Среди всех завсегдатаев небольшего ресторана "Виктория" Долорес почему-то приметила одного человека, то и дело коротавше­­­го время за соседним столиком. Она видела его каждое утро, он при­­­ходил к одиннадцати, заказывал виски с содовой, сигары, и просил принести ему утренние газеты. Она по обыкновению садилась через столик от него, пристально вглядывалась так, будто нарочно желая об­­­ратить на себя внимание симпатичного незнакомца. И с каждым днем Долорес находи­­­ла в незнакомце тщательно спрятанные, казавшиеся ей давно знакомыми черты. Несомненно, встретить соотечественника за границей весьма приятное событие, а в том, что он тоже кубинец у нее не было ни малейшего сомнения. Она бы отнеслась к данному событию менее про­­­ницательно случись подобное во Флориде или даже в Мадриде, где вы­­­ходцы с Кубы практически ни чем не отличались от испанцев, а при случае даже пытались выдавать себя за таковых, но здесь, на окраине Малаги, в не дорогом неприметном ресторанчике эта встреча носила совершенно неадекватный характер. Через неделю у нее практичес­­­ки не было сомнения в том, что она встречала незнакомца и раньше, может быть даже была с ним знакома, но время напрочь стерло эти события из ее памяти, а подойти и познакомиться с ним она почему то не решалась.

Прошла еще неделя. Все оставалось по-прежнему. Она при­­­ходила чуть раньше своего объекта внимания, по обыкновению сади­­­лась через столик от него, просила принести что - ни будь из заку­­­сок и ждала. Он был до предела пунктуален: появлялся ровно в один­­­надцать, заказывал виски, сигары и непременно принимался за прос­­­мотр утренних газет. Она просто сгорала от любопытства, как можно больше узнать о нем, может быть даже боясь признаться себе во вне­­­запно появившемся страстном и непреодолимом желании. "Где я могла видеть это лицо? - терзала она себя одним единственным вопросом - В Гаване, Флориде или Нью-Йорке", бессмысленно перебирая в памяти всех, с кем сводила ее судьба в этих городах. Однажды она попроси­­­ла Хуана - метрдотеля - узнать побольше о незнакомце.

Это сеньор Вентура, он кубинец, адвокат, в Малаге с частным визи­­­том, остановился в отеле "Кайменера."

Ее уверенность подтвердилась вполне реальными фактами кому, ко­­­му, а Хуану она верила. "Завтра сама подойду к нему, просто как к соотечественнику- решила Долорес - может хоть он узнает меня, раз я не могу это сделать". Она видела в нем не просто соотечественни­­­ка, довольно часто встречавшихся ей за границей, она видела в нем прежде всего связь с родиной, которую покинула больше двадцати лет назад. К сожалению, это все в прошлом там, за туманами безоблач­­­ной, милой юности. Невольно перед ней встали картины из далекого прошлого, которые вспоминала с невероятно большой трево­­­гой и какой то ностальгической болью.

* * *

Они жили тогда на огромной финке Кукине, недалеко от Гаваны. У отца был небольшой завод по переработке кофе и тростника, мать вечно печальная и задумчивая, старший брат Энрике учился в Гаване и редко бывал дома. Наиболее яркое воспоминание-карнавал в Гаване. Энрике взял ее тогда с собой, проведя три года в столице, он был намного искушенние Долорес, а ей было интересно буквально все: как шли толпы разодетых в красочные костюмы людей по Макелону , полуо­­­детые девицы танцевали причудливые танцы, взрывы пе­­­тард, карнавальные песни, гулянья до утра-все это пришлось ей по душе. Они распили с друзьями Энрике бутылку американского рома. И тогда она впервые ощутила еще неизведанное ранее ощущение легкого опьянения, почувствовав, как вскружилась голова, как легкая истома растекалась по всему телу желанным приятным теплом. Томление по этому неизведанному, но такому жела­­­нному чувству полностью захлестнули тогда Долорес. Она растаяла в женском желании, впервые пережитом в ту карнавальную ночь. Долорес сразу же ощутила как останавливаются на ней взгля­­­ды молодых парней и совсем уже зрелых мужчин и наверное уже тогда по­­­няла как желанна для них. Причины недвусмысленных взглядов , так бесстыдно брошенных на Долорес были очевидны. В свои неполных шестнадцать она выглядела гораздо сексапильнее многих сверстниц. Хорошо сложенная, с пышными бедрами, упругими ягодицами, с уже сфор­­­мировавшимися формами. Черные длинные волосы, чуть пухлые губы, слов­­­но в любой момент готовые для поцелуя, необыкновенно правильные черты лица-все это выделяло ее на фоне многих ровесниц и многих старших девушек. Тот карнавал многое прояснил в ее жизни, она по­­­няла, что должна сама выбирать мужчин, должна пользоваться своей внешностью, должна управлять ими в их борьбе за саму себя. Уже многим позже она будет наслаждаться и упиваться той соперни­­­ческой борьбой, которую будут вести за нее поклонники, тогда она только краем своего сознания смогла ухватиться за эту идею. Карна­­­вал в Гаване сумел раскрыть некоторые черты в уже начавшемся фор­­­мироваться характере юной женщины. Она была прекрасным, уже на­­­чавшим распускаться, но еще не опыленным, диким растением. И ей еще предстояло превратиться в прекрасную, сумевшую покорить и раз­­­бить сердца многим мужчинам, но тогда она хотела успокоить это новое, недавно изведанное чувство, подавить в себе любое желание, понимая пагубность всего того, что хоть как-то связано с этим, но темпе­­­рамент и природа брали верх над искусственно сооруженным табу. Карнавал уже близился к концу ,когда к ней подошел Пабло, высокий мулат из числа друзей Энрике.

-Ты видела старую Гавану?

-Я редко бываю в Гаване и плохо знаю ее.-ответила Долорес

-Мы могли бы пойти на Прадо, там уютно и просто.

-Даже, когда по Макелону движется столько людей? - спросила Доло­­­рес, отпустив ему довольно кокетливый взгляд.

Ей хотелось подразнить его, поиграть с ним, чтобы еще раз убедиться в собственной неотразимости, проверить на практике все свои гипо­­­тезы о собственной неотразимости и привлекательности естественно, не, желая, чтобы, это зашло слишком далеко. Даже старая Гавана выг­­­лядела в тот день намного праздничнее и ярче, чем в будни. Подкре­­­пившись в небольшом баре двойной порцией виски, они зашагали в верх по Прадо. Пабло плотно прижал ее к себе, крепко обняв за та­­­лию. Долорес не сопротивлялась, ей было интересно познать самой то, что слышала в основном от старших подруг, она стремилась к это­­­му, одновременно боясь того, что могло произойти между ними сегодня. Пабло завел ее в пустую подворотню.

-Здесь никого нет, ты можешь быть спокойна - сказал он, сбрасывая с себя габардиновую куртку.

Долорес не могла произнести ни слова, лишь молча стояла, потупив взгляд, чувствуя, как краска заливает лицо, как увлажняются ру­­­ки, как медленно она предается власти какой то непонятной, сладкой истомы. Он, прижав ее к стене начал целовать, жадно тиская губами ее губы, пытаясь протиснуться языком в ее рот, а она, движимая ка­­­ким то странным чувством слегка касалась губами его лица, неумело облизывая языком его щеки, теребя руками плотную подушку волос на его голове. Пабло не переставал массировать ей грудь, поглаживая бедро, пытаясь, как можно дальше пробраться под коротенькую юбоч­­­ку, чтобы затем втиснуться своей властной рукой в узенькие труси­­­ки. Ей были приятны ласки этого крепко сложенного мулата, знающего толк в сексе. Она, села на землю, чувствуя, как рука Пабло бесцеремонно скатывает вниз трусики. Долорес потеряла над собой контроль, пик возбуждения достиг предела, в тоже время внезапно появившееся чувство сты­­­да, порожденное страхом перед неизвестным, сковывало ее, не давало пол­­­ностью раскрыться. Пабло слегка раздвинул ей ноги, опустившись пе­­­ред ней на колени, чтобы опытным движением войти в это девствен­­­ное лоно, нарушив его целостность. Страх полностью овладел ей, придя на смену огромному возбуждению.

-Нет, я не хочу, не хочу - шептала она, еще прибывая в его объятиях.

-Не бойся, я сделаю все как надо тебе понравиться

-Нет! -она плотно сжала ноги с силой оттолкнув его от себя.

Ей сразу стали не приятны все ласки Пабло, даже любое его прикос­­­новение. Он оставил ее, поняв, что из этого нечего хорошего не вый­­­дет. Утром она с Энрике вернулись на финку. Потом она рассказала обо всем Энрике, это стало самым большим впечатлением той поры в ее жизни. Где-то в глубине души она начинала жалеть, что останови­­­ла тогда Пабло, не испытав того неземного, блаженного чувства, о ко­­­тором столько слышала.

* * *

Сейчас смешно было вспоминать обо всем этом, однако тогда это было настоящей трагедией для нее. "Завтра подойду к нему, неп­­­ременно подойду - твердила она себе - может он сам узнает меня, к со­­­жалению, я даже не могу вспомнить его имя." На следующее утро Долорес сидела за тем - же столиком и уже ждала его появления. Он пришел ровно к одиннадцати, сделав уже ставшим традиционным заказ. Прошло около четверти часа, преж­­­де, чем она решилась подойти.

-Простите мне мою дерзость, но мне все время не дает покоя мысль, что мы с вами знакомы или вернее, что когда-то очень давно были знакомы.

-Неужели? - спросил он, пристально посмотрев на нее. Впрочем я могу назвать вам свое имя. Меня зовут Эстебан Вентура, это вам нечего не говорит?

-Эстебан, тот самый Эстебан - радостно воскликнула она, протягивая ему руку.

Вы на самом деле не узнаете меня? Я Долорес, Долорес Эстравадос, вспомните: финка Кукине, Куба, день влюбленных, вспомните своего университетского приятеля Энрике. Рука Вентуры, державшая руку Долорес задрожала и сжалась, мгновен­­­ный свет воспоминания точно ослепил его.

- Та самая Долорес, сколько лет прошло!

-Ты изменился, ты очень изменился очки, усы, но взгляд о, я никогда не забуду тот взгляд.

-Да -промолвил Эстебан мир так тесен, что каждый с каждым непре­­­менно встретиться.

Еще в Гаване Вентура тесно сдружился с одним из товарищей -Эстра­­­вадосом. Он часто бывал у них, и был приглашен на празднование дня влюбленных к сестре Энрике, но с тех пор, как он покинул Ку­­­бу, больше нечего не слышал об Эстравадосах.

Расскажи о себе, об Энрике- попросил Эстебан.

После январских событий мы покинули Кубу, вскоре умер отец, по­­­том ушла мать, мы жили более чем бедно, потом Энрике нашел работу, стало полегче, у него и сейчас адвокатская практика во Флориде. Я два раза была замужем, но теперь свободна.

Говорить о себе ей не хотелось, правда в общих чертах она сказала все, забыв добавить, что ради того, чтобы купить лекарство для отца была вынуждена ложиться под каждого матроса, что потом, выйдя за­­­муж приобщилась, к наркотикам. Она не хотела обременять его свои­­­ми проблемами, почувствовав, как он искренне обрадовался, встретив ее. Прошло слишком много времени от их первой и единственной встречи. В жизненных масштабах это путь от чистой шес­­­тнадцатилетней девушки, до теперешней Долорес, прошедшей через грязные притоны Флориды, испытавшей и вынесшей на своих плечах все ужасы наркотических лечебниц, познавшей жизнь не в лучших ее прояв­­­лениях. Наверное для него она осталась той чистой, незапятнанной девочкой, какой знал ее раньше. Эстебан рассказывал о себе, о карьере, о том, что наконец получил испанское гражданство. Жаловал­­­ся на неустроенную личную жизнь. Потом разговор оборвался и они сидели молча, глядя друг на друга. В памяти Долорес быстро-быстро проносилось прошлое, отдаленное от нее двадцатью с лишним годами. Она вновь вернулась в свою беззаботную юность, отлично помнив, что значила для нее та встреча с Пабло во время карнавала в Гава­­­не. Прошло несколько месяцев, как все вновь стало на кру­­­ги своя, и она почти перестала думать об этом. Теперь ее мысли за­­­нимали несколько иные проблемы. Близился день влюбленных, и по тра­­­диции в дом девушки, которой исполнялось шестнадцать лет родители приглашали юношей, целую ночь продолжалось гулянье, и только к ут­­­ру хозяйка торжества должна выбрать одного из них, чтобы провести с ним остаток ночи. Долорес прекрасно знала об этом от старших подруг. Теперь ее самоуверенности не было предела. Она сама будет са­­­ма будет выбирать, сама будет управлять желанием мужчин. Их было пятнадцать тех, кого приг­­­ласил отец, Энрике приехал с одним из своих универсететских прия­­­телей накануне торжества. Ей сразу приглянулся этот высокий, с нео­­­бычайно правильным римским профилем юноша. Уже в тот момент ее не интересовали остальные гости, приглашенные отцом, для себя она решила кому преподнесет свою непорочность, кому волею судьбы пред­­­решено распоряжаться ею. Долорес весь вечер думала о нем, понимая всю неминуемость того, что должно произойти завтра. Все ее мыс­­­ли, тайные помыслы время от времени переходившие в бурные эроти­­­ческие фантазии, объектом которых был естественно он, приятель Энрике, до предела встревожили ее чувственность.

К вечеру все в доме Эстравадосов оживилось: это скорей на­­­поминало кишащий муравейник, чем подготовку к празднику. Долорес даже была лишена возможности лишний раз заговорить с ним, до­­­вольствуясь лишь украдкой брошенными взглядами, по условию она не должна знать его имени до решающего момента. Только к утру дом выглядел по праздничному деловито и феерично. Долорес чувствова­­­ла себя полной хозяйкой праздника, и уже утром начала принимать подарки от тех, кому несомненно была дорога, и в чьей любви не при­­­ходилось сомневаться. Энрике по традиции преподнес изящное белое платье, ровно в шесть она встретит в нем всех приглашенных. Отец посыпает лепестками роз ложе, где к утру ей суждено стать женщиной. Дядя Рейнальдо прислал немного апельсин и фиников - традиционное украшение праздничного стола. Кажется все здесь говорит о наступающем празднике: вереницы бумажных гирлянд, надувные шары в форме сердца, накрыт стол, приготовлены петарды для предстоящих фейерверков, но главное это ощущение праздника в ее душе. Нет, она не чувствует себя жертвой, сегодня случится то, о чем тайно мечтала, то, что бес­­­прерывно диктовало ей уже разбуженное природой желание. К вечеру все стихает с минуты на минуту она должна встречать гостей, она должна очаровать их своей красотой. Сегодня она хороша, как никог­­­да. Изящное белое платье с умеренным декольте составляет гармо­­­ничный контраст со смуглой гладкой кожей. Она вся наполнена нео­­­бычной свежестью и поистине девичьей чистотой, сгорает от любопыт­­­ства по еще неизведанным прекрасным ощущениям, она готова пере­­­жить их, готова к близости. Родители уезжают на финку к дяде Рей­­­нальдо, Энрике приглашен на соседнюю финку, она ощущает себя пол­­­ной хозяйкой праздника, принимающей откровенные комплименты и ма­­­ленькие валентинки, исписанные наилучшими пожеланиями и признания­­­ми в любви. Ей нравились почти все приглашенные, но таинственный незнакомец остается вне конкуренции. После ужина все танцевали, потом устроили фейерверк, используя принесенные петарды и бен­­­гальские огни.

Кажется все пронизано этими сильными, не утихающими громо­­­выми раскатами, доносящимися сюда с соседних финок. Самая середина ночи. Выбор сделан, она берет его за руку и ведет в дом. В тот час гости обязаны покинуть праздник.

-Я знал, что ты выберешь именно меня, понял это, как только Энрике познакомил нас - говорит он ей.

Ее не пугает такая откровенность, врятли она когда-либо встретит его. Это дает ей право на многое: любое табу не в счет. Сегодня их день, и она полностью готова на все, она не приносит в жертву свою девственость, она сама сознательно идет на это.

-Помоги мне раздеться - сказала Долорес, чувствуя, как его руки, та­­­кие нежные и мягкие едва справляются с платьем, как касаются ее обнаженной спины, скользят по покатым, почти женским бедрам, скаты­­­вают вниз крохотные трусики.

Теперь она вся в его власти. Его прикосновения к ее груди,бедрам, слияние губ ввергает Долорес в неописуемую истому, еще более усугубляет и культивирует жела­­­ние. Два обнаженных, сплетенных в едином порыве тела попали в плен к необузданной страсти. С каждой мину­­­той поцелуи становятся все более продолжительными, принося ра­­­дость в едином ощущении рта партнера. Долорес была полностью зах­­­вачена в сети этой интригующей с каждым новым действием игры.

-Назови свое имя изредка шептала она, лаская тело незнакомца.

Он был молчалив и нежен, желая подарить, как можно больше сладких минут наслаждения своей партнерше. Он специально отодвигал бли­­­зость, пытаясь полностью выложиться в красивой прилюдии, испытывая наверное большее беспокойство, чем сама Долорес, боясь принести ей хоть какуе-то неловкость. Она сама находилась в полной эйфории чувств, сколько нового, непознанного открылось ей уже сейчас. Они никогда не встретяться, ей хочется запомнить его, запомнить то ощущение, чтобы оставить его в памяти. Хочется быть дерзкой, она не хочет пассивно встречать все, предложенное им…

Утром, когда она проснется, его уже не будет рядом, а от но­­­чи любви останется лишь скромная валентинка с его именем, которое только теперь она вправе узнать. Долорес будет искать встреч с Эстебаном, терзая и мучая брата, так и не узнав, что всего через три года он покинет Кубу, став таким же сикитриальдос, как и они, вскоре совершенно забыв о ней.

И сейчас, сидя с ним за одним столиком, разделяя безмолвие перед ней полностью пробежали события тех далеких дней. Она помни­­­ла все, все до мельчайших подробностей, не сомневаясь, что и он все эти годы бережно хранил нежные воспоминания о том дне, точнее ночи.

-Конечно я все помню: -нарушил молчание Эстебан- и финку Кукине, и ­­­ночь накануне дня влюбленных, и трепетную девчонку с огоньком в трусиках, которая за одну ночь превратилась в пылающую страстью женщину, помню запах лепестков розы, почти королевское ложе.

-Я рада нашей встрече, рада, что смогла вспомнить все, что пережи­­­ли тогда вновь. -Мы встретились в тот самый день,кто бы мог подумать, что я вновь стану сентиментальным, ты смогла пробудить во мне ностальгию.

-Жизнь бесконечно мудра, она все расставит на круги своя. Сегод­­­ня тоже кто-то с кем-то встретиься,чтбы потом расстаться и встретиться вновь. Пройдет много времени, уйдем мы, но все будет также, и уже новые Долорес и Эстебан встретяься, будут дарить друг другу валентинки, объясняться в любви, а потом познают то, что когда-то познали мы. Все связано, все сцеплено, надо только любить жизнь и подчиняться ее законам.

Он наклонился, чтобы поцеловать ей руку, а она нежно поцеловала его в чуть серебрящийся висок. И когда они после этого посмотрели друг на друга, то улыбнулись ласково, печально и устало.