Рожденным ползать, недоступны взлеты, Но иногда их властно высь поманит И теплое, родимое болото Ненужным, ненавистным сразу станет. Из глины они крылья налепили Из прутиков, из разной чепухи, Им кажется еще одно усилье И будут крылья на подъем легки. А ветер в шутку сотворяет чудо И поднимает их на высоту Рожденным ползать видится оттуда, Весенний сад и яблони в цвету… Но взлет не долог, а паденье больно Фонтаны грязи, так болото мстит Оно на раны сыплет солью, Воспоминаний не простит, Как ветер их упруго трогал И в душу поместил разлад, Пускай они летать не могут, Но ведь и ползать не хотят…
Изабелла Вербова.
|
Я стояла на краю обрыва, расправив крылья. Мне очень хотелось летать. - Эй, постой! – окликнуло меня что-то – Присядь и послушай меня. Когда я родился, было темно. Я родился маленьким и беспомощным, весом чуть больше килограмма. Мама моя не была алкоголичкой, но, тем не менее, часто прикладывалась к бутылке. Работала она на ферме дояркой. Когда я родился, сразу было понятно, что ходить я не смогу никогда. И сельская акушерка сказала матери, что лучше б я помер. А я рос. Потихоньку рос. Я приучился ползать на локтях, волоча за собою ноги. Зимой, правда, я сидел дома и плел лапти. Слабый я был только физически. А духовно… Нет духовно я был силен. Часто я смотрел в небо. Там летали птицы. И я летал вместе с ними. Я хотел улететь с ними на зимовку, и даже попробовал питаться червяками. Но у меня не получилось. Их трудно было искать. Они были не вкусными, и я ходил голодным. Поэтому я быстро забросил идею питаться как птицы. Но идею летать, я так и не оставил. Когда-то я рассказал про свою идею матери. Она пьяно усмехнулась. - Рожденные ползать, никогда не смогут полететь. Потом вздохнула, закуталась в платок, взяла лопату и пошла в хлев, чистить денник нашего мерина Хризолита. Уж не знаю, кто назвал деревенского коня таким необычным именем, но на его работоспособность это ни сколько не повлияло. Он был нашей опорой, хотя норову был крутого. Больше я так никому ничего и не сказал про свою мечту. Стать птицей… Ах, как славно было бы, если б ветер дул в лицо, так чтоб слезы из глаз и дышать чтоб было трудно. И кричать, кричать, кричать… - Э-ге-ге! Люди! Смотрите! Я здесь, я лечу!!! Впрочем, я не только мечтал. Потихоньку я готовился к своему полету. Я плел себе крылья. Была зима. Лапти продавались как-то не особо. И я сплел себе крылья. Большие, с крепкими петлями. Они крепились с трех сторон: у плеча, у локтя, и за третью петлю, я должен был держаться рукою. Я спрятал их в холщовый мешок в погребе, и каждый день бегал смотреть как они там. К концу зимы, я выпросил у соседа пол банки олифы и проолифил свои крылья. Мне казалось, что так они лучше защищены от дождя. Наконец-то наступила весна. Помню, было солнечно и тепло. Земля уже оттаяла. Отцвели подснежники и мелкие желтые цветки мать-и-мачехи. Мать ушла на ферму отчего-то рано, уже в четыре утра, хоть обычно ходила к шести. Я проследил, чтобы меня никто не увидел, взял мешок с крыльями и привязал его к спине. Добравшись до денника Хризолита, позволил себе передохнуть. Ползти на гору пешком было бы глупостью. А мне надо было добраться до горы. Я по телевизору видел, как люди с горы с большими крыльями прыгают и летают потом. Правда и телевизор то я один раз видел. У соседа. И то черно-белый. А говорят, уже цветные начали делать. Я накинул уздечку на коня, вывел его во двор и, уцепившись за шею, подтянулся на спину. Крылья немного мешали, но это не страшно. До горы мы добрались быстро. Хризолит дал галоп. Пока мы мчались, я думал, что буду скучать по нему, когда стану птицей. На верхушке, я надел крылья и поцеловал коня в морду. В его глазах я увидел слезы. - Не плачь, все будет хорошо. Я стану птицей. Я к тебе прилечу. Обязательно. А теперь иди. Иди домой, мать уж ждет, наверное. А я попозже… прилечу… Я развернулся навстречу ветру. И шагнул, раскинув руки… Меня подхватил ветер, он дул мне в лицо, а слезы катились из глаз так, что я плохо видел, что в низу. И дышать было трудно. И я кричал: - Э-ге-ге! Люди! Смотрите! Я здесь, я лечу!!! И я видел наш колхозный сад. Яблони в цвету. И видел Хризолита, который скакал галопом, и наш дом и… я видел мир… А потом я упал. Мне стало больно. Слезы потекли из глаз. Сбежались люди. Моя бедная мать стояла на коленях и, утопив руки в дорожной пыли, проклинала птиц. Из моей головы текла кровь. А мне было все равно. Я поднялся на колени, потом встал на ноги и пошел… Я дошел равно до крыльца, обнял Хризолита, вытер его слезы, и, зажав их в руке, умер.
Моя мать, похоронила меня на этой горе вместе с моими крыльями и, выпив две бутылки водки, благополучно обо мне забыла. Я часто прилетаю к деннику Хризолита. Он рассказывает мне грустные и веселые истории. Теперь я его понимаю. Сейчас я умею летать, но… знаешь, ходить мне понравилось больше…
Я сложила крылья за спиной и молча побрела домой. Рожденные ползать, никогда не смогут полететь…
|