действию. Сама больна, родители пенсионеры, как жить? Она окончила курсы медсестер, прошла практику, устроилась на работу.
- А как креатинин?
- Лучше. Был плохой, а сейчас…, - Женька назвала цифру, от которой у Маргоши глаза на лоб полезли. Похоже, Женькины почки не только объявили забастовку, но и самоустранились. Показатель анализа крови был не просто плохой, а худший из возможных.
- Ты же знаешь, надо работать над собой и все будет хорошо, - вещала Женька, будто лекцию читала.
-Как работать, в смысле таблетки-диеты?
-Да брось ты свои таблетки! Я тут на сайт Нарбекова заходила. Там книги, курсы аутотренингов, дыхательная гимнастика. Человек хозяин своего организма. Только упорство. Многочасовой труд. Вера в себя. Мне помогло. Выздоравливаю. Как я выгляжу? – Женька по своему обыкновению жестикулировала, сверкала глазищами, трясла змеистой копной.
-….. Нормально.
-Анализы же улучшились!
Женькина худоба сильнее усугубляла впечатление диковинной птицы, почему-то раненой. А характеристики крови были убийственны. Раз человек уверен, что выздоравливает…. Маргоша вздохнула. Нет, она так не может. У нее депрессия…
Тем временем Женька сообщила, что ушла из медсестер и работает на дому. Скопила на новый компьютер, сделала ремонт. Теперь у нее розовая спальня, правда, крохотная. Маргоша со своим здоровьем, которое по сравнению с Женькиным можно было считать достойным полета в космос, чувствовала себя немощной, несчастной и только хлопала глазами, глупо улыбаясь.
- Ритка, не смей реветь! Я из тебя сделаю человека! Мы с тобой горы свернем!
* * *
Маргоша считала себя обыкновенной, нормальной женщиной. Может, чересчур мягкотелой, беззлобной. Корила себя за улыбчивость и не могла ничего изменить. С ней разговаривали, ее ругали или хвалили, а она улыбалась, как идиотка. Или вздыхала. Дома муж и уже немаленькие дети за такую ее беззлобность и покладистость любили и даже жалели. И понимали, что на самом деле, на Маргошиных пухленьких плечиках держится семья.
Кроме неблагодарных почек-предателей, ненормальной была ее тяга к писательству. Да-да! Клуша, мамочка Марго писала рассказы. Изредка на нее «накатывало». Взгляд за затемненными очками терялся и улетал. Она забивалась куда-нибудь подальше, искала листы бумаги или тетрадку и начинала строчить, прислушиваясь к себе ли, к кому-то ли, к чему-то ли. В эти моменты единственным желанием было, чтобы ее оставили в покое. Поужинали сами яичницей. Помыли посуду. Пожелали себе спокойной ночи. Она исправится и все наверстает. Потом. А сейчас ее нет. Уехала в неизвестном направлении.
Женька знала об увлечении подруги. Больше того, их интересы оказались близки. Женька понимала толк в писательстве, обладала врожденной грамотностью. В свободное время от самоусовершенствования, работы диспетчером на домашнем телефоне, она для души, совершенно бескорыстно, читала, отбирала и редактировала опусы графоманов для местного молодежного журнала. «Когда уж тут болеть», - ворчала Маргарита. Она робела, но показывала свои творения Женьке, понимая, что это совсем не то, что подружки, расхваливающие доморощенную писательницу. Женька есть Женька. Припечатает так, что мало не покажется.
Этим октябрем на вопрос что нового в «творчестве», Маргоша протянула Женьке свои листочки и потом следила за лицом подруги, пока та читала у «своего» окна. Некоторые странички просматривались наискосок по диагонали, за несколько секунд и устраивались на подоконнике. Одну стопочку Женька задержала в руках, морща нос, лоб и щурясь одновременно. Накрутила прядку на палец, чуть прикусила.
- Вот. Это понравилось. На порядок выше того, что нам присылают. Язык. И мир осязаем. Всегда надо прорисовывать мир, в котором происходит действие. Хочешь, покажу главному редактору? Думаю, ей понравится.
* * *
Маргошу кто-то тормошил. В окне висело звездное небо. На мосту гудел тепловоз. Пожарный глазок подмигивал на потолке. Ночь сонно щурилась.
- Ритка, ну вставай же! – голос Женьки шипел громко.
- Зачем? Ночь еще!
- Слушай, я тут в Интернете через телефон сидела. Вычитала, что все неправильно.
-Господи, что неправильно? Ты не могла бы это днем сообщить?
-Нет, нельзя днем. Нам неправильно диагнозы ставят, анализы не так сдаем, не больны мы вовсе!
- Жень, давай поспим, а?
- Некогда спать. Утром анализы сдавать. А нам надо воду пить сейчас. До утра по литру. Я уже вскипятила и остудила.
-Не хочу пить, я спать хочу…
-И не надейся! Пей!
До рассвета сидели они на подоконниках, укутавшись в одеяла, по глоточку отхлебывая воду, разговаривали.
* * *
Ночные бдения прошли даром. Результаты обследования показали, что Маргарите светит новый курс антибиотиков.
Женьку лечащий врач вызвала в ординаторскую. Ее не было долго. Вернулась, тихо легла. Молчаливая Женька пугала. Маргоша крутилась под одеялом, сопя.
- Предлагают диализ, - бросила Женька.
Диализ – красивое слово. Диализ – совсем как анализ. Математический анализ крови. Акция: выпей за ночь литр воды, сдай анализ – марш на диализ! Бред какой-то. Женька и диализ. Женька – огонь, диализ – очередь.
-И что?
-Согласна. Другого не дано.
В отделение диализа пошли вместе: тишина, покой, стерильность, медперсонал стелется бесшумно. Заглянули в зал. Солнце в окна. Высокие кровати рядами. На них люди. Бабушка седенькая, дремлет. Парень, молодой совсем. Журнал листает. Дама в очках. Смотрит в окно. Девочка. Читает учебник английского. Безмолвие. Звук работающих аппаратов. Людей объединяет то, что их почки самоустранились, атрофировались, превратились в сморщенные ненужные кусочки плоти. И теперь, в этом зале, два раза в неделю, за них работают аппараты. Как соотносятся диализ и человеческая жизнь? Диализ и учебник английского?
Маргоша почувствовала, что ее начинает трясти, всю, до кончиков пальцев. Женька скрылась за кожаной дверью.
-Ну что?
-Нужен диализ.
- Когда?
-Сейчас нет свободных мест. Поставили в очередь. Очередь продвинется, когда кто-то умрет.
В очереди на выбывание: листают журналы, читают книги, изучают английский. В тишине под звук работающих аппаратов. Два раза в неделю.
- Они все там рано или поздно умирают. Посоветовали принять как данность.
* * *
Птицы на подоконнике, клювами по металлу. Электричка на мосту, гудит, здоровается. А вот и дождик на стекле, давно не виделись! Давай включим свет, подруга! А то темновато как-то, безрадостно! Приходи в гости на мое окошко. Будем вместе дождик встречать.
Оказалось, что встать в очередь – это полдела. Надо еще подготовиться. Операцию проделать над венами, из двух сосудов сделать один большой, фистулу, для подключения аппарата. Женька взялась за дело как всегда, с желанием победить.
Маргоша проводила ее в операционную и встретила бледную, с забинтованными руками. Процедура оказалась терпимой. Но после нее нельзя спать целые сутки. Нужно работать руками с резиновым колечком, не дать новому сосуду закрыться. Женька сидела в подушках, сжимая и разжимая тренажер. Потные прядки прилипли ко лбу. Маргоша читала ей Ремарка «Жизнь взаймы». Свет в палате горел целую ночь.
Следующим утром на перевязке врач констатировал, что сосуд закрылся. Операция прошла безрезультатно.
Через неделю ее повторили.
И еще раз.
После третьей пришли к выводу, что фистулу для диализа сделать не удастся. Особенность организма. Женьку исключили из очереди. Диализ не для нее. Да и зачем ей диализ? Рано ей. Она сильная, она сможет. Ее почки будут трудиться, как миленькие, надо только поработать над собой!
* * *
Женька не любила розы. Она любила ромашки. Маргоша подозревала, что роз подруге никто не дарил.
Однажды вечером, Женька ненадолго пропала. Вернулась с красными щеками, влажными глазами и с розами.
- Приходил?
-Да.
-Что говорил?
-Жалел.
-А ты?
-Послала.
Птицы на подоконнике. Желтые листья на темной воде. Деревья качают головами. Их гладит ветер. Помолчим каждая у своего окошка. В гости неохота.
* * *
-Что, девчонки, на выписку? Пора, пора, залежались!
Сдать постель. Собрать вещи. Проверить, не оставили чего в тумбочке, примета плохая. Крошки - птичкам. «Пока!» - электричке. Воздушный поцелуй – парку. Вода задумалась, ей не до нас. Дождик моросит, стучится в окошки. Просится рифма «кошки». Они тут же, ждут обед.
-Всем пока и большое спасибо!
-Не болейте!
* * *
-Давай зайдем в кирху.
-А можно? Боязно как-то. Они там католики.
-Лютеране. Бог один для всех.
-Кто знает.
-Там орган. Я никогда не видела орган. Не слышала, как он звучит рядом.
-Слышишь, играет? Служба кончилась, я видела, как выходили люди.
-Давай руку, идем!
Белые своды, нацеленные ввысь. Темные пятна Распятия и Богородицы. Пустые ряды белых скамей. Орган во всю стену тоже белый, каждой трубочкой нацеленный в небо. Маленький человек над клавиатурой. Одной рукой наигрывает фразу, сбивается, начинает заново. Неоконченная мелодия парит, затихает, возобновляется, спотыкается. Никак не зазвучит. Надо уловить, открыть шлюзы, и она польется, заживет.
-Ты береги себя, Жень.
-Не реви, Ритка, все будет хорошо!
-Не пропадай.
-Да куда же я денусь!
* * *
Прошло два года.
Маргарита снова вошла в знакомую палату. Стены радовали глаз веселыми обоями. Окна оделись в пластиковый наряд.
Маргоша подошла к окну. Почувствовала, как холодная рука сжала в кулак сначала бронхи, лишив возможности дышать, а потом оперлась о сердце. Конечно, не ремонт был тому виной. Не старый парк, доставший из сундука багровый осенний наряд. Не задумчивая вода. Не деловитая электричка, бросившая на ходу «Привет!». И даже не кирха, скрывавшая орган.
В который раз пришла мысль о том, что этот мир за окнами, то волшебно-прекрасный, то жестокий, по сути своей равнодушен. Он живет сам по себе по своим законам, подчиняясь собственным циклам. И ему глубоко наплевать, с ним мы, или здесь нас нет. Он был, есть и будет вечно. С нами или без нас. Эти мысли подтверждал орган. Его музыка тоже вечна и неподвластна времени.
Маргоша поняла, что избавиться от пятерни на сердце, можно только открыв шлюзы. Рассказать, или описать.
Она пошарила в сумочке в поисках блокнота. Глянула на пустую тумбочку. Вышла в холл. Порылась среди старых журналов. Листок бумаги мог спасти ее. Есть! Что-то вроде старой общей тетради явилось на свет. Это был пустой школьный дневник. Из серой тонкой бумаги. Удивительно! Холодный кулак ослабил хватку. Рита погладила грубую картонную обложку. Присела. Задумалась. Как описать этот мир, роскошный и равнодушный. Как рассказать о том, что вчера она навестила Женьку. Принесла ей цветы. Белые розы. Тугие бутоны с капельками влаги.
Роз было две.
Библиотека // Объявления
