Не нужно совершать вот этих вот выпадов вперед и рассказывать мне, что вы только что узнали. Что вы думаете. В чем вы уверены. Не сейчас. То, что вы узнали от них не сравнится с тем, что поведаю я. Поберегите эмоции – у вас будет возможность выразить свой гнев. Но я дам вам нечто большее, чем гнев…

Я сразу беру вину на себя. Фактически, я сразу обрек себя. Но обрек не на чудовищные муки девяти кругов ада. Не на суровое испытание человеческим судом с его приставами, грубыми скамьями и громким оглашением приговора. Нет. Я обрек себя на существование в вашем мире с громким штампом УБИЙЦА по всей физиономии. Я дал вам полное право устраивать травлю, заворачивать руки мне за спину и надевать на голову темный мешок без прорезей. Из толпы забитых обывателей я возвел вас в ранг сочувствующий граждан Утопии, объятых гневом праведным. Я сделал вас палачами, дал вам власть плевками и проклятиями внести свою лепту в мой приговор. Я подарил вам тему для пересудов на прокуренной кухне. Я принес вам пищу для размышлений. Я внял вашим мольбам и сотворил чудовище, с которым вы можете себя сравнивать и видеть вместо гниющих заживо маргиналов-дегенератов достойных горожан, чей ум не поражен шизофренией и маниакальной жаждой расчленения. Пусть на несколько дней, но я подарил вам идеальное общество: мир абсолютно согласных друг с другом людей.

Я не стану рассказывать вам душещипательных историй о нищем детстве, жестоком обращении и сексуальных домогательствах в трехлетнем возрасте. Этого не было. Я вырос совсем обычным, без резких отклонений в ту или иную сторону, человеком. Я никогда не желал прославится и стать знаменитым, но всегда претендовал на свою долю внимания людей, которые мне нравились. Я рассказываю вам это лишь для того, чтобы избежать сравнений с Альбертом Фишем или Тедом Банди или Андреем Чикатило или еще кем бы то ни было. Но едва ли вы удержитесь. Поэтому я перейду к тому, что вас по-настоящему интересует. Вы ведь хотите узнать, как я её резал. Нет, вы хотите узнать, как я резал эту сучку – вот так! Да? Почему бы и нет?

Мы встретились в кругу общих знакомых. Это было самое заурядное знакомство: никакой «искорки», никакой страсти, никакого особого интереса. Все, что нужно, она давала прочитать в глазах и жестах: секс. Если понравится, секс на два-три раза. Пожалуй, она была красива по общепринятым меркам, однако совсем не в моем вкусе. И уж точно я был не в её вкусе. Как это ни странно, быстрый перепихон после четырех кружек пива в чужой ванной её устроил. Иначе не было бы еще одной встречи.

Тогда я еще не был уверен, что эта встреча будет единственной в своем роде – я ведь не хожу по улицам в поисках человека, которого захочу убить. Нет, мне всё это напоминало отношения двух деловых партнеров. Чистой воды сделка. Мы просто опустили никому не нужные франшизы, сальдо и балансы за месяц. Я тогда подумал об отце: пять дней в неделю он занимался исключительно подобными вещами. Какая же у него сексуальная работа!

Она пришла вовремя – излишне пунктуально. У меня в голове уже вертелись соответствующие мысли, и я вел себя крайне нежно: нежно снял её пальто, нежно отвел в спальню, нежно проводил пальцами по её коже, довольно приятной на ощупь. Естественно, она не выдержала.

- К чему все это?

Действительно, к чему? Вот тогда появилась холодная и улыбающаяся решимость.

- Я дам тебе то, чего требует твоя идеология.

- Что-о? – протянула она. Молоденькие девушки обожают тянуть гласные. Да, совсем забыл – это была что называется «девочка-эмочка». Естественно, я не мог всерьез верить в наличие какой-либо идеологии. Всё её эмо было лишь издержкой возраста. Но я точно знал, что мои слова напугают крохотную душу юной девушки.

Вся сила была вложена в удар – что было духу я ударил её точно в лоб. Мне было удобно: она присела на кровать, в то время как я стоял напротив. Траектория удара шла сверху-вниз, что позволяло бить всем весом. Я мечтал, чтобы это было больно. Не острая боль, когда тебе втыкают в плечо нож, стоит только отойти от ночного. Не эфемерное забытье, когда ты на полу, а сверху кто-то энергично пытается втоптать тебя в дешевый асфальт. Нет. Тяжелая, тупая боль удара, ставшего полной неожиданностью.

Я включил музыку. Моя эмочка начала шевелится и постанывать на кровати. У нее должна была здорово болеть голова. Рывком скинул бедняжку на пол. Тщательно вглядываясь в её беспомощные силуэты, вяло шевелившиеся у меня на ковре, я понял, что едва ли она сейчас что-либо осознает. Как специалисту в области фильмов ужасов, мне было известно, что расчлененка лишь развлекает зрителя. А пугает его саспенс, нагнетание атмосферы. Поэтому мне хотелось подождать, пока Даша – да, ваша чудесная единственная дочь Даша – придет в себя. Но Sepultura изменила мои планы: после фразы “Hello Trenchtown” шла невообразимая игра со словом “Ratamahatta” под мощные риффы и ритмичные ударные. Именно на этом моменте я потерял голову.

Господи, насколько все в этом мире убого! Все эти мелочные плотские и денежные удовольствия. Мой первый поцелуй, моя первая машина, мой первый секс, прыжок с третьего этажа на спор… Все это чернеет, меркнет и сгорает по сравнению с теми эмоциями, которые я испытал, когда топтал эту маленькую сташестидесятитрехсантиметровую эмовскую суку под вопли “Ratamahatta”. Вы – ебаные либеральные пидоры – вы все делаете правильно! Ваши свободы, ваши права, ваши ценности, ваши стремления, ваши идеалы – все это верно! Но какое же это все ничтожное, пустое, фальшивое. Считается, что почувствовать себя мужчиной можно лишь трахнув новую девчонку. Какая чушь! На самом деле, никому не нужно чувствовать себя мужчиной – просто иначе он не сможет пить пиво наравне со своими приятелями, не услышав в свой адрес слова «пидрила». Я почувствовал себя живым, настоящим не в момент оргазма – в этом не было вообще никакого намека на сексуальное возбуждение – а когда моя пятка ударялась в Дашино ребро.

Прейдя в себя, Даша обнаружила, что привязана к стулу. Я её привязал. И привязал нормально, без всяких идиотских идей насчет скотча. Я размышлял некоторое время по поводу кляпа: нужен ли он в данной ситуации? Решил, что все-таки нужен: она непременно начнет задавать глупейшие вопросы, умолять, называть меня по имени бесконечное число раз, пытаясь разжалобить. Такая сцена навевала лишь скуку. Поэтому кляп был необходим. Однако, даже с куском полотенца, забивающим почти всю ротовую полость, моя партнерша издавала целые куплеты самых разнообразных звуков, призванных заменить предсмертную мольбу. Я от души врезал ей. Голова резко ушла вбок и медленно вернулась в прежнее положение. Глаза Даши смотрели в мои – в них читалось бесконечное «нет», размытое прослойкой слез. Я попытался выглядеть серьезным – не уверен, что у меня получилось в конечном итоге: никогда не умел придавать лицу серьезное выражение. Даша тихонько подвывала, и мне пришла в голову идея зажать ей нос. Через несколько секунд она начала трястись и вибрировать, как струна на бас-гитаре, и я разжал пальцы. Моя эмочка жадно всасывала воздух, который ударялся внутри о сопли, создавая громкие трубные звуки. Я дал ей отдышаться, пока рылся в инструментах. Я ничего специально не покупал, а домашний ассортимент был не велик, поэтому взял, что было. В руке оказался нож для сыра – с рассеченным надвое кончиком и продолговатым отверстием посередине – и неторопливо шагнул к связанной девушке (вы еще не забыли, что это ваша прелестная единственная дочь Даша? Хорошо. Вы не должны этого забывать. Вы должны после каждого моего слова вставлять «Даша», потому что это ваша, блядь, дохлая, безжалостно расчлененная девочка, которую вы растили долгие годы, не жалея сил. Которую вы любили. Которая была частью вас. Плоть от плоти вашей. Ваша гордость. Надежда. Свет. Блядь, какие пизданутые ярлыки я еще должен навешать, чтобы вы заплакали и вспомнили свою дочь? Я специально делаю такую паузу, чтобы вы еще раз вспомнили, какой была Даша, прежде чем я превратил её в куски мертвого гниющего мяса). Я поднес зазубренное лезвие к её лицу и медленно надрезал чуть выше брови. Раздался вой, резко переходящий в писк. Разрез я сделал глубоким и длинным, чтобы вытекло побольше крови. Вот она и проступила. Величаво, словно Темза, она стекала красными потоками вниз. Ниже и ниже, вскоре кровь залила глаза. Завывания и писк усилились. Даша ослепла. Ослепла от собственной крови. И это происходило в реальной жизни, прямо передо мной. Был ли я шокирован от того, что творю? Нет, ни секунды. Чтобы вы могли лучше в этом убедиться: я взял молоток для мяса – знаете, такая маленькая металлическая кувалда? Увидев пищащее и вибрирующее тело красивой молодой девушки, привязанной к стулу, я размахнулся и ударил её по зубам. Ударил, разумеется, не в полную силу, но все же достаточно сильно, чтобы добрых полдюжины зубов разлетелись в разные стороны. Писки уступили место громкому зацикленному вдоху – у Даши была истерика. Это было действительно стращно. Ведь моя маленькая Даша не могла кричать – я забил девочке рот куском полотенца. Она могла только постанывать и громко дышать. Её крохотное сердечко разогнало кровь, заставляя молодые легкие сокращаться быстрее…быстрее…быстрее… И её стон, её крик о помощи, её мольба: «Мамочка! Папочка! Заберите меня! Спасите меня» превратился в зацикленный сэмпл, повторяющийся каждую секунду, неизменный, словно издавала колонка, а не страшная пародия на красивую некогда девушку. Она была обездвижена, ослеплена кровью, изуродована и испытывала дикую, страшную боль. Вам назвать имя монстра, который это сделал?

Некоторое время я понаблюдал за этим жутким зрелищем. Потом включил паяльник и ушел на кухню.

Вернувшись, я щедро брызнул ей в рот уксусом. Зацикленные вздохи сквозь всхлипы были безжалостно выжжены. Зато моему уху открылись бешеные, абсолютно сумасшедшие вопли (и это при том, что я заткнул ей рот!) Я понял, что обморок и болевой шок не за горами, и не стал откладывать дело в долгий ящик. Молотком для мяса я превратил пальцы её правой руки в фарш. Воплей её я уже не слышал – чтобы превратить кисть в кашу из крови, костей и мяса необходимо по-настоящему увлечься процессом. Иначе бы это затянулось бог знает на сколько. Её левую руку я прибил к стулу тремя гвоздями, а в каждый палец вставил по длинной игле (даже не знал, что бывают такие длинные иглы). Гвозди прокалывали плоть не очень охотно, поэтому пришлось колотить изо всех сил. С иглами вышло еше сложнее: вы представляете себе, как трудов стоит запихать толстенную иглу в каждый – в каждый – палец, помогая себе лишь плоскогубцами? Я весь взмок, а моя комнатка превратилась в настоящее жилище каннибала. Затем я снял плоскогубцами аккуратные черные ногти с её искалеченной левой руки.

Я хотел что-нибудь сделать с её ногами, но времени не было – кровь лилась весело и неумолимо. А вагину я нарочно не трогал – это совершенно точно породило бы слухи о моей импотенции и необходимости извращений для возбуждения. Не то, чтобы мне есть дело до того, что вы подумаете – не льстите себе! Плевать я хотел, каким именем вы наречете меня в своей истории. Просто этот жест исказил бы реальное положение вещей. Поэтому я просто что было силы пнул её ботинком в промежность и схватил паяльник. В голове бешено прыгали мысли, что нужно прижечь оголенные нервы её чудовищным образом изуродованного тела, почувствовать гнусный запах горелого мяса, но случайный импульс вновь решил всё по-своему. Я осматривал её ноги, зажав паяльник в руке, а затем издал короткий животный рык и с размаху воткнул оголенный паяльник в глаз Даши. Кровь на моих руках, чудовищно преображенная комната и труп моей бывшей сексуальной партнерши были фоном, глядя на который я восстанавливал дыхание. Ни больше, не меньше.

У вас есть имя для этого монстра? Вы поняли, вы действительно поняли, ЧТО это чудовище, этот сраный выродок, больной озлобленный фрик сделал с вашей дочерью? Она не просто мертва, она жутким образом убита, так, что её страшно хоронить даже в закрытом гробу. Посмотрите на меня! Я должен видеть ваши слезы!

А вы, остальные! Я дал вам всё! Вы – скучные скрюченные ублюдочные тени реальных людей – я дал вам всё! Я дал вам чудовище, которое можно убить. Я дал вам урода, которого можно покарать. Я дал маньяка, безнадежного психопата, с которым можно сравнить себя, чтобы лишний раз убедиться в собственной вменяемости. Я дал вам власть. Гордость. Бесстрашие. Сплоченность. Гнусные черви! Я дал вам любовь! Теперь вы будете ещё крепче прижимать к себе своих дочерей. Вы простите им их сигареты, косяки и экстази. Вы перестанете кричать на них. Для вас будет непереносимой сама мысль о том, что однажды ваша девочка, ваша маленькая принцесса выплюнет вам прямо в лицо: «Вы никогда не могли меня понять!» Вы будете, да, сука, вы будете любить. Вы будете зубы ломать, чтобы заслужить ответную любовь. Я научу вас любить. Я подарю вам любовь, которую вы рассеете, словно сперму, вокруг себя, и вскоре вас будут окружать лишь люди, которые безмерно любят и заботятся о своих детях. Я дарю вам это.

А сейчас, пидоры, суки вы ебаные, алчные ебланы, пизданутые на всю башку вздувшиеся свиньи, я хочу, чтобы вы вспомнили, кто без какого-либо мотива, без единой, блядь, на то причины расчленил эту ебаную суку! Я хочу, чтобы вы, несносные уёбища, посмотрели на меня. Ну, ебаные твари! Ну же, блядь! Я дал вам любовь, ебать вас в сраку! Так покажите же мне свою ненависть!