Я хочу рассказать историю, которую никому не стоило бы слышать, но о которой все давно знают. В маленьком городе все друг с другом знакомы. Ходят в одни и те же клубы, потому что других нет, дружат, враждуют и влюбляются на виду, причём о новом лице всегда известно заранее, и можно получить о нём тысячу баек из третьих уст. Парни, кто молод и горяч, бросают всё и уезжают в областной центр, именующий себя мегаполисом: там больше возможностей. Остальным ничего не остаётся, кроме как жить дальше, создавать себе маленькие события и потихоньку вымирать. У нас есть старый, забытый в больших городах обычай. В субботу вечером все наши дамы и кавалеры, кому за тридцать или около, выходят на главную улицу для прогулки. Военные надевают форму, звенят медалями, их жёны в лучшем платье дефилируют рядом. Небольшие группы холостяков имеют огромный выбор девиц на выданье – девушкам уехать из города не так легко, и их на каждого парня приходится не менее двух. Ребята помладше собираются в группы, количество и состав которых не меняются годами, только изменяются интересы – сперва мечты, протест, позже – утренняя мужицкая бутылка портвейна. В нашем городке был один бард, талантливый и свободный. Не заботясь о дне грядущем, он пил по-чёрному и сочинял песни. Иногда он выходил на трассу, рядом с которой находится городок, и автостопом ездил в другие города, пропадал по нескольку месяцев, но потом обязательно возвращался, полный новых впечатлений и стихов. Меня всегда тянуло к этой свежести, к беседам, взрывающим местный пресный воздух, и потому субботними вечерами я заходил к нему, слушал и предавался мечтам. Его дом был рад гостям, хотя жил он очень бедно. В комнате был табурет, старый ковёр, ставший от грязи плотным, как невыделанная кожа, и скрипучая кровать с сеткой и протёртым до дыр матрасом. Ваня обычно сидел на табурете или на полу, оглядывая всех одухотворёнными глазами, и играл, а иногда гитара попадала в руки кому-то из его друзей, и тот играл тоже. На стенах были нарисованы фантастические пейзажи – местечково неумелой, но талантливой рукой. Обычно я садился на полу и смотрел на всю компанию – а в комнатке собиралось до пятнадцати человек – сквозь сигаретный дым, стойкий запах которого никогда не выветрится из этих стен. Юношеская скромность не позволяла мне громко подавать голос, хотя я всю жизнь мечтал петь; я отстранённо, но внимательно слушал. Так проходили не месяцы, но годы. Стремиться было некуда, потому будни не менялись даже в мелочах. Так было до одного случая, перевернувшего мою жизнь с ног на голову в два дня, стоившие всех уже прожитых лет. Однажды Ваня из облцентра приехал не один. Придя на обычную субботнюю встречу, я увидел три действительно новых, никогда не виданных прежде лица. Конечно, в наш городок приезжают иногда родственники местных жителей, или те, кто уехал отсюда в незапамятные времена, но это люди совсем другого толка, не свои люди. Вадим, Игорь и Катя были своими, но казались богами. Свободная и богатая речь, непохожая на нашу, дорогие телефоны и фотоаппарат, одежда… Катя сразу взяла инициативу в свои руки. Она фантастически пела. Я помню как сейчас – её образ. Самой яркой чертой были зелёные глаза, глубокие, умные и – сумасшедшие. Она протыкала предметы взглядом, нанизывала на него, оглядываясь легко, но совершенно внимательно. Катя очень светло улыбалась, губы тогда обращались в безупречную улыбку, а вокруг глаз собирались радостные морщинки. Она носила длинную серую юбку из мягкой ткани и двигалась в ней с непревзойдённой грацией. Грация сквозила в каждом жесте, движении кисти, повороте головы, в позе, как она сидела; даже улыбка её казалась аккуратным жестом. Она была прекрасна. Она пела под гитару. Проходя мимо, она кружила мне голову складками юбки и непривычным ароматом духов. Мне казалось, в комнате есть только Катя. Светоч, совершенство. Нет, не нужно было включать лампочку, что так саднит глаза грубой и яркой спиралью. В общем, я первый раз был влюблён. Глубокой ночью, когда очевидной стала мысль, что скоро придётся расходиться, я был в этом полностью уверен. Но ничего не мог поделать. А что же мне было делать? Я не мог взять гитару и спеть, это было бы совершенно неправильно, непохоже на меня, слишком неожиданно и неуклюже. Я никогда не поступал так раньше, потому друзья подняли бы слишком много шума удивления, я стал бы глотать слова и опозорился. Подойти и сказать? Но о чём. Вообще, о чём я мог говорить ей, ей, приехавшей из огромного города, светящейся и горящей, талантливой и красивой, когда я так привычно сижу в углу, на кромке грязного ковра, и курю одну за другой дешёвые сигареты. Я тихонько собрался и ушёл. Решил, что лучше мне её не видеть. С глаз долой – из сердца вон. Да не тут-то было. Проснулся, пропитанный ею. Солнце восходит и светит так же. Она в соседнем доме. До неё – только улицу перейти. Перейти Вышел из дома. Подошёл к Ваниным дверям. Схватился за косяк, покачнувшись; оглушительно билось сердце, кололо подушечки пальцев. Да, пахло навозом, что показалось мне совершенно неуместным, хотя я к этому привык. Постучал, открыли. Дверь ветхая, порог совсем рассохся. Катя была в комнате с Вадимом, Игорем, Ваней. Вещи уже собраны, и она сидела на сетке кровати и расчёсывала, глядя в маленькое зеркальце, густые тёмные волосы. На ней были, вполне в согласии с модой, лёгкие брюки. Белая кофточка очень нежно ложилась на её грудь. Солнце, отсвечивая от кофточки, снизу освещало её лицо. Не замечая меня, она продиктовала Ване свой номер мобильного, который я, естественно, записал. В носильщике не было нужды, поэтому до трассы я их не провожал, а вернулся домой. Поверьте, люди живут даже в самых ничтожных из городов! И далеко не все жители – бывшие настоящие горожане, покинувшие суету мегаполиса и приехавшие умирать в тишине. Здесь рождаются люди, как был рождён в этом городке и я. Многие строят здесь жизнь, семью и дом, заводят детей. О том, что перспективы исчерпаны, что городок живёт в пустоте, неспособный воспитать в себе талант и тем более гений, местные говорят постоянно. И к этому привыкаешь. Но представьте себе молодого человека, полного надежд и ожидания перемен юношу, так внезапно и ясно осознавшего, что он – пустое место. Вокруг вдруг не оказалось красоты и искусства. Стало остро чувствоваться отсутствие друзей, ведь я, по сути, был Ваниным паразитом, безвредным и своим, и только потому терпимым. Своей первой влюблённости я ничего не мог предложить, кроме местечковых баек да прогулок среди коровьих куч. А главное, ничего не изменится. Вернувшись домой, я попытался отбросить мысли о том, как буду жить дальше, но ничего не получалось. Перед глазами стоял предельно контрастный образ. Она, умная, успешная, талантливая, приезжает в облцентр. Она студентка хорошего вуза, где учат тому, о чём я никогда не буду иметь представления. Она гуляет по красивым, чистым улицам – тротуары мощёные, асфальт с полной разметкой, мимо проносятся красивые дорогие машины. Её окружают люди, похожие на отражения её прекрасного образа (предположить, что богинь много, у меня не хватало смелости). Сильные, образованные кавалеры, знающие, что сказать, имеющие море перспектив и начатых великих дел, немыслимых в глубинке. Я выл и лез на стены. Мне хотелось быть похожим. Мне хотелось быть рядом. Зашёл мой приятель, хороший парень, хотя теперь уже спился. Открыв дверь, я посмотрел на него другими глазами. На его лбу было написано: девять классов среди бездарных учителей. Чуть ниже рожу украшал фингал. Ещё два дня назад я был бы увлечён этим фактом, стало бы интересно, в каких приключениях и от кого он получил по роже. Но в Катином окружении такая грубость, какую представлял мой приятель, была немыслима. Он был в тельняшке, доставшейся, я знал, от отца, грязной и с прорехами. Здесь такая форма одежды (модное слово, которое я услышал много позже, когда смог встать на ноги, – дресскод) была в порядке вещей. От него разило потом, перебивающим запах неухоженного, немытого тела. Я выгнал его, крича матом, захлопнул дверь и заплакал. Мысли мучили меня весь день. Стемнело. Заснуть я не мог от дрожи. У меня был её номер. В голове стучала мысль: у меня есть её номер, она знает моё имя, она в облцентре, я влюблён и безнадёжен, безнадёжен. Утром я собрал вещи, хотя собирать было практически нечего по причине бедности. Тихонько вышел на улицу, аккуратно, чтобы не разбудить спящих родителей, закрыл дверь. Ключи закинул в форточку своей комнаты. И пошёл на трассу. Я когда-то видел автостопщиков и знал, что они просто стоят возле дороги, вытянув руку. Остановилась ветхая «Нива», мужик-водитель ехал дальше, чем мне было нужно, и согласился меня подбросить. В облцентре я был часа через два. Я впервые забрался так далеко от родных мест. Мне было семнадцать. Меня высадили в самом центре города. Я не понимал, где нахожусь, и не видел никаких ориентиров в таком непривычном пространстве. Запах бензина. Шелест машин невиданных форм. Толпы опрятных и занятых, судя по целеустремлённости ходьбы, людей. Витрины магазинов. Небоскрёбы из лазурного зеркального стекла… Мобильная связь в больших городах давно вытеснила телефоны-автоматы, но я, всё же, нашёл работающий экземпляр. Таксофон работал от монет. Я достал бумажку и набрал её номер. – Алло, Катя? Привет. Это Георгий… – Какой такой Георгий? – весело ответила она. – Ну, Гоша… Ты была у нас, в Скотоэнэньевске, в субботу. – Где-где я была?! – Ну, ты с Ваней приехала. С Вадимом, Игорем… – А. Ну да. И что? – Помнишь, я тоже был там. В углу. Сидел. – … – Я к тебе приехал. Может, встретимся?.. У меня здесь больше никого… – … Мы не встретились. Но что, что я мог ей сказать? Возвращаться в Скотоэнэньевск я не мог и остался в городе. Пришлось и на паперти постоять, прося на хлеб. Раздобыв гитару, пел на улице, и выживать стало немного легче. Я не знал популярных песен, мне приходилось сочинять их самому, как, в общем, и учиться играть. Иногда вокруг собиралась толпа, чтобы послушать мои песни. И я всё ждал, что среди лиц одно окажется светящимся. С зелёными глазами, что взглядом пронизывали вещи, для которых я был – такой же вещью. Вещью прежде не знавшей, что она духовна, и почившей в духе. |
Администрация // Объявления
