Разнообразный мир.

(Истории о настоящей любви)

2.

Это произошло уже довольно много времени тому назад, когда мой отец еще был на воле. Когда я вечером, как стемнеет, по обыкновению, выносил на помойку от него расчлененку, там на помойке я и встретил ее. Там мы и познакомились. Она отыскала куски расчлененки, те, что я принес раньше, в первые сегодняшние ходки, а может даже те, что оставались с предыдущих дней, и они ее заинтересовали. Точнее не она сама нашла, а ее собачка, небольшая такая, но очень наглая. Он унюхал да и вытащил из-под кучи чью-то там голень или ляжку, а она это заметила, взяла ветку и начала сама ковырять, находить еще куски. А кусков было много, понимаете, батя мой был работящий, почти каждый день расчленял.

И тут, представьте себе, она разглядывает чью-то кисть, а я как раз подхожу и выбрасываю из ведра на помойку очередную порцию этих кусков. Хотя и темно уже, но разобрать все равно можно. Да и слышно хорошо. Куски выскальзывают из ведра и плюхаются на кучу.

“Так это ты сюда приносишь?” – спрашивает. “Ну, я, - отвечаю, - и что с того?”. “А где берешь?”. “А тебе что за дело, где беру?”. “Ну, не хочешь, не отвечай, подумаешь...”. Ладно, думаю, что тут такого, все равно все соседи давно знают. Рассказал ей, что это батя расчленяет, а я сюда выношу. Так, слово за слово, начали разговаривать, так и познакомились на помойке над кучей кусков расчлененки.

Первую любовь говорят всю жизнь помнят. Правда так. У меня она была уж очень романтическая. Такое тяжело забыть.

Потом мы договарились встретиться завтра на этом самом месте. “А когда ты придешь?” – спросила она. “Да так, как и сегодня, когда солнце зайдет, потащу первое ведро”. “Хорошо, буду тебя тут ждать”. Так мы и стали встречаться почти каждый день на этой помойке.

Мне с ней было очень интересно. Просто разговаривать. Она была очень умная, в чем-то даже умнее меня. И мы даже с ней не целовались, хотя уже много времени встречались и все вокруг знали, что у нас любовь, и мы сами в этом не сомневались. Нам и так было очень хорошо вместе и интересно. И трахаться совсем не хотелось, хотя всем кругом – и у меня в классе, и у нее в классе всем хотелось. Наши одногодки только про то и мечтали, только об этом и разговаривали. А мы, наверное, были особенные, не как все. Я не имею в виду из-за того, что у меня такой был отец, как мало у кого, и из-за этого я особенный, я чисто о себе говорю.

Она поначалу, как мы начали встречаться, все интересовалась, а почему я выношу эту расчлененку каждый день по два-три ведра, не меньше. Я ей объяснял, что нам с отцом столько не съесть, у нас всегда свежее мясо есть, лучшие части, а это все излишки, куда их девать? Отец мой был человек очень суровый, но принципиальный. Я был мальчик послушный, по дому помогал, в школе учился неплохо, хотя и не интересно было, а главное, что всегда выносил ведро на помойку, не ленился. Поэтому отец мною был доволен, часто меня хвалил. И мне самому меня хвалил и другим людям.

А она мне много интересного рассказывала про самые разные вещи. И я тоже ей много интересного рассказывал, потому что знал не меньше ее про разные вещи. И так нам было хорошо в ту пору. Наверное это и были лучшие годы моей жизни и единственная настоящая любовь.

Мы начали ходить друг к другу в гости, уже не стояли часами в сумерках на помойке, как раньше. Наши родители были довольны, что мы встречаемся. Я ее родителям нравился и она моему отцу тоже. А моему отцу, надо сказать, не так легко понравиться было, он очень требовательный к людям был, и поэтому ему мало кто нравился. Например, всех моих одноклассников он считал за животных, и добрых три четверти соседей по подъезду также считал за животных. Да что говорить, в конце концов, он и относился к ним, как к животным. К домашним...

О чем это я? А, так вот, я говорю, очень хорошо нам тогда с ней было, и я был из-за этого такой счастливый, и она, как я понимаю, была счастлива не меньше меня. И у нас не было никаких секретов. Ее родителеи так не делали, как мой, но она говорила, что хорошо про все подобные дела знает и очень понимает все это.

А потом она начала все больше и чаще говорить про какую-то высшую любовь, которую чтоб удовлтворить, нужно сделаться сверхчеловеком и совершать соответствующие поступки. Не знаю, тут я может малость стормозил... Мне так, по правде, хватало и той любви, что у нас и так была. Не понимаю, зачем желать больше, чем есть, когда и так хорошо? Но она со мной в этом не соглашалась и все продолжала убеждать. Однажды она сказала, что одним из актов высшей любви будет такой поступок, чтобы самому уничтожить что-то, а лучше кого-то, кто тебе очень дорог и кого ты сильно по-настоящему любишь. И сейчас же предложила убить ее собачку, без которой она своей жизни не представляет. По ее словам получалось, что это будет диалектическим провлением воли к высшей любви. Я поначалу отказывался, мне жаль было собачку, пусть бы он жил еще, хоть и был довольно наглый. Но когда это желание любимой... Вообще, ей самой куда тяжелее было решиться на этот поступок, чем мне, потому что она, я знаю, очень любила свою собачку, знала его много лет, не то, что я. Я рассудил, что мне, мужчине, не выпадает быть более слабохарактерным, чем девчонке, если она способна на такой поступок, и согласился с ней.

Она была очень рада моему согласию, говорила, что уже начала бояться, что мы с ней впервые за все продолжительное время нашей любви из-за этой собачки поссоримся. А потом предложила после убийства съесть собачку, увековечив таким образом нашу любовь к нему. Я опять не стал возражать, чтобы не огорчать любимую.

И тут, кстати, мне вспомнилось, что мой отец... Вы только, пожалуйста, поймите это в правильном смысле. Он ведь тоже убил мою мать из-за великой любви, а потом, я точно не помню, потому как был очень мал на ту пору, но принимая в расчет образ нашей с отцом жизни, сколько я себя помню..., короче..., скорее всего мы потом ее съели.

Я рассказал об этом своей любимой, чем вызвал у нее большой восторг. Она ответила, что мой отец теперь вызывает у нее еще большее уважение, и высказала надежду, что и во мне она не ошибается, и что я буду достойным сыном своего отца. Кажется тогда, мы впервые на радостях поцеловались, скромно так, зато очень искренне.

Ну так вот, короче, я держал ту собачку, а она взяла самурайский меч из коллекции холодного оружия, что имел ее отец. Глупое животное так и не поняло до своего последнего момента, что с ним произошло. Я почти уверен, что он практически не мучался.

Потом она помыла меч, убралась и взялась приготовить собачку. У нее была большая книга с рецептами, и она сказала, что подберет самый лучший из них ради такого торжественного случая. Действительно, мы же не дикари какие-нибудь черножопые, чтобы есть сырое мясо, мы же цивилизованные, живем в самом центре Европы.

Я, честно говоря, не хотел есть собачатину. Хоть и много чего в жизни я видел, главным образом, благодаря отцу конечно, но не хотелось мне есть собачку, даже отлично приготовленную. Может от того, что я любил его не так сильно, как она.

Пока готовилось необычное блюдо, она рассказала мне грустную историю, связанную с этим самурайским мечом. Оказалось, что где-то пятнадцать лет тому назад, когда она была совсем маленькая и сама конечно этого не помнит, произошла у них в семье вот такая драма. Ее отец застал свою жену в постели с другим, это его очень взволновало, и, чтобы наказать предательницу, он схватил этот меч со стены, где висела вся эта коллекция оружия, и отсек им... себе член. Вот почему ее мать всегда ходит по квартире на коленях, вот почему в их семье секса нет, и вобще эта тема вызывает у них благородное презрение, в духе чего и воспитывалась она всю свою жизнь.

Услышанная история меня очень впечатлила. Она при этом добавила, что конечно, если я буду желать интимных отношений с ней, то она не будет возражать, так как ей самой интересно узнать, что такого приятного находят в этом люди, но я должен понимать, что не следует придавать этой мелочи в жизни такую значимость, как это делают все вокруг. Они же по сути – животные...

Когда собачка была приготовлена, я, чтобы не обидеть любимую, заставил себя обгрызть заднюю ногу, так сказать, окорочек. Она старательно съела все, хотя я почувствовал, что ей также не очень нравилось это делать. Но в принципиальном деле нужно идти до конца. Я был в восхищении от силы характера моей любимой.

Прошло еще некотрое время. А потом государство забрало у меня моего отца. Государство прислало забирать его десятка два ОМОНовцев с автоматами, с масками на лицах, а еще много людей в штатском, котрые не пошли в подъезд с ОМОНовцами, а ожидали на улице возле автомобилей. Все события: как ОМОНовцы, выбив двери в нашу квартиру, забирали отца, как выводили из подъезда – снимали на видеокамеру. Я как раз возвращался с помойки с пустыми ведрами, а навстречу из подъезда вывели отца – руки в наручниках за спиной, низко наклоненная жестокими руками конвоиров голова, так что он меня даже не увидел, потащили в машину. Потом это все показали в новостях, наговорив при этом с три короба всякой херни про отца.

Я имею в виду, что с одной стороны то, что они говорили, действительно так и было, но с другой стороны, когда о чем-то берется говорить и рассуждать человек, который ничего в этом не понимает, да еще при этом делает какие-то коментарии и выводы с видом умника, то это не вызывает ничего кроме чувства отвращения. Мне тогда очень не понравилось, что какие-то люди, кто совсем не знал моего отца, нагло высказывали свои дебильные мнения о нем, и к тому же навязывали их всему свету. Животные – они животные и есть. Со своими животными страхами и примитивными инстинктами самосохранения. Отец был куда выше их всех. И своей любовью, и своей ненавистью.

Между тем, все соседи, ну почти что все, мне сочувствовали, птому что они давно знали моего отца и очень уважали его за принципиальность в жизни и за его преданность традициям. Потому как многие завидовали силе его характера, по-доброму конечно. Ему даже несколько раз люди предлагали баллотироваться в депутаты парламента, ну тогда, когда парламент еще существовал, от нашей округи, но отец отказывался, ему это было не интересно. Он всегда говорил, что лучше будет помогать людям конкретным делом, чем успешно и занимался. Вот эту успешность ему государство и не простило.

Вскоре, как остался без отца, я практически стал жить у моей любимой. Это предложили мне ее родители. Они даже говорили, что будут не против, если мы будем с ней вместе спать, поскольку не сомневаются, что как только нам исполниться по восемнадцать лет, мы сразу же распишемся и что они будут очень рады иметь зятем сына такого выдающегося человека, как мой отец. Так я и жил у них где-то с полгода. И хотя мы и спали вместе с ней в постели, никаким сексом все равно не занимались, потому что обычно допоздна разговаривали про всякие разные вещи, аж пока не начинали невольно засыпать.

А потом моя любимая опять начала говорить про новый акт высшей любви. Я как мог избегал этой темы, однако спустя некоторое время она уже ни о чем другом не говорила. Только об этом. Собачки теперь не было. У нее конечно оставались родители, но я хорошо помнил, как она раньше часто мне говорила, что любит меня гораздо больше, чем их. Поэтому я понимал, чем это все может закончиться для меня. Мне начали сниться кошмарные сны, где меня преследовал летающий самурайский меч, чтобы отсечь мне все, что только можно отсечь у мужчины.

Я ее очень любил, и, наверное, до сих пор люблю, но умирать мне тогда также не хотелось, как и сейчас, кстати. А она бы не остановилась, я знаю.

И я сбежал от нее. Так вот я и предал свою единственную настоящую любовь.

Теперь, по прошествии многих лет, когда у меня время от времени появляется очередная женщина, и когда она начинает спрашивать, много ли у меня было женщин до нее, я всегда отвечаю, что только одна единственная. Потому что я до сих пор нахожусь в поиске настоящей любви, хотя бы немного похожей на ту, которую я предал. Однако каждая очередная женщина оказывается не любимой, а всего лишь животным, с которыми так принципиально некогда обходился мой отец. К сожалению, пока что мне попадаются исключительно только животные. Я уже почти потерял надежду на новую настоящую любовь. Так, продолжаю поиски по инерции.

Вероятно, что правду говорят – настоящая любовь случается в жизни только однажды.

И поэтому, не принимая в расчет череду животных, в которых я быстро разочаровываюсь, каждой следующей я искренне говорю (где-то в глубине души еще надеясь, что может быть вот она, наконец, настоящая любовь), что до нее у меня была только одна единственная. Понятно, при этом я вынужден немного приврать о причинах нашего расставания с той единственной. Иначе меня бы просто не поняли…