Народный фольклор. Перевод Fenrire.

Первый год вызвал у меня бурю незабываемых впечатлений. Новые места, новые люди, их, новые для меня обычаи. Скажу даже больше, первые несколько лет, общаясь только с русскоговорящими, местных аборигенов я как бы не замечал. И их праздники были для меня не более чем лишний повод для выходного дня. Замечу к тому же, что этих поводов было на столько много, что школьникам урезали летние каникулы до половины. С одной стороны это, конечно, мешало – когда я ходил в школу.

Я хочу вам рассказать об одном празднике, точнее – это далеко не праздник, хоть день и считается выходным.

Так вот, в один из таких дней, в определенный час, во всех городах, деревнях и поселениях страны, включается тревожная сирена. Она не предвещает воздушную, или ракетную атаку, она непрерывная и звучит, как будто со всех сторон. Когда ты слышишь ее, то инстинктивно вздрагиваешь – мало ли? Но буквально через несколько секунд, когда звук сирены не прерывается, как должен был, а продолжает тоскливо завывать, именно тоскливо, никак это по-другому назвать нельзя, тебя словно пронизывает им, он проникает в твою внутреннюю сущность и вытягивает оттуда всю память… о тех, кто…

Но так у меня стало совсем недавно. А до этого, я с улыбкой разглядывал замерший город. Да-да. Люди, которые шли, машины, которые только что ехали, все замирает. Кого где поймала сирена. Даже тот, кто оказался посередине перекрестка, останавливается и выходит из машины. Все это выглядит со стороны так, будто в механизме кончился завод.

И я тоже останавливался. С одной стороны, как говорится: в чужой монастырь…

Больше я узнал об этом дне уже в армии.

Например, то, что это не один день, а два. И что первый день – день памяти погибшим во время великой отечественной (это для меня она великая отечественная, а для них просто вторая мировая). А второй день – более важный – день памяти солдатам, или тем, кто погиб в наше время. Памяти тех, чьи дети, отцы и матери живы.

Конечно, агитационная машина работала отменно. И нам – зеленым салагам, промывали мозги опытные вояки, которые рассказывали о различных родах войск. Мы все это прекрасно понимали. Задумчиво чесали затылки, изображая усердную мыслительную деятельность, на деле мечтая, чтобы это поскорее закончилось. По крайней мере, я делал именно так.

Но потом наступил тот самый день. Он застал меня еще на курсе молодого бойца. Командиры собрали наш взвод в отдельную аудиторию и устроили лекцию. Я помню, как сказал: "Лучше бы дали поспать. Кого мне вспоминать? У меня никто из родственников в концлагерях не погибал". Да, знай вы меня несколько лет назад, вы бы знали совсем другого человека. На что мой командир ответил, никогда не забуду этих слов: "Я знаю, что почти у каждого Русского, есть, или были родственники герои, или погибшие на этой войне. Ты часто о них думаешь?"

А ведь и в правду? Я и не думал никогда. Да, был прадед, погибший в Курской мясорубке. Смешанный с миллионами таких же, как он. Забытый.

Или это натура такая? Забыть, чтобы не обременять себя тяжестью воспоминаний.

Но почему я все это пишу?

Вчера, придя домой, я долго не мог заснуть. Что-то нашло такое. Постоянно вставал, курил, снова ложился, ворочался, мучался. Вполне возможно, мне просто мешают все эти звуки, доносящиеся с улицы. Да еще моя комната, находящаяся в самом конце коридора, имеет свойство собирать каждый шорох, происходящий в других пяти. Даже в самом конце квартиры, где у моей матери парикмахерская, даже оттуда иногда доносятся голоса ее клиенток. Конечно, это малость раздражает, но обычно я с этим легко справляюсь.

К двенадцати часам, когда меня начала одолевать легкая дремка, зазвучала сирена. Я лежал и слушал ее, зная, что должен встать. Зачем? Кого мне вспоминать? Сегодня же день памяти погибших в наши дни…

Какого было мое удивление, когда, сидевший на балконе отец, прекратив греметь клавишами, встал. И это человек, который со своей консервативностью, иногда доходит до маразма и местных праздников никогда не отмечал. Интересно, о ком он вспоминает? Все смолкло снаружи, остановилось движение, прекратили сигналить нетерпеливые водители. Из мастерской матери перестали доносится голоса. Даже цоканья по мраморной плитке пола, когтистых лап по моей псины, не было слышно.

А протяжный, тоскливый вой сирены, проникал все глубже, бередя душу.

И я вспомнил…

Вспомнил всех тех, кого знал уже тут и кого больше нет.

Друзья и знакомые, но каждый из них был мне по своему близок. Парни и девчонки. Некоторым не было и восемнадцати, а кое-кто оставил жену и дочку… Кто-то сдался, а кому-то помешали. Все со своей судьбой, по-своему разной, но одинаковой в итоге. Каждый пришел своим путем, который иногда был и моим, но почему-то я никогда не задумывался о том, что мог сам оступиться где нибудь. Да и сейчас не задумываюсь, ведь все мы там рано, или поздно окажемся, думай об этом, или нет.

Просто, одно хотел сказать… В этот день я вас всех вспомнил. Вспомнил… и понял, что должен написать об этом дне.

И сказать вам хоть так, что вы живы в наших сердцах.