Этюд №3. «Надежда» Умеренно кратко. Посвящается.
| I
Дождь. Он весь промок, держа недостаточно большой для двоих зонт так, чтобы на его спутницу не упало ни одной холодной капли. В тщетной попытке вместе укрыться от мороси они прижались друг к другу и шли шаг в шаг: близость была им приятна, и, прекрати теперь плакать небо, они всё равно шли б под зонтом, втайне наслаждаясь общей теплотой. Она светло улыбалась, он то и дело сверкал ей смеющимися глазами, и совершенно не верилось, что ещё час назад они совсем не знали друг друга, но случай – дождь свёл их вместе. Разговор шёл легко, радостно, ни о чём, и они не заметили, как оказались возле её дома, и пришло время расставанья. – Какое незамысловатое знакомство! – думал он после разлуки с ней и тихо улыбался. Странное воодушевление нашло на него, и, казалось, всякий предмет особой искоркой выражал солидарность его счастью. – Я не поэт, но я сложу ей оду. Я не философ, но я поражу её чистотой своей мысли! – произносил он необычные слова своему красному чайнику, и всё мечтал, как он встретит её на улице, окружённую нимбом прекрасных рыжих волос, спадающих на плечи, и, слегка обняв, прошепчет в милое ушко: «Ты свела меня с ума!» – и она сомлеет. II
Вскоре они действительно встретились – по воле случая. Он только начал путаться в мечтаниях о приветствии и раскрыл рот в начале чего-то чувственного и великолепного, как пришлось застыть сконфуженно и ошеломлённо: она упорхнула мимо, даже не взглянув на него, словно не узнала. Мрачные мысли, не поддающиеся логическому объяснению, нахлынули на него мощной волной, глубокой и чёрной, словно его взгляд. Чувствуя, как что-то дрожит в нём и поёт ноту обиженную и тихо-страшную, он не своими ногами направился в парк и уселся на идеальную для влюблённых пар белоснежную скамейку, но – чтобы предаться тяжким размышлениям. «Кто она? Она значима, а я ничтожен», – стал он думать неспешно, взглядом блуждая по лицам прохожих, по зелёной листве берёз на фоне лазурного неба с великолепной формы белыми облаками, ничего, впрочем, не замечая. «Надо встретить её и всё объяснить. Сказать гордо, проходя мимо, и задеть её словами. Сердцеедка, какая же она хорошая… Я помню… Да. – Сердцеедка! – скажу я ей. Или лучше так: – Привет, сердцеедка! – Почему? – спросит она удивлённо. – Моё ведь съела! – отвечу я и улыбнусь – хищно». Так думал он, играя своей мыслью и постепенно успокаиваясь, и становилось ему хорошо и легче. – Я тебя обожаю, – произнёс он одними губами и только тогда заметил, что уже несколько минут не отрываясь смотрит в чьи-то чистые зелёные глаза, словно наполненные нежным шёпотом, глаза, ставшие для него столь же глубокими, как весь мир. – Зеленоглазая, – изрёк он и отвернулся. Девушка стояла ещё немного в задумчивом забвении, но скоро опустила взгляд, направив его в землю, затем посмотрела на небо, обретя его твёрдость, и незаметно ушла. III
Даже безответная любовь приятна, пока сильна надежда, и он наслаждался. После долгого общения с одним только собственным разумом, теперь он без оглядки окунулся в бурю нерациональных чувств и мыслей, обнаружив живую душу. Когда они встретились вновь, душа его испуганно нырнула в пятки, но, увидев приветливую улыбку, успокоено потянулась к сердцу. – Привет! Знаешь, я по тебе скучала… Тепло и нежность в милой речи! – Привет… Я по тебе тоже… – Он слышит свой голос. Словно чужие, его руки находят её ладонь и нежно держат меж своих. Затянувшуюся паузу нужно заполнить, но они не ищут слов; им хорошо вместе, они светятся улыбками. Однако они ещё не принадлежат друг другу, ибо это подразумевает совершение некоего ритуала. Он покупает ей красную розу; они гуляют и беседуют, иногда пускаясь в откровенности, рассказывая о том, как были детьми и как становились взрослыми, о первой любви и первой неудаче; иногда неся какие-то небылицы и вместе смеясь над ними. Поздним вечером она простилась с ним нежным, мягким поцелуем, и сразу исчезла, пламенная, среди синевы сумерек и шелеста листьев. «Что-то кошачье в её исчезновении», – думал он, а сердце пело и хлопало крылами, наполненное живой лаской слов, улыбок и касаний. Среди этой яркой, искристо-белой субстанции счастья, однако, было и что-то иной природы, что-то доброе и верное, чистое, как изумруд, и искреннее, словно шёпот зелёных крон. И он вспомнил случайную встречу глаз, и перед ним встал лёгкий образ той девушки из парка. Он снова видел её, зеленоглазую, сегодня; подобно скрытой надежде, она прошла мимо, незамеченная, словно улыбающаяся очами, и была упущена в действительности, но поселилась где-то глубоко в душе и в сердце. Мотнув головой, он рассыпал мысль в смехе, оставив себе только хорошее настроение. IV
Проснувшись от горячо бившего своими белыми лучами утреннего солнца, он был полон светлой энергии и радостной воли. Красный бок верного чайника пузатился ему как-то особенно, и даже люстра, словно стряхнувшая с себя всю древнюю пыль паутин, сверкала потоками хрусталя ярко и празднично. Вылетев из дома, легко, подобно тёплому ветру, понёсся он за сегодняшней жизнью. Она нашлась ему в парке; огненные волосы, пронизанные солнечным светом, пылали чем-то радостным, она улыбалась, блестя белоснежными зубами, и, наверное, смеялась. Обнимающий её парень с курчавой головой всё норовил поцеловать её в губы; она сопротивлялась ему – так сладко, самозабвенно. И сердце ёкнуло, голова закружилась, а ноги волоком нести стали своего обладателя прочь от мрака перед глазами и от неслышного гула её смеха в ушах. Он шёл, шатаясь, не веря себе и путаясь в мыслях, чувствах, надеждах. Блеск витрин, выходящих на улицу, казался жёстким, прохожие – были надменны. Снова, уже будто привычно встретившись взглядом, он замер с тоской, но с лёгкостью, и произнёс сам собою: – Мне нравится цвет твоих глаз. Она улыбнулась – так скромно, несмело, и просто откликнулась: – Меня зовут Надя… Девушка Надя взяла в свои его холодную руку и засверкала. |