Одинокий выдох ночного киберпанка,

Рельсам поцелуй посылает трамвай,

Опрокинутая ветром жестяная банка,

Луна бежит по небу – если хочешь, догоняй.

Изменчивый бит времяпровождения

Отхватывает мысль за сегментом сегмент,

Фонарь не знает смысла, расставляет ударения

Асфальта, по которому шагает мент.

Свалка в ночи – дело попривычней

Кто-то отобьет об лицо чужой кулак.

Философ единичный занят драмой личной,

Ему все время кажется - «Что-то идет не так».

Крики, ругань, споры, бессмысленные возгласы,

Рифмы полосатые, как грязь на штанах.

Черноволосые искатели скорости

В педали газа видят больше, чем в тормозах.

Солнце не вылазит – оно у нас во сне,

Как мрачная труба ближайшего завода.

Что-то отрицает частица «не»

В школьной тетради морального урода.

Отточенный штрих к картине ненаписанной,

Где видно наши лица без односложной фальши.

Узор расписан золотом на гобелене риска ,

Улыбка то ли Моны Лизы, то ли тети Маши.

От гор священных до разрушения храма

От мастерства до шрифта тупой газеты.

От ненужного быка с мускулатрой вандамма

До тихой музыки слезы с чужой кассеты…

Снится… Снится…

Снится , что на Земле через 240 лет стало чище, от катаклизмов погибло много людей. Но ветка сакуры гнется и распрямляется вновь. Странно жили люди после катастроф – как в тумане, анабиозе. Может, сказалась оторванность от исскуства прошлого (литературные, художественные памятники исчезли в большинстве своем) и одновременно доступность технологий. Удивительно, но механизмы, компьютеры… Все это осталось , не было погребено совсем.

Я работаю на подземной базе, труд физический. Что-то вроде шахтера, хотя спецовки довольно чистые, паек получаю исправно вместе с моими сорабочими. Как-то мне дают выходной, я гуляю по просторным коридорам базы.

Идя по странным широким залам я неожиданно попадаю в совсем большой – там расположен батут. Вижу девушку, которая прыгает на батуте, сложно переворачиваясь в воздухе.

Ее мышцы – аэродинамика, ее лицо – неоткрыто, ее волосы- черные и не требуют сравнения с вороновым крылом.

Засмотрелся...

Она медленно и грациозно приземляется (двойное сальто). Сходит с батута и направляется ко мне. Лицо у нее – лицо человека кто управляет другими. Красивое но одновременно настораживающее. Недоговаривающее.

У нас завязывается разговор, мне становится известно что она – дочь большого человека и здесь просто по необходимости. А чтобы время не терять – занимается воздушной акробатикой. Я робко прошу ее в следующий раз пробежать во время утреннего моциона до моего рабочего бокса – где работаю я с товарищами. Она соглашается.

Прошла неделя – я бурю землю буром средней длины. Рядом – мокрые от пота грязные рабочие. И тут...

Красиво как крик “Земля” с палубы бригантины , подтянуто и гладко бежит она. Наконец приблизилась, отозвала в сторону. “Ты должен сделать то, что больше всего боишься. Из базы есть выход... Ты же не знаешь, тебя здесь вырастили специально. Пройди испытание – и ты узнаешь что такое Свобода – заберись на гору что перед выходом с базы – там на горе ворота. Пройди через них...”

Далее все как в тумане.

Я карабкаюсь и вижу эти ворота. Гора отвесная – метров 1600 с лишним. Боже, как я боюсь высоты... Тут ощущение возникло что кто-то смотрит. В спину. Кое-как повернув голову (держаться, держаться...) я вижу ее силуэт у подножии соседней горы. Она смотрит на меня. Я тяну руку к огромным трехметровым воротам – и срываюсь вниз...

Даже не кричал – просто сорвался.

Вот это сон – впрочем как и все остальные сны, о каких думаешь после пробуждения. Часть тебя временно остается ТАМ – в мире того сюжета. Быт мягко выталкивает данное несоответствие – чтоб налить чаю в кухне надо хотя-бы поверить в то, что кухня реальна.

А работа у меня уже не веселая, но я веселый все равно. Сегодня у меня опять вызов – что поделаешь. Надо наскоро одеться, пока время не потерял...

Я уже на месте – и заплаканные лица, помятые ссорами и болью меня уже не удивляют.

Она в ванной – заперлась ясное дело. Имя я уже знаю – Юлия.

Бабка ее на заднем плане что-то причитает, видимо ужаснулась совсем – у меня серьга в ухе, довольно густые волосы, детско-наивное лицо и запах перегара (вчера было нечто).

Я как “знающий дело профессионал” тыкаю скупыми вопросами мать Юлии – и как всегда стандартный набор. “Мы не знаем, мы не видели, учится хорошо, все у нее есть, ни в чем не нуждается”.

Ага.

Примерившись на глаз чуть левей замка на двери я рабоче-крестьянским ударом ноги вышибаю дверь ванной. Удивительно, но получилось с первого раза. Представшую картину угадать трудно если вы не знаете что у меня за работа.

В ванной плачет Юлия (сидит в одежде там, ванна заполнена больше половины). В руке – традиционное уже “оружие против себя” - бритва “жиллет” для опасного бритья.

Я издаю пронзительный визг (что-то среднее между воем орангутанга во время брачного периода и кличем калмыцкой конницы) и , пользуясь ее замешательством, вывихиваю руку и изымаю опасный предмет. Мдя – по крайней мере суицид именно показательный – если бы тут был хладный труп меня звать бы не стали. Она обиженно и как-то безразлично смотри на меня, но удивление проглядывается.

"Она немая" - верещит бабка.

-Слышишь меня?

Наша Анна Каренина кивает головой.

-Тогда слушай – я расскажу тебе свой сон... А ты любишь стихи?

Кивает опять, забыв что сидит в мокрой ванной. Видимо Купер личность известная – моя рожа один раз попадала в газету и несколько раз какие-то пьяные молодые люди попадали в нее (к слову это сделать довольно сложно). Тут я начал свой монолог. Он необходим и сочиняется мною каждый раз новый – люблю экспромт :

-Ты что от несчастной любви страдаешь? Давай старадать вместе, только у тебя ванна маленькая, у меня в моей хрущевке такая же. Знаешь, когда я влюбился в одиннадцатом классе в одну дуру, а потом она забеременела от моего лучшего друга, я написал стихотворение . Сначала я хотел отвлечься и начал писать какую-то фентези типа:

Они молились дали горизонта,

Нет лишнего – колчан и пара стрел...

Но затем я все же ввергся в уныние и сочинил вот такое :

Может ты сейчас стоишь на балконе,

Любуешься ландшафтами другой планеты

Меня бы догнали, но не догонят...

Разобью кассу если в нем нет билета

К тебе...

Потом я усложнил и увеличил идею – получилось вот что :

В жизни твоей я не найду места,

Однако стучу в те ворота надежды.

Они не отвергнут так чуждо и резко,

Как Ты, что ушла не прощаясь, как прежде...

Стою у ворот и стучу робко-робко,

Как будто спугнуть можно горечь разлуки.

Ты помни – весь мир нитью тонкою соткан ,

Я знаю кто ее сплел – Твои руки...

После этого мне стало уж совсем худо и я сочинил результирующий стих :

Заводская труба! Раствори в тиши утра

Вместе с дымом едучим мою жажду путей...

Перестань украшать мою вязь перламутром,

Моя страсть не видна в океане страстей.

Если буду у речки тихо думать о прошлом,

Если время чуть-чуть приподнимет фату,

Буду знать – я сейчас подобрал Бога крошки,

В мире смертных они превратятся в мечту...

А ты тут скоблишь своей бритвой – луче бы стихи сочиняла – это больнее и слаще. На этом наш вечер самодеятельного стиха считаю оконченным, и из ванны вылезь – замерзнешь”.

Да – монолог был долгим. Привычно приняв благодарности матери несостоявшейся самоубицы я вышел во двор, посмотрел на синее небо и почему-то заплакал.

Наверное от того что получил эсэмэс от директора фирмы - “У нее было два аборта от собственного отца – насиловал ее с 13 лет, будь осторожней”. Не знать до разговора с суицидником что же с ним случилось – мой главный закон. Иначе монологи получаться не будут.

Сон второй или мысли про себя

Короли, капуста… Я не расскажу о них. А расскажу лучше о здании Администрации Орджоникидзевского района. Днем - обычное холеное вместилище тел чиновников. Рядом – всегда несколько машин и кряжистых дядек с мобилами. А ночью – готичный флаг РФ над зданием кажется лже-маяком на фоне черного , загадывающего загадку неба. Как флюгер на средневековой церквушке, где по слухам ведьмы и колдуны устраивают шабаши. Холодный лед чиркается как спичка о подошвы утренних прохожих, ведь еще сумерки, любое присутствие человека в этой зоне вяло-зимнего урбанизма кажется чем-то гуманоидным, будто ты попал на планету «бедный рабочий микрорайон». Ларьки предлагают широкий выбор журнальных сплетен вперемежку с трехрублевыми презервативами. Фонарики круглосуточных магазинов приманивают такие явления как «Визит алкоголика» и «Работяга получил три тысячи». Правда, явление «Домохозяйка в поношенном пальто и бесцельно прожитой жизнью» тоже встречается, вы посмотрите на вывеску «24 часа». А я буду шептать вам на ухо, смешивая звук с морозом (мороз выплывает из-за боков многоэтажек, из огромной ледопокрышки асфальта, из глади отвердевших парапетов на остановке) что это и есть лицо города без паранджи летней красоты природы, любующейся в зеркало пыльных трасс, парков с целующимися парочками и солнца сквозь ресницы.

Снится...Снится...

Снится что я на космическом корабле – причем один. Атмосфера в духе фильма “Чужой”, только самой этой твари не видать.

Я вижу у себя в руке ампулу с маленьким волоском внутри – что то вроде маленькой лампочки. Случайно я ее роняю и тут чувствую что произошло нечто непоправимое. В капитанской рубке зажегся монитор – и человек пожилой (похожий на Энтони Хопкинса почему-то) начинает говорить мне что в ампуле был смертельный вирус и что жить мне осталось ровно сутки.

Но я могу излечиться – человек называет мне местонахождение противоядия – Таиланд.

Почему же именно Таиланд?

Далее сон вихрем переносит меня в Таиланд – я иду и не знаю где я (ни улицы не знаю ни даже города).

Вокруг пагоды по-таиландски, жилистые аборигены и пальмы. И тут... Я вижу совершенно странное но очень красивое зрелище – в центре улицы под открытым небом стоят... Корабли, вылепленные из глины. На подставках – примерно в половину человеческого роста. Стоят в порядке полей на шахматной доске. Я вижу в центре этого ландшафта вылепленную бригантину – и подхожу ближе. На парусе ее написано - “Ты спасен”.

Я улыбаюсь и мне легче, легче...

Однажды сидя на уроке информатики и слушая совдеповские определения типа ЦПУ (Цифровое Печатающее Устройство – принтер по нашему) я услыхал аббревиатуру ПЭВМ * Персональная ЭВМ. Тут же я написал на парте свою интерпретацию расшифровки - “Пароль – Это Великое Молчание”...

Я рассажу секрет – я мало видел в жизни,

А алых парусов не видел и во сне.

На мачтах таких нет...

Не надо укоризны :

Я их украсть готов, но не у кого мне.

А еще помню я написал :

Шаг, шаг, еще и еще по прямой но не вниз,

И слева и справа стоят исполины,

Встречавшие у ворот ада.

Вдох,вдох вдохни но не мне поклонись,

Тебе все равно что звучит

В моем сердце баллада.

Я теперь изменился – в свободное от работы время я пишу короткие стихотворения вроде

Меланхоличная заметка?

А может быть ее мечта?

А может жизнь ее лишь клетка?

Тетрадь без чистого листа?

Или подражаю классикам :

Куда еще пойти и чем душу унять?

Оставить где клочок бумаги в пепле?

Лесному воздуху позволить нас обнять,

И просто раствориться в ночном ветре?

Не видно средств и прячется причина,

А я как был – в плену у своих грез.

Но иногда бывает даже льдина

Не знает , что уйдет с Весной мороз...

Чужая воля строит прочно сети,

Но рукописи не горят в огне.

Нам нужно один раз только заметить,

Что не всегда клад прячется на дне.

Манящий свет все так же многозначен,

Но никакой дороги не видать.

Порою я бываю озадачен,

Что создал я и что еще создать?

В момент написания таких стихов я преображаюсь в Тютчева, корчащегося от аристократической подагры и лелеящего золотоволосого внучонка в беленькой распашонке.

А с работы мне пора увольняться – срок работы недолог у представителей моей профессии. Кто-то не выносит ежедневного теста “Ты должен хотеть жить больше чем тот, кого спасаешь”. Я лично давно уже для себя понял – я хочу жить даже меньше чем тот, кого спасаю. А значит спасатель из меня как из говна пуля.

Все – подаю заявление об уходе и ложусь спать.

Родителей нет дома – открывает мне дверь и провожает в роскошный двухэтажный особняк девушка лет семнадцати.

- Вы тот самый мастер? Проходите – у нас сломалась плазменная панэль и коннектор к третьему спутниковому каналу.

Я легко улаживаю проблемы – хоть на дворе 2067 год но мастера не перевелись а умножились – технику чинить сложней но и подготовка отличная.

- А вы не посмотрите ту игрушку, с какой я играла пять лет назад? Мне она дорога как память... Она сломана и разобрана – не хотите посмотреть?

Я согласился и прошел в комнату девушки.Она говорит мне что некоторые части игрушки лежат под кроватью. Я гляжу туда и вижу оторванную человеческую ногу - она в крови и оттуда выклядывают куски микросхем и маленькие проводки. Я начинаю кричать на девушку - “Я не могу чинить ЭТО – ты что с ума сошла! Я никогда не видел чтобы киборгов держали дома и разбирали! Это противозаконно!”

Она улыбается как-то страшно и открывает платяной шкаф – а там сижу... Я СИЖУ без ноги, вместо руки – пучок кабеля и отрывки сухожилий, половина черепной коробки сломана, видно процессор с ржавыми “щупами” для разьема. Я начинаю кричать и закрываю лицо руками а девушка гортанно смеется.

Черт! Надо же такому присниться. Все – переезжать нужно и жизнь менять. С завтрашнего дня я бросаю пить и курить, а также еду в детдом – в профессии учителя. Надоело жить для других – надо ПОЛНОСТЬЮ переключиться на тех кто этого достоин. Ну насчет детдома я погорячился конечно.

Месяц спустя.

Мне снится что у меня не пять пальцев на левой руке, а четыре.

Я этого очень стесняюсь, иду по улице и думаю “лишь бы никто не заметил”.

Прохожу в метро и сливаюсь с потоком тел, спешащих в металлическую кишку – поезд.

Держу руку как всегда в кармане.

Тут ко мне подходит девушка – личико доброе, по внешности татарка, глаза черные-пречерные но смотрят добро.

Это первый раз я вижу - чтоб у человека черные глаза имели такое выражение.

Она грустно но светло улыбается и достает мягким движением мою беспалую ладонь из кармана и сжимает ее своей теплой рукой. Мой поезд, какого я ждал в метро, медленно уезжает, оставляя нас с ней смотреть друг на друга и влюбляться с каждым изменением цифры на часах в метрополитене.

Следующая картина сна – я иду в детском доме по коридору и вижу мальчика лет десяти на костылях – одной ноги у него нет до колена. Я подхожу к нему и говорю “Именем Иисуса Христа – брось костыли и ходи так”. Мальчик смотрит на меня. На моих глазах у него начинает рости нога и секунд за десять отрастает до нормального размера. Он бережно кладет костыли на пол и иде дальше – уже сам. Я проводил его взглядом и проснулся.

О – это удалось оказывается – я проснулся уже летом и всю зиму спал. В специальной барокамере. Теперь лето, меня все забыли и никто не знает что я снова в деле. Вижу в окно вместо последнего ландшафта (чахлый тополь в снегу) красивое дерево с сочными зелеными листьями.

Чтож, я пройдусь по жарким улицам, посмотрю на других и может покажу себя. Кстати, я не против пойти в какой-нибудь парк, ведь там так хорошо говорить о любви и своем прошлом...

И обсуждать БУДУЩЕЕ.