Не давите детей, шагая по-жизни!
Лето выдалось невыносимо жаркое! От знойного, палящего солнца на тротуарах плавился асфальт. Навстречу неторопясь, вперевалку, шли изнемогающие от жары прохожие... Мучила жажда. Полчаса назад я выпил стакан газированной воды в гастрономе, но это не спасло. Да и теплая была, с привкусом горького лимона. Сегодня я уеду из этого города. За неделю командировки он мне опротивел так, как будто я прожил в нем всю свою сознательную жизнь. Чемодан и сумку я сдал в камеру хранения на вокзале. До поезда осталось около пяти часов. — Сходить в кино что ли, — подумал я.. Но сразу отбросил эту мысль. Так как в кинотеатрах кондиционера нет, а париться не хотелось. Так я дошел до парка. Парк был очень старый. Наверно его открыли в прошлом веке не позднее шестидесятых годах. К моей радости у входа парка располагалось маленькое уличное кафе с пятью столиками. За барной стойкой сидела сонная девушка. — Девушка, у вас есть что-нибудь холодное попить? — спросил я. — Есть, — не глядя на меня, ответила барменша.. — Откройте мне бутылочку. — Стараясь быть вежливым, попросил я. — Идите за стол, вас обслужат.. все также, не глядя в мою сторону, бросила мне барменша. Я выбрал чистый столик, расположенный ближе к выходу, сел. Стал ждать, откинувшись на спинку стула. Прошло минут десять, но ко мне так никто не подошел, хотя, кроме меня, обслуживать было некого. Единственные посетители находились напротив меня через один столик. За ним сидела мамаша с маленькой девочкой и кормила её мороженым. Тихо так, молча. Мамаша из креманки брала ложечкой мороженое, девочка открывала рот.. и ложка полностью пропадала в детском, маленьким ротике. Я отвёл взгляд опять в сторону барной стойки. Барменша все также сидела, одной рукой подперев щёку, другой отмахивалась от назойливых мух. Моё терпение иссякало. Только я хотел встать, подойти к барменше и сказать ей, что-нибудь колкое, обидное, потребовать жалобную книгу. Но… в этот момент к барной стойке подошел белобрысый мальчишка лет 14-ти. На нём были старые, грязные, отрезанные по колено джинсы, на ногах — такие же рваные, чёрные, китайского производства, танкетки.. В верхней части тела полностью отсутствовала, какая-либо одежда. Загорелое тело блестело на солнце шоколадным оттенком! Вокруг курносого носика красовались с десяток веснушек. — Тёть, дай водички.. Протяжно и жалобно попросил мальчишка барменшу, протягивая пустую полуторалитровую бутылку из под пива. — Какая я тебе тётя? — заорала девушка. – Достал, через каждый час бегаешь за водой! – Пошел отсюда по-хорошему, – крикнула вслед уже удаляющегося из кафе мальчишке. Я резко вскочил, подбежал к барной стойке и сорвался. Не помню, что я там кричал, что я ей говорил, но в жалобную книгу я накатал целую страницу. Вышел из кафе я с тяжёлым, до боли злым, сердцем. В свои сорок два года я отличался сдержанностью, терпеливостью. А тут….. — Достала… Зараза, — прошептал сам себе я, идя по аллеям старого парка. Так я дошел до забора парка. Присел на скамейку, я проглотил густую, горькую от курева слюну. — Вот же, так и не напился! — С горечью и обидой подумал я. — Не в баре ей работать, а уборщицей в общественном туалете.. Я все продолжал негодовать на барменшу. Благо, хоть деревья старые, и своей огромной, зелёной кроной закрывали небо от нещадно палящего солнце. Метрах в десяти от скамейки находилась заброшенная танцплощадка. Полусфера эстрады, словно после бомбёжки была вся в дырах, от вырванных досок. Я встал, подошёл к эстраде. Представил, как много лет назад, здесь «зажигали» музыканты. Как пыль стояла столбом от шаркающих ног танцующих. Закрыл глаза… и словно окунулся в прошлое… Чей-то голос заставил меня встрепенуться и вернуться в реальность. — Дядь, а дядь… Снова услышал этот, уже знакомый мне голос. — Дядь, не дадите мне пять рублей, мне на газировку не хватает.. — молебно просил мальчишка. Я полез в карман, пяти рублей у меня не было.. Протянул ему десятку — Спасибо дядь, я вам сдачу отдам. — Да ладно, не надо, — ответил я. А сам подумал: «На пиво, наверное»… Я снова присел на скамейку, досадуя о том, что рано покинул гостиницу. Мог бы жару в номере пересидеть и перед самой отправкой поезда, за полчаса, вызвать такси, и спокойно, не парясь оказаться в вагоне. Как хорошо бы сейчас оказаться в вагоне, открыть окно и на скорости поезда ловить лицом ветер. Мои мечты снова оборвал мальчишечий голос. — Дядь, возьмите сдачу. – только.. правда… там газировка дороже была и сдачи всего четыре рубля. Передо мной стоял всё тот же мальчишка. В протянутой руке сверкали две новые двухрублевые монеты. — Я же тебе сказал… Не надо сдачи мне, возьми себе. Мальчишка доверчиво улыбнулся белозубым ртом, сказал: — Спасибо дядь! — Пацан положил монеты в карман. Отвернувшись от меня, он направился в сторону старой, заброшенной эстрады, неся под мышкой большую бутылку газировки. Нагнувшись под эстрадой, мой незнакомец пропал, как бы растворился. Посидев минут, пять, я мысленно снова вернулся к мальчишке. – Видать парень не совсем распущенный, не хам, скромный такой. — Ишь ты.. даже сдачу мне принес! — Другой бы ещё в карман залез, а этот вон.. какой… сдачу… нате вам…. Я про себя улыбнулся. Но, тут же нахмурился. – Что может парень в таком возрасте делать в таком захолустье, да ещё под разбитой эстрадой? Я встал, направился туда, куда юркнул мальчишка. Под эстрадой были выбиты три доски. Я нагнулся, заглянул, там было темно, запах был не из приятных. Эй.. пацан, ты, здесь? — нагнувшись, крикнул я в проём. Из дырки показалась голова пацана. — Вам сдачу отдать? – заикаясь, спросил мальчишка. Он был немного испуган… — Да нет, просто мне скучно, до поезда почти четыре часа, вот, маюсь, не знаю, куда себя деть. — С тобой поболтать можно? — Да, конечно, можно, – уже спокойно ответил мальчишка. — Что ты там делаешь? Спросил я, указывая рукой на зияющий проём под эстрадой. Живу. — А можно посмотреть? — Попросил я. — Да, проходите. — Я нагнулся, пролез в дырку под эстрадой, очутился в полной темноте. — Ты где? — Спросил я, вытянув руку, боясь, обо что-нибудь споткнуться. Мальчишка взял меня за рукав рубашки повёл в дальний угол эстрады. В противоположной стороне сооружения было маленькое грязное окошко. Света из окошка было достаточно, чтобы разглядеть, что находилось внутри «убежища» мальчишки. Прямо у окна из пластиковых ящиков из-под бутылок было сооружено что-то вроде кровати. Взамен матраса были постелены две старые фуфайки. Подушкой служило полено, прикрытое, тоже не первой свежести тряпкой. Присев на кровать, мальчишка отпив глоток с бутылки , тупо уставился на меня, в ожидание вопросов. — Так… выходит, ты тут живёшь? — Спросил я, лишь бы снова завести разговор. — Ага. — Коротко ответил парень, и снова стал смотреть на меня, как бы ожидая чего-то нехорошего с моей стороны. — Да ты, паря, не беспокойся, я тебя не трону. — А я не боюсь, — соврал парень. — А ты здесь один живёшь, или ещё кто есть? — Один! И добавил: – Больше никого… Разговор не «клеился». Я задумался, чтобы ещё спросить у него? — Как тебя зовут? — Костя.. Константин. — Поправил себя мальчишка. — А меня — дядя Серёжа, — обрадовавшись знакомству, протянул руку Костику. Костя, пожав мою руку, улыбнулся. — Ты из дома сбежал? — Спросил я, будучи уверен, что оно так и есть. — Да, — нахмурив брови, ответил Костик. — Отчего же сбежал из дома? — Да так, просто. — Расскажи, Костя, я же не из милиции. Через каких-то несколько часов уеду домой. Можешь не бояться меня. Костя нехотя начал свою печальную историю. Жил он с родителями в другом городе. Ещё у него есть младшая сестрёнка Наташка. Жили хорошо, Отец был прорабом на стройке, мама там же работала бухгалтером. Папа не пил.. Так, иногда, по праздникам мог позволить себе. Очень любил Костика и его сестричку Наташку. Костика он любил, потому что он был парень, наследник, дочку, за то, что она была ещё маленькая и очень озорная. Мать, всегда строгая, ругала отца, что он балует Костика подарками в получку. То джинсы купит, то футболку, а то просто так даст денег на мелкие расходы. На что отец говорил: «Костя у нас уже большой мужчина, небось, девчонки есть, а он без рубля в кармане.. Нет, мать… Парень должен, обязан девчонку мороженым угостить, или, там, в кино её сводить.. А у него ни копейки в кармане. Ведь осрамится перед дамой! Главное, что он не курит, да и дурью, как многие пацаны, не мается, учится неплохо.. Хотя мог бы и лучше учиться». В конце апреля родители погибли в автокатастрофе. Не стало ни матери, ни отца. Костик с сестрой остались одни на всём белом свете. Родственников не было. Да если они где-то и были, то их Костя никогда не видел, и не знал. Похороны родителей Кости и Наташи взяли на себя соседи. Через неделю после похорон, пришли какие-то тёти из Гороно и забрали Наташку, сказали, что в детский дом, не назвав даже адреса. Костя, прижавшись к стене с «каменным» лицом, смотрел и молчал. В горле стоял комок, который перекрыл дыхание и отнял напрочь речь. Уходя, тёти сказали: — Ты, Костя, собери вещи, завтра мы приедем за тобой…… Парень не спал всю ночь, смотрел в окно. Мимо ёжась от холода, изредка проходили прохожие. Нет никому дела до него, до Костика. Время как бы остановилось для него. Мир замер. Лишь, из сквозь моросящего дождя, виднелись мерцающие огоньки на фонарных столбах. Костя не заметил, как наступил рассвет, из глубоких, печальных мыслей его вырвал звонок в дверь. Это пришли за ним. Прыжок из окна первого этажа, — и Костя уже далеко от дома. Он шёл, бежал и всё на одном дыхании, — лишь бы подальше от тех тёток, с детства ненавистного ему детского дома. Мать иногда пугала маленького Костю: – Вот не будешь слушаться маму, в детский дом отдам. А там тебя тётки будут голодом морить и за непослушание в камеру с решёткой закроют. На Костю эти слова действовали магически. Костя не заметил, как оказался на вокзале своего города. Всё так же, не задумываясь, сел в первую электричку. Он бежал, бежал в неведомое будущее, от которого он ничего не ждал. Он просто бежал, бежал от своей горькой, нерадостной судьбы. Бежал туда, где бы остановилось время, которое так больно давит на сердце и душу парня. . Спал в привокзальных кустах, и всё дальше и дальше удалялся от своего дома, как заяц, петляя, каждый день меняя электрички, запутывая свои следы. А куда он бежал? Он не знал этого: лишь бы подальше уехать, и не возвращаться в своё горькое прошлое. Так он оказался в этом провинциальном городке, обжив себе место под эстрадой в парке. Костя закончил свой рассказ, отпил из бутылки газировки, добавил… — Я не вернусь домой никогда. — Костя, сейчас ещё лето, но не за горами осень, а там и зима, как же дальше тут жить будешь? — Пока не знаю, придумаю что-нибудь. — Костик не по-детски нахмурившись, тяжело вздохнул. — Ты кушать хочешь? — Спросил я Костю. — Есть немножко. — Ответил Костя, стыдливо опустив голову. — Пошли в столовку. — Предложил я. Мы вышли из парка. Дошли до первой столовой, но там был перерыв до четырёх дня. Мы перешли улицу, направляясь в кафе, но там был тоже перерыв. Я, огорчённый, стоял на тротуаре, и не знал, что делать, — ведь парня обязательно нужно накормить. Костя, видя мою растерянность, сказал: — Дядь Серёж, не надо, я и есть особо не хочу. Спасибо вам, я пойду, ладно? — Подожди Костик, одну минутку, я сейчас, вот только в гастроном зайду. Ты не уходи, постой! Купив с килограмм колбасы, банку тушёнки, кое-какие сладости, я вышел из магазина… Но ни возле магазина, ни за магазином Кости не было, его не было нигде. Я разочарованно побрел в сторону парка. Под эстрадой я тоже его не нашёл. Полностью расстроенный, я положил на самодельный топчан пакет с купленной едой. Стал себя успокаивать… Он придёт, он сюда обязательно придёт и увидит еду... С тяжёлым сердцем покидал этот город. Я смотрел в окно вагона. Мимо меня в темноте мелькали огоньки. Передо мной стоял образ Кости. Это милое, простое, не по годам взрослое, личико мальчишки.
Приехав домой, я по уши погрузился в работу… Будучи начальником лаборатории большого предприятия, я отвечал за весь технологический процесс на нём. Частые командировки по своей стране, а также — заграницу, выбивали меня из рабочей колеи. И часто, приехав из командировки, приходилось навёрстывать упущенное. Домой приходил поздно, и лишь успев раздеться, падал на кровать, забывался до утра. Жены у меня не было. Вернее, была, но уже более восьми лет, как мы расстались. Я привык, что, приходя домой, мне самому приходилось на скорую руку что-то готовить себе. Да и что я мог сготовить, живя один? Отрезать ломоть хлеба и положить на него кусок колбасы, и всё это запивать холодным, добрым пивом, которое мне иногда присылали друзья из Швеции? Периодически ко мне наведывалась моя мать, чтобы прибраться в квартире. Всегда ворчала по поводу моего одиночества. — Хоть бы мне внука или внучку перед смертью подарил. — Гудела мать. Или усыновил бы из детского дома? С меня все знакомые смеются. Вот мол, говорят, сына выучила, вырастила, а внуков он тебе не принёс. — Мам, я ещё успею. — Старался отвертеться от назойливости моей матери…. С женой у нас детей не было, да и откуда им быть? Лариска – моя жена — была бесплодная. А на стороне я не хотел заводить детей. Но жениться во второй раз не тянуло, да и времени не хватало для амурных свиданий, и желания не было. Я стал привыкать жить один. Квартира есть, мебель, компьютер, домашний кинотеатр…. Правда,… чтобы телевизор посмотреть, времени тоже не было. В общем, … «серая», будничная меня вполне устраивала. Друзей у меня было много. Многих раскидало по всей России. Но некоторые остались жить в моём городе. Никогда не забывали поздравить меня с Днём рождения, или с Новым годом. В прошлом году на новый год ко мне завалил Пашка-Tуз. Мой бывший одноклассник, который сразу после окончания школы уехал в Москву. Крутой стал… Как я понял, главарь какой-то Московской группировки. Зашёл ко мне в ванну руки помыть, и маты полились так, что соседка через стену стучать начала. На другой день у меня в ванне уже стояла джакузи и в ней с сигарой в зубах лежал Пашка-Туз. Пашка любил делать подарки, подчас даже очень дорогие. Наведываясь в наш город проведать своих родителей, он в первую очередь навещал старых своих друзей. Сегодня, как обычно, я пришел поздно с работы. Решил попить чаю и — на боковую. Чаю я попил, но сон не шёл. За окном шумел дождь. Где-то далеко гремела гроза. Я долго ворочался, пытался заснуть, но заснуть не мог. Я встал с кровати, подошёл к окну, рукой сдвинул штору. Прильнул лбом к стеклу, закрыл глаза. О Боже! Передо мной появился образ Костика. Он смотрел на меня, по его лицу текли ручейки от дождя. Сквозь шум дождя я отчётливо услышал голос Кости. — Дядь Серёж… налейте мне водички в бутылку, пить хочется… Я отпрянул от окна, в ужасе подумал: «Я схожу с ума!» Снова лёг на кровать, но заснуть мне так и не пришлось. Костик не выходил из головы. Мне он постоянно виделся в грязной, мокрой от дождя одежде, без рубашки. На работе у меня ничего не клеилось. Всё валилось из рук. Что бы я не делал, видение Костика меня везде преследовало. . Мне позвонили, попросили зайти в цех СПЦ. Шум в цехе стоял невыносимый, хоть ватой уши затыкай. Среди этого ужасного шума я отчётливо снова услышал голос Кости. — Дядь Серёж, мне здесь так плохо и кушать сильно хочу. Всё! Я не выдержал, уехал домой на три часа раньше окончания рабочего дня. Приехав домой, я принял ванну. Лёжа в ванне, я сам себе говорил: «Отдыхай, забудь, мало ли кто в жизни может повстречаться. Ты же не мать Тереза! Всех обездоленных не приютишь, не накормишь!» Измотанный ещё одной бессонной ночью, я поехал на работу. Написал заявление на отпуск без сохранения содержания на неделю. Начальник долго смотрел на заявление, то на меня, и молча подписал. В догонку мне крикнул; — Потом будешь без выходных пахать. С завода я помчался в гараж, из гаража я на своём Опеле поехал в Автосервис. Масло поменял, протяжку сделал, тормоза и прочие узлы протестировал на компьютере. И вот уже мой Опель мчится по трассе. Я не любитель быстрой езды, но в этот раз на спидометре меньше чем сто двадцать км не было. Я ехал, и всю дорогу себя спрашивал: — Зачем едешь, разве он там ещё? На улице октябрь. Да и милиция его наверняка «заграбастала» давно и отправила в спецприёмник, а там, наверное, в детский дом. Два человека во мне боролись. Один рулил, другой старался переубедить, и вернуться назад, и не делать скоропалительных действий. Жил ведь спокойно, Так нет же, — надо было мне встретить этого пацана, из-за которого потерял сон и покой. Другой голос старался меня переубедить. — А если он там, если ему там действительно очень плохо? Руки всё сильней сжимали баранку, а нога всё сильней давила на педаль! Город меня встретил мелким, моросящим дождём. Было раннее утро. На автобусных остановках единично сидели пассажиры, ожидающие автобуса, тупо уставившись на проходящие машины. На душе у меня было отвратительно и томно. Я подъехал к воротам городского парка. Вышел из машины, и сразу поспешил туда, где была заброшенная старая эстрада. Туда, где я вновь надеялся увидеть Костика. — Костя, Костик. — закричал я в черную дыру под эстрадой. Тишина! — Костя-я-я — ещё громче позвал мальчишку. Не получив ответа, я нырнул под эстраду. Протянув руку вперед, как это было в первый раз, я на ощупь начал продвигаться в противоположную сторону эстрады. Глаза начали привыкать к темноте. Вот, я уже заметил в конце эстрады, маленькое, грязное, чуть пропускающее свет, окошко. Вот топчан, а вот — мой пакет. Я заглянул в него… Меня охватил ужас. Содержимое пакета было на месте, словно их я оставил несколько минут назад. Только с той разницей, что из пакета доносился запах протухших продуктов. Я поспешно покинул это жуткое место. Выйдя на улицу, я с жадностью глотнул свежего воздуха. Почувствовал себя лучше я пошёл на выход из парка. Сел в машину, включил зажигание, облокотился о баранку машины, задумался. Мысли перепутались. Где же мог быть Костик? Если купленные мной продукты не тронутые, то понятно… он не вернулся в своё убежище. Тогда где он? Уехал в другой город? Нет, по его поведению не было намёка на то, что он хотел покинуть город в тот, в последний день нашей встречи. Ничего умного и определённого в голову не лезло. Я долго ездил по городу, сворачивая, во что ни на есть маленькие и отдалённые улочки города, вглядываясь в лица проходящих как одиночных, так и группы мальчишек, которые хоть сколько нибудь могли быть похожими на Костика. Резко тормозя, выскакивал из машины, подбегал к мальчишке, когда мне казалось, что это Костик, поворачивал лицом к себе и тут же, разочарованно извиняясь, снова продолжал поиски. Так как городок был небольшой, мне приходилось не один раз возвращаться на ту же улицу, снова и снова, в надежде, что он может появиться в любое время, а я проеду мимо, или буду совсем на другой улице. Я не заметил, как пролетело время. Было уже четыре часа дня. Остановив машину возле кафе, я решил подкрепиться, перед тем, как двинуться в дорогу, обратно домой, в свой город. Отвратительный город, отвратительно кормят в этом заведении. Горелый лангет я запивал кислым яблочным соком. Настроение было — из рук вон. Расплатившись с официантом, я направился к выходу. В дверях кафе я столкнулся нос к носу с той самой хамкой-барменшей. Меня она не узнала, прошла мимо, даже не моргнув глазом. Постояв с минуту у выхода из кафе, я снова вернулся назад, подошёл уже к бывшей знакомой по жалобе в «Жалобной книге». Обратился к ней: — Девушка, вы меня не помните? Как тогда, летом в кафе, она бросила небрежный свой взгляд на меня, и ответила: — С какого перепуга я должна вас помнить? — Вспомните.. Вы ещё работали в летнем кафе возле парка, и я… извиняюсь, имел смелость написать жалобу на вас. — Ах, да! — Воскликнула девушка. — Вспомнила! — Это из-за вас меня перевели в посудомойки на целый месяц! – Чего же сейчас от меня надо? — Да я, я хотел узнать про одного мальчика. — Какого еще мальчика? — Помните, он ещё тогда у вас воды просил налить в бутылку? — Да пошёл ты, не знаю я никого и не помню никого! — Барменша резко повернулась и ушла. В последний момент мне показалось, что она поняла, про кого я у неё спрашивал, так как в её глазах появилась растерянность и страх. Расстроенный, я вышел на улицу. Дождь противно продолжал моросить. В душе было пусто и гадко. Не успел я отойти от кафе и пяти шагов, как моя знакомая догнала меня. Запыхавшись, она негромко, почти шепотом, сказала: — Ищи его у Солёного. — А кто это? — Только и успел я спросить, но барменша уже пропала за дверью кафе. Я сел в машину, задумался? — Кто такой Солёный, где его искать? Ведь в этом городе я не знаю никого. Хотя… Стоп! На заводе этого города я знал начальника лаборатории, да и так кое-кого… Время ещё позволяло смотаться на завод. Включив зажигание, я рванул с места. Завизжав колёсами машины, я направился в сторону завода. На заводе встретили меня радушно, хотя не без удивления. Поговорив о насущных проблемах завода, я перешёл к интересующему меня вопросу. — Михаил Петрович, скажи мне, кого у вас в городе зовут «Солёный»? Петрович удивлённо взглянул на меня. — А зачем тебе он? Всё так же, не без удивления спросил Петрович. Я уклончиво ответил: – Да, так, есть к нему пара вопросов. — Сергей, я бы тебе не советовал иметь с этим человеком дело. Солёный — главарь криминальной группировки в нашем городе. Это очень опасный человек. И помочь я тебе ничем не смогу. Так как я с такими «контингентом» дел не имею. Смотри, Сергей, им убить человека, что два пальца ……….! Посидев ещё минут сорок, болтая ни о чем, я стал прощаться. — Спасибо Михаил Петрович. — Крепко пожав руку, я ушёл. Поняв, что с этой поездкой я наделал много глупостей, я уверенно решил покинуть этот город. — Куда я ехал, зачем? — Из-за какого-то мальчишки проехать шестьсот пятьдесят километров?! Нет, хватит, погулял и домой! Я сел в машину, включил зажигание, уверяя сам себя в том, что я делаю всё правильно, покинул ненавистный мне город. Дома меня ждал сюрприз. Зайдя в квартиру, я увидел, что на диване сидит Пашка-Туз и моя родная мама подливает ему в чашку чай. Крепко обнявшись с Пашкой, мы сели пить водку. Я снова себя почувствовал человеком, так как дорога меня просто превратила в какое-то непонятное существо. Даже Пашка заметил, что на мне нет лица, что я похудел и осунулся. Мать давно ушла, время было за полночь, когда Пашка спросил: — А где тебя черти носили два дня? Я уже думал, не дождусь.. Если бы не твоя маманя, которая меня обихаживала, как в хорошем отеле, то я, точно, уехал бы в Москву, не увидев тебя. Тут я всё рассказал, — про Костика, про то, что его голос меня преследует, где бы я ни был. Пашка слушал меня внимательно, с его лица пьянь словно бы улетучилась. Он стал хмурым, в глазах появились недобрые искорки. Продолжая слушать меня, он кому-то позвонил по мобиле… — К десяти утра мне доложишь всё, что можно знать о Солёном из Михайловска. — Вот и всё, — сказал я, закончив свою историю о мытарстве в поисках Костика. — Всё, Серёга, давай спать. Утро вечера мудренее, — сказал Пашка, тут же завалился на бок на диване. Через три минуты я уже слышал его протяжный храп. Проснулся я от того, что солнце из окна не по-осеннему ярко слепило мне глаза. Глянув на часы, произнес — Ни фига себе, поспал я! Время уже одиннадцать дня. Пашки на диване не было.. — Наверно, ушёл? Ну и ладно. — Я быстро почистил зубы, обмылся и уже хотел выйти из дома, как в двери появилась Пашкина фигура. — Всё, Серёга, одевайся, и поехали, — громко приказным тоном сказал Пашка. — Куда? — изумлённо спросил я. — В Михайлово, за пацаном твоим. — Да ты что! Да не поеду я никуда! Я только с дороги, и не отдохнул совсем. Но Пашка слушать не стал, вытолкнул меня из квартиры, посадил в мою машину, которую я вечером оставил у своего подъезда, сказал: — Езжай, и жди у того самого парка. Братва моя скоро там будет. По мобиле тебя известят, куда подъехать и что делать… — Сел в свой Мерседес, посигналив мне, уехал. Ехал я уже не так быстро. Всю дорогу я проклинал всё, что было связанно с этим злосчастным городом. Нервы были на пределе. Я, что ни свет, матерился на всё, что попадалось на моём пути. На водителей, которые не уступали дорогу для обгона, на редких, неспешащих пешеходов, на грязь, которая заливала мне лобовое стекло от пролетавшей мимо меня машины. В назначенное место я приехал ночью, заглушив машину, облокотился на сидение, вытянув ноги, закрыл глаза. И словно улетел в пропасть, забылся. — Папа, а пап, а ты со мной пойдёшь на уроки? — Какой я тебе папа? У меня нет детей! — Папа, ты что, спроси у бабушки, я твой сын. — Отстань, нет у меня сына. — Я упорно отталкивал от себя наглого мальчонку, который заявлял, что он мой сын. Меня спас школьный звонок, который упорно звал детей в класс на уроки. Мальчишка пропал, а звонок упорно звонил всё громче и громче. Я открыл глаза, за окном машины брезжил рассвет. Из барсетки, лежащей на сидении, звонил упрямо телефон. — Алло! Я услышал голос незнакомого мне человека. — Приезжайте на улицу Фрунзе, 25, это рядом со стадионом «Труд» Я знал эту улицу, знал стадион, только не знал, что там буду делать я, да ещё в такое, раннее утро. Подъехав к большому особняку, я заглушил машину, стал ждать. Через пару минут из калитки вышел огромного роста детина. Его рост и бритая голова вызвали во мне неподдельный страх. Он направился к моей машине, постучал в окно. Я неуверенно, дрожащими руками опустил стекло боковой двери машины. — Тебя Сергей зовут ? — Да. — Пошли. Я вышел из машины и засеменил за «детиной». Поднявшись на крыльцо дома, я узнал одного из телохранителей Пашки-Туза, который прижал охранника особняка к стенке, закрыл ему рот своей рукой. Пройдя несколько комнат, мы зашли в гостиную, Посреди комнаты стоял огромный картёжный стол, на стуле сидел мужчина средних лет, по обе стороны него стояли двое крепких парней, прижав тело мужика к стулу, опершись руками об его плечи. Тот, что меня привёл, сказал: — Сейчас пацана твоего приведут. Я, молча, закивал головой. Страх всё не покидал меня. В двери показался Костик, которого под руку вёл крепкий парень. Детина обратился ко мне: — Этот? — Да….. — от жуткого вида Костика у меня подкосились ноги, кто-то подставил мне стул. Я не сел, а упал на него. Передо мной стоял не тот Костик, которого я встретил без малого три месяца назад. Худой, бледный, с «мешками» под глазами, измученный, как из концентрационного лагеря пленный. Костя стоял с опущенной головой, не понимая, что происходит. — Забирай его, — обратился ко мне детина. — Увози, и поскорей! Вдруг, тот, который был прижатый к стулу, заорал: — Это мой мальчик! Суки, я вам всем глотки перегрызу! — Заглохни, Зуй! — Сказал один из тех, кто стоял по правую руку Зуя, и резким ударом в челюсть заставил его замолчать. Раздался истошный вой. С плевками на пол полетели зубы вперемешку с кровью. Неведомо откуда, в дверях гостиной появился охранник хозяина особняка. В руке у него был пистолет. Дуло пистолета было направленно прямо на Костика. — Отпустите босса, или я сейчас этому щенку снесу башку! - истерично закричал охранник. Я не успел понять, что происходит, как детина, который привёл нас в этот дом, при своей огромной комплекции, сделал в воздухе сальто, толкнул Костю на пол, выстрелил. Меткий выстрел пришёлся прямо в лоб охранника! Кровь и мозги бисером размазались по стене! Я схватил стоящего Костика за руку, быстро, не останавливаясь, поспешил из этого проклятого дома. Костя, безмолвно подчиняясь, следовал за мной. Посадив Костю в машину рядом с собой, я рывком тронулся с места. Меня больше ничего здесь не удерживало. Я долго мчался по шоссе, рассвет был в полном разгаре. Меня всё пугала возможность преследования. Проехав километров сто пятьдесят, я свернул с трассы на просёлочную дорогу. Заехав в пролесок, я заглушил машину. Впервые взглянул на Костика. Он сидел тихо, опустив голову, смотрел куда-то себе под ноги. — Костя, ты меня помнишь? Костя медленно поднял глаза, шёпотом ответил: — Да! — Я когда вышел из гастронома, долго искал тебя. Костя, это же я, Сергей. — Я всё сделаю, только не бейте меня, дяденька! — Костик умоляюще посмотрел на меня. — Да ты что, Костя! За что мне бить тебя? Костя снова глянул на меня, добавил… — Я буду послушным, только не бейте, пожалуйста! Меня охватил ужас. — Уроды! Суки!! Сволочи!!! Что же вы с мальчишкой сделали? От моего громкого, возмущенного крика Костик ещё сильней сжался, ушёл в себя. Он не понимал, что происходит. Его одолевал страх перед неизвестностью. Для него дяди были все одинаковы. Их, сексуальная прихоть приносила ему боль и страдание. Зазвонила мобила. Я дрожащими руками нажал на кнопку ответа, хрипло спросил.. – Алоо? — Пацан с тобой? — По ту сторону трубки я услышал голос Пашки-Туза. — Да, Паш, со мной. — Береги его. Парень замученный , ещё не скоро отойдёт от того ужаса, который перенёс он. Эти уроды, шестерки Солёного, после того как ты ушёл тогда в магазин, подъехали, силой посадили парня в машину, увезли. Солёный и опустил его. Потом продал его Зую из-за ненадобности, тому, от которого сегодня ты забрал пацана. А этот барыга подставлял парня под каждого, а если он сопротивлялся, то сильно били. Так что решай, что с ним делать. Мне кажется, после таких мучений парня надо в психушку. — Хорошо, Паш, я подумаю, спасибо тебе за всё. — О чём базар, братан, мы же одной крови! Удачи тебе. На дороге будь осторожней! Телефон уже с минуту как молчал, а я всё сидел, обезумевший от услышанного, держа телефон у своего уха. У меня сжалось от боли сердце. Я уже по-другому смотрел на Костика. Мне стало его жаль ещё больше. Я протянул руку к голове Кости, чтобы погладить. Но Костя со страхом отстранился, дрожащими руками пытался открыть дверь машины. — Всё, Костик, всё! Не бойся меня, я тебя не трону. Всё страшное позади. Мы едем домой. Главное — успокойся, я тебе ничего плохого не сделаю. — С этими словами я завёл машину, выехав на главную трассу, перекрестившись, тронулся в путь. Приехав домой, я первое, что сделал, купил Косте одежду — от носков, до шапки и тёплой куртки. Костя всё так же безучастно сидел в своей комнате, которую я выделил для него. На мои вопросы отвечал «Да» или «Нет». Я уже стал подумывать над словами Пашки, что надо обследовать его у психиатра. — Наверно, завтра его и отведу к специалисту, — размышлял я вслух. — Костя, тебе нужно искупаться, и надеть чистое бельё. Завтра пойдём к врачу. Костя молча залез в уже заполненную водой ванну, стал мыться. Я не стал ему мешать. Пошёл, расстелил постель в его комнате. Сам же лег в зале на диван, притушив свет, задумался. Как быть дальше? Отправить в детский дом мальчишку я не хотел, а держать, не имея документов на Костика, было бы незаконно. Случись, что, менты не будут разбираться, загребут меня, как педофила. Значит, надо как-то его узаконить, а вот как? Я не знал. Мои мысли нарушил Костик. Он зашёл в зал, совсем голый, подошёл к дивану и молча стал ждать. — Ты что это Костя, изумлённо спросил я? — И почему ты без трусов? А ну-ка, марш, надень трусы! Костя удивлённо посмотрел на меня, вернулся в ванну, надел трусы, ранее положенные для него. Снова вернулся в зал, остановился возле дивана, опустив голову, тупо смотрел в пол. — Костя, тебе чего? — Опять не без удивления спросил я у него. — Вам, вам не надо? — Чего, Костя, чего мне не надо? —уже громче спросил я. — Только бить не надо, я все сделаю, — заикающимся голосом стал умолять меня Костя. — Да ты что, Костя! У меня на глазах появились слёзы. — Костя, малыш, что ты, подойди ко мне, — дрожащим голосом сказал я. Костя, повинуясь, подошёл ко мне. Я взял его за руки, притянув к себе, крепко прижал. — Костя, малыш, я тебе не сделаю того, что делали с тобой те уроды! – Я хочу, чтобы ты жил у меня, я хочу, хочу…. Я запнулся, не решаясь сказать это слово. — Костя, я хочу тебя усыновить, ты меня понимаешь? Я хочу, чтобы ты стал мне сыном, родным сыном! У Костика округлились глаза, он смотрел впервые мне в глаза, как бы читая в них, правду я говорю, или вру. — Костя, я не вру тебе. Я хочу, чтобы ты был моим сыном, родным сыном! У Кости зашевелились губы — Правда? — Правда! — Сказал я, и ещё сильней прижал к себе Костика. Костя высвободился из моих объятий, поднял голову, оказавшись со мной нос к носу, заглянул снова мне в глаза. Я увидел в его глазах надежду, боль и стон. Его глаза оживились, заискрились от слёз, и уже сам Костя воткнулся мне в грудь. Вздрагивая, он плакал. Его лицо уткнулось мне в шею, слёзы лились ручьём и промочили всю мою спину. Крепко обхватив меня руками, он выл. Я попытался отстранить его от себя, заговорить, но Костя держался за меня цепко. Словно боясь, что я могу уйти, и то, что сказанное мной сейчас, окажется моей злой шуткой или неправдой. Сидя неподвижно моя спина устала, и я вместе с Костей лёг на диван. Костя всё так же, цепко держась, не выпускал меня из своих объятий. Я целовал его макушку, шею, шепча: — Не плачь, всё будет хорошо, прошлое уйдёт от тебя, как страшный, плохой сон! Ты будешь жить у меня, ходить в школу, заниматься спортом, найдёшь себе девчонку. Успокойся, не плачь. Я буду всегда с тобой! Всхлипы Костика становились всё тише и тише. Минут через тридцать я услышал ровное Костино дыхание. Заснул! Я не стал тревожить сон мальчика. Который, как я понимаю, за последние месяцы не был настолько спокойным, как сейчас. Я укрыл пледом Костика, на котором были только трусики. Уткнулся носом ему в грудь, и сладко заснул. Все тревоги, мытарства и увиденное сегодня убийство поглотил сон! Проснулся я оттого, что кто-то пристально глядел на меня. Я открыл глаза. Напротив моего лица светилось лицо Кости. Он, впервые улыбнувшись мне, сказал: — Привет, хочешь я тебе кофе или чаю сварю? — Хочу, — игриво ответил я. Костик, выпорхнув из под пледа, убежал на кухню. Тут же в дверях появилась моя мама. — Спишь? А чего не на работе? — В отпуске я, мама, во внеочередном отпуске, — добавил я. Мать, как всегда, по привычке, направилась на кухню, чтобы взять веник, или тряпку для уборки полов. Тут же стремительно влетела в комнату: — Это кто ещё у тебя, а Сережка? Мать, нахмурившись, вопрошающе взглянула на меня, добавила: — Ты шо, развратником стал? — От сказанных ей же слов, она ещё сильней изменилась в лице. — Нет, мам, это мой сын, Костя, и конечно, твой внук тоже! В этот момент зашёл в комнату Костик, так же, как и был, в одних только трусиках. Увидев незнакомую женщину, он кинулся к дивану, натянув на своё голое тело плед, взглянув на меня, произнес: — А это бабушка? — Да, Костя, это твоя бабушка! — Подтвердил я. Бабушка подошла ближе к Косте, глянула на него, потом на меня, сказала: — А что, похожи! Мы переглянулись с Костей. Костя обнял меня за шею, поцеловал в щеку, прошептал на ухо: — Ты всегда будешь со мной? — Всегда, Костя. PS. Прошёл год. Усилиями Пашки-Туза, Костю я усыновил. Нашли мы и Наташу, сёстрёнку Кости, так же оформляем документы на удочерение. Мы с Костей приехали в его город, где он когда-то жил. Посетив кладбище, мы подошли к могиле его родителей. Костя положил два букета на могилы отца и матери, сел на колени и горько, навзрыд заплакал. Сквозь слёзы он что-то говорил им, что-то рассказывал. Я отошёл подальше, дабы не смущать мальчишку, и дать ему вдоволь наплакаться и выговориться. Прошло минут двадцать. Я подошёл к Косте, тронул его за плечо. Он поднялся, шмыгая носом, уткнулся мне в грудь, сказал: — Они не против, если тебя я буду называть папой. Ты же тоже не против, правда, пап? |