Глава 7.

У самого порога зимы зима вдруг. Вышла на вылет поздняя преддекабрьская муха. Так иногда бывает, хотя эта муха может запросто вылететь и в январе, если нет морозов. Летние кафе вновь выставили столики. Народ двигался, колотя понты. Если взять ночь, то ночью в эфире все немного по-другому - но тут тоже нужно прятать голову, вставлять наушники, слушая "Tequilajazzz", или вставлять что-то в кого-то. Можно думать о силе субъективизма в мире. Я раньше читал много книг. Когда же я перестал их читать, то мне стали совершенно непонятны те, кто их читал. Я легко перекрашивался. Но, в сравнении с Женей Семиным, это был детский хамелеонизм. Они никогда друг друга не знали, Антисофт и Женя. Но первый был гением сосредоточения и аскетизма, а второй - настоящий, чистый, голубоглазый распиздяй, Есенин наебательства. Было время, и я любил людей, и я думал - вот бы их познакомить. Но уже давно, как пиздец. Антисофт сидит, а Женя - он вряд ли сядет. Возможно, он уже давно спортсмен. На самом деле, он - демон, а настоящих демонов на свете не очень много. Вот на селе, там есть демоны. Но туда надо еще доехать, чтобы доказать эту сентенцию.

Итак, народ тасовался, заглядывая в мобильники. Снега пролетели мимо. Студентов на точке было как никогда много. Они точили сушеную рыбу и плевались, куря "Парламент", поблескивая своими кожаными куртками, точно крабы - из глубины морской. Я говорю это лишь потому, что слишком сосредоточен на деталях. Взять какой-нибудь TActionList - там тоже живет детальность. Но мелкая, точечная скриптомания, лучше и пакостнее. Нужно знать наизусть то, что ты делаешь, иногда поколачивая ламеров.

-А ты не ламер? - спросил Женя как-то.

-Нет. А ты - ламер.

-Да ты охуел!

Мы сидели на берегу моря. Мы отвозили железяки в Дубаи, чтобы продать там соотечественникам. Сделка была неплохой, и у Жени, как всегда, была идея типа - надо один раз поработать, а потом всю жизнь отдыхать. Как правило, это заканчивалось кабаками. Впрочем, я видел немного. Так, во всяком случае, было в мое присутствие.

-Я вот думаю, - сказал Женя, - вот летят над нами облака. О чем они думают?

- Чо?

-Они смотрят на нас сверху, понимая, что сегодня мы пойдем....

-Это не интересно. Поехали в Китай.

-Не. Хотя, ты прав. В жизни только и есть достойного, как взять и поехать в Китай. Может, в Японию?

-В Японию.

-Знаешь, поехали, брат. Поехали. Я женюсь на японке. Выучу японский.

-Поехали.

-Поехали.

-Ну, вставай. Едем.

-Не. В лом вставать. Знаешь, я понял. Я - правда ламер. Я просто делаю вид, что я что-то знаю.

-Но ты ведь что-то делаешь?

-В жизни гораздо интереснее заниматься хуйней, чем чем-то серьезным. Это честно. Но ты и сам об этом знаешь, Валера. Хуйня - в ней очень много правды. Она смотрит тебе в глаза и улыбается.

-Кто?

-Хуйня.

-А....

-Поехали в кабак.

-Прямо сейчас?

-Нет, давай снимем самые дорогие апартаменты, возьмем девочек, прогудим все за одну ночь. Ты не боишься?

-Чего?

-Я сблатую тебя пропить все за раз.

-Я заранее знал, что так и будет.

-Купи себе дорогой мобильник.

-Не хочу.

-А знаешь, я люблю смотреть фильмы про Ван Дамма.

-Ну что, поехали.

-Ладно. Знаешь, на эти бабки, если мы поедем в село, мы будем гудеть целый год. Бабы будут за так давать. Они только увидят сотовые телефоны, сразу поймут, что мы крутые пацаны и сами встанут в очередь, чтобы отсосать. Купим какую-нибудь "восьмерку". Заведем курей. Знаешь, Валер, я серьезно.

-Да.

-Давай, после следующей сделки, а? Меня все это зарубежье уже достало.

-Ладно. Посмотрим. Поехали.

-Давай, еще по пивку....

Я продолжал скромно подрабатывать, выгружая порошки.

Успех был однажды. Мне позвонил Петр и сказал, что акция с локальной сетью коммунального хозяйства удалась, и, так как не сразу это дело обнаружилось, ущерб оказался приличным. Но я бы не сказал, что был счастлив. Там вряд ли кто-то что-то понял. Только программисты получили втык, да и то - никого не выгнали. МПЖКХ всегда было местом просачивания - туда стремились, чтобы надолго и серьезно засесть. Точно так же черви стремятся в яблоко. И, как водится, и то, и другое - не вечно. Были потеряны счета. Руководство объявило, что во всем виноваты сбои в подаче электричества - у них были какие-то терки с горэлектросетью, по-ходу.

- Надо было всю информацию стереть, - сказал Петр с сожалением, когда мы сидели с пивом на центральной улице.

- Думаешь, было бы лучше?

- А хрен его знает.

- Вот то ж. Это же страна чудес.

-Надо было сделать что-нибудь похуже.

- Например...

- Остановить АЭС какую-нибудь.

- Н-да. Ты думаешь, по нашей сети можно остановить АЭС?

- А что, нельзя?

- Американскую, наверное, можно. Немецкую можно. Японскую - вряд ли, они умнее всех нас на полголовы, японцы. А у нас - нет. Там реле да лампы. Какая там сеть.

- Это круто.

- Конечно. Ты думаешь, революция возможна? Мне кажется. Возможен лишь мировой хаос. Революция - это вера. Всеобщая вера. А из этой толпы.... Вот взять нашу толпу. Ты в них уверен?

- Но другого варианта нет.

- Ты просто пытаешься доказать, что тебе насрать на государство.

- Я думаю, что в идеале каждый человек - государство.

- Интересно, если бы существовала страна, где бы жили одни Петры...

- И что?

- Как бы вы жили?

- Хочешь сказать, мы бы передрались?

- Не обязательно. Если вы уровнем выше этой толпы, если вы - люди, а не потребители, то, возможно, друг с другом вы бы драться не стали. Это было бы слишком низко, да? Но в остальном, кто-то захочет быть первым. И так все покатит пропорционально, только на более культурном уровне. Например, вы будете градироваться по степени чувства юмора. Как-нибудь еще. Может быть, трансформированный принцип конкуренции будет более, чем неявным. Я когда-то об этом думал.

- Интересный вопрос, - согласился Петр, - но довольно общий и абстрактный. Такого быть не может, - он закурил, - никогда. Слушай, а у тебя есть враги?

- Конечно.

- Серьезные.

- Пожалуй.

- А так, по-мелочи?

- Так. Просто неприятные люди.

Покончив с пивом, мы отыскали общественный сортир.

- Говори телефон человека, который тебе не нравится, - сказал Петр.

Я назвал.

Тогда он вынул из кармана синий перманентный маркер и написал на стене:

Сосу:

Тел:

После этого мы пошли к Лене Club, которую заочно знала вся наша пьяная команда. Видели же ее вживую только Петр, Юрий и Зе. Остальным ее представляли в виде цветка человеческих полей.

У нее было два кота - Пшеничный и Калинин, а в квартире происходил полтергейст, связанный с ментальной деятельностью большой черной собаки. Мне, во всяком случае, так это представилось. В соответствии с принципом первого ощущения, это должно было быть правдой.

Во время какой-нибудь пьянки то и дело кто-нибудь осведомляется:

- А как там Пшеничный?

- А как там Калинин?

Взяв вино, мы позвонили в двери Лены Club. Залаяла собака. Та самая, о которой я сказал наперед. Дверь открылась. Club была в бигудях. Они, казалось, были частью ее тела, да и сама она, и ее запах, принадлежали миру, в котором не западло было быть навеки странным. В дебрях этого города проживало много странных людей, но 90% процентов этих странностей были понтами. Это касалось почти всех местных художников, музыкантов и поэтов, а также деятелей карманного шоу-бизнеса, пытающихся всем своим видом обнародовать свою непричастность к колхозной земле. В конце концов, не зря писатель назвал это "Маленьким Парижем" - в этом было самое ядро понта. Но была и Club, которая жила сама по себе, внутри искусственного, выдуманного мироздания.

Революция не терпит формы. Все побеждает спонтанность. Остальная часть человечества, те, кто не понимают - их можно назвать рабами суеты. Может быть, именно это и было написано на ее лицо. Пусть будет что-угодно. Вот - Калинин. Вот - Пшеничный. Черная Таблетка, исторгающая полтергейст. Глаза иного мира в груде книг. Восемнадцать лет и бигуди.

Я не знал, какие там у нее были отношения с Петром, но это было не важно. То же первичное чувство говорило мне о том, что у меня ничего не может быть с Club. Восемнадцать лет - это хорошо. Конечно, можно себя заставить. Тем более, если бы я был коллекционером. Но коллекционер - это бес, а я, скорее, парус на волнах ощущений.

- Это Валера, - сказал Петр.

- Да, - сказал я.

- Он - D.J.

- Да, - ответил я, -D.J. Ultra Ferro 90.

- Круто,- заключила Club вдохновенно.

После этого мы сели за стол, откупорили бутылку и стали говорить ни о чем.

Club, похоже, снимать бигуди и не собиралась. На ее длинном узком лице отражался свет какой-то нездоровости, связанной то ли с идеей, то ли с каким-то физическим третьим. На меня это действовало - я не люблю дефекты. Пусть даже они и не видимы и распространяются на уровне биоволн, но иногда это странно действует. Человек - машина. Все машины вынуты у него из сердца, а потому они - близнецы и братья. У каждой из машин разные радиоволны. Я бы хотел принимать каждую из этих волн, но вряд ли этого возможно.

- Я много стилей люблю, - сказал я.

-D.J. music,- подтвердил Петр.

- Ambient. Drum&bass. Хаус на самом деле однолик. Особенно, если им серьезно не увлекаться.

- По мне - все одно, - заметила Club.- главное, чтобы в музыке душа была.

- Бывает и так, что в музыке есть водка, - заметил Петр.

- Бывает, - согласилась Club.

Подошла большая черная собака. Понюхала стол. Фыркнула. Ушла.

- Существует музыка, которая хочет людей потрогать. Тянется длинная когтистая рука - хвать за сердце!

- За желудок, - продолжил Петр.

- За кишки.

- Музыка-пурген.

- Есть такой исполнитель.

- Фуфло это. Зачем он вообще исполняет? И какой хуй заставляет людей лезть на эстраду?

- Думают, что умнее других.

- Все думают. Не все об этом говорят.

- А ты думаешь?

- Я?

-Ну да.

- Конечно. Я так устроен.

- Интересно.

- Что здесь интересного? Все так устроены.

- Я так не считаю,- сказала Club,- я - не умнее всех. То есть - никто никого не умнее. Но я и в душе так не думаю. Просто мне не хочется быть как все. Хотя я и не пытаюсь. Вот - вино. Вишневое. Домашнее.

-Вино из одуванчиков, - сказал я.

- Это проявление той же самой личностной природы, - сказал Петр.

- Личность? Разве это плохо?

- Нет. Это хорошо. Но личность не должна опираться на мнение толпы.

- Ха. Это я-то опираюсь? Я никогда и не опиралась. Можно подумать, кругом все люди - чисто стадо, и ничего больше.

- Ты всегда не любила стадо,- сказал Петр.

- А за что его любить?

- Если ты его не любишь - значит боишься. Если боишься - то ты ставишь себя на какой-то из полюсов этого стада. Если ты ничего не думаешь, то это понятно, что. Не то, чтоб диагноз, но ничего хорошего. Лучше всего относится к этому, как ученый - к объектам. К микробам, там. По-другому, ты становишься частью целого.

- Хороши микробы, - сказала Club.

- Давайте выпьем, - предложил я.

- Главное - пить вино,- сказал Петр, наливая, - я имею в виду - в жизни. Ведь в чем смысл жизни? Ни в чем. Сегодня жизнь есть, завтра ее нет. Так говорит Демьян. Кто-нибудь может предложить альтернативу? Некоторые говорят, что счастье - в деньгах.

- Фи, - сморщилась Club.

- Вот. Деньги - бумага.

- Деньги - это ощущение, - сказал я.

-Что?

- Просто ощущение. Для жизни человеку нужно не много. Пожрать. Сортир. Туалетная бумага. Ванна. Мыло. Одежда.

- Кассетный магнитофон, - вставила Лена Club.

- Ладно. CD-плеер. Телек.

- Телек - это телеотсос, - сказал Петр принципиально.

- Хорошо. Телек вреден. Минус телек. Сигареты. Хотя они не обязательны.

- Вот, вот, - сказала Club.

- Курить - значит жить, - не согласился Петр.

- Ну, сигаретам - плюс. Все остальное... В-принципе, можно жить и без машины. Я живу. Я работаю черт-те где, и мне этого хватает. Нет, при желании аппетит можно развить до бескрайности. Я, например, не завидую нимфоманкам. Сколько проблем-то.

-Надо ехать на природу, - сказал Петр.

- Зачем?

- Чтобы, во-первых, доказать, что лучше гор могут быть только горы, во-вторых, там можно жить в чистоте и медитации.

- А водка?

- А что плохого в водке?

- А что хорошего?

- Куда без нее, родимой,- сказала Club.

- Не водка губит. Губит другое. А тупость - это нежелание развиваться. Обезьяной же быть интереснее. Для многих прогресс - это вообще заподло. Типа что я, ученый, что ли? Я ж не дурак. Нельзя быть умным от рождения. То есть, с нуля. Вообще, это очень и очень армянская идея. Хотя, дело не в этом - бывает очень много постановок вопроса, а армянская постановка - одна из них. Но я знаю человека, у которого, например, совершенно таджикский взгляд на вещи. И с этим ничего нельзя сделать. Это то, когда ты встаешь на цыпочки перед любым человеком, у которого денег больше, чем у тебя. Знаешь ты что-нибудь - не знаешь - какая разница? Мана - мана, и все. Просто более примитивные народы очень перманентны и чисты в своей физиологии, и по ним можно воссоздать всю человеческую природу. Хотя, знаете, мало, что изменилось. Веселые шизоиды создают новые орудия производства, разную электронную херню, которая заставляет поколения хохотать от счастья. Важно не общение. Важно то, чей сотик лучше. Важны мелодии. Машины - это уже другое, сейчас не так важно, есть у тебя машина или нет. Во всяком случае, если ты живешь не на селе. Поэтому, армянская идея показательна.

- Нифига, - не согласился я, - все зависит от того, в каком городе армяне живут.

- А что насчет природы?- спросила Club.

- В горах есть поселок "Гранат". Почему он так называется, я не знаю. Там живут разные там медитаторы, неопанки, художники. Бороды и их жены. Любители русскости. Им совершенно поебать, что до ближайшего населенного пункта - километров 15 через горы, и то - до деревни. Они не смотрят телек. Нафиг он им нужен? И представьте себе, нормально живут. Отлично. Не ругаются. Ничего не делят. Наверное, даже лучше, чем мы живут. Пищу добывают сами. Там у них хозяйство есть. В-общем, не знаю, что у них там с единением с природой, но это совсем не то, что наши городские псевдоконцептуалисты, которые тасуются с длинными волосами, в разных там хоббитских шапочках. Это прикольно, но с другой стороны, если капнуть - нет ничего. Чисто понт. А потом, когда возьмут гитары....

- Фи, - сказала Club.

- Я бы попробовал, - продолжил Петр, - Это была бы проверка.

- А как же борьба?- спросила Club.

- Борьба? А что борьба? Борьба хороша, если связано напрямую с политикой. Это очень вкусно - чувствовать себя Зорро. Но политика - это битва сильных за колбасу. Сознавай это, не сознавай, она опять тебя затянет, колбаса.

- Значит, мы идем в лес? - спросил я. - Давайте выпьем за лес.

Вино закончилось. Я вышел в магазин. Вернулся. Кухня была полна сигаретного дыма. Петр курил в открытое окно. Лена Club тянула сверхтонкие сигареты.

- Пьем, - сказал я.

Большая собака пришла понюхать дым, послушать голоса и интонацию их. Улегшись в углу, она шмыгала носом, открывая поочередно то левый, то правый глаз. Кухня Лены Club была живым существом. С ней можно было быть наедине. На самом деле, она висела где-то за горизонтом, выше звезд, в синеватой космической мгле, и мы были избранными.

- Все люди хотят денег, - сказал я, - Отсюда все и проистекает. Идеи - это какое-то отдаленно прилагательное. Борьба вся должна на этом и строиться. Я имею в виду, на деньгах. Деньги надо либо давать, либо отбирать. Я знаю ряд способов. Если мы не будем ставить своей целью отобранные деньги присваивать себе, то уже это будет неплохо. Если человек больше интересуется созиданием, чем сверхколбасами, то это вообще сила. Ну, вы знаете. Но так мало кто может. Мы вроде можем. Но у нас и денег нет, чтобы проверить. Верно? Когда они будут, все станет по-другому. Если их не будем, мы будем оставаться альтернативистами до конца дней. Вечно мечтающие, вечно альтернативные. Впрочем, с одного конца альтернативности - воспоминания о молодости, а с другой - вопрос жены о зарплате.

- В смысле.

- Если взломаны два счета... С одного бабки качаются на другой. Оба счета нам не принадлежат. Нужно действовать нерационально. Ведь палятся на глупости. Таким же образом проводится расследование. Есть штамп, и все именно в это и упирается. Мы просто перекачиваем бабло, а потом оно, словно тараканы, разбегается кто куда. С этим взломом будет связан висяк серверов. В ФСБ сидят живые люди, и далеко не все из них заражены идеей о существовании электронных Сэнсеев. Ежегодно ловят целый букет взломщиков, но вся эта практика относится к глупцам, которые даже не думали о том, на что они идут. Нужно начинать с цели. Во-первых, для чего нужны деньги? Здесь все ясно. Деньги пойдут на революцию. На фундамент революции. Ведь, не смотря на то, что революция - это разрушение, это также и здание. Это невозможно отрицать. Сначала - проект. Потом - проработка. Но даже на то, чтобы создать проект, нужны большие средства. Но это пришло мне в голову не сейчас. Взломать счета возможно. Нужно лишь знать то, что ты делаешь. В конце концов, нужно знать, что ты прав, а отобранные деньги - это то лишнее, чем перекормлено обманутое поколение.

- Это идея, - согласился Петр.

Глаза Club загорелись. Она любила необычные явления. И хоть моя область казалась непонятной даже самым отъявленным умникам, было понятно, что после моего ухода она будет еще долго размышлять. Вспоминать меня перед сном. Придумывать какие-нибудь ситуации. Представлять себе мои мозги, к которым подключили монитор, чтобы видеть, что я там, кто я там. Может быть, там будет видна накипь и ракушки, а также выросшие на душе прыщи.

- Мальчики, вас посадят нафиг, - заключила она тут же.

- А мы еще ничего и не сделали, - сказал Петр, - рано еще нас сажать.

- Н-да, - сказал я, - совсем ничего. Ни одной слабой попытки. Я представляю себе, когда вы все завяжетесь по уши, и бояться чего-либо уже поздно будет. Когда надо будет бежать.... Это тогда совсем другой разговор будет.

- Думаешь, я испугаюсь? - спросил Петр.

- Я ничего не говорю и не думаю. Че Гевара тоже был окружен толпой, пока был успешен. А конец его был более, чем печален. Если человек хочет революции, он должен быть к этому готов. Хотя бы не так круто. Не так полярно. Но кинуть его могут легко - как правило, всем окружающим нафиг ничего не надо. Они просто ослеплены. В одной команде не может быть много настоящих концептуалистов.

- А я и не буду бороться, - сказала Club.

- Конечно, - согласился я, - но главное ведь не победить, а бороться. Разве не с чем бороться? В нашей стране всегда было место идиотизму. Дураки, дороги, все такое.

-Это классика, - заметила Club.

-Да. Но, насколько я знаю, в приезд президента вдоль всего пути его следования по квартирам ходили агенты и предупреждали, что стрелять будут в любого, кто высунется из окна. Как вам это нравится?

-Я немало об этом говорил, - проговорил Петр.

-Хуже всего, что есть Московия, а есть весь остальной мир, и, сколько ты об этом не говори, ничего не изменится. Считается, что, если человек говорит о плохом, значит ему плохо, и он - слабак. Нет денег - лох. Наш человек постоянно находится в состоянии между рабом и господином, но никто не станет обращать на это внимание. Нужно бороться за бабло, или бороться за его удержание. Одни должны жить очень богато, другие - как придется.

-Наш народ можно трахать до бесконечности.

-Это - взаимотрахалово.

-Да, это более точно звучит.

-Более убедительно.

-Об этом и правда никто не говорит, - сказала Club, - цены растут. Говорят, что коммуналка подорожала на десять процентов, хотя - она подорожала на двести процентов, и все готовы это жрать хотя бы потому, что есть дешевое пиво, есть новые модели телефонов и DVD-проигрывателей.

-Это очень верно, - сказал я, - клан избранных доит всю остальную страну.

- Однако, - сказал Петр, - избранностью здесь не пахнет. Я ничего не имею против сегодняшнего президента, он хотя бы образован и интеллигентен. Но, в общем. Но вообще... Кланы воюют за то, кто будет нас ебать. И больше ничего. Тот, кто сильнее, тот, у кого более сильные и образованные слуги. Весь телевизор заполнен именно этим. Проблемы. Русский человек заполнен этим по уши. Он думает, что существует политика, большая политика, и все такое, магическое и сложное. А это - дележ. А товар - это все мы, наши руки и ноги. Наши мозги. Это вся суть нашей цивилизации. Они весь остальной народ считают скотом. Возможно, что это - правильно. Предположим, что так и было придумано первоначально. В этом контексте наши действия более, чем альтернативны.

- Может быть, - ответил я, - откуда мы знаем. Но за границей человека так просто не отъебешь. Я, например, хочу тачку с зарплаты. Пожалуйста. Мой начальник хочет большего - придется ему потерпеть. Спиздить не так-то уж просто. Такова система. А здесь если кто-то чуть чуть поднимается, он тут же себе во все дыры начинает бабло рассовывать. Нет бы поделиться. А потом - во власть. Вот и вся схема. И дело вовсе не в бедности страны. Дело в самих людях. Доллар не растет - цены растут. Работают ведь только дураки. Умные мутят. Наш народ потомок тех, кто гноили друг друга в тюрьмах. Что можно желать? Над нами весь мир смеется.

- Значит, выпьем за революцию, - сказал Петр.

- За революцию! - поддержала Лена Club.

Потом мы смотрели фотографии. Петр придумывал фестивали и всячески панковал, а вся толпа в этом участвовала. Он был двигателем. В какой-то момент времени этот мотор начал самосовершенствоваться, но результатов пока не было.

Возможно, что именно я выступал теперь в качестве проверяющего.

-Когда-нибудь мы победим, - сказала Club.

-И мы все куда-нибудь поедем, - проговорил Петр.

-Да, - согласился я, - в самом конце всегда есть, куда поехать.

-Да. За это и выпьем.

-У революции нет смерти.

-Хочешь сказать, что все революционеры - бессмертны?

-Да. Как же еще?

-Здорово. Я согласен. Это так.

-Это так.

-Свергнем существующий режим.

-Вы себе не представляете, сколько еще впереди!

-Да, впереди немало.

-Немало.

-Мальчики, я вас люблю.

-Надо купить еще вина!

-Вина!

-Вина!

-Выиграем и уедем!

-Именно так и сделаем, - сказал я, - сбежим подальше.

Глава 8.

Несколько дней спустя мы сидели на блатхате. Вино лилось рекой. Водка была прозрачна, будто слеза младенца. Я поставил на стол тысячный "Селерон", и этого было достаточно, чтобы погонять в некоторые игры. Зе и Юрий сменяли друг друга за компьютерным столом. Рядом с клавиатурой стоял уверенный стакан. Я накатал двумерную игру в простом редакторе. В этом мире изображался Володя Автоян, идущий из одной страны дураков в другую, ищущий по дороге Гуй. . Попадая в виртуальный город, нужно было не на шутку сосредоточиться, чтобы сыграть роль Вовы Автояна - разносчика гуев. Особой динамики в игре не было, зато всех веселили высыпающиеся тут и там маты и лозунги. Был важен контекст, а также постоянные мысли о новизне.

Мы находимся на самом краю времени. Мы его двигаем, это время.

А гуи, они словно мухи из вонючего окна, вылетали и цеплялись.

- Продай игру, - предложил Петр.

- Тебе, что ли?

- Дурак. Вообще. Ты бабки заработаешь. Что мешает?

-Ты говоришь, будто лощеный спортом менеджер.

-Я не люблю менеджеров.

-Знаешь, а мне не нравятся менеджеры по персоналу. Особенно, менеджеры крупных компаний. Однажды мы пошли на собеседование вместе с Женей Семиным, и он не на шутку поиздевался над менеджером.

-Однажды я ходил на собеседование вместе с Демьяном, - проговорил Петр, - это та еще штука была. Он заявил, что он - бос-сяк, а менеджер - тот живет не по понятиям.

-И что, его взяли?

-А как ты думаешь? И что ты думаешь о продаже игры?

- Теперь - ничего.

- А раньше?

- И раньше ничего. Я уже давно, как боюсь.

- Почему?

- Почему, почему. Да, я мог и раньше на "Cyrix" что-нибудь сделать. Хотя игра - это не так уж просто. И для нормального программиста. Я имею в виду время. Нужно много времени, много вдохновения, а также нормальная атмосфера. Одиночка не способен создать игру. Такое может быть только в кино, да и то - не во всяком. Поэтому, я особенно и не парюсь. В жизни можно сделать слишком много движений, от которых не будет никакой пользы.

Блатхата вновь наполнялась. Приходили люди. Это напоминало то, как наряжают новогоднюю елку. Первая, вторая, третья игрушка. Оля "Рабочая" была пьяна и тянулась к людям. Наташа Шелест была готова к переговорам на самом понятном языке. Она желала любви. Звонил телефон, и Вика сообщила мне, что приедет, чтобы вновь заняться любовью, но мне было все равно. Что с ней, что - с кем-то еще. Если раньше меня кормил лишь чистый, охлаждающий душу, страх, то теперь я знал, что революция сильнее, и она может очистить мою совесть.

-Родной, - сказала мне "Рабочая", - какие у тебя планы.

-Знаешь, я определюсь в ближайшие полчаса.

-Давай. Давай.

Понятное дело, что водка намечалась. Я объявил всем, что это дело можно представить на английском.

V. Vodka. 1. напиток алкогольный, творческий.

2. образ жизни.

to vodka -

1. пить водку, бухать.

2. Пить по жизни.

Vodka off - упиться.

Vodka out - бухать где-нибудь на природе. Бухать на капоте.

Vodka up - вмазать (в данный момент).

Vodka away - ебашить ее, родную, гранеными стаканами.

Vodka down - ползти домой на автопилоте.

Vodka upside down - валяться, не вставая.

To vodka one`s heart - базарить по пьяне по душам.

Vodking, participle I - причастие. II -Литробол.

We are going to vodka.

I have been vadkaed

Нормальный язык для этого дела нам не подошел бы. В этом мы так сильны, что остальному миру нужно немедленно упасть и отжаться. Мы же будем отжиматься на языке, доказывая свою неповторимость.

Наташа Шелест смотрела на меня с непонятками. Так бывает, когда человек не раскрывает свою душу подобно улитке, которая ползет, спеша миновать проезжую часть. А я и сам не знал, как к ней теперь относиться. Мне хотелось кем-нибудь увлечься. Это было как бы реальным окончанием компьютерных ломок. И что тут сказать о Вике? Разве можно увлечься в десятый, в двадцатый раз? Скорее, это грабли. Здесь больше нечего сказать.

Тут поясню:

Computers are drugs.

И хуже.

Это медленное самоубийство в чистом виде. Конечно, любители поиграть нередко попадают в полную зависимость от железяки. Но фанаты, слуги, такие, как я - это дело другое. Если внутренняя вселенная однажды попала в поле биений генератора, выхода нет. Ломки. Страшные сны. Сухость во рту. Отсутствие аппетита. Отсутствие моральной потенции. О физической потенции уже и речи быть не может. Секс с компьютером имеет постоянный суффикс "форева". Чтобы избавиться от него навсегда, нужно что-то особенно острое, злое. Человек живет ощущениями. Может быть, помнить прошлую жизнь, осознавая себя Маклаудом.

To vodka.

Но есть другая дрянь, собранная узкоглазыми рабочими Малайзии, и то - это сказано преувеличенно. Я почти от нее избавился. Я пью пиво. Пью водку. В моей ситуации это очень позитивно. Беспорядочный секс гораздо полезнее беспорядочного программирование. Творчество убивает, а секс - тренирует и радует.

Деструктивность бытия постепенно уходит в сторону. Есть карманные философы. Это дети, чаще всего, с первого по третий курс, который прыгают вокруг слов "экзерсис", "трансцендентальность", "с точки зрения банальной эрудиции". Они тоже говорят о деструктивности, и наша задача - уметь что-то делать, чтобы быть понятными для этой массы молодых строителей понтов. Это - мальчики хоп-хоп-хип-хоп-html. Они что-то знают об Интернете, и там их бытие освещено имхом (IMHO). Они знают названия языков программирования, умеют пользоваться photoshop в рамках вкл-выкл, пьют дорогое, но совершенно дерьмовое порошковое пиво типа "Миллера", носят рюкзачки, и, как правило, живут целиком за счет родителей. Те из них, кого родители обеспечить не могут, очень быстро сбрасывают кожу хоп-хоп-хип-хоп-html, становясь работягами, карьеристами, или же - вечными, ломанными, будто карандаши, неудачниками. Это - тоже судьба. И это никогда не касалось меня - я был уверен в собственной неповторимости. (Как, впрочем, и любой человек нашего мира).

В момент, когда водка лилась в последний в круге стакан, пришла Ламборджини. Это была красно-синяя, полная, старушенция лет за семьдесят. Типично красные выкрашенные волосы говорили о мерзком характере и липкой, желающей чужого, душе.

- Ох-х-х-х-х, - сказала Ламборджини.

-Здрасти, баб Галь, - сказал ей на то Саша Сэй.

- О, выпейте с нами , - предложил Зе.

Поохав, Ламборджини согласилась. И тогда мы услышали ее рассказ о жизни.

- Ух-х-х-х, - начала она, причмокнув пухлыми наеденными губами, - ето щас по тиливизиру кажут, как город то обороняли. Оно-то, дитятки, по-другому было. А мы тогда у станице жили. Говорят, голод был. Ну, это кто как смог. У нас семья была, я да Хсохфа. Отец пахал. А нимиц как пришел, так ничего и не зменилось. Как он пахал, так и дальше пахал. У вот. Трактора уже были. У колхоза, я не помню, штуки гди-то четыре было, чи шо. А мы дивками-то были. Не, я-то уже замуж вышла. Но все равно интерисно было вить. Ваня-то на фронте, чи как оно называется. А меня, да и спрашивают, каже где твой мужик? Я говорю - немая. Незамужняя я. Мужики, кто кривой, косой, кто ни на фронти, пашуть, значит. А мы выйдем. Пыль летит. А нимца как будто и нит. Колхоз наш как был, так и остался. Так же трудодни начисляли, палочки ставылы.

А... Ну... Спрашиваеть отець у предцедатиля - Петя, ну как жиж, ты же ть коммунист. А он ему - тише ты, дурак, каже узнают, убьють. Ну, а они и не узналы. Придут, бабы выйдут, каже спрашивают. Приедут, а бабы выйдут и глядять. А те - а молодые есть у вас? А немец смеится. Смеится гад. То жить молодыи. То же ж люди. Воевать-то кому охота было? И на фронт не охота. А на деривни и накормют, и напоют. К нам.... А, мама-то моя выглядывает, стоят два нимца. Молодые. Оба высокие таки. Чернобровые. Белокурые. А наши-то мужики все остались калики, да и те после полей все черные. Як чирты. Но ужо тогда да, все на фронти были, только старые оставались, да калики. Ну, спрашивают, хозяичка, а водка е? Ну что, скажешь что ли, что нет. Конечно е. Ну, была у всех вотка. Чо ж. Жалко, что ли? Оно так же ж и было. А водки взялы, смотрют. Каже дивок видели, то же жь не все дома сидять.

Мы налили водки. Все выпили. Тогда рассказ Ламборджини продолжился. Он был пестрым, хотя и не совсем внятным. Наверное, ей кто-то налил немного раньше. И я чувствовал ее энергию подсознательно - это была затягивающая, отбирающая прорва. Она была стара, и эта прорва уже давно была замшелой. Но этот мох нес в себе новую, невероятную нечистоту, и в ней не разобрался бы и Фрейд. Ворсинки мха задушили бы его. Констатирующая, отбирающая, власть духа, которой не нужны ни образование, ни самообразование.

- Нимцы-то парни молоды, охота тожить на дивок посмотреть, повстричаться. Я.... На поле я пошла, у кукурузу, а он - слидом. Он тот был. Один из тех, кто приходил. А по рузки не говорил, но несколько словей знал. Кажу как тибэ звати?

Ганс, говорит.

Гансом-то его и звали. А второго - Хфридрихом, чи как там по ихниму.

А потом я пришла, а мамка - то смотрит, но молчит. А то, если кто прознаить, что Ваня на фронте, мало ли чего будеть. В Краснодаре коммунистов вышали. Вешали. А мы, станишники, тока радовались. Не, то жить боялись. Каже придуть и нас перевешаэ. Они ж самы кого тока не вешали, а теперя их вешали. А дивки все равно стали с нимцами то в поля ходити. Больше некуда было ходить. Это щас показывают, партизаны были, а мы тогда и словей таких не зналы. Это потома уже кины показывали, про партизанов-то, мы оттудова и узналы, что они были-то, партизане. Може, где они и былы. В Украине, Може, и былы. У нас не было. А каже повешалы всех, сразу. Нимиц уже все знал заранее. А потома он мне и говорить - цмык, цмык. Это по хниму. Я хоть в школе и училась, но тогда что знали - хынды хох - да и все. Всэ. А я поняла, чаго он хочет. Рибята-то молоды, дивок-то давно не трогаы.

Я поихала... Говорю - подвезешь? А Ганс по своему - цмык, цмык. Но понял. Поихали, значить. Смотрю - в полях бабы одни пашуть, немая мужиков. Тики придседатель ходить, палочки все ставит. Потом идет нимцам докладывать - а те чи зарплату хотели начислить, а потом смотрют, что за так работают, чи шо. У Краснодаре нимцив полно было. Как муравьэв. А он едыт, миня обнимает, все смотрют, ничо не говорят. На рынок приихалы - ну, работаить, глажу, рынок. Бабы ходют, ну, и мужики исть. А есть шо в полицыю записалысь. Ходют. З повязками. Бабам чо-то кричат. Те тики водку достают. Тот раз, чтоб никто не видал, выпиль, и усэ. Дальше ходить. Як гузь. Пузо-то впиред выпятил. Ходит. Наглый. Кормют жежь хорошо. Все можно. Нимцы-то своими делами занимаются. Им до наших дила нет. Коммунистов нашли, повесилы. И дило с концом. А простые люди как жилы у колхозе, так и живэ. Хлеб растят. Тики дивкам ни с ким гуляти, они с нимцем гуляют.

А потома наши шли. Ну, думаю, Ваня если узнаит, убье. А Ганс по своему цмыкает - цмык, цмык. Я думала, он хочить минэ в Гирманию-то забрать. А усе усэ. Уезжают нимцы. Засуетились. А Фридрих, видать, Ганса нет, то же жь ко мне, мол, поихалы со мною. Он ужо в миня влюбился, даже добрый быв. Он же жь видел, какие деньги в деревне. Нимцы-то хотели нам марками получку дать, а потом чо то пердумалы. Видют, что мы палочками получку-то получаем, и ничо, никто не возмущается. Кажут, и хер с вами, хай палочки свои и едять. А я говорю Хфридриху - чай мамка меня с тобой не отпустит. Молодая я. А он - цмык, цмык, по-своему хотит сказать, что мол, чиво тебе здесь дилать. Ваши мол придут. Еще больше работать будете. А в Германии, мол, диньги получать будешь. А я хоть б и молода была, поняла... Куды он мине с собой возьмет? Там мужики одни, и он со мной попрется. Да они тики гульки со мной справят, чи шо. А потома Ганс пришел, мол, идэ. Ну, идэм. Он тики бледный. Видно, всэ. Уходють. Они эще думали, что придуть. Ну, на сеновал мене зовет. А я говорю - ну сэ, сэ, Ганс, довольно. Идэ, говорю, прощай. Ну, он минэ обнял, как родную и пошел. А потома наши пришли, я уже всэ - стала Ваньку-то ждать... А щас-то чо, по тилику чо тики не говорят. Как глянишь...

Мы выпили. Пьяная эта речь воспринималась нами как само собой разумеющееся, да и пацаны и привыкли - Ламборджини в их дела не особо лезла, позволяя делать на блатхате все, что в голову влезет. Также она, старая, была любимой фигурой в жизни Вовы Автояна. Он частенько к ней заходил, пиво брал и жизнью делился. Может, у них общая душа была? Они были соединены. Впрочем, здесь не было ничего странно - Володя ведь был продуктом лошения. Дома у него не было никаких прав. Ему было 25 лет. Если он был дома, а родители - нет, то приходу их он был обязан встретить "папиков" стоя смирно у двери. Все косяки жестоко наказывались. Как говорил Петр, "родители Володю ебут". Он курил по регламенту. Работал там, где ему разрешалось. О том, чтобы завести себе девочку, речи пока не было. Впрочем, раньше у него была подружка - в толпе у нее было прозвище Оля Потная. Она жила на квартире, где не было горячей воды и ванны, вместе со студенткой медвуза по прозвищу Ира Нос ( что было связано, разумеется, с ее носом) и все свободное время смотрела телевизор и потела. Родители Володю Олю Потную признавали. После расставания же все круто изменилось. "Мамик" говорил, что "нужно подождать пару лет", а уже потом можно встречаться. "Но лучше сразу найти невесту. В остальном, Вова был хорошим и добрым - он постоянно всех угощал пивом местного разлива.

- А что, баб Галь, хреново наши были вооружены? - спросил басом Саша Сэй.

- Да хрен его знаить.

-Говорят, в первое время вообще оружия не было. С камнем на немца шли.

- Ох, - Ламборджини всплеснула руками, - каже так и было. Ваня так и не рассказывал ничего. Тики говорит - вам такого не видывать. Не зря ведь говорят, бог, мол, сказал, сейчас век зла, и все плохое делать можно, и ничего за это не будет. Сейчас, дескать, Сатана правит, и бога вообще нет. А потома, когда это время закончытся, за грихи уже судить будуть. А пока не судють - пока можно делать все, что хочэ.

- А хороши нимцы были, баб Галь? - спросила Шелест.

- Ох, хороши сорванцы.

Девки наши захихикали в руку.

- Давайте выпьем! - заключил я. - За нимцев.

- Круто! - воскликнул Зе.

Юрий потянулся к бутылке. Стал разливать - не хватило. Открыл новую и долил.

- За нимцев! - воскликнул Петр.

- Ух-х-х, х-х-х-х, - сказал Ламборджини.

Выпили за нимцев. Закусили. Юрий запил водой. Он всегда запивал водой. Никаких других напитков он не понимал. Может - томатный сок.

- А что, баб Галь, хорошо бы было, если б Гитлер победил? - спросил Зе.

- Да черт его знает. Може и лучше. При Сталине кто жить не умел, и ворон или, и либиду. Корешки копали.

- А вы еле немецкую тушенку? - спросил Петр.

- Да приносилы...

- Хорошая?

-Хорошая. У нас, я тебе Петя скажу, и доси такой не дилают. При Брежневе може где и дилали. На Сивир везли. Ваня по-блату по большому со складу доставал. Так и нильзя было бачить, чтоб кто-то брал. Партия была!

- А вы были в партии? - спросил Саша Сэй.

- Ух-х-х х-х-х. Упаси боже. Да на кой чорт мне это нужно? Да и сейчас партий многа. Правды же, мальчики, немая. Чо в них делать? Исть, что ли, больше будем?

- Вот то ж, - произнесла одна из девочек, - как пили, так и будем пить.

Забыв про разговор, я стал представлять, как сев за комп, сделаю что-нибудь настоящее, могучее. Я иногда мог вдруг отключиться и замечтать. На самом деле, так поступают, чаще всего, ботаники. Я знавал одного тренера по продажам, он постоянно играл в мечты. Время от времени на него находило - в остальном же он был отличным знатоком компетенций и прочей корпоративной пурги. Я считал, что на меня находит как-то иначе.

Nirvana.

Ocasama Star.

Конечно, нужна большая толпа, чтобы совершить большую работу. Один? И один в поле воин. Александр Македонский... Я - не Александр Македонский? Почему я не Александр Македонский? Может, именно я - и есть Александр Македонский, который поведет на бой молодые, свежеобученные толпы революционеров. Цифровой мир очень близок человеку. Нужно лишь понять, что в нем нет ничего особенного. Все создано для того, чтобы чем-нибудь блеснуть. Но я продолжаю питаться собственным страхом. Я его ем на завтрак, обед и ужин, и вот теперь лишь водка его перебивает. Когда ее много, страха вообще не бывает.

Пил ли Македонский?

-Слышали, скоро выйдет новый альбом группы "Нооу"? - спросил Юрий.

-Слышал, - ответил Саша Сэй посмеивающимся голосом, - а вы, баб Галь, слышали группу "Нооу"?

-Ух-х-х, х-х-х, чо только не понапридумывали. Сейчас, говорят, все можно, и никому ничего за это не будет.

Вот так. Это она себя оправдывала. Я сразу понял. Любая злая человек-обезьяна всегда винит кого-то еще. А себя - может только перед смертью. Когда уже открылась дверь, и темнота светится, и оттого жутко.

Вика в тот вечер все-таки приехала, и это несколько испортило мои планы. Я уже, было занялся Олей "Рабочей", и она была не против. Мы уже говорили о музыке. Как оказалось, Оля не была полным отстоем - она просто не имела сил, чтобы устоять, когда ее уламывали:

-Дашь?

-Дашь?

-Ну, дай, а?

-Дашь?

-А когда дашь, Оль?

-Оль, ты же вчера говорила, что дашь.

Она была студентка. Она приехала откуда-то издалека, что подчеркивало ее природную простоту. У нее был плеер, кассеты с записями отечественных рок-исполнителей, разные там "наши", "нашествие". На жизнь ей высылали 500 рублей в месяц, потому ей приходилось посещать блат-хату, чтобы поесть. Она была хорошая, честная, Оля "Рабочая", и лучше бы была она, чем Вика. Вообще, я был уверен, что все лучше, чем Вика. Нет. У Вики была очень хорошая фигура, и она очень умело стояла раком, но все портили внутренние струны, которые я знал наизусть.

Это было мыло.

Я чувствовал, как это мыло сочиться, излучает. Я был наказан мылом. Один раз оступишься, и потом - когда еще поднимешься, неизвестно. Так и будешь скользить по этой мыльной наклонной плоскости. Бабе Гале Ламборджини все сходило с рук - таким людям все можно. Но они знают свое место. Все Ламборджини мира таковы. У них есть внутренний господин. Он четок, силен, волосат.

-Что ты слушаешь? - спросила меня "Рабочая".

-Из русского - ничего.

-Вообще ничего?

-Ну, может, "Звуки Му". "Вежливый отказ". "Странные игры". Но все это старые группы.

-Я слышала.

-А что ты слышала?

-"Звуки Му".

-Сейчас нет настоящего рока.

-Почему. Очень даже много хороших групп.

Я обнял ее - она была теплая, а грудь ее постоянно надувалась, будто молодой хлеб. Она была толстовата, и в будущем ее должно было обязательно разнести. Я почувствовал, как она залилась пламенем. Можно было прямо сейчас идти в темный уголок. За ширмой уже кто-то был. Там играл магнитофон. Он заглушал посторонние звуки. Магнитофон играл и у нас, и эти два звука сливались. Они пытались перекричать друг друга, будто два чемпиона по крику. На улице было холодновато, но это не пугало. Была еще ванная. Был сарай, где стоял дежурный стул. Прямо над этим стулом висела лампочка, и это что-то подчеркивало.

-Пойдем, - сказал я, выдыхая.

-Да? - спросила она, тоже выдыхая.

Тут мне предложили выпить. Я привстал, чокнулся со всеми стоя, и в этот момент вошла Вика.

-Ура! - закричала она, бросаясь на шею.

-Ура, - ответил я вяло, выпивая.

Она хотела отобрать у меня бокал, чтобы начать целоваться, но фиг вам. Я предпочел водку. Оля "Рабочая" тут же поняла, что сами обстоятельства указали ей место. Не долго думая, она увлеклась Зе. Тем более, что отношения между ними уже были налажены.

-Почему ты не звонил? - спросила меня Вика.

-Я думал о революции.

-О чем?

-Разве я тебе не говорил?

-О чем?

-Блин. О революции.

-Когда, Валер?

- Вчера.

-Вчера?

-Я думаю, нам нужно определиться.

-Что ты имеешь в виду?

-Ничего. Я просто хочу снять квартиру и жить, как белый человек. Я уже вышел из возраста, когда люди встречаются черт знает где.

-Ты серьезно?

-А ты хочешь спросить у мамы?

-При чем здесь мама?

Она знала, что я думал о ее матери. Я мог свыкнуться с чем угодно. Но, возможно, уже сейчас, начиналось новое время. Я мог позволить себе все, что угодно. Это было время свободных тезисов. И пусть, все это было густо приправлено водкой и гудежом - это ничего не меняло.

Это был рассвет.

Конечно, для того, чтобы освежить этот рассвет, нужно было избавиться от прошлого раз и навсегда.

-Я хочу петь, - сказал Зе.

-Петь и пить, - ответила ему Оля.

-Пить, пить, - подтвердила недавно пришедшая девочка, худая, как велосипед, Саша.

Демьян, встречая ее, всегда говорил:

-С-са-ш-ша, Саш-ша, как сам-ма?

Это был чисто босяцкий диалект. Но Демьяна сейчас не было. Он сидел дома и смотрел черно-белый телевизор "Рассвет-307", у которого вместо ручки переключения каналов были плоскогубцы. Демьян был большим мечтателем. Он представлял, что идет на дело. День спустя эти мечты должны были быть вылиты на чьи-то уши.

Например:

-Вчер-ра, ну эт-то, я ездил ч-чисто в Крымск. Чисто Крымск.

- Что ты там делал? - спросит, например, Масхадова, подружка его Танюхи, которую он называет Говна.

-Да так, - он загадочно взглянет вдаль, радуясь своим недоговоркам.

-Ладно, говори, Серый.

-Слышишь, родн-ная, чо ты хочешь? Секса? У меня месячные, родн-ная.

-Да пошел ты, Демьян.

-Да я же тебя знаю. Если я не скажу, ты же разденешься прямо здесь, на улице.

-Да ты офигел, Демьян.

-Ладно, ладно, р-родная. Ты пойми, я - бос-сяк. Я ч-чисто придерживаюсь, ну как, ч-чисто принципа - жизнь - говно, а п-потом - смерть.

-Демьян, ты заебал, я это уже двести раз слышала!

-Родная, я скажу это в сто первый раз. Короче, сл-луш-шай. Приходит ко мне Футбол-л. Приходит, ну как, чисто потрещ-щать. Так, о жизни, поняла. Но ты - девка, что тебе в этом понимать. У вас все мысли в одном месте.

-Слышишь, Демьян, базар фильтруй!

-Да ладно, не кипятись, Масхадова! Ща я тебе расскажу.

-Что? Где ты вчера куралесил?

-А ты с Говной была?

-Да ты охуел, Демьян!

-Га! А помнишь чисто роб-бота Вертера?

-Чего?

-Кор-роче, родная, я решил купить себе маш-шину?

-Да ладно, Демьян. Откуда у тебя деньги?

-Ты, да ты мне не веришь? По-твоему, раз я - босяк, у меня не может быть денег. У меня много денег! Просто я - распл-лл-лл-ачиваюсь. Я выплачиваю, сл-лл-ышишь, десять штук в мес-сяц.

-Да что ты рассказываешь, Демьян. Я же тебя знаю.

-Я был чисто в Крымске.

-Да что ты там делал?

-Мы с тип-пами девку продавали.

-Какую еще девку?

-Девка, в натуре, влетела. Я хотел ее сначала на ут-тэп продать, чтоб отрабатывала, а потом я встречаю л-людей на ресторане. Они говор-рят - дав-вай отвезем ее в Ростов-в. Чисто в Ростов. Я говорю - пац-цаны, это смерть. Мне ее ж-жалко. Ты, да вы поймите, бос-сяк - это человек с широкой душой! Я пон-нимаю, что ей нужно отработать. Но это ж-жестко. Хуже может быть, ну, ч-чисто, если ее в Армению чисто отправить на отработку.

-Ты же сказал, что приходил Футбол.

-Д-да.

-Так ты с Футболом трещал, или с кем-то еще?

-Короче, Футбол приходил с пацанами.

-Ты это только что придумал?

-Ты чо, родная, хочешь, чтобы я с тобой по п-понятиям поговорил?

-Да ты охуел, Демьян.

-Короче, я тебе рассказываю! На ресторане, ну как, я встретил л-людей раньше. До этого. А потом, н-ну как, Футбол-л пришел. Мы ч-чисто трещ-щали.

-На чем это ты там трещал?

-Слышишь, родная, пизди аккуратней! За базар и ответить мож-жно.

-Да ты меня уже достал, Демьян!

-Достать можно хер из штанов! Я тебе рассказываю, родная!

Возможно, каждый человек на земле был чем-то особенен именно в эту минуту. У биоволн есть свои приливы и отливы, и мы об этом ничего не знаем.

-Пойдем в ванную, - сказала Вика.

-Я хочу сыграть на гитаре, - возразил я чрезвычайно пьяным голосом.

-Разве ты умеешь играть на гитаре?

-Какая разница? Я учусь.

-Ты учишься играть на гитаре?

-Нет, я вообще - учусь. Учусь жить, учусь думать.

-А меня ты хочешь чему-нибудь научить?

-Да.

-Да? - она, было, обрадовалась.

-Давай я научу тебя пить!

-Давай!

Это было удивительно, что Вика согласилась.

Глава 9.

Разговоры о создании партии уже давно ходили в нашем кругу. Было очевидно, что ничего трудного в этом нет. Партия - это люди и их желания. Еще вернее - это люди и желания отдельных. В остальном - идешь и регистрируешься. Избираешь командира. А дальше - и флаг тебе в руки. И - хрен на воротник. Сцена. Аплодисменты. Сплоченный ансамбль. За кадром - сауна и голые девушки. Все хорошо и душевно. Играет оптимистический марш. Чтобы победить, нужно верить. Нужно ходить на лекции почитателей Норбекова. Наш век ученичества уже закончен - мы будем действовать. Нам не хватает совсем немного. Пару сотен тысяч долларов, и утро - первое после того, как они появились. И можно больше не обращать внимание на липкие рты телеведущих. Ведь все понятно - они долго тренировались, чтобы корчить политикопонимающе-констатирующие лица. Именно в них, в этих телеведущих, и есть весь политический шарм.

-Нам кажется, что в этом что-то есть, - снова говорил Петр, - а это - просто мимика телеведущих. Бороться с собратом - естественная потребность человека. Без этого он просто не способен существовать. Умение задраивать мозги масс - очевидно важная деталь политики. Нам нужно смотреть на это сверху, точно из космоса. Есть сверхпотребление. Это - высота. Остальные бьются над тем, чтобы обеспечить сверхпотребление избранных. Мы все работаем для того, чтобы у нескольких десятков людей были большие яхты, острова, дорогие безделушки. Но, вместо того, чтобы осознать, Иван лошит другого Ивана, чтобы быть хоть чем-то похожим на толстых. Пусть Иван уничтожит Ивана. Зато он будет уверен, что живет не зря. У каждого из Ивана есть целые закрома концепций. Каждый из них прав. Но именно теперь мы не будем говорить об уважении к цене. Мы не будем говорить о том, что у каждого человека есть шанс принять какую-либо идею. И та идея, которая пропитала Ивана, есть Ivan eat Ivan. Все остальное - его много - но оно существует для того, чтобы заполнить мышление Ивана деталями. И вот, русский человек копается в деталях, и его воспитывают в том духе, что умные люди в девяностые годы сумели заработать деньги, а все остальные - они не так умны. Никто не говорит о том, что все состояния были не заработаны, а отобраны или украдены. Об этом кричал старики, нищие и прочий люд, не обремененный популярностью и успехом. В этом есть суть. Отношения раб-господин ныне модифицированы и выглядят в виде красивой фенечки. Модно, когда у тебя есть возможность эксплуатировать. Но, как мы можем вывести из пропаганды средств массовой информации, наш мир перешел в постиндустриальную стадию. Вы в этом верите? Богатые и раньше жили постиндустриально? Вы думаете, что-то изменилось? Появился новый эрзац, когда за дешево можно почувствовать себя господином. Именно для этого и существует сотовый телефон. Тот, у кого сотовый телефон дороже, господиннее относительно того, у кого он дешев и прост, а особенно перед тем, у кого его вообще нет. Но, к сожалению, простой русский человек не имеет никаких мыслей по этому поводу. Он ест то, чем его кормят. А кормят его постоянно. Богатый Иван уверенно обеспечивает свое богатство. Иван! - говорит он.- Слушать "наших", Иван. Иван! Торчать от камеры в сотовом телефоне! Иван! Борись с Иваном, Иван. Поднимай цены на жилье! Поднимай цены на продукте на оптово-розничном рынке! Ищи слабого, Иван! В итоге оказывается, что Иван хорош лишь тогда, когда у него ест царь.

Техническое воплощение.

Немного глупой, но обязательной, удачи.

Начать пить коньяк. Покупать дорогие продукты, завязать с экономией, быть сильным, может быть, даже, толстым. Все это необходимо лишь для того, чтобы быть человеком общества, чтобы не выбиваться из ряда вон. Философом можно быть в карман. Даже точнее - настоящим философом можно и нужно быть в карман. Напоказ же должен быть острый, самонавязывающийся, пафос. В политической жизни всегда есть место клоунам. Но мы пока не находимся ни там, ни около.

Начну с себя.

Мне нужно хорошо одеться, купить аксессуары. Еще лучше, если у меня будем машина. Наша партия будет заригестрирована. Мы начнем действовать. Начнем с малого. Но ничто другое так меня не интересует, как деньги.

Деньги - Бог. Представим его в виде огромного, управляющего массами, существа. Если хочешь что-то сделать, спросил разрешения у Бога. Начинать нужно с этого. Напротив, ощущение собственной уникальности и гениальности - лишь первый шаг, когда ты идешь к этому Богу. Если ты свернешь с этой дороги, то вернуться назад будет непросто. Отец может и не простить.

Я завязал со своей погрузкой-разгрузкой. У меня была разовая работа для компьютерного клуба. Вечером мы ходили с Викой по дешевым барам. Все было, как в первый раз, но я не был в ней уверен. С тех пор, когда все начиналось, прошло слишком много времени, и я сомневался в Вике каждый час. Мне всюду чудились некие парни, с которыми ей вздумалось позажигать просто так, ни с того ни с чего. За ней был грешок. Она раз восемь за последний год собиралась замуж, и самому младшему претенденту было 15 лет.

-Почему бы тебе не набрать группу из детского сада, - сказал я тогда, - раздеться и объяснять, где у тебя что находится.

Но сейчас я не острил, хотя все было понятно. Вика не была способна измениться. Но я слишком много ей дал, и, при всем желании убежать от меня, ей было не просто это сделать. С другой стороны, именно измена была для нее освобождением. Точно так дети ломают устои родителей. Я знал, что наши отношения - не на долго. Но здесь - у каждого своя сложность. Женщины хотят осязать. Мужчины - обладать и достигать. Чтобы понять другого человека, нужно суметь встать на его место. И здесь было все понятно. Тяга к молодым мальчика ( хотя и ей было-то всего 23 года) рано или поздно возьмет над ней верх. Она просто пойдет в школу и снимет там одиннадцатиклассника.

-Где ты была? - спрошу я.

-Да так. Гуляла.

-Где же ты гуляла?

-В парке.

-Одна?

-Но ты же был с бодуна и не мог проснуться.

-Я был на корпоративной вечеринке, ты же знаешь.

-Почему же ты не взял меня.

-У нас было важное мужское заседания.

-А Оля "Рабочая" там была?

-Там не было девочек. Я же сказал. И вообще, ты же понимаешь, это - важное для меня дело. Если хочешь иметь на меня права, давай оформим наши отношения официально.

-Мне иногда кажется, что ты изрядно постарел.

-Ты говоришь это потому, что встретила мальчика 17 лет.

-При чем тут это?

-Ага. Значит, так и есть?

-Да что ты! Ты постоянно хочешь меня в чем-то уличить.

Если честно, я умел депрессивно мечтать.

Надвигались выборы. Никто из нас не был готов морально. Но с другого края, к чему готовы алчущие псы богатых организаций? Трудно ли, одев лисью шкуру, быть честной овцой перед камерой? Милые рабики! Теперь все будет иначе! Мы, и только мы, не говорим вслух, что вы должны нас кормить, мы увеличим вам пенсию. (Цены?) Мы добавим вам зарплату в два раза.( Но! Зажрались вы, работяги! Неплохо питаетесь! Одеваться стали лучше! Не жирно ли вам платить за свет так мало? Свет должен стать роскошью! Отопление должно стать роскошью! Вы мало работаете! Кто не работает, тот не ест! Кто работает, тот тоже не ест! Не ест... Не ест...Не ест... Не ест... Не ест...Не ест... На пять тысяч в месяц можно офигительно жить! Сейчас много дешевых продуктов! Существуют продукты из модифицированной сои! Да здравствует модифицированная соя! Бе-е-е-е-е. Я - бедная, честная, русская овечка. Да здравствует Великая Россия! Да здравствует Великая Россия! Именно мы будем снимать пенки. Только дуракам кажется, что инфляция - это способ пополнения карманов отдельных, избранны, лиц. Инфляция - это сложно. Политика - целый организм, и простому человеку здесь не разобраться. Нужно работать! Нужно больше работать, и тогда, Иван, у тебя тоже будет машина и квартира. ...Собираемся добавить зарплату учителям. Образование народа - основа стабильности. Мы поднимем выплаты по детским пособиям...

Мы как-то три дня не пили, и под конец ломало не на шутку. И так штормило разум в это предгрозовое время, что мысли бегали, как не знаю кто. Гнуло, как столбы в ветер, как корабли Норд-Ост. Но, конечно, дело не в пьянстве. Когда человек ожидает, ему легче. Когда происходит завершение, оказывается, что энергия закончилась. В итоге мы зарегистрировались как "Партия корпоративной мысли". Я не знаю, при чем здесь была корпоративность. Петр считал, что концепции должны быть двояки - с одной стороны - простыми и липкими, будто растение-паразит, с другой - иметь некую степень нейтральности. Может, дешево и сердито. Очень сложно для возможных соперников, так как по названию сразу понятно, что мы якобы аутсайдеры. Соперник не должен знать, что мы из себя представляем.

Другое дело:

"Восстановление СССР!"

"Россия - вперед!"

"Сверхрусская Русь!"

"Народный свет!"

"Святой источник".

"Мужики и земля".

"Бесплатное лечение".

"Обновление нации".

Если ты - эстет, то от этого не убежать. По названию нашему было видно, что народу мы ничего обещать не собираемся. Давать - тем более. Да и зачем врать народу, если и так все знают. Чем патриотичнее название, тем волосатее руки у пацанов, которые там мутят чего-то. А мы, мы готовы мутить в открытую. Только денег нам дайте. Если ж денег не будет, мы растянем нашу борьбу на долгие годы, будто революционеры 19-го века. Нас сменят дети. Новая молодежь, вспомнив заветы отцов, придет и сломает толстую правду.

- Кто будет в президенты балатироваться? - спросил я.

- Ты, - ответил Петр.

- Я - в розыске.

- Что?

- А ты этого не знал?

- Откуда?

- Меня ищет Интерпол. Я, правда, в этом на сто процентов не уверен. Дело было вчера. Когда я сматывался, меня, вообще-то, хотели задержать. Я не знаю, как далеко это теперь зашло. Менты, во всяком случае, меня не ищут, это я точно знаю. Насчет ФСБ - беспонятие. Но в случае чего могут ведь и найти и посадить. Поэтому я не могу открыто выступать. Так что ни председателем, ни претендентом, ни президентом РФ я не буду. Я даже в депутаты местные выдвигаться не буду. Хотя дело хорошее. Я по бабкам посчитал. В случае успеха нам это по зубам.

- Н-да. Ты считаешь, что нас пустят бесплатно?

- В среде депутатов есть бесплатные места. Туда пускают просто так, для вида.

-Ты думаешь, это - наша участь?

-Не знаю. Я - практик.

Но прежде, чем мы приступили к реальной борьбе, наступил "Месяц славного Похихикивания".

Выяснилось, что в этой панк-толпе люди давно жили по собственному календарю. Нормальный человек посчитал бы, что все мы тут наркоманы и алкоголики, ибо может ли быть у человека собственный календарь? Одно дело - если ты художник, и тебе чужды колебания человеческого пространства. Другое дело - когда ты ни черта не художник, тебе просто хочется выделываться. Тебе еще нет тридцати, и кажется, что в жизни еще что-то произойдет. У тебя есть опыт. Ты способен сдвинуть горы.

-Мы празднуем "похихикивание" уже третий год, - сказал Зе, - и, всякий раз, это - уникальное событие. Мы просто прикалываем друг друга, а также коллекционируем девочек, и победитель признается чемпионом. В самом начале мы делаем денежные взносы. В конце, победитель проставляется за счет этих денег. Мы радуемся. Это, бля, вакханалия.

-У нас есть перечень, - сказал Юрий.

-В смысле? - спросил я.

-Ну, типа вопросы, типа пункты похихикивания, по которому мы должны действовать.

- Приколи товарища.

- Соревнование по скоростному коллекционированию девушек.

- Удиви народ.

На стене блатхаты был вывешен трах-лист, колонки которого были еще пусты.

Человек

Взял ТФ

(телефон)

Встретился

Еще раз.

Поцеловал.

Трахнул.

Заставил стоять

На коленях.

Штрафные

очки

Общий

счет

Петр

Юрий

Валера

Зе

Саша Сэй

Саша 2

За невыполнение минимального условия в течении 1,5 суток налагался штраф в размере бутылки водки. Далее пеня росла, достигая в определенной точке угрожающей величины. Впрочем, всеобщая веселость носила относительный характер. Партия уже была. Все свободное время мы разрабатывали концепции,

Начал я с того, что составил бизнес-план и разослал всем друзьям, чтоб видели мою реальную корпоративность. Подписано было "Обещаю выполнить в ближайшие 99 лет". Я не знал, что бы еще придумать. Тем более, это были новые дни. Юрий то и дело спрашивал у всех: "А вы слышали новый альбом группы "Hooy"?". Компьютер не выключался. Строились планы. Однако - похихикивание есть похихикивание, и, чтобы стать победителем, нужно было действовать спортивно. В день нужно было находить не менее трех девочек, и, на начальном этапе, у меня не было ни одной мысли по этому поводу.

Погода стояла теплая. Термометр показывал ниже нуля лишь ранним утром. Днем улицы нагревались. Легкие облака проскакивали по небу, напоминая пар или чье-то дыхание. Например, великана. Город был вялым, однако и в этой его немощи были скрыты великие понты. Это был маленький Париж, с картофельными очистками на улицах, с театром, который вечно вофлили по центральному телевидению, с поэтами, которые пришли в рифму на почве педофилии, а также - с кумами, кумой, кумовьями, великим фрикативным "г" и байкклубом, который организовали богатые менты, пытаясь переопылить кубаноида в викинга. Я порылся в карманах, нащупал рублей 150 и отправился в банк. В последние дни мне удалось выиграть на бирже двести долларов - не деньги, конечно, но все же лучше, чем ничего. Тем более, что надвигались приключения. Получив деньги, я решил посетить книжный магазин и там встретил Club, задумчиво поедающую глазами полку.

- Ха! - сказал я, подобравшись со спины.

Club от удивления чуть на стеклянный стол витрины не запрыгнула.

- Нетрадиционный привет, - пояснил я.

- Ничего себе! - воскликнула она, моргая и вздыхая.

- Круто, правда?

- Еще как.

- Ты слышала о "Месяце славного похихикивания?"

- Что?

- Пацаны не рассказывали тебе?

- Нет.

-Так вот...

- Какое похихикивание?

- Славное.

- О-па. Ну, чего еще от них ожидать. У них праздники - все самостоятельные, у людей таких не бывают. Сами себе придумают. Вот, например, 3 сентября группа "Камаз" встречается с приведением Че Гана. Это не просто так. По легенде, в этот день приведение выходит из могилы, это происходит на армавирском кладбище. Стоит оно там с бас - гитарой, подключенной к комбику. Раскачивается. Все утверждают, что это правда. Наслушаешься - так и поверишь. Так что меня трудно чем-нибудь удивить. У них это бывает. А тебя что, тоже к этому подключили?

-К комбику?

-Да, типа того.

- Ну, как видишь. Это заразно. Ничего не сделаешь.

-Мне тоже иногда кажется, что это заразно.

-Ты думаешь, это все исходит от Петра?

-А от кого же еще?

Я взял ее за руку, и она последовала за мной в отдел детской литературы. Там я купил несколько одинаковых книжек про Буратино. Одну из них подписал:

Уважаемая Club.

D.J. Ultra Ferro 90

В день спуска разума с небес

Дарит тебе это бесценное сокровище.

Я долго искал родственную душу.

Я обшарил целый мир.

И вот я ее нашел.

- Это тебе, - я протянул ей "Буратино!".

- То есть...

- На память. В честь "похихикивания. Мы все сходим с ума. Один человек заключил, что все мы можем жить по собственному усмотрению. Тебе Петр не говорил?

- Нет.

- А...Это у них..

- А ты что, как бы не с ними?

- С ними? Нет, я недавно с ними знаком. Но теперь все по-другому. Ты будешь вино?

- Вино?

Понятное дело, что мы едва знакомы. Но у Club хорошо развито интуитивное ощущение людей. Возможно, что ей необходим лишь один единственный взгляд, чтобы сказать - это человек - он, а этот - нет.

- Что за вино?

- Не знаю. Можно придумать новый вид вина.

- Ладно, - согласилась она, - куда идем?

- Найдем кафе.....

- Ладно.

Вскоре мы были в кафе. У меня на вооружении всегда много дежурных фраз, однако, я не имел конкретных целей. Бесспорно, существуют девочки, которых хочется сразу, здесь и сейчас. Опять же, это вопрос внутреннего сопоставления. Кто-то тебе подходит, а кто-то - нет.

Мы выпили. Я закурил. Club иногда курила. У нее были сигареты, но она редко вынимала их из сумочки. Ей было не больше 20-ти лет.

- Ты, наверное, раньше тусовалась с толкиенистами?

- Да. Что, заметно?

- Не знаю.

- Значит, заметно. Мне кажется, у тебя свои собственные стереотипы, и они довольно вредные.

- Да. Наверное. Но я мало об этом думаю. Я привык работать, думая. Соответственно, я не люблю глупый круг общения. В противном случае мне пришлось бы обращать внимание на себя, фильтровать базар, и все такое.

- Может, это напоминает компьютерную игру?

- Да. Только это - не моя игра.

- Но все же...

- Смотря как подходить к делу.

- Ага.

- Если что-то хочется выразить, то вообще, это не важно, как ты это выражаешь. Главное, чтобы тебя услышали. Тогда, спору нет, меня можно найти и в игре.

- И в чем там суть?

- Да ни в чем. Каждая игра - это просто развлечение. А здесь - другое. Это борьба с комплексом. Ведь только кажется, что мы развлекаемся. Я сначала тоже не понимал. А потом мне стало понятно, что здесь есть довольно серьезный скрытый смысл. У человека слишком много страхов, от которых он постоянно прячется.

- Тебя с кем-нибудь познакомить?

- А ты можешь?

- Конечно. Я так думаю, вы там коллекционированием занимаетесь?

- Ты сама догадалась?

- А что еще от вас ждать?

-А.

- Романтика, - заключила Club.

- Куда ж без нее.

- А революция?

- Не знаю. Это не моя идея. Да и вообще, если революция в деле - то для нее нужны деньги. Я, в отличие от нашей партии, знаю, где их взять. Вот. Давай выпьем.

-У меня есть знакомая, она охотно попадет в чью-нибудь коллекцию.

-Хорошая.

-Внешне - да.

-Внутренне - нет.

-Ну, это ты слишком много хочешь.

-Почему бы и нет. Иногда бывает успех на пустом месте.

-Вот, вот. Может, тебе тоже стоит поиграть?

-Коллекционировать мальчиков?

-Не знаю. Ты же понимаешь, это - элемент борьбы.

-С кем же вы боритесь?

-С системой.

-Так я и думала.

-Да. Держи стакан.

-Ладно. Выпьем за смерть системы!

А на следующий день я принял активное участие в соревновании. Выйдя на центральную улицу, я познакомился с девушками, которые прибыли в помидорную столицу их села. Они учились на парикмахеров. Они еще не знали, чего они хотели, но город их пугал. Они мечтали поскорее закончить учебу, чтобы вернуться в родное село и там делать стрижки землякам.

- Идем в кабак? - спросил я.

-Та! Кабаки, да кабаки.

- А что, есть у вас на селе кабаки? - спросил я тоном спокойного командира.

- А то, - отозвалась короткостриженная пышка по имени Наташа.

На том ответ ее и был. Видимо, этим лаконизмом она подчеркнула что-то.

Принесли пиво и сухарики, которые юные студентки именовали орешками.

- А я работаю промышленным альпинистам, - сказал я гордо.

Ожидание вопроса.

Вопроса нет.

-Натах, к Т. пойдем? - спросила Алла, девочка смазливая, но глупая.

- Щаз-з-з!- воскликнула Наташа.

Щаз - это такая штука, которая может дешифровать любую колхозницу. А без щаз - как без руки. Как без половых органов.

- Вот цепляет мой друг Сукачев веревку, - рассказывал я, - а только потом закуривает. Представляете? А я спускаюсь. Вижу только огонек его сигареты. Выше - небо. Синее. Думаю, сколько еще так смотреть? Много ли? Как долго еще небо над моей головой будет видно? Случается, застрянет за балконом кошка. Казалось бы - и хрен с ней. Но хозяевам-то жаль ее. Прикинь - вот нет у них детей. Кошка - что ребенок. Вызывают нас. Хватаешь кошку... А она - Мао, Мао, кричит, царапается. Поднимаешься весь исцарапанный. Сукачев смеется и курит.

- Натах, - сказала Алла суетливо.

- Да щаз-з, з-з, - ответила ей Наташа с показным раздражением, не заботясь о том, слушают меня или нет.

Скорее - нет. Выпив пива, подруги собираются валить. Ну, что делать? Не держать же их? Взяв телефона, я желаю им удачи.

Заказав себе еще пива, я курил и думал ни о чем.

Почему я не сижу? Если б ущерб был велик, меня б из под земли достали. Такие штуки не прощают. Ведь это все очень просто. Узнали бы адрес брата, приехали. Или б слежение установили. Прослушали телефон. Закинули жучок. Я, конечно, не шпион какой-нибудь, чтобы использовать против меня сложные технологии. Но зато сам я - технология. Впрочем, я никогда это не рекламировал. A. S. Antysoft сидит, вот. У него, вообще-то, есть друг, и они вообще очень разные - он и Horn. Первый - экс-чемпион, экс-бог, второй - почти что и не программист. Они друг другу рассказывают о своем, и, видно что-то в друг друге замещают. К сожалению, это уже в прошлом. Horn, у него в душе всегда что-то тревожное. Мир для него сложен. Он читает много книг и даже какие-то грустные стихи сочиняет. Типа, проживу я мало, и все такое. Все вокруг него дышит суицидальным светом. Все такое бренное, что и дышать на него нельзя - сломается. Я знаю, это типичный человек из разряда ощутителей синих вен, толстых и мрачных игл, холодных, как февраль. Если ты - химический человек, никто тебя не спасет. Никто и никогда. Человек - слишком много и слишком мало. Я затянулся. Тут рядом кто-то подсел, и я как-то не сразу сообразил, что это человек, и что он чего-то хочет и говорит.

- Ну и чо, э!

Я посмотрел. Это был Демьян.

- Здорово, дружище, - обрадовался я.

- Здоровей видали, э, - ответил Сергей, - пиво, значит, пьешь?

- Не. Девки были.

- Кобылы? - он оживился и повертел головой.- А где они теперь?

- Кто?

- Кто, кто. Хуй в пиджаке!

- А... Ушли.

- Ушли? Упустил, да? А теперь чисто по пивку загуливаешь?

Волосы у Демьяна двигались, словно хохолок у попугая.

- И ч-чо? - спросил он.

- Чо?

- Да нич-чо! Слышь. План будешь курить?

- В смысле...

- Ну, ты тупишь, Валерик. Гавна принесла плана. Домой покатила. А я ей маякую - куда катишь, кобыла. А она - слышь, мне надо пылесосить хату. Так она и пылесосит, слышишь.

Гавна - это его девушка. Такая же плановая, но гораздо менее босая. С виду даже и вообще не босая, а очень даже приличная. Зовут Танюхой. Белая, как снег. Иногда даже слишком белая. Выбеленная. Плохие слова слышны из нее только по накурке. Ну, и по пиву/водке. Гавна - это сокращенный вариант Олеговна. Но я уже говорил. Я просто напоминаю, так как без напоминания это ломает слух. Демьян - он всегда Демьян. Следуя своему босяцкому пиздабольству, он просто обязан был что-то эдакое с Танюхой сотворить.

- Снаряд, - продолжал он, - вот тут вот. В голове. От Т-34. Только зарядить осталось. Г-г-э. Орудие к бою, х-х-ха. Бабы - они все шумоголовые. Нормальных баб я вообще не видал. Я своей сказал. Говорю только одну фразу чисто. Эй, ну у тебя и кардан! Ну, и пиздец. Я потом смотрю - перед зеркалом стоит раком и между ног смотрит. Правда типа кардан у нее большой, или нет. А я чисто смотрю - а ч-чо будет дальше? Ну и ч-чо, родная, ч-чо увидела? А она раком стала, смотрит между ног и думает. Ты, да я это знаю.

Попив пива, мы вошли в узкий дворик. Демьян вынул косяк и принялся его мять и слюнявить.

- Поедем потом к Вас-сильевой, - сказал он ученым каким-то тоном, - она неплохо сосет. Не знаешь Вас-сильеву?

- Не.

- Да что ты знаешь вообще, Валера? В ящик в свой пялишься. Ты королеву рта когда-нибудь видел? Во. Щас увидишь. Там ваще пиздец! Там если что, и маман возьмет. Они погуляют, а потом дочка маману рассказывает, а маман - дочери. Вот увидишь.

Мы покурили. Я, так как на траву не силен, то сразу же и потерялся. Голова заговорила сама с собой. Если я что-то спрашивал у Демьяна, то Демьяна самого не слышал. Отвечал мне кто-то изнутри. Другое существо во мне ожило. Оно вело полемику с обратной стороны головы, и я не чувствовал никакого кайфа. Не представляю, как можно торчать от наркотиков. Даже - от легких. А Демьян о чем-то своем говорил, говорил. Может, с кем-то еще говорил. Может, грубил. Он любит грубить. Босяки вообще очень много о себе думают. На какой-то момент я потерялся, и мне виделись регистры процессора. Эта была единственная мысль, которая остановилась и зациклилась.

Сверху нависла тень.

Кулер ставят, подумал я.

- Есть чо? - спросил у меня незнакомец.

- Чо? - не понял я.

Мы мчали в трамвае. Людей было мало, и никто на нас внимания не обращал. Понятное дело - кому до кого теперь есть дело?

- Мы к Васильевой едем, - сказал я.

- Есть чо? - повторил незнакомец.

- Да слышь! - выпалил как из ружья Демьян. - Хули доебался? На, вот. На дне. Пятка. О слышь, братуха, куда пиво понес? Дай пива!

Это он к кому-то еще обращался. А тот спасовал, и дал пива.

- Братуха, ништяк, - сказал Демьян громко.

Тут-то народ ожил. Все на нас смотрели, но как-то искоса, боясь, что мы их взгляд перехватим и что-нибудь скажем. Пиво помогло. Процессор исчез. Близь прояснилась. Подошла кондукторша.

- Что ты смотришь, красивая, - обратился к ней Сергей, - да, я слишком молод для тебя! Не, я если что, позажигать могу. Сколько? Да, слышь, сколько есть - все мои. Сорок. Чего? И ч-чо? Ты, да я бос-сяк! Я по жизни босяк. Тебе это слово знакомо?

Когда мы выпили, меня уже порядком отпустило. Столбы фонарные выровнялись. Машины движение свое нормализировали. Посередине дороги торчащий постовой исчез, и не было его.

- Творческий план, - сказал Демьян.

Васильева, когда дверь открыла, Демьяну вовсе не обрадовалась. И была она камкой-то тройной, Вас-сильева. Закрою один глаз - соединяется она воедино. Сделаю зрение "стерео", вижу, что душа - отдельно, тело - отдельно, и еще нечто паразитическое, с пирожком в руках. Жует, радуется чему-то. Я даже думал, что она толстая. Но она, наоборот, была худой, стрючкообразной, а пирожок - может, его и не было вовсе. Может быть, я его сам придумал.

А Демьян с порога - в атаку:

- Родная, я к тебе.

- Ты... Ты что, один?

- А хуй его знает. А не, не один. Смотри, Вась, это Валера. Он это, политик. Партию "Корпоративной мысли" слышала? Да, такая вот хрень. Валерик - он скоро будет командиром. И вообще, он скоро станет президентом. Веришь? Веришь, Вась.

- Демьян, успокойся!

Васильевой было где-то 19-20. Форма ее зада говорила о наличии жизненной философии. Но такая философия - это чисто настоящая вещь. Она сильнее словесных форм и высоких идей - ибо они применимы здесь же, в ту же секунду. А то, что говорил Демьян, для меня всегда казалось оплавленным гоневом. Но такие зады, как у Вас-сильевой, они - античеловеческие. Они кому-то сразу отдаются, а кому-то вообще не отдаются, не смотря на образ жизни. Это как босячество. Ведь босяки - не обязательно люди. Бывают и животные-босяки. Бывает, погода - босяк. Бывает, что и время - все, в общем, босяцкое, и иного эпитета не подобрать. Машина - босяк, это тоже бывает. Но, если короче, здесь не было альтернатив. Либо - даст, либо - не даст. Но нас - двое, и я сразу понял, что кому-то из нас не повезет. Губы у Васильевой были неприятные, хотя пытались косить под интеллект. Но Демьян ее сразу в угол зажал:

-Сосать будешь, родная?

- Ты сейчас вылетишь отсюда, слышишь? Я милицию вызову.

Началась перепалка. Демьян всегда утверждал, что развести можно любую бабу, и что, мол, именно он это может лучше других, так как босяки - народ особый. Типа не люди, а некий класс существ, только не понятно с какого края. Босякам типа это и положено - уметь развести кого угодно где угодно. В принципе, все это связано с понятиями, но я ничего не знаю о понятиях. Тем более, что сейчас время другое, и понятия хороши в таких, демьяновских, компаниях, в тюрьме ( о чем я каждый день думал и ужасался).

Я присел на кухне. Выпил чаю из носика чайника. Посмотрел в окно - восьмой этаж, и вокруг - район многоэтажный, будто и не в Краснодаре мы, где все кругом - одна большая станица, а где-то еще. На секунду я замечтался, потом забыл, о чем мечтал, встал из-за стола и влез в холодильник. Нашел там "шаром-покати" и бутылку водки, поставил водку перед собой и стал пить маленькими стопкам, не запивая. На полубутылке на кухню вошла Васильева - красная, злая. Юная змея.

-Извини, - сказал я, - вы там кричите, а я что, виноват? Что мне еще делать? А? Вот ты мне скажи, что мне тут еще делать? А почему, Васильева, у тебя в холодильнике пусто? А? Хочешь, я схожу в магазин. А? Хочешь пива? Или водки? Что хочешь - куплю. Рыба там. Колбаса.

- Ты не думай, - успокоилась Васильева, понимая, что раз я развожусь на бабки, значит я - не самый для нее потерянный человек, - Демьян - он по жизни Демьян. Я даже на него и не обижаюсь. Накурился как сука. Спит. Как он меня заебал! Ты не представляешь, как он меня заебал.

- Так что, я схожу за пивом?

- Да, сходи.

Сила халявы - сила необыкновенная. Сила движущая. То, что большинство людей продается - это почти все знают. Идешь, покупаешь. Кто не покупается, тот особенно как-то уродлив, так как весь мир - рынок. А если ты не такой... Но я говорю утрированно, так как для меня самое важное - уметь концентрироваться на узконаправленном. Если бы Демьян был интеллектуалом, он был бы как Женя Семин. Хотя, и Женя, он был тот же бос-сяк, только с головой. Я купил 1,5 пиво, четыре бутылки, чтоб запиться можно было, рыбы, хлеба, колбасы и еще чего-то. Думал - приду - не откроет Васильева. Но не в Америке мы. За пиво, за колбасу простая девочка везде тебе откроет. Куда ж ей, Васильевой, было деваться? Халява - матушка, халява - церковь России. Мы сидели на кухне, пили пиво. Я рассказывал ей об одной девушке, которая, вследствие своей телесной тонкоты, боялась ложиться под мужиков, и всегда либо сверху садилась, либо на колени становилась. Меня начинало отпускать. Пивом невозможно напиться, и, в некоторых случаях, оно не на шутку поправляет. Я до этого не знал, только слышал от Демьяна, что, мол, сначала нужно покурить, а потом сверху пивом придавить, чтобы отпустило. Оказалось - так и есть. Я раньше раза три-четыре траву пробовал, и она, трава, меня не воодушевила.

- У меня как-то не так было всегда, - говорил я, - я всегда не мог из головы мысли выгнать. Именно с ней. Особенно, когда она сверху была.

-Она что, вообще лежа не могла? - спросила Васильева, приободрившись.

-Я же тебе говорю.

-Знаешь, бывает, вагина расположена слишком низко.

-То есть?

-Чо, не встречал?

-Не знаю.

-Да ладно. Обычно, лежа ничего не получается, и приходится раком ставить.

-А.

-У меня подружка - Саша, говорит, никогда ничего лежа не получалось. Когда было в первый раз, у нее мужик был, на двадцать лет старше ее. Но там и ложиться было негде, это на лавочке было в парке.

-Может, он ее приучил?

-Да нет. У нее потом так ни с кем лежа и не получилось.

Мы откровенничали не на шутку.

- А ты в жопу никогда не пробовал? - спросила Васильева.

- Ты чо?

- Нет, я имею в виду, девку.

- Ну....

-Что ну...

- Ну, пробовал.

- Узко, правда?

- Как бы да.

- А у меня парень был, то ли косил под армяна. То ли и был армян. Он только в жопу любил. Говорил - как детей надо будет делать, тогда я и сделаю все как надо. Ну вот. Ты себе представляешь, сколько напрягов. Нужно постоянно быть готовой. А ему ничего не объяснишь. Говорит, у нас, армян, все - только так. Так все и положено. Мне еще Элька сказала, у нее был парень, Вачик, я думала - нет, это все пиздёж и провокация. А оказалось, что так и есть.

-А как его звали?

-Серега. По ходу, он был не Сергей, а Серген.

-А.

Мы пили пиво. Демьян спал. Скоро и меня сон стал одолевать. Тогда Васильева, видя это дело, влезла мне на колени и стала расстегивать ширинку.

- Ты правда сосешь? - спросил я.

- А ты как думаешь?

Утром следующего дня я обнаружил у себя в почтовом ящике пачку Гуев. Сел за стол. Выпил воды. Зевнул. В первые секунды нового утра я не мог вспомнить, что было вчера. Потом он рассосался, растаял, будто кусок масла на хлебе. Звуки улиц заколебались, вибрируя окнами. Троллейбус пробубнил мимо окон. Остановился. Дверь открылась, шипя, и было слышно, как кто-то ему посигналил - он кого-то подрезал. Но троллейбусники всегда так ездят. Потом - звон трамвая через две улицы. Дзынь! Сигнал.

- Гуляли вчера? - спросила Таня.

- Да,- ответил я помятым голосом, - слушай, а какой сегодня день недели?

- Четверг.

- А.

- Ты сегодня работаешь?

- Не. Я там больше не работаю.

- А что делать собираешься?

- Участвовать в предвыборной кампании.

- В смысле.

-Да. Да. Чо, Вика звонила?

-Да, звонила. А что за выборы-то?

- Клешня, Тань. Живет человек и высматривает, что бы и где ему схватить. Это и есть - клешня. Человек - это краб. Нужно вовремя схватить. У каждого в жизни должен быть шанс, чтобы схватить. Вот, и я решил, что у меня есть возможность.

- Ты что, Валер, - сказала она испуганно.

- Да ничего. Все нормально.

- Борщ будешь?

- Кубанский?

- Ну, не американский же.

- А.. Нет. Не хочу. А вообще - давай. Я с бодуна. С бодуна именно борщик и надо есть.

-А ты женись, Валер.

-На ком?

-На Вике.

-Фиг его знает. Я тоже думал. Но лучше вообще никогда не жениться.

-Все вы, мужики, так говорите до поры, до времени. Все вы - кобели.

-Да ладно, Тань. Начинаешь тут. Я ж серьезно.

-Сметану класть?

-Клади.

-А перец будешь?

-Сухой?

-Нет, свежий.

-Давай, давай, перчик.

-В Америке, небось, пластмассу едят.

-Иногда. Кто как привык.

-Русские должны жить в России, Валер.

-Да что-то, Тань. Где хотят, там и живут. Вот, Женя Семин....

-Это вот тот, блин....

-Да, да, вот тот, блин.

-А что он.

-Да так. Я - к слову. О, петрушка.

-А то.

Глава 10.

Вскоре мы сидели на блатхате. Скинувшись, накрыли на стол. Вообще - это нормальная мода - все дела без стола не решать. Мы как бы не отстаем, но не из корпоративности (не смотря на название), а просто потому, что бухать все любят. Председателя пока нет. Все решает собрание, и я - его секретарь. Здесь же - Петр, Юрий, Зе, Саша Сэй, Саша Худой, Наташа Шелест. Пригласили и Демьяна. Но молчал Демьян. Хочется простоты, но время течет, и вместе с ним что-то просачивается. Это - иное понимание вопроса. Не таджикское, не армянское, и, даже, не русское, что, на данный момент, тоже очень важно. Мне иногда кажется, что Петр написал "Майн Кампф". Хотя, не все поймут мой пафос. Ведь я не именно это имел в виду. Мы пытаемся бороться, но никто не знает, за что именно, никто не видит даже примерных целей.

- Вопрос прост, - сказал Петр, - как и что будем делать. Кто наливает? Заявку мы уже подали. С этим проблем нет. Но только что толку от нашей нищей заявки? О нас даже люди не узнают! Даже стыдно не будеть! Если какая-та партия выглядит нелепо, то над этим можно посмеяться. Если слишком по-коммунистически - то похаять, либо похвалить. Эфирное время нам выделят, базара нет. Самый что ни на есть минимум. Минимум, друзья. Поговорим. Скажем пару слов. Удивим народ. Чудеса бывают. Нет, я в сказки не верю, но как не поверить в нас, да? Как же тогда бороться? Так что будем исходить из того, что есть и решать все на этой основе. Мы можем начать усиленно верить. Некоторые дешевые психологи говорят, что это возможно. Наш коллективный разум создает биополе, которые способно подействовать на массы.

- Да я выступлю, слышь, - подал голос Демьян, - хули говорить, пацаны. Я же оратор по ж-жизни!

Все засмеялись.

Я могу быть председателем. Это спокойно. Структурно мыслить - моя профессия. Почему Петр? Это, вообще-то, и не партия, это - Петр. Он пытается играть, играть в бога, а это и есть настоящее. Единственное настоящее, что только можно придумать. Креатив - слово для объяснения процесса. Вся наша команда - один организм, но его ядро - это Петр. Возможно, что каждый имеет право думать иначе. Каждый человек в своем мире - один единственный. Но я не говорю, что это плохо, так как не нам решать. Это придумано не нами. Но креативность нужно еще уметь использовать. Чаще всего получается, что побеждают простые практические решения. В этом отношении, излишнее творчество приносит вред. Именно этот факт говорит в пользу того, что люди поэтического мышления, чаще всего, не приспособлены к жизни практически. Переизбыток чего-то одного отключает все прочие качества. Но все это не касается меня. Я всегда был уверен, что у меня всего - в меру.

- Председатель - Петр, - говорю я, - разве ж что Демьяна избрать. Хотя дело еще в эстетике. Ради стиля нужно, конечно, выбрать Наташу Шелест. Она молода и сексуально. Когда люди увидят ее фото, волнения не избежать. К сожалению... Как всегда.... Если бы у нас были бабки, мы бы могли позволить себе такие эксперименты. Вот. В нынешнем состоянии это невозможно. Только Петр может мыслить наиболее конструктивно. Нет. Я не говорю, что мы не можем. Мы тоже все весьма и весьма продуманы. Но только Петр лучше всех понимает идею. Ну да.... Еще Демьян. Да. По-любому. Я бы предложил его на роль PR-директора. Активного, я бы сказал, пиарщика.

-Ты, слышишь! - выкрикнул он.- А какого же еще? Не пассивного же!

Все засмеялись. Это - хорошее чувство общности.

- А чо, - отвечает Демьян, -ч-чо, я могу, еб ты. Надо пойти в институт, дать чувакам п-по бутылке пива, записать их в партию. Чисто каждому по удостоверению. Устроить митинг чисто. Прикиньте, пацаны, чувачье соберется, пиво... Травы покурят. О корпоративной мысли побазарят. Чисто, мол, надо не орать, а дело свое показывать. Чисто мы против прописки, мы - за умных людей, блядь! Да хули говорить, пацаны... Надо объяснять молодежи, что все партии - это просто балаганы для барыганов. Чисто кого-то выставили, у кого язык есть, а бывает, что чисто и языка нет, барыган чисто сам себя выставил, и все, бля. Меня вот тоже бы выставили. Хули... Хули говорить, пацаны...

- Да, это тема, - соглашается Саша Сэй, - мы до сих пор только Гуи разносили, и то - посредством Володи. Гуй неотрицаем. Да. Что тут сказать? О неотрицаемости Гуя можно говорить до бесконечности. Но я еще могу сказать, что люди найдутся. Многим студентам. Вы понимаете, мы должны умело использовать именно фактор безделия, - он поднял отрицательный палец, - в последнее время, на волне наших движений, я понял, что учиться - не западло, и поэтому я стал читать книги. Я понял, что существуют методы воздействия на массы. Политики тоже используют методы. Но они действуют сверху, а это - не наш уровень. Мы быть хитрыми, как агенты. Никаких эмоций. Одни методы.

Деньги.

Деньги, деньги, деньги.

Я все это понимаю, но молчу, потому что не все энтузиасты смогут с этим мириться. Когда чувства переполняют, кажется, что можно и стены лбом прошибать. Я не говорю, что это невозможно. Нужна безупречная вера, и - несочетаемая с ней ясная голова. Вместе они и дают Александра Македонского. Гитлер, он не тот даже как явление. Скорее он - кукла системы. Да и все прочие - тоже куклы, с той лишь разницей, что Гитлер вопил, а они - кто пил, кто курил, кто молча нажимал на кнопку. Система никогда не позволит узнать правду. Она вся - это одно и то же, одни и те же люди, одни кланы, потомки тех, кто финансировал фашистов, тех, кто гноил миллионы на лагерях Колымы. Но сейчас другое время, и массы нужно кормить информацией. Все, что мы знаем - именно та самая информация.

Иван! Читать! Иван! Смотреть! Есть это, Иван! Знать свою веру, Иван!

Петр готов делать все без денег. Я знаю таких людей. Многие ломаются и потом становятся жутко алчными. Другие многие ломаются просто так. И то, и другое - банальные смерти личности. Это очень просто. Когда всем нам будет за тридцать, можно будет смело поставить на всем крест. Но еще не поздно.

Давайте мыслить структурно.

Лазерный принтер. Печатаем брошюры. Бумага А4. Тонер.

Струйный принтер. Кол-во: 2 шт. Календари. Бумага для струйной печати. Картриджи.

Специальное издание.

Офис.

Компьютеры.

Интернет-сайт. Чат для молодежи. SMS-голосование. Выступление рок-группы в поддержку партии "Корпоративной мысли". Компания оптово-розничной продажи поддерживает "Корпоративную мысль", ура! "Когда мы в первый раз познакомились с ребятами, у нас были проблемы с продвижением товаров на рынке. Теперь же все нормализовалось. Маркетинг? Мы больше не признаем Гарольда Маслоу.

Личный водитель....

Нет, слишком, слишком много. Можно собрать эту все оргтехнику по комплектующим, но какие мы, блин, конкуренты навороченным браткам на "мерсах". Они что, полны корпоративных или социальных идей? Просто в наше время битвы за колбасу не всегда сопровождаются стрельбой. Это - полная интерполяция. Вы видите одно, а получаете другое. Но разница в том, что есть проработанные шаги, а есть наш огонь, без практики, без опыта, с деньгами вскладчину, которых хватает только на водку. Раньше можно было быть бандитами. Но золотые годы ушли. Паша-Цветомузыка давно отдыхает на зоне. Один мой родственник в Крыму заработал состояние, отбирая квартиры и пенсионеров и алкоголиков. Он тоже лез во власть, но не хватило самой малости. Я думаю, он просто недостаточно серьезно подошел к делу. В те годы можно было все. Хотя то - Украина, возможно, там и сейчас можно так вот. Да и согласится ли кто-нибудь на такие методы?

- Бабки где возьмем? - находится наконец Демьян.

И тут же сам себе противоречит:

- Да хули говорить, мужики. Что мы, мужики, никого не разведем? Да ебать!

Босяки всегда так говорят, когда нужно кого-либо на бухло развести. Типа - хера ты жопишься, пойдем до пацанов, денег возьмем. Ну, и разводят так до бесконечной бессовестности. Сентенция "пойти, взять денег", в этом деле ключевая. Люди, не знакомые с "пойти, взять денег у пацанов", тут же тушуются, и им чудится, что некие "пацаны", у которых деньги растут сами собой. Может, в горшках на окне. Может, где-нибудь еще. Чтобы разобраться в этом, нужно знать цель босяка. А это - ничего не делать, отдыхать, пить, зажигать. Для поддержания этих принципов просто необходимо уметь "развести".

- Давайте сегодня напечатаем... Ну, как ее. Чисто эту... Программу. И корочки. Я завтра пойду в партию принимать! - кричит Демьян.

Я сразу же представляю, как там будет.

- Ну, пацаны, наша партия... Ну, как сказать... Она для тех, кто живет мужиком.

- Ну, девкам ведь тоже можно?

- Мы будем собираться и пить пиво.

- Мы - типа антиглобалистов, только круче.

- Мы - за мир во всем мире.

- Мы хотим, чтобы студентам вновь разрешили курить в институтах.

-Вообще, ху... то есть, что тут говорить. Молодежь на выборы не ходит. А мы - за понятия.

И вот Юрий вставляет бумагу в матричный принтер, и - заскрипело. Демьян завтра встанет после накурки. Стоп. Надо ведь раньше договориться, чтобы ему выделили аудиторию. А то ведь могут и ментов вызвать. Но это - настоящий экстрим, взять и выпустить Демьяна перед аудиторией. Это, я бы даже сказал, подвиг духа. Не каждый на такое способен. Это похоже на бросок на танки с шашкой наголо.

К середине нашего заседания уже выпито четыре бутылки водки, про пиво и говорить нечего. Все запивают. Представляю, как оно наутро будет. Мы, конечно, не Саша Белый, но тоже бригада ничего. Посмотришь - с первого взгляда башни как - будто совсем нет и не предвидится. Только карманы пустоваты. На самом деле, с выходом сериала про Сашу Белого появился целый пласт отмороженной молодежи, которые бросились повторять. Многие из них уже давно, как сидят. Часть - уже отсидела. По мере убывания популярности "Бригады", число новоявленных Белых убывает.

- Надо давить на молодежность, - выступает Юрий, - Была же партия любителей пива.

-Голосов, правда , они едва едва на ноль целых две десятых набрали. Но это - мое мнение.

- Но мы же собираемся набирать? - спросила Шелест.

- Но мы же чисто, бля-ядь, кандидатов в думу кидаем, красивая! - воскликнул Демьян.

- Собираемся, - продолжил Юрий, - я думаю, нам повезет. Я это чувствую. Но везение везением, нужно много сделать. Серый прав, я знаю. Мы наберем много кандидатов. Можно будет устроить митинг. Пойти на радио. Конечно, так сделают и многие другие. Зато мы - альтернатива толстым. Люди должны это поддержать.

- Ха! - вновь воскликнул Демьян, - Кто? Кто тебя поддержит? Люди - быдло! Вот, блядь, если водку вынести на улицу Красную и наливать по пятьдесят, то другое дело. Да и то. Найдется какая-нибудь свинья, которая по телеку все это раздолбает в пух и прах. Я, пацаны, знаю. Я - босяк! Жизнь - говно, а потом... А потом - смерть! Мы не выиграем, так как по честному все. Вы же на себя посмотрите. Вы все это делаете из принципа. А никто никогда ничего не делал из принципа. Всегда - только из-за бабок! Я тоже за правду. Надо быть такими, как, бля-ядь, декабристы. Пушкин, блядь. То есть нет, как его...А...Пущин... Пущин, бля-я-я-дь! Кюхельбекер. Рылеев, бля-ядь. Они, бля-я-ядь, не за бабло на дело шли. Но зато это же раз, как его, ну в сто, блядь, семьдесят восемь лет бывает! А сейчас вообще быть не может! Тогда Пушкина читали. Ништяк. А кто сейчас его читает? Щас у кого в жопе сверло поизвилистей, тот больше и прыгает. Я думаю, надо рогом упереться и все варианты просчитать. Хули... Хули говорить, пацаны. В 41-м Москву же отбили. А вроде и не судьба была.

Демьян был прав насчет эпического героизма. Но это - не звездный час, а средства массовой информации. Уже давно установлено, что Александр Матросов не мог помочь наступлению, закрыв своей грудью амбразуру дота.

... Начало зимы. Москва. Парни в пальто. Все курят. Все оживлены, и водкой от них не разит, как обычно, хотя должно. Эх, где ты, A. S. Antysoft? Сообщить ли мне тебе мысленно? Я жив. Я вынул из себя червей, которые плавали по крови, и высыпал их в канализацию. Они еще там дергались в унитазе, до смытия, а потом - пш-ш-ш. Подземные реки, великие реки, а куда там дальше - это уже не мое дело. Победить свой страх - не поле перейти. Да и не жизнь прожить. Ведь сама жизнь придумана страхом. И, отрицая одно, мы боремся за другое. Это катализатор. Я вновь в деле, Antysoft, слышишь? И старые фишки я не использую. Я все придумал заново. Меня просто так не взять. И это не только мое. Это я и для тебя сделал. Я просто не знаю, как тебе сказать об этом. Выпить ли водки перед делом? Нет. Не хочется водки. Заводятся вентиляторы. Машина поехала. Браузер показывает мне замыслы Web-дизайнеров. Пацаны ничего не понимают. Они не понимают ни черта, ровно ни черта из того, что я делаю. Так всегда. Один сидит за компьютером, все остальные, собравшись в кружок, наблюдают.

-Что будет, если отследят? - спросил Петр.

-Ты об этом не думай, - ответил я, - сделал шаг, делай второй.

-Ладно. Это я так сказал.

- Бабки получаем сегодня же, - ответил я, - в конце концов, мои документы - поддельные. Думаете, это сложно? Нужно просто успевать оглядываться и не делать по два раза одно и тоже. В данном случае, мы делаем одно и то же несколько раз. Если хоть один банк нас запалит, мы все равно не сможем успеть свалить. Главное - всем вместе не светится, и просто так не светиться. Во всяком случае, я свою систему отладил. Мне гораздо труднее влететь, чем вам. Машину завтра, возможно, отвезем на рынок. Даже если ничего не выйдет - сдадим - будут бабки на билеты. Но я вам скажу - шансов на положительный результат довольно много.

-Кому дадут больше всех? - спрашивает Юрий.

-Я уже со всем смирился, - отвечаю я, - тем более, это - групповуха. В случае провала действуем по плану. Не допускаем никаких импровизаций.

Пальто висят на вешалках. Дым сигаретный висит, качается, в нем пририсовываются фигуры ушедших разночинцев. Сердце волнуется. И это не смотря на то, что я - в своей воде. Несколько машин из клубов, где мы сидели ночью, автоматически делают подобные действия с целью создать отвлекающий маневр. Бабки переводятся на другие взломанные счета. Это - одна из важных фишек. Мы используем искусственную сеть, о которой никто не знает, и она соединена посредством обмена информации с другими сетями. Хакеры часто выставляют такие сети на торги. Их цена колеблется от сотни долларов до сотни тысяч. Все зависит от возможностей и целей.

Смог бы я раскусить сам себя?

- Как дела? - спросил Петр.

- Дела как дела. То есть, я хочу сказать, что дела - у прокурора.

- Долго еще?

- Нет.

- Я уже в окно посматриваю, - сказал Юрий, - вдруг за нами уже приехали.

- Хорошая мысль, - ответил я, - вы, если что, понятия не имеете, что я делаю. Ладно?

- А что, правда могут приехать? - спросил Петр.

- Не знаю. Со мной такого не бывало. Только в фильмах видел.

- В фильмах хуйни разной много, - заметил Юрий.

- Жаль, Шелест с нами нет, -сказал я.

- А чо, чо? - не понял Петр.

-Она умеет, - говорит Зе.

-Угу, - промычал Юрий, - хорошая. Хорошая. Все сидят за столом, а она - под столом.

-Так лучше работается, - говорит Зе.

-И тебе, Валер, лучше бы работалось. Знаешь, что такое затяжной миньет? Это, чтобы работа в кайф была. Сколько ни работай, все хорошо. Сплошное наслаждение.

-Ее Демьян хотел заснять, - говорит Зе.

-И что?

-Не.

-Ну, я так и думал. Куда там Демьяну....

Я представил, как дом окружают фсбэшники. ОМОН. Здоровые парни. Глупые, агрессивные, глаза пялятся на нас из разрезов черных масок. Стоит галдеж. Машут стволами. И все. Боливия, 1967 год. Че Гевара взят в плен. А тупорылые парни, толстолобые рукопашники, вечером они водку пьют, беседуют. Говорят о тех суках, которых они не поймали, которых непременно нужно поймать. А была бы Шелест - мы бы закрылись в спальне и наслаждались бы друг другом, как Бонни и Клайд. Но я ее не люблю - женщины сами не знают, чего они хотят. Впрочем, бывает жест в форме твоих действий. Жест может быть коротким, может быть - длиною в целую жизнь. Иногда человек падает. Осень. Лист, крутящийся на сквозняке. И ты уже не знаешь, как себя поднять. А жест - это нечто очищающее. Ты прокачиваешь свои внутренности этим импульсом. Твой автомобиль стоял в гараже и ржавел, и вот, вдруг, его удалось завести. Не важно, как долго он проедет. Это шанс.

- Давайте пожрем, - сказал я, устало протирая глаза.

- Чо, как? - спросили у меня.

- Нормально, - ответил я, закуривая, - нормально, вроде. Давайте похаваем.

- Ты волнуешься? - спросил Петр.

- Да.

- А я как бы нет, - признался Юрий, - я просто ничего не понимаю. Ну, работает комп. Я на компьютере знаю только Office 97. Ну, могу рожу в paint нарисовать. Это потому, что я - поэт. Что мне... Включил комп, сочинил пару строк, выключил. Включил, вновь досочинил. Да и то. Вы слышали такие строки:

Мы лежим вальтом.

Ты лежишь в пальто.

Слышали? Это такой сборник стихов. Две строчки, а столько смысла! 40 посещений в месяц в Интернете. Три отзыва за год. Неплохо, да? Водка ж есть у нас? - он выглянул из-за открытой двери холодильника. - А, пузырь! И пиво. Давайте выпьем перед едой.

-Типа перед смертью, - хохотнул Зе.

-Да вы не ссыте, прямо сейчас смерть не наступит, - успокоил его я, - даже если операция и провалится, это не значит, что нас повяжут здесь и сейчас. Нужно время, чтобы нас вычислили. Сейчас на взлом работает сервер, который находится не здесь, а он есть ядро для запуска трех сетей. Если это дело вдруг ломается, находят, прежде всего, не нас. Другое дело, когда нам придется снимать деньги.

-А там есть камера, в банкомате? - спросил Зе.

-Я этим занимался.

-Чувствую себя болваном, - проговорил Петр.

- Давайте, - ответил я нервно, - давайте выпьем. Я никогда так не волновался. Странно. Обычно... Обычно мало кто понимает, что он делает.

Юрий протянул мне рюмку.

- Но пасаран!

- Давай, давай, - ответил я, - хуй с ним, со всем. Если что, мотаем в Таиланд, - я выпил и закусил огурцом.- У меня там есть подвязки. Если что, работа найдется. Там много всяких левых работ и возможностей. Штамповка видеокарт, например. Цех по производству шлейфов. Мотанем. Никто и не догадается, что мы в Таиланд рванем. А я знаю, как правильно туда уехать.

Я обильно запил пивом. Заглянул на дно, увидел сквозь мелкую пену решетку тюрьмы, и за ней - бога сетей, врага чрезмерных циников - Антисофта. Может, это я там сижу? А по земле лишь тень моя ходит? Так было в каком-то фильме. Человек умер, но думал, что он жив и продолжал совершать какие-то там поступки, и находились люди, которые тоже думали, что он жив. Но пока стоит абстрагироваться от этого. Сейчас - не время для дурных мечт.

Зазвенел мобильник:

- Алло.

- Это я.

Голос можно изобразить на картине, и подписать - это не образ, это карта голоса. Я бы вставил в рамку блудливую собаку, грязную и мокрую, хвост - между задних лап, как тряпка. Смотрит искоса, ждет оплеухи.

- Я же не говорил тебе свой телефон, Вик.

-Говорил.

-Когда?

-Не знаю. Говорил, и все.

У меня все переворачивается. Кровь приливает к вискам. Интерфейс на экране раздваивается. Я работал над тем, чтобы этот номер был чистым. Неужели, я сам так прокололся. Столько геморрою, и все насмарку. Нет, не факт, что именно эта мелочь может привести к краху. Но из мелочей складывается нечто большее.

- Я приезжала. Твоя невестка дала твой номер.

- Как, так и дала?

- Так и дала.

- Сейчас, подожди.

Я выпил и поджег сигарету. Вот оно. Я доказывал себе. Я вынимал разум, и, осматривая со стороны, чистил. А грязь так и осталась. Я считал, что умел учить сам себя, но все это - лажа.

- Валерик, - Вика едва не плакала, - ты меня простишь? Валерик! Я много думала. Я не могу без тебя, ты слышишь? Валерик.

- О! Странно, Вик. По ходу, ты палишь сама себя.

-Как?

-У тебя кто-то был?

-Что?

-Но за что мне тебя прощать? Черт, это ужасно, Вик.

-Что, Валер?

-Это пиздец!

- Я хочу тебя, Валер.

- Что ты хочешь?

- Я...

- И что?

- Прости меня,- она, наконец, заплакала, - дело не в этом. Я просто думала.....

-Нет, Вик. Я тебя знаю. У меня была кошка. Она палилась на мелочах. Входишь на кухню. Она сидит на полу. И тут она подрывается и начинает убегать. Видимо, она собиралась прыгнуть на стол, и тут ей стало стыдно за свои мысли, и она побежала. Так и ты, Вик. Я понял. Меня не было три дня, и ты нашла себе школьника. Ведь ты говорила, что знакома с каким-то школьником.

-Какой еще школьник?

- Что ты хочешь? - спросил я.

- Валерик. Скажи, ты меня простишь? Валерик... Я хочу быть с тобой. Только с тобой, больше ни с кем. Ты простишь?

- Да.

-Да?

- Да. Все, давай. Перезвони позже.

Объективность проста и ржава. Но пока от этого нужно отвлечься. Я не один. Есть я. Есть наша партия, и это куда более важно, чем какие-то блудливые сучки. Их, этих сучек, мы оставим на потом. На самый последний момент. Сейчас есть дела поважнее. Да. Возможно, я сам дал ей шанс на то, чтобы она что-то там начала думать. Конечно, она любила только меня, я это знал. Все ее движения делались наперекор. Ей хотелось, чтобы я ее наказывал, прощал, а она бы мне мстила, рассказывала бы своим родителям, какой я гад. Но я не железный, и мне уже не двадцать лет. Я, как и все нормальные люди, хочу прийти домой и увидеть приготовленный ужин.

- Ну чо, давай допивать? - спросил Юрий.

Я выпил. Экран высвечивал список кредитных карт. Другие колонки - данные для входа. Мы соединялись с "главной точкой", а она передавала нам данные через радиопередатчик. Таким образом, все было схвачено. Этим мало, кто пользовался, хотя это было простым маневром.

-Это что? - спросил Петр.

-Это кредитки банка.

-Одного банка?

-Нет. Мы взламываем, так сказать, друзей. Они - друзья, потому что оснащены аналогичными системами защиты.

-Вот. Еще водка.

- Победа недалеко, - сказал я, - бабки уже у нас. Давайте.

- Что, по коням? - спросил Петр.

- Да. Едем за бабками.

В Москве метет. Я привык к теплым странам, к теплым регионам, но и здесь я когда-то жил. Мне кажется, что я жил везде. Это глобальное чувство существования. Шаг вправо, шаг влево - как попытка к бегству. Система строго следит за аномалиями. Нет, это я не о себе. Это - об обществе. Ведь жить хорошо. Ты просто живешь, не думая о том, что вся страна нищенствует ради тебя. Ты просто родился. Все остальное - провинция. Нет, я раньше так не думал, ибо я - настоящий, чистый, космополит. Весь мир - мой. Если бы Петр жил в Москве, ему бы никогда не пришла мысль о революции. Он бы просто зарабатывал деньги, много денег, реализовывал бы свои экстремистские мечты, и ему бы даже не пришло в голову вопить по поводу страданий населения. Из следствий легко выйти к причинам. Многие люди стартуют благодаря комплексам. Но и хрен с ним.

- Куда? - спрашивает таксист.

- Измайлово.

Я смотрю на высветившийся номер. Откуда она звонила? У нее не было трубы. Она ее где-то взяла. Наверное, школьник подарил. Кто ж еще? Да, тот самый школьник. У его родителей - дорогая машина. Она подарила ему первую ночь. Он ведь не знал, как и что, а в первый раз всегда трудно, особенно - когда и ты, и твоя подруга - оба девственники. Я это хорошо помню. А тут - она, дающая благодетель познания. Черт, о чем это я тут думаю?

ОК.

Идет вызов.

- Да, слушаю, - говорит Вика.

- Ты решила надо миной посмеяться? - спрашиваю.

- Я? Ты что, Валер? Когда я над тобой смеялась? Я правду говорила. Ты правда меня можешь простить?

- Слушай, да что ж ты сделала?

-Ничего. Я просто раньше тебе не говорила....

-Что?

- Нет, я понимаю, что тебе не легко так сразу принять решение. Я много в последнее время думала о нас с тобой. Иногда видела тебя в толпе. Но это был не ты. Просто я хотела увидеть знакомые черты, и если прохожий хоть немного напоминал тебя, я вся вздрагивала. Потом я себя останавливала - зачем я тебе? У тебя давно другая жизнь. Другие девочки. У тебя их много. Ты зарабатываешь деньги. А кто я для тебя? Тень прошлого?

-Ладно,- сказал я, - позвонишь потом.

- Ты где?

- В Москве.

- Где?

- В Москве.

- А... А что ты там делаешь?

Ну вот, типично, типично помидорно, и все такое. Что еще от нее ожидать? Что еще может быть. Когда ей плохо, она хорошая. Когда ей хорошо, она тут же сделает какую-нибудь гадость.

Такси несется через снег, через чьи-то сны, которые в этот момент ощущаются и читаются. И не нужно закрывать глаза - все это рядом с тобой. Водитель слушает три аккорда "Глюкозы" и курит. Я чувствую, как вертятся кругом они, миры. Он вечером придет домой, к детям. Купит пивка. Посмотрит ящик. Закурит. Может, обсудит что-нибудь с женой. Он и не знал, кого подвозил. В сводке новостей об этом вряд ли скажут. Если скажут, то - нескоро, и он пропустит это мимо ушей. Очередные 100$. Вечер. Сон. Выходные, взгляд, упертый в трехцветное, обучающее, управляющее существо.

-Итак, - скажет диктор.

И он, это диктор, просто выполняет свою работу. Он и сам не подозревает, что является важным звеном в цепи манипуляции. Иван! Сюда, Иван! Иван, смотреть! Иван, слушать! Криминальная хроника, Иван! Бояться, Иван! Уважать милицию, Иван!

Звонит Саша Сэй:

- Летчики - ОК.

- Понял. Пока.

Я знаю, что все телефоны пишутся на компьютер ФСБ, а потом по ключевым словам находят опасных для питомника людей. Много разговаривать просто опасно. Мы отыскали опытных пилотов, которые постоянно занимались транспортировкой травы из Краснодара в Москву. Подделались под ту же марку. Столько-то за перевозку, столько-то за транспортировку, столько-то - за мусоров (платят они). Несколько коробок бабок летят на юг. Мы летим тем же самолетом. За всеми наркотиками стоят важные люди в погонах. И, в данном случае, это хорошо. Но они не должны знать, что в этот вечер идет не трава, и это - не "те самые таджики", иначе нас будут отслеживать, как новых, не спросивших разрешения, барыг. Здесь все должно быть четко. Если мы не получаем наличку, план переходит на стадию "С-2". Но лучше бы ее не было, этой стадии.

- Приехали, - говорит таксист.

Мы расплачиваемся.

Систему, безусловно, можно обыграть. Она - не самый лучший шахматист. Но лучше бы иметь хороший практический опыт. Еще лучше - действовать по ее же правилам. Но, что бы тут ни говорить, у меня есть опыт. Не нужно заполнять голову новой идеологией. Я просто взламываю банк. Больше ничего. Все остальные мысли пусть растут на своих полях. Все равно, все люди умрут. Все это временно. Что бы ты ни делал, ничего не изменится. Нет ни рая, ни ада. Человек с каждым своим вздохом копируем систему. Должно быть, это - машины. Да самое сильное тут то, что она вовсе не играет, и потому защищаться не может. Но нет шахматистов. Едва появляется власть, едва бабло, мутнеют зрачки. Аппетит перебивает все стремления, и системе ничего не остается, как взять нас, собак. Думает ли об этом Петр? Он ведь не банальный мечтатель. Он должен суметь. Но никто до Петра не сумел. Человек-концептуалист слабее человекоколбасы. Если не думать цинично, то лучше не думать вообще. Уважение к цене пусть постоит пешком. Мы идем.

Иду в банк. Звонит Петр:

- Я - у тети Клавы.

- Я - тоже.

- Как дела?

- Нормально.

- Дядя Вася там?

- Нет.

- Точно?

- Как будто.

Дядя Вася - это те, кто будет нас брать в случае провала. Но пока нет никакого дяди Васи. Да и не стоит так утрировать. Я уже это делал. Занимаю очередь. Еще раз. Эта мысль, наверное, сопровождает любого преступника, который вновь вышел на большую дорогу. Сделаю еще раз и завяжу. Один только раз. Родная, поверь! Впрочем, чистота идеи - это когда ты ни о чем не думаешь. Ты - словно ниндзя, готовящийся к схватке с соперником. Ждет меня дядя Вася? Нет, нет дяди Васи. Если палево и было, то никто, по ходу, еще не знает, где произойдет вторжение. Кто мы, откуда мы, как выглядим? Нужны аналогии. Нужно сравнить почерк.

Кассирша глядит в компьютер. Потом - в мою книжку. Все нормально. Я получаю первую партию бабок. Не так уж много, не так уж мало. Нам не нужны деньги, чтобы купить яхту. Мы не возьмем больше, чем нужно.

Снова такси. Тверская. Банкомат.

Еще одна касса.

Еще один банкомат.

Система запутана. Я хорошо знаю людей, которые, открывая глаза поутру, видят не блики уходящего сна, и не пластмассовый китайского будильника их будит. Они парятся. У них нет возможности для творчества. Они едят баланду, и их мечты летят прямо в космос, потому что ни о чем, как о космосе, думать не остается. Я вижу множество людей, которые проезжают мимо меня. Их очень много. И все эти тысячи, десятки и сотник тысяч, изолированы друг от друга. Им кажется, что они вместе, но это - глупая иллюзия. Об этом знает любой карманный философ, но мало, кто пропускает это сквозь себя. Это - вы. Это - я. Мы идем. Еще один банкомат. Деньги весело шелестят. Это - голос денег. В тот момент, когда ты кладешь очередную пачку в портмоне, подсознание холодеет, сжимается и разжимается в коллапсе. Но это нужно отключить. Switch off. И больше ничего.

- Сосны, - сообщает по телефону Саша Сэй.

-Повтори, - спрашиваю я.

-Сосны.

-Хорошо.

-Ели?

-Да, ели.

-Давай.

-Давай.

И я знаю, что все нормально. Нам остается упаковать бабки и ждать машину, на которой Петр Иванович, штурман ЯК-42, повезет их в аэропорт. По дороге его никто не остановит, так как мусора получат свой куш. А вот - эта пачка. Тот самый куш. Петр представится Вальком, парнем из Ташкента. Мы хорошо знаем, что Петр Иванович никогда не видел Валька в лицо. Милицейский чин, курирующий всю эту байду, поехал в queer-club. Это реализация его тайных желаний. Мы провели достаточно серьезную работу прежде, чем начать. Но еще ничего не закончено.

Если что, я его лично убью.

Нет, я не согнусь под гнетом облома, если что. Я буду действовать. Мы должны разговаривать на своем собственном языке. Пусть это будет язык змеи, которая таит свои мысли и свою правду. Змея кусает себя за хвост. Снова звонит Вика. Она шепчет. Я ей шепчу. Это напоминает идиотизм, и это и есть идиотизм. Мне с Викой не по пути, я знаю. Но никто не может меня остановить. Кровь полна алкоголя. Мы не способны действовать на трезвую. Вика кажется такой родной, и я кусаю себя за руку, чтобы избавиться от этого наваждения. Таксист думает, что я - обыкновенный пьяный пассажир. Чисто пассажир. С таких всегда берут в два раза больше. Я рассказываю ему о том, как мы сидели на работе, и что я выпил немного.

-Местный?- спрашивает он.

-В смысле?

-А я - нет. Я уже год в Москве.

-И как?

-Не жалуюсь. Я с Украины.

-Как оно, на Украине?

-Да как. Ничего хорошего. Знаешь, извини. Не понимаю я местных, коренных, москвичей.

-А что так?

Тут ему позвонили, и он стал говорить с товарищем:

-Нет, Вась.

-Нет, Вась, спроси у Васи.

-Вась, нет, Вась.

-Нет, Вась, я вчера заходил до Васи. Да, Вась. Да. Нет. Чо! А? А? А? Нет. Я же говорю, Вась, спроси у Васи. Да, Вась, он, Вась, у Васи спросит. А?

....В аэропорту встретил я толпу нашу. Саша Сэй, Петр, Юрий, Зе. Акция еще не закончилась. Но нам лишь оставалось улететь. В пункте назначения у нас были люди, которые принимали груз. Я ни о чем не думал. Я понимал, что новый роман, написанный своими действиями, еще только начинается, и то, какие главы будут написаны в нем дальнейшем, зависит от меня. Я даже не хотел полагаться на Петра. Нет, я доверял ему. Но я был гораздо техничнее всех остальных. Я понимал, что лидер теперь - я, а Петр - он генератор идей и наше лицо в ближайшем будущем. Это неожиданно, но это так.

- Надо выпить перед полетом, - сказал Юрий.

- Я знаю, - ответил я.

- Коньяку?

- Коньяку. Конечно. Берется коньяк за горлышко. Именно так. Вынимается уверенной рукой и просвечивается божьим светом. Подносится к глазам. Глаза смотрят через стекло, коньяк смотрит через глаза в душу. После этого его разливают по бокалам и закусывают лимоном.

-Ты романтик.

-Да. Я - поэт.

-Ты?

-Я понял это только сейчас. В эту секунду.

Юрий стал наливать. Мы выпили, стоя подле аэропортовского табло.

- Великая французская революция намечалась так же, - сказал Петр, - они тоже пили, мечтая о будущем.

- Результат не имеет значения, - произнес я, - рай земной, что ли, мы ищем? Тогда надо ехать в Африку, где первобытным племенам многое понятно из того, что нам непонятно. Я где-то уже слышал о революции в Африке.

- Поехали в Африку, - засмеялся Саша Сэй, - создадим свою империю. Будем королями. Ты будешь нашим мозгом. Ты создашь технологии, с помощью которых мы будем обороняться от американцев.

-Да. Чисто в Африку.

-А что? Ты бы сейчас сумел - вот так, вдруг.

-Да.

-Ладно.

-Убери бутылку. Мусора.

-А.

Объявили посадку.

- Я надеюсь, пацаны, - сказал я, волнуясь, - что через десять минут я выпью с вами еще по одной рюмке в салоне самолета. Мы проводим Москву, а в следующий раз к ее воротам будет прибит щит. Я сделал много. Теперь нам осталось лишь технично завершить всю операцию. Но и это - не конец. Впереди еще много и много. Нам никогда не сойти с этого корабля.

-Да, - согласился Петр, - в путь.