Она живет на вершине из астр, гладиолусов и гиацинтов, Такой же непостоянной и обновляющейся, как синяки на детских коленках в то лето, которое бывает только однажды в жизни… Оно тоже зажило, не оставив шрама на тонкой, почти что прозрачной кожице. Взамен пришел белый снег. На снегу легко рисуются новые континенты… И мы, злые боги, так жестоко оставляем на равнинах грубые отпечатки наших сапог, что кажется: кто-то рано или поздно должен так же пройтись и по нашим судьбам… Но снег растаял, пробежал по пальцам, смывая неуместно красные краски, каким-то чудом сохранившиеся с прошлой осени. Она тоже ушла. Давно… Навсегда. А весна… Что весна? Прошла быстро, словно бы и не весна была вовсе, а та же осень, протянувшаяся через год, как капля воды. Она смотрит на эту каплю, бегущую вдоль пальца вниз. Это такая маленькая война: упадет или нет? Она поднимает руку повыше, капля сворачивает к ладони. Она красная. В этом мире так мало по настоящему ярких красок! Даже осень, новая осень седеет ржавчиной, а не пурпуром, как, казалось, еще было когда-то давно, когда она была совсем маленькой. Пурпурная осень зажила вместе с синяками на детских коленках. А она все еще тихо плачет на вершине из гиацинтов, вплетая в букет лилии, выплетая завядшие розы и драгоценно-хрупкие чашечки орхидей. Она больше не любит астры, да и гладиолусы неизменно умирают на первое сентября. И еще… она мажет йодом коленки, разбитые где-то на лестнице: У нее подкашиваются ноги. И болят шрамы. Но разве это не справедливая цена за то, чтобы снова смотреть на красные капли, в которых отражается ушедшая осень? |
Библиотека // Объявления
