Насилие.

Сегодня я потерял девственность. Со мной это не впервые, но на этот раз, было как-то особенно больно. Исчерпав лимит добродетели и самодостаточности, я грубо изнасиловал своё сознание и нежеланно забеременел мыслью – может, стоит бросить курить? Вот тут все и началось. Ход моих мыслей был последователен, а потому, безжалостно эгоистичен.

Бросить курить – чтобы дольше жить. Жить – чтобы читать и писать. Писать – о любви. О любви разной – горькой, нежной, страстной. Не важно. Все мы, так или иначе, пишем о любви, из-за любви и во имя любви. Мы пишем из любви к творчеству, мы любим читателей, которые уже стали друзьями, пишем о любви неразделенной, счастливой, забытой, мимолетной. В стремлении эпатировать читателя, мы наделяем любовь красивым телесным обликом и снисходим до извращения.

Многие считают, что любовь - это свобода. Романтику трудно с этим не согласиться. Однако, являясь романтиком, я должен вам сказать, что любовь это свобода, которая ведет к абсолютной зависимости. И зависимость эта – хуже наркотика.

Вдохновение, рожденное от любви, провоцирует желание творить, но наша зависимость от языка ограничена рамками – от словарного запаса – до таланта изложения. А между рамками – мы. Мы мечемся, ждем, ревнуем, творим, забываем сотворенное, и, выкурив последнюю сигарету – в отчаянии встаём на подоконник. Это секс с самим собой.

Мы снова курим.

Наслаждение.

Её звали Кэт. Роскошная блондинка, чье тело представляло собой квинтэссенцию сексуальной чувственности. Она предпочитала быть сверху, и чтобы мои руки не бездействовали. В пиковый момент страсти, она выгибала спину, откидывала волосы назад и громко стонала. Силу её оргазма я определял по сокращениям мышц живота и конвульсивным движениям бедер. Полностью исчерпав сладострастную истому, Кэт склонялась надо мной и некоторое время смотрела в глаза.

Я любил её. Мужчины, вообще всегда любят тех, кто их бросает. И почти всегда остаются равнодушны к тем, кого бросают сами. Жестокий парадокс.

*******************

Натали была другой. Я встретил её тогда, когда она ушла от своего богатого ублюдка. Семь лет в безвыходном заточении, и вот она снова свободна.

Несмотря на годы сожительства, она была совершенно не избалованна сексом. Последние два года, её мужчина в большей степени трахал свои собственные мозги и крепкий алкоголь. Так что редкие интимные моменты сводились к шороху простыней, ерзанью тел и перегару в лицо.

Наша первая близость была не так хороша, как последующие. Отвыкнув от наслаждения, она была несколько закрепощена и не решалась осуществить свои фантазии. Но опытный мужчина всегда найдет интеллигентный способ, чтобы дать понять – со мной можно всё. С этого момента начинается прекрасная в своей дерзости страсть и всепоглощающая нежность.

Когда она поняла, что её желания всегда найдут отклик, мы с головой бросились в любовь.

Натали обожала изысканные ласки, отдавая предпочтение легким прикосновениям и смене темперамента. Её возбуждала французская речь, частая смена позиций и ритма. Она играла сексуальные роли, давая долгую фору заправским актрисам. Порой, она казалась мне развратной и ненасытной. В общем, мы отлично подходили друг другу.

Чувствуя, что она уже близка к оргазму, Натали меняла умопомрачительную нежность, на свирепую страсть. Мне приходилось хватать её за волосы, и, чувствуя, как она безжалостно царапает мне плечи, доводить её до безумия. Она кричала и, через несколько секунд, задыхаясь от сладких слез, затихала и несколько минут лежала с закрытыми глазами, запрещая мне прикасаться к ней. Потом она улыбалась, открывала глаза и начинала упоительно и долго меня ласкать. Она была прекрасна.

Выдох.

Так что я там говорил о сигаретах? Бросаю? Ага, как бы не так! Пока я писал последние два абзаца - выкурил две сигареты. Кого я обманываю – самая вкусная сигарета, бывает только после хорошего секса! И нечего разыгрывать страдальца. Я думаю, что стоит скинуть изысканный черный смокинг и лаковые туфли, прекратить подражать основателям французского экзистенциализма, принести в жертву амбиции, глубоко затянуться сигаретой, и открыто смотреть в глаза правде. В порыве безудержного веселья, отказываясь от импортных наитий, подойти к морозилке, открыть её, вынуть большой кусок пахучего свежего сала, пошло намазать кусок черного хлеба горчицей и открыть бутылку водки. Громко крякнув – выпить, аппетитно закусить и со словами – эх, бля! Треснуть кулаком по столу. Одев старую майку и дырявые спортивные штаны, взять чистый лист бумаги, ножом заточить простой карандаш, и написать о русских березках, про гармониста и колхозницу, в чьих волосах путается запах свежескошенного сена, о любви, которой они предадутся на закате во ржи. О том, что доброта всего важней, о том, как колокольчик в поле вился.

А можно коротко и просто – Зима. Арсений застрелился.