Разрешите представиться, меня зовут Абрам Либерман. Да я еврей. Ну и что? Конечно, немногим позволено со мной общаться. Ведь я не ариец. Я еврей. Два года назад в 1936, в наш городок Кляйнпинценау поставили нацистского гаулейтера. Господина Вальзера. С тех пор я не могу выходить в город, если на мне нет звезды Давида. Да и по тротуару ходить запрещено. Только по мостовой. Сейчас везде пахнет войной, в магазинах ничего нет. Даже немцам сложно достать что-либо вкусное. Про евреев я не говорю. Для нас праздник, если удастся достать буханку хлеба. Молока я не видел 2 года. Я даже забыл его вкус. Это ничего. Все ждут конца всего этого.

Работы уже нет. Раньше у меня была своя лавка, но её отобрали немцы. Работать можно только на фабрике, которую построили немцы. Но мне нужно разрешение, а получить его я не могу, я не такой физически сильный. Я по образованию математик.

Сейчас 1938 год. Рядом с Кляйнпинценау построили что-то большое. Высокие трубы. Забор в три ряда из колючей проволоки и много бараков. Поначалу вся община думала, что немцы строят оружейный завод, но потом туда стали забирать евреев, якобы на работы, но оттуда никто не возвращался. По ночам оттуда слышались крики немцев и плачи евреев, а из трубы вырывалось пламя. Вся община стала бояться выходить на улицы. Начались обыски, голод. По ночам мы тайком бегаем на улицы, чтобы набрать несколько крох, которые остались на местах где днём располагаются хлебные лавки. Иногда нам удаётся найти что-то более изысканное – гнилое яблоко или помидор.

Настал тот день, когда и ко мне постучались и забрали без всяких предупреждений. Посадили в машину, где ютилось человек двенадцать, как выяснилось, все тоже оказались евреями. Отвезли нас в лагерь близ Кляйнпинценау. Лагерь назывался «Бухенвальд». Сразу же у нас отобрали всю одежду, сделали номера на предплечьях и рассовали по баракам.

Каждый день я слышал крики и плачь, плакали все: мужчины, женщины, дети. Через полтора месяца все бараки были битком забиты туловищами. Иначе этих несчастных назвать было нельзя. Начальство лагеря решило очистить места для вновь прибывших. Каждый день работал крематорий, где заживо сжигали людей. Каждое утро звучали звуки выстрелов: солдаты стреляли по живым мишеням, совершенствуясь в стрельбе. Пришёл и мой черёд, я почувствовал это сегодня с утра. Ровно в полдень за мной придёт рослый эсэсовец, который отведёт меня в крематорий.

Потомки! Пишу вам мои последние строки. Помните нас. Всех тех, кто сидел и сидит и будет здесь и не только здесь. Мы будем сверху наблюдать, и хранить вас. А вы, вы помните нас. Просто помните