Третий день, точнее утро подряд, я просыпаюсь сидя на ковре. Мне плохо. Я липкий и вонючий от пота. Мою простыню и мою наволочку можно выжимать, а потом смело отправлять в стиральную машину. Во рту полно соленой слюны с привкусом металла. Грудь сдавливает так, словно я попал в захват к члену сборной Австралии по регби. И ещё мне страшно. Очень страшно: до судорог, до трясучки, до прикушенного языка, до мокрого пятна на трусах. Страшно.

******

Когда наша Леночка протянула мне бумагу с новым заказом, я чуть не заорал от счастья. Если бы я в офисе оказался один, точно бы закричал. Я бы положил листок с адресом и планом работ на пол и принялся танцевать вокруг него ритуальные танцы какого-нибудь африканского племени. Нельзя. Таких клиентов надо прятать и маскировать, чтобы никто не перехватил. Я тяжело вздохнул, поднял глаза к потолку и сжал зубы.

- Коль, - сказала наша секретарша, стараясь придать голосу сочувственные нотки, – зато от дома близко.

- Только это меня и утешает, - слабо улыбнулся я. – Ладно, пойду позвоню, и буду собираться.

Выйдя на улицу и завернув к ближайшей палатке, сдерживать эмоции не стал. Потому что две недели у меня будет всё очень хорошо. Такие работодатели на вес золота. Такие договоры дороже любых алмазов. Станция метро – Красносельская, пятнадцать минут пешком от моей квартиры. Заказ – обшить стены балкона вагонкой, прелесть какая! Тем более что у хозяев на огромной лоджии нет ни отопления, ни света. Что это значит? А то, что работать я могу с девяти утра и максимум до двух, ну - трёх дня. Декабрь месяц на дворе. А закатывать кирпичные стены деревом - это же одно удовольствие. Особенно когда люди не считают деньги, но хотят получить качественно сделанный небольшой ремонт. Материал будет самый лучший, от гвоздей до лака, с запахом свежеприготовленной яичницы. Вот только никто не должен про это знать.

Я в этой квартире уже год работаю. Сперва пришлось коридор переделывать после одного криворукого урода. А это, надо заметить, хуже некуда. Матерился я жутко и очень много. Потом настал черед кухни. Затем ремонтировал холл и одну из двух спален. Теперь настало время балкона, на котором можно в настольный теннис играть. Хорошо. Две недели у меня есть дело, а потом можно будет неделю ни о чём не думать.

После всех замеров и подсчётов наступает время вранья, замечательной и талантливой лжи. Клиентам я залил, что мне надо срочно уехать и начать поиски хорошего материала. Потом я активно вешал лапшу начальнику, повторяя версию для заказчиков, но с некоторыми дополнениями и уточнениями. В итоге сегодня меня можно было в офисе не ждать. А на самом деле у меня всё было готово. Как-никак я больше двух лет занимаюсь ремонтом в квартирах. Естественно, что за такой срок у меня появились свои люди в различных магазинах и на рынках. Поэтому все розыски закончились после одного единственного звонка. Завтра в одиннадцать утра по указанному адресу приедет машина и привезёт всё необходимое. Поди плохо? А сейчас, ровно в полдень, я абсолютно свободен и могу смело заниматься чем хочу. Главное - не забыть часиков в пять позвонить хозяевам, обрадовать, что всё достал.

******

Всё дело в том, что я не помню свои сны. Помню только какие-то обрывки, кусочки, даже точнее будет сказать - небольшие образы. Например шуршание фольги и хруст шоколадки. Зато я помню, что мне ночью, пока сплю, бывает очень страшно или наоборот очень клёво. Второе, правда, случается значительно реже. Обычно я просыпаюсь сидя на ковре и не могу нормально начать дышать минут десять. Единственное, что я понимаю, – я должен быть очень осторожен и внимателен. Сегодня очень удачный день, я впервые за долгое время проснулся и понял, что мне сегодня ничего не снилось. Верный признак удачного дня. Обычно в такие моменты я начинаю мечтать.

******

Водитель огромного грузовика не справляется с управлением и многотонная машина начинает собирать на дороге более мелкие. Скрежет, вопли, брызги стекла, крови и бензина. Микроавтобус переворачивается на бок и разламывается на две половинки. Серая ледяная корка на асфальте моментально становится красной. Фура продолжает смертоносное движение, и с каждой секундой людей в Москве становится всё меньше. Ух! У меня от увиденной картинки даже ладони вспотели.

Поднимаю глаза и вижу, как по стене строящейся башни ползут две люльки, в каждой по два рабочих. Два умножаем на два, получается четыре. У той, что спускается, лопается трос, и она падает на ту, что поднимается. Всё. Четыре ярко-желтые каски летят вниз. Здесь ладони не потеют, но под левой лопаткой от удовольствия приятно защекотало.

Из небольшого ювелирного магазина выбегают три парня в масках и с оружием. Прохожие, я в их числе, начинают падать на асфальт, пытаясь в него врасти. Грабители открывают огонь, нервы, наверное, сдали. Два автомата и помповое ружьё. Страшный арсенал меньше чем за минуту выщелкивает из жизни больше десятка человек. Хватит мечтать, я добрался до работы.

Сегодня день уходит на разгрузку финских досок. Вот это я называю качественный товар. Дощечка к дощечке. Ровные, как линейка первоклассника. По небольшим точкам от сучков можно разложить все деревяшки по родственному признаку. Пазы подходят идеально, можно даже не проверять. Стоит чётко выставить первую и потом всю стену остается только колотить, не заботясь о ровности. Проверено. Чтобы оправдать звание трудолюбивого человека, откладываю самые гнутые, на мой взгляд, палки, которые пойдут на прожилины. Затем в течение часа я пилю, готовясь к завтрашнему полновесному рабочему дню.

******

Я просыпаюсь сидя на диване. Уже прогресс. Я сижу с прикушенной изнутри щекой и с восемью кровоточащими ранами на груди. Как всегда, я не помню, что же мне приснилось, только шуршание фольги в ушах. Остается строить догадки о сне, раз я сам себе расцарапал грудь. Смотрю на ногти правой руки, под ними кровь. И сегодня мне страшно, как всегда, до мокрого пятна на трусах – страшно.

******

Я шагаю к клиентам и очень боюсь пустить в голову мысли. После подобных подъемов видения будут совсем другие, нежели вчера. Поэтому я пою. Взял самую идиотскую песню и бурчу себе под нос. Помогает слабо, потому что я вижу, как на меня летит длиннющий, белый с синим, автобус с золотой буквой «Л» на морде. Удар. Меня подбрасывает и, пролетев метров десять, я падаю на спину. Ноги подлетают в воздух - переворачиваясь, я ломаю себе шею.

Белая сосулька, весом под двадцать килограмм, отрывается от крыши и летит точно мне в голову. Хруст. Мою голову пробивает кусок льда, насквозь, и дальше - до паха.

Я спотыкаюсь на левую ногу, падаю и лечу под колеса трамвая. В голове только две мысли: «прямо как у Булгакова» и «а вроде, на левую ногу спотыкаться - к удаче».

Сегодня я занимаюсь тем, что вешаю на стены прожилины. Просверливаешь в кирпиче дырку, загоняешь туда пластиковую пробку, затем отмеряешь на доске место и закручиваешь саморез. Здесь главное спокойствие и аккуратность. Так весь день, зато, если я успею навесить на все стены и на потолок, потом мне останется только прибивать доски, а это такое удовольствие. Для тех, кто понимает, конечно. Балкон у моих хозяев просторный, стремянка влезает и ещё даже место остается для прохода. Очень удобно.

Ещё я старательно делаю вид, что не замечаю, что происходит в комнате старшей дочери клиентов. Ей двадцать два и, по-моему, она жутко озабоченная девица. Она же прекрасно знает, что мне всё отлично видно и тем не менее продолжает делать то, что делает. Не в первый раз, между прочим. Я делаю вид, что работа для меня важнее, она делает вид, что не замечает взрослого мужика у себя на балконе. Она знает, я знаю, но мы продолжаем делать вид, что ничего такого особенного не происходит. И все остаются довольны и при своих желаниях.

******

Опять хороший подъём. Чашка кофе, сигарета, телефонный звонок шефу. Снова я начинаю усиленно врать, что клиенты у меня попались скверные и мерзкие. Затем я начинаю ныть, что очень занят, потому что эти уроды настаивают на скорейшем выполнении заказа, поэтому ни сегодня, ни завтра я в офисе не появлюсь. Начальник сопит в трубку, говорит:

- Ну ладно, Коль, работай. Удачи тебе. Иногда стоит потерпеть неуважение к себе ради хороших премиальных.

Это его любимый афоризм. Если бы только он знал, как он мне надоел. Но вместо этих слов я отвечаю, как мне приятно работать под его началом. Не дословно, конечно, но что-то в этом роде.

Главное, что в голове никакого постороннего шума.

******

Я, наконец, доделываю прожилины и начинаю потихоньку приколачивать доски. Торопиться мне некуда, я так иду с опережением графика, который нарисовал заказчикам. Через час мне надоедает, да и гвозди закончились. Точнее, гвоздей у меня до фига. Только с откусанными шляпками не осталось. Беру кусачки, сажусь на железное ведро с лаком, ставлю перед собой три коробки - и погнали. Через полчаса я полностью обеспечен гвоздями и отличной начинкой для шрапнели.

Закрываю глаза и вижу, как открываю старый отцовский сейф. Достаю двустволку на уток, тринадцатый калибр. Отрезаю приклад и втрое укорачиваю дула, обрез готов. Беру патроны и начинаю фаршировать их откусанными шляпками. У меня получилось почти сорок зарядов. Упаковываюсь и выхожу на улицу. Навстречу мне идут два здоровых амбала с бритыми затылками, в кожаных куртках и в спортивных штанах. Стреляю дуплетом, перезаряжаю, снова даю залп. Парни лежат на асфальте, порванные и изувеченные. Иду дальше, толпа малолеток с бутылками пива. Один кидает тару вверх, и вся компания смотрит, как стекло разлетается по мостовой. Ещё один гадёныш делает то же самое. Дружный хохот вперемешку с отборнейшим матом. Стреляю, только теперь по очереди, сначала из одного ствола, потом из другого. Перезаряжаю. Стреляю. Перезаряжаю. Оставшиеся балбесы разбегаются, как тараканы на кухне. Один, тот самый, кто первый разбил бутылку, решил показать себя чересчур умным. Упал рядом с двумя трупами и притворяется, что он такой же мертвец. Стреляю. Больше умников не видно.

Открываю глаза, поднимаюсь на ноги и беру сигарету. Закрываю глаза и вижу, как прямо на меня несутся несколько машин, битком набитых омоновцами в масках, бронежилетах и с автоматами. Забегаю в первый попавшийся подъезд и начинаю отстреливаться. Либо мне жутко везет, либо я очень меткий, либо против меня послали лохов. Троим я сношу головы, ещё двоё корчатся от боли в простреленных коленях. Когда остаётся последний патрон, прислоняю горячее железо к подбородку и открываю глаза. Хватит мечтать - надо работать.

Залезаю на стремянку и начинаю прибивать очередную доску. Затем ещё одну, без перекуров честно стучу молотком больше часа, одна стена уже почти готова. Осталось прибить семь досок над шкафчиком и всё, на сегодня можно закругляться. Хорошая у меня стремянка: на верхнюю площадку доски умещаются, и ещё место остается. Начинаю прибивать пятую и чувствую что у лестницы ломается ступенька, на которой я стою, и перемычка, не позволяющая разъезжаться в разные стороны. Хватаюсь за только что прибитые доски и вижу, как они начинают ломаться, а гвозди предательски вылезают наружу. Деревяшку они держат без проблем, а вот мой вес оказался им не под силу. Оконная рама меня тоже не удержит, я это прекрасно понимаю, от этого становится очень страшно. Я уже и не знаю, происходит ли это на самом деле, или это очередное моё видение.

******

Я иду по сосновому лесу. Сосны растут очень плотно, закрывая небо. Под ногами самый настоящий ковер из опавших иголок. Шагать настолько мягко, что я не замечаю даже шишки, попадающие под мои кеды. Иду не знаю куда, не знаю зачем, не знаю откуда, просто иду по узенькой тропинке. То что это тропинка, видно по остаткам цивилизации. Иногда попадаются пустые сигаретные пачки, но самих окурков я ещё не видел, ни одного. Ещё я вижу бутылочные пробки, но самих бутылок я не замечал. Ещё, совсем редко, скомканные газетные листы, причём все исключительно от «Советского Спорта».

Через час (а может, больше, время здесь идет непонятно, по моим ощущениям прошел час) выхожу на небольшую поляну с двумя пеньками. На одном сидит девушка, молодая, симпатичная, с совершенно неописуемой улыбкой. Ещё у неё длинные черные волосы, красивые глаза, в которых при желании можно захлебнуться. Улыбка такая, что непроизвольно я сам начинаю улыбаться, как годовалый ребенок. Девушка освобождает белый молочный шоколад от фольги, вот откуда этот звук. Она смотрит на меня и говорит тихим, приятным голосом, почти шепчет:

- Хочешь кусочек?

- Хочу.

- Тогда присаживайся, - показывает она на пустующий обрубок сосны.

Как не странно, но сидеть оказалось очень удобно, словно в любимом кресле, которое заботливо обхватывает уставшие тело со всех сторон.

Она смотрит мне прямо в глаза, протягивает мне плитку лакомства, перестаёт улыбаться и спрашивает:

- Тебе не страшно?

- Нет.

- Нет не сейчас. А вообще. Тебе не страшно?

Я не понимаю вопроса, совсем не понимаю, от этого мне действительно становится немного страшно. Она продолжает смотреть мне прямо в глаза, кажется, даже ни разу не моргнув, и говорит:

- Тебе не страшно так жить? Тебе не кажется, что тебе пора собрать все свои мысли в единое целое, понять, что ты хочешь от жизни и добиваться этого? Неужели ты так и будешь всю жизнь ремонтировать чужие квартиры? Будешь врать клиентам и обманывать своих коллег? Только для того, чтобы получить немного больше денег? Тебе не кажется, что это глупо и совсем неинтересно? Тебе не кажется, что все твои желания настолько предсказуемы, что тебе даже самому противно? Может, уже пора прекращать выливать всю свою злость на людей в своих грёзах? Я же знаю тебя. Когда-то ты был очень хорошим и веселым парнем.

Здесь я понимаю, что сижу с протянутой рукой и шоколадка на ладони уже начинает подтаивать.

- Вспомни, - говорит девушка. – Ещё три года назад ты радовался каждому новому дню. Ты улыбался солнцу. Ты протягивал руку девушкам, помогая им выйти из автобуса. Ты играл на гитаре веселые песни для друзей. Ты помнил наизусть сотню добрых историй и с удовольствием их рассказывал. Ты подкармливал бездомную собаку в своём дворе. Ты один раз проехал пол-Москвы, чтобы отдать книгу, которая была срочно нужна твоей знакомой. Ты… ты жил насыщенно и легко. За это тебя многие любили и ценили. А сейчас?

Я пожимаю плечами и наконец-то отправляю шоколадку в рот.

- А сейчас? – повторяет вопрос девушка. – Вспомни, когда ты последний раз брал в руки гитару. Больше двух лет назад. Сейчас ты злишься на весь мир, завидуешь всем, у кого больше денег. Ты и придумывать свои грёзы стал поэтому. Тебе хочется, чтобы люди вокруг тебя страдали.

- Неправда.

- Правда, - голос девушки стал жестким, громким и звенящим.

- Нет.

- Не спорь со мной. Я знаю тебя.

Я тону в её глазах и прекрасно понимаю, что она действительно меня знает. Всего, полностью, без купюр и со всей подноготной. Это очень страшно - разговаривать с человеком, знающим про тебя даже то, когда впервые в жизни ты поцеловался с девушкой, да и всё остальное тоже. Теперь я понимаю смысл её второго вопроса.

- Я тебя очень прошу, попробуй измениться, - она говорит и опять ломает шоколадку. – Хочешь ещё?

Я мотаю головой, нет, не хочу.

- Жаль.

- Почему? – спрашиваю я.

- Потому что хорошие люди всегда хотят шоколадку.

Она перестаёт улыбаться, смотрит мимо меня и говорит очень тихо:

- Последний раз прошу, попробуй снова научиться улыбаться солнцу. Иначе мне придется…

- Что? – резко спрашиваю я, вскакивая на ноги.

- Ты будешь, - она говорит ещё тише, - до конца жизни видеть вот такие сны…

Я вижу, как умираю. Меня разрывает пополам в перевернувшейся маршрутке. Меня расстреливают на улице из автоматов. Меня забивают ногами. Меня заваливает грудой льда. Меня не успевают спасти пожарные. Меня забрасывают пивными бутылками. Меня режут в подворотне трёмя армейскими ножами. Меня размазывает по асфальту снегоуборочной машиной.

- Видишь? – спрашивает меня девушка.

Я не могу ей ответить. Мне плохо и страшно, нечем дышать, во рту полно крови, я прикусил язык.

- Мне не хочется этого делать, но я буду, если ты не изменишься. Если ты не перестанешь ходить по улице, желая людям смерти, я буду это делать каждую ночь. И каждое утро ты будешь просыпаться от жуткого страха. Нечего не понимая, но вот с таким звуком в ушах, – девушка несколько раз шуршит фольгой. – Рано или поздно ты просто сойдешь с ума от собственной злости. А я этого не хочу.

******

Я открываю глаза. На пороге балкона стоит дочка моих клиентов. У неё испуганный взгляд и почему-то трясутся губы. Стремянка валяется, вокруг неё по всему полу разбросаны доски, гвозди и мои инструменты. Сам я сижу в углу, обхватив руками колени, и меня трясёт.

- Николай, вы как? – спрашивает меня девушка.

- Нормально. А почему у вас такой испуганный взгляд?

- Он ещё спрашивает, - она взмахивает руками, но видно, что она уже начинает справляться со своим состоянием. – Вы же чуть в окно не вывалились. Если честно, то я до сих пор не понимаю, как вам удалось остаться по эту сторону стекла.

Я встаю, ноги не слушаются, но я заставляю себя пройти на кухню. Я не могу вспомнить, как я падал с лестницы вниз. Я не могу вспомнить, как это вообще произошло. В голове звук фольги и я понимаю, что кто-то разворачивает шоколадку. Только я не понимаю, откуда я это знаю.

Сажусь на табуретку, беру сигареты и спрашиваю:

- Извините, у вас ничего нет выпить? На сегодня я закончил.

- Есть, - девушка кивает. – Только родителям ни слова.

- Конечно!

Через полчаса я сам не знаю почему беру в руки гитару и играю девушке свою самую любимую песню. Кое-где я сбиваюсь, но оказывается, что пальцы ещё помнят, как надо правильно зажимать аккорды.