Литературный Клуб, Читать: «Панкомат. Ч1»

Мы познакомились классически. Я бесцельно бродил по городу, и, так как думать в моей ситуации вообще было вредно, я не думал, а лишь заглядывался на пивные палатки. Безмыслие - это очень даже хорошо. Для пустоты, и от пустоты. Для ума и глупости. Просто таращишься, понимая, что ты не один таков.

В видеоклипах очень частно применяют прием суеты. Это также можно назвать методом омуравьения действительности, когда ты смотришь сверху вниз, по современному - типа как бы смотришь сверху вниз, и это - концептуально и литературно и еще как-нибудь.

У действительности есть хвост. Стоит посмотреть на магазинные лица, тени которых отражаются по обратную сторону временных баррикад.

Но очень часто человек озирается просто так. Дело не в ментах. Они - это

твои собственные демоны, в штанах синего цвета, с полоской. Возможно, что именно их ты боишься. И, хотя внешние контуры форм могут быть современными, это ничего не меняет. У динозавров перед смертью тоже были компьютеры. Кто теперь об этом знает?

Куда-то спешат куртки и плащи.....

Сколько у людей денег?

Сколько вопросов?

У действительности, в общем, ничего хорошего. У действительности, в частностях, бывает и так и эдак.

И этот город - обыкновенное пивное жерло, и все это сделано из порошков, которые перетерли в своих подвалах узкоглазые ребята.

Бокал за бокалом.

Бокал после трудового дня, когда бизнес-план кинут на полку.

Поэты, которые употребляют имя бога всуе.

Я - потенциальный вообще-то торч. Но в своей жизни я не пришел к серьезным жидкостям. А то, что это сделали другие, меня не тревожит.

Если я выпью бокал, то выпью потом еще... Если поиграть на бирже.... Вычислят ли? Нет, это мания. Сама жизнь - мания. Бокал пива... Засушенные пацаны моря в пакетике. То есть, далеко уже не пацаны, а так, салат из пацанов, как сказал один поэт...

Местное пиво отдает ржавчиной цистерн. Завод основан в .... веке. В позапрошлом веке...

Выпускается с ... Может быть, год начала выпуска, что значится на этикетке, гораздо старше города. Так должно быть.

Я бы выиграл у города. Но зачем? Нет здесь ничего серьезного, а даже мусора здесь слабоваты. Монотонные андроиды.

"Молодой человек..."

"Да".

"Сержант такой-то, отдел такой-то, разрешите документы..."

"Пожалуйста".

"Пили?"

"Конечно".

"Что?"

"Пиво".

"До свиданья".

У мусоров есть нюх, несомненно. Меня в этом городе никогда не обыскивали. Меня только спрашивали, и то, в те моменты, когда взгляд мой был рассеян. Ибо нельзя расслабляться. Сразу же спросят: кто ты?

Они выучены чувствовать взгляд. Проходя по тротуару, ты вдруг чувствешь луч, который проводит по тебе, сканируя.

Где-нибудь в сороковом веке.

Когда-нибудь после человека, в эпоху роботов, так будут проверять прописку в Кибер-Рашше, пробегая рецепторами по датчикам.

База данных.

Таблица "Где я живу".

Чего? Где билеты? Что? Что значит, нет билетов? Пройдемте (проедемьте, проскользимьте, проплывемьте, пролетимьте).

db_close();

Yes! Вам пиздец! У вас в строке 1234 таблицы 5678 вообще нет штампа какой бы то ни было прописки!

Пью еще пиво. Спускаюсь в подвал. Пробую играть. Нет, мысли так и лезут, перевязавшись с дурным настроением. Если я сейчас попрусь подергать за единственную руку однорукого бандита, то всю оставшуюся мелочь оставлю там.

Я, собственно, застал момент, когда был разработан первый "стоячий" автомат.

Этого человека звали Женя Сёмин, он жил и работал в одной no-name компании в Китае.

-Этому автомату не нужны кнопки, - сказал Женя.

-Как так?

-Гм... А зачем?

-Но человек, помимо того, что он отдает деньги, должен получить некое удовлетворение от игры.

-Получить удовлетворение от игры невозможно. Зато разочарования - хоть отбавляй, - ответил Женя, - но в России все должно быть именно так. Пусть, у этого автомата нет ни кнопки, ни табла. Есть только щель для бабла. Она называется "Дай". Да и сам автомат называется "Дай". Ты просто подходишь и даешь. Больше ничего от вас и не требуется.

- Разве в это кто-то будет играть?

-Будут! Еще как будут!

Спустя некоторое время табло у автомата все же появилось, и оно что-то показывало. Теперь, несколько лет спустя после появления электронных лохотронов, у них имеется ряд кнопок и индикаторов. Прибор типа "Женя Сёмин-1" давно канул в Лету.

Шарюсь в Интернете. То есть, это только для кого-то еще такой вот процесс может показаться маневрами.

Я ли не бес сетей? Мне нужна скорость и волны, и уж не сорок килобит в час.

Так я снова оказался наверху, где народ бездумно шатался по единственной центральной улице, пиво пил, шумел, шарики надувал. Художники рисовали шаржи, и я вспомнил мастерскую Андрея Иванцова в Детройте, откуда мне удалось сбежать через форточку, не смотря на то, что все сети были уже расставлены, и охотники спокойно курили. Так ожидают свою добычу пауки, которые вообще никогда никуда не спешат. Так ушел и я. Хотя что я сделал? Детские игры, взрослые игры. Пауки и мухи. Я даже не хотел разобраться, кто сильнее пауков. Мне все равно было.

- О, бля-я! - услышал я.

Из толпы появился белобрысый шпендик лет 28-ми отроду, в каких-то чересчур широких штанах, футболке "Mexico 86", того же 86-го года, перестиранную 86 умножить на десять раз, пляжных тапочках. Если не учитывать того, что он всегда и везде так ходил, можно было подумать, что его только что отпустили из каталажки. Лицо выражало героизм, абстрагированный, личный. Тут бы вряд ли кто-то посоревновался. Предположим, и вы - герой, но вы - человек, а он - почему. Это понял бы Хармс, но он был один на все времена. Хотя, в этом городе, было немало ребят, которые могли отчетливо заявить:

-Я - бос-сяк.

И это было правдой. Чистой, немного колючей, но без лишнего зоновского оттенка, как в других, более серьеньких, более алчных русских городах.

- Ебать ту Люсю! - сказал Сергей.- И ч-чо ты тут один сидишь?

- А и не знаю, - ответил я.

- Ды ладно.

- Да честно.

- А?

Он наклонил голову, точно член политбюро в годы угасания.

- Чо а?

-.......

-А... И ч-чо?

Он встал в позу приблатненного ожидания.

-Откуда я знаю, чо, - ответил я, - делать нечего. Пиво пью.

- Ебать колотить,- голос его заколебался, кося под актеров тридцатых годов,- Пиво я тоже может, пью. И что с того? И ч-чо, а?

- И ничего.

Сергей Демьян, босяк по понятиям, в тапочках мог ходить и зимой и летом. На все сезоны у него существовала одна куртка, в одной из карманов которой где-нибудь обязательно был приныкан косяк.

Нычкование косяка - вещь важная. Ибо большое количество местных бос-сяков никогда не сидело в тюрьме, а их мечтой было чистое, незапятнанное, воображение. Понятия запрещали им работать. Они бухали, курили, пропивая скрысенное у товарищей добро, на том и все.

- Ну и хули ты смотришь? - не выдержал он,- Пойдем, вместе попьем. А?

- А бабки есть?

- А у тебя что, нету?

-Сто рублей.

- О, нихуя себе. Сказанул. Хо. Да на сто рублей мы можем в дюпль напиться. В усрачь! Ко мне вчера Ф-футболл приходил. Ну, чо? Ну,... Я чисто сидел, понял. Кино там, порево разное шло. А он еще с улицы понял, маяковал мне, я не видел... Кароче, заходит...Ебать кораллы, говорит. Чо ты тут дома сидишь? Ты, да слышишь, я ему отвечаю, Ф-футбол, притормози. Присядь, Кароче. Побазарим. Ну, выпили мы, и он забыл, зачем он ко мне пришел. А теперь чисто колбасит, ха-ха, с утра. А я тебя видел. Ты пиво пил. Чисто один. Как непацан.

-Пил.

-О, еб ты. Пил. А меня увидеть ты забыл?

-Ну.

- Да хули ну. Баранки гну. Поехали. Там пацаны на хате сидят, ебаный в рот! Водки у них - море, блядь. Ламборджини...

- В смысле.

- Бабушку зовут Ламборджини. Мужа убила. Дети ее лежат, закопаны в саду. Еб ты. Да там такое дело, Валерик, такая хрень, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А пацаны. Ну, чисто ништяк... Чисто пацаны. Она приходит. Старая. В гроб пора. А не берут ее в гроб, блядь. Рассказывает. Ваня, блядь.... Убила она своего Ваню.

-Да ладно.

- А ты как думал. Это тебе не пыль с печенья сдувать. Хуля там.

....Старая бля....

....Мы как-то в подвал залезли - там винища!

.... Она столько там добра запасла, наверное, хоть в ад с собой забрать. Будет там чисто чертей кормить. Да хули толку. Там, в аду, ее взъебут по первое число....

.... У Ф-футбола был чисто....

Обычно, человек и его речь - тянитолкай, разогнанный спецсредствами. Это вовсе не говорит о том, что все и вся пьют и курят, хотя субъективный взгляд - это зачастую уникальнее, чем слушать голос Большого взрыва. Человек может как прочувствоваться, так и проощущаться. Демьян же, очевидно, был с бодуна, и потому ему хотелось говорить много, не по теме, не на шутку погоняя.

Так, он то и дело напоминал, что он - бос-сяк.

Футбол - это был временный, но вдруг проявившийся ( почти как в фотованночке) - товарищ.

Был еще Вася - светлый армян, который с ним пил сидр ( "чисто Сидора пили").

Маман работала в мясном отделе. ("Ма, дай полтинник. Но хуй вам, ребята, хуй вам").

У Демьяна была родная сестра, которая была по ушли влюблена в очень худого юношу, у которого в его осьмнадцать лет было двое детей, и от этого всего юноша этот глобально убегал. И уже намечался и третий ребенок - разумеется, в чреве демьяновой сестры.

-Хули! Родиться ума большого не надо! А вот жить! Правильно я говорю? - он повернулся к кондукторше.

-Ой, видали мы таких умных! - выстрелила она в ответ.

- Все мы вышли из пизды! В пизду и вернемся!

-Ты сам то понял, что сказал? - спросил я.

-Д-ды ладно.

Так, в стучащем желто-красном трамвае, можно было тарахтеть в любом городе России, и, по большому счету, мне было все равно, где я теперь находился. В годы, когда Интернет только появился, многие пережили нешуточный восторг. Но, познавая кишки этого явления, ты понимаешь, что это - секс с резиновой бабой, и только поступки могут дать тебе определенный драйв. Я даже не вспоминаю про Митника - то было очень узкие годы. Мысль о структурах была более ячеистой. Теперь же все затмили пара десятков тэгов html, который можно развернуть лентой, полосой, струей. Вкупе с картинками это и дает ощущение свободы и новизны.

Каждый отдельный человек - претендует.

На самом же деле, это вряд ли далеко ушло от аппарата класса "Женя Сёмин-1".

Возможно, что я упустил несколько лет. Но улицы были все те же. Выходцы из колхозов вечерами выходили к бордюрам и там ожидали, с кого бы сбить барсетку. Вечерами их можно было определить по полусогнутой, выжидательной, технике ходьбы.

Они всегда были в трико и туфлях.

Армянский вариант.

Машины стали немного лучше. Сотики. К этим самым сотикам уверенно двигался лощеный человек. Спорт наконец-то был по-настоящему обречен, и лысенькие пацаны уже давно, как вышли из моды.

Демьян пялился то в одно окно, то в другое. Он напоминал суетливого ребенка. Встречаясь взглядами с людьми, он концентрировался, и волосы на его голове двигались, точно хохолок у попугая.

Так мы туда и приехали. В ужасном дыму блатхата напоминала явочную квартиру ранних революционеров года, так, 1880-го. Нет, не, чтобы распиздяйства не было. Просто глаз у меня наметан. Там, где люди просто торчат - и лица другие, и детали иную форму имеют. Унылая энергетика. Все как-то сверхбезвкусно, сверх без юмора, и человека нет. В такой толпе находись бы Диоген, он бы никогда б с факелом в поисках человека не выскочил. Что думать? На Луне тоже ведь людей нет. Хочется выйти, вынуть собственные мозги и под краном помыть. А тут - нет. Стиля хватало. Лица не воняли, излучая глупость. Висела на стене всякая всячина типа от Че Гевары до плаката "Берегите детей", водка? - стояла водка. Дым висел нешуточный. Топора бы два-три он выдержал. Имелась ширма, и там слышались пыхтенье и скрип - кто-то кого-то ебал.

-Ну, ебать! - поздоровался со всеми Демьян.- Мы тут с Валериком по городу катаемся, пиво не на хуй попить, а тут водки - море. Как оно, пацаны?

Пацанов было трое. Еще один старался за занавеской. Первого звали Зе. Вернее, звать его так не могли, но никак по-другому его мне не представили. Было Зе лет двадцать. Круглое его лицо улыбалось степенно, словно он знал что-то особенное, и этим можно было гордиться. Уж точно в белобрысой своей голове он носил какие-то идеи.

Второй много курил. Пока я входил в обстановку, пил штрафную, потом -еще одну штрафную, он сигареты три точно выкурил. Наверное, если б я дунул косяка - а я это не делаю, потому что психика слабая - я б третьим глазом распознал в нем что-нибудь античеловеческое и сверхлукавое. То есть, не злое, нет. Скорее, наоборот. Звали этого курягу Юрием, и было ему лет где-то 27.

Третий же находился в постоянной миграции состояний. Он то рассказывал, то вдруг заглядывал в экран компьютеру, который в углу стоял, точно в глаз некому демону (так это все выглядело), то вдруг менял тему разговора и какую-то полную хрень чесал, показывая всем видом, что он здесь основной. Мысли из глаз так и струились. Мысли-паразиты. Я сразу тогда ощущал, что не я один опасен тем, что с виду могу казаться обычным, добрым и концептуальным в меру.

- Валера,- сказал я.

- Петр.

- Черный Петр,- добавил Юрий.

За ширмой завопила девочка.

-Больно? - спросил ее сахарный голос.

-Нет, - ответила она.

- А чо орешь?

- Сороконожка ползет по стене!

-Не черный,- сказал Петр,- Петр вообще разный бывает. То есть я - это одно. А есть еще Петры иного рода.

-Х-ха! - рассмеялся Демьян.

Видно, для него это делом знакомым было.

- Да ебать, - сказал из-за ширмы сахарный голос.- Сейчас сделаем Петра. Лена, где телефон? Да хули ты молчишь? Лена, ну дай телефон.

- А,- вздохнула Лена глубоко, вдохновенно, принимающе.

Послышались гудки. Это была трубка радиотелефона.

-Алло. А Вову можно. Позовите, пожалуйста. Что? Кто это? А что? Да, это я. Это Петр. Да, вы правы. Вы правы. Да, это так. Это так. Вам пиздец.

Послышался вздох всеобщего одобрения.

Будто ритуал какой-то совершился.

- Ну, давайте, - заключил Зе тоном Булдакова из к/ф "Особенности национальной охоты". - За Петра.

Мы выпили. Потом все закурили, и скоро впору было четвертый топор вешать. Кулисы раздвинулись. Оттуда вышел молодой человек, волосатый до безобразия, обладатель сахарного голоса. Улыбка его выражала победоносную скромность.

- Бля-я, - заключил он многозначительно.

Это говорило о многом.

- Да, - согласился Петр, - но ебаться все мастера. Если и не хуем, то чем угодно. Я, например, умею ебать русский язык особенно культурным, опломбированным, штопанным русской философией, хуем. И это не смотря на то, что у меня всего восемь классов образования. Филологи так не смогут. Главное - огонь. Человек - существо примитивное. Самое худшее - это то, что, понимая это, ты не становишься умней. Вот думаешь - гложат тебя причесанные умняки. И так, и эдак, будто волны по океану бродят. Ты вроде бы пытаешься, что-то осознать, и вроде мир за окном меняется. А потом бац - надумал. Истина. А нихрена ничего не изменилось. Просто это был мозговой онанизм. Произошло семяизвержение. Я за последний год очень много книг прочитал. Я не говорю, что это не помогло мне. Язык как бы развивается. Типа и на людей по-другому смотришь. Но вот еще такой вопрос - ведь столько их, писателей. Пишут, пишут. Нахрена? Вот ты. Вот рождение. Вот смерть.

- Выпьем за смерть! - подал голос Зе.

- О, смерть. Ништяк,- согласился Юрий.

- Я, вот, всего Достоевского перечитал,- продолжал Петр.- Я подумал. Я и сейчас думаю. Вот есть люди. Как бы масса. И всяких героев полно. А если внимательно посмотреть...

- Мудачье,- сказал Юрий.

Волосатый засмеялся.

- Я думаю, что настоящих людей учить ничему не надо. Они сами всему научатся. Это как саморазвивающийся организм. А все эти наросты - они ведь все равно только пищу перерабатывают да борются за источники пищи.

- Все зависит от того, как много тебя в жизни кусали, - заметил Юрий, собираясь за кулисы.

- Не только.

- Тебя много кусали?

-Да так себе.

- Да ладно. Больней всего, когда это делают твои близкие.

- Ну да, - согласился Петр и закурил, - это правда. В этом плане нужно, конечно, быть духом святым, чтобы ничего не замечать. Сначала ты - губка, а потом ты уже помойка. И попробуй все это вычистить. Родители ведь думают, что это они тебя создали. А они ведь просто совали! И все. Ведь не надо никакого ума друг в друга совать. Какое тут созидание?

- Гондоны надо носить,- сказал волосатый.

- Да, - согласился Демьян, - по жизни.

- А ты по жизни в гондоне? - спросил Зе.

- Я - бос-сяк по жизни, - гордо и немного нервно ответил Демьян.

Петр же продолжал умствовать, и я слушал, не понимая, плохо это или хорошо. Мне уже казалось, что никакого бегства не было, и не ловил меня Интерпол, а все, что происходит - это время "до". Оно решило кинуть меня в точку разрыва, точку своего судьбоносного замысла, и здесь всему и суждено начаться, и я имею право все переделать.

Но синий глаз компа - он уже здесь.

Сейчас.

Осталось запустить оболочку и накатать чертовски простого и чертовски злого вируса.

Зачем?

Это вопрос - равносильный вопросу о смысле жизни. Есть множество вещей, которых я никогда не делал и смогу сделать, ибо есть ботаника, а есть - физика, и в этом во всем нет смысла разбираться.

Потому что они и похожи на меня, и нет. Они просто выебываются. Да нет, это ведь еще хуже. Я сумел заработать червонец, может, двадцать тысяч. Спалили меня потом. А они - они просто ядро какого-то нового рака.

- Хочешь Наташку трахнуть? - спросил меня волосатый.

- Нет,- отозвался я.

- Я пойду, - вызвался Демьян.

-Ты, да ты чо, - пытался остановить его Зе, - она же мокрая.

- А я - за щеку, - не смутился Демьян,- ловись рыбка большая и малая.

- Жизнь вообще не имеет смысла, - продолжал Петр, - единственный лозунг, который был бы честным, это - жрать и срать. Я понимаю еще, если бы человек мог помнить свою прошлую жизнь. У него имелось бы множество смыслов, множество направлений для дальнейшего развития. Возможно, помимо потребления и самокайфования всякими там подобиями умных вещей, человек действительно чего-то достигал. Но он ничего не помнит. Он вообще ничего не помнит. В мире вообще никогда не было революций. Почему говорят, что мол, были они? Чтобы поделить жратву. Почему бы нам не потреблять в меру? Хрен там. Все, что есть на свете - наука, общество, творчество - это все для того, чтобы одни жрали чрезмерно, а другие на них работали. Все, что было типа революций, типа намеков на них, сделано руками толстых. И такая хуйня ждет каждого, если он станет толстым. Я имею ввиду глобальные сомнения. Ты вроде не дурак. Это я вообще, о человеке.Не о тебе, нет. Ты вроде пытаешься думать, и мозг твой способен работать не только в сторону того, чтобы, получив бабки, покайфовать тем, что ты купил, и что у тебя может быть. Но душит ведь, блядь!- он ударил кулаком по столу.- Жаба! А посмотрите на кошку, когда она чует мясо! Хозяин, блядь, котлеток захотел. Жена, эй, ты где? Идет она на кухню, жена. Достает из холодильника ебаный фарш! Добавляет туда лучок. Чесночок. Перец, еб твою мать! Черный, красный! Душистый. Муку. Кубик нахер бульонный, чтоб вкус был подешевше. И жарит. Жарит, нахуй. Кошка ж чует. Начинает терять разум. И орет. Вау! Мао! И даже если ей мало в жизни пизды давали, она все равно орет, потому что совладать с этой хуйней невозможно. Так и человек. Где тут разум? А хрен. Нет разума у человека! Только отдельные экземпляры способны что-то создать. Пусть даже и неосознанно. Их просто направляет некая сила, и оказывается, что это не бог, это их личное свойство - суметь что-то создать. А все остальные потом этим пользуются и кайфуют. Создали когда-то автомобиль. Кто-нибудь из толстых морд телеэкрана может создать автомобиль? Нет, толстая морда только пиздеть умеет, потому что знает - чтоб от запаха мяса не дурнеть, надо заранее это мясо завоевывать. Бабки - то же мясо. Как ни крути, это инстинкты!

- Ты хочешь с этим бороться? - спросил я.

- Как?- спросил я.

- Ебемся,- сообщил из-за перегородки Демьян.

Мы выпили. Юрий открыл окно, чтобы выгнать дым в прохладный воздух раннего сентября.

- Может быть, нужна партия? - спросил я?

- Партий полно, - возразил Петр.

- Хорошо живут только евреи, - заметил Зе, - потому что у них в крови заложено понимание жизни, еб. Друг друга евреи так не трахают, как русские. Мне это не раз говорили. Я знаю, что русские - лохи. Почти все. Нет, в отдельности - все нормально. А в-общем... Я ж сам русский. Я так говорю, потому что не хочу, чтобы мы были лохами.

Пьяный бред продолжался. Напившись, я уже не помнил, о чем шла речь. Пьянка, она хороша тем, что если наутро тебе стыдно, значит она удалась.

Водка стояла поодаль. В ящике. Когда пузырь кончался, новый брался оттуда, раскупоривался уверенной рукой. Бух. На стол. Покачнулась белая жидкость. Все засуетились, стаканы свои задвигали. Я ж внутренне от каждой такой раскупорки только содрогался, потому что желудок уже давно зажег красный свет. Потом наступает момент, когда поздно думать, поздно слушать. Желудок - это кожаный мешок, смазанный желудочной кислотой. Его спорт особенен, и не всякий справляется с этой халявой. Если же не позовет он на двор, чтоб очиститься, то это уже до утра.

- Надо идти в террористы,- сказал Юрий.

- Террористов просто так не бывает,- возразил Петр.

- Это почему?

- Всех террористов создали спецслужбы. Не, раньше были. Раньше людей на земле меньше было, и люди не такими штампованными жили.

- А мы будем сами по себе,- сказал Юрий.- Нахер нам спецслужбы. Нахер нам кто-то? Никто нам не нужен. Разработаем программу. На двухстах листах. Клятву произнесем.

- Ну, нихуя себе, - сказал Демьян,высунувшись из-за ширмы.- Чисто 11-е Сентября.

- Чисто да, - сказал Юрий, - где, правда, об 11-м сентября? Включишь телек - все в печальном пафосе. Мы скорбим. Никто не скорбит по Ираку? Почему? Потому, что самим слабо что-то сделать, проще получить бабло от дяди. А правда в том, что когда было 11-е сентября, я, например, был на работе. Варил арматуру. Тут ребята приходят, говорят - офигеть, смотри, что в мире происходит. Мы вошли в дом. Работали тогда у хозяина. Смотрим эту всю фигню. Ну и чо? Все ведь были рады. Вся Россия радовалась. Я знаю. Встречаю пацанов во дворе. Будешь, говорят, водку? Буду. Пьем. Ништяк, говорят, штатов долбанули. Чисто неплохо. И до сих пор все вспоминают и радуются. Жалко, что мало, да? Мало всыпали. А по телеку - одна еврейская скорбь. Будто кому-то плохо.

- А в Ираке типа всем хорошо, - подала голос Наташа.

- А ты чо, знаешь, родная? - спросил Демьян, - да я манал, Натаха, давай выпьем.

- Не могу.

- Ды.... Пили, пила, не можешь. Мы как-то с пацанами поехали на село, чисто кресты немецкие из могил выкапывать. Нам один тип чисто это место подсуетил. Хотел еще бабки взять, а я говорю: э, слышишь, братуха, да я бос-сяк, мне похуй. Кар-роче, мы с Лютым туда приехали, коб-был зацепили. Одна говорит - слышь, в натуре, у меня скоро экзамены, мне нужно уч-чить. Ну, уч-чи, говорю. Ну, я пойду? - спрашивает. Да ты ч-чо, говорю, р-родная, зря я, что ли, тебя сюда приволок. Раком стой и читай, а я тебя ебсти буду.

-И чо? - усмехнулась Наташка.

-Она учила, а я ее ебал!

-Не устал?

-Не. Ей же много учить было.

-Ты.

-Ты, да кто б там говорил? Пойдем еще за ширму?

- Долой капиталистов! - воскликнул Юрий.

- Революция, - сказал я сонно, чувствуя, что голова моя начинает опадать на стол, точно лист.

Пьянство еще продолжалось, а я уже спал. Иногда меня спрашивали:

- Валера, ты чо, спишь?

- Не, - отвечал я, приподнимая голову.

- Валерик, не спи.

- Да не сплю я, не сплю.

- Не спи, Валерик, замерзнешь.

-Слушайте, давайте пацана уложим, чо он мучается...

-Ты, давайте его с Наташкой положим.

-Да ладно вам. Он уже спит!

-Я не сплю.

-Наливай!

-Не. Я не буду.

- Водка - это русский дух. Дух - это субстанция, которая, объяв пространство и время, обладает мозгами. Установлено, что именно субстанция заставила австралопитеков эволюционировать. Так, в арсенале первых людей, было довольно много вещей, ныне для нас недоступных. Среди них такие, как биолокация, телепатия, телекинез.

-Русские произошли от другого типа обезьян.

-Ды, в натуре.

-Предшественник русских людей сначала изобрел вино.

-Нет, обезьяна стала человеком, когда она закурила.

-А где она взала сигареты?

-Хуй его знает.

-Возможно, их привезли инопланетяне.

-Да, это была миссия.

-Русский человек произошел от медведя.

-Наташ, возьмешь?

-Да ты утомил.

-Да ладно.

-Я водки хочу.

-Налейте ей водки!

Это была замечательная, но несколько странная вакханалия, к которой я неожиданно присосался всей душой. Я внутренне понимал - этому способствовал опыт - что ничего лучше не может быть. Когда человек устремлен на карьеру, то высоко, в зените, ему видится некая звезда. До нее можно добираться и так, и эдак, офигевая в течение всего пути, уничтожая трудности, проходя ( или нет) по головам. Но уже в середине пути можно понять - если только хватит честности - что все это - обыкновение. Это то же самое, что и есть, и пить, и смысл жизни, по большому счету, не так уж сильно разнится с видением жизни Сергея Демьяна.

Ж-жизнь - говно, а потом, а потом - с-смерть.

Другое дело, что не всем дано любить. Чаще всего любят себя. Иногда - до одурения, до самопроникновения, и это - самосекс, самосованье с оргазмом. Возможно, что именно этот термин сказал Петр. Но я плохо запомнил. Мне чудилось, что я вижу Ее. Хотя ее имя нельзя было писать с большой буквы. Оно было попрано, сброшено в ад и там горело.

Наверное, это имя я произносил сквозь сон. Никто о том не знает. Даже Бог - потому что его нет и быть не может.

Наверное, чаще всего я представлял ее в постели в другим. Этих других наверняка было очень много - все они были очень молоды и неопытны, и она учила их сексу, разгибаясь и выгибаясь. Я знал, что она просто была больна, и фраза из анекдота "где поймают - там и прут" была особенно актуальна по отношению к ней. Но теперь я уже не в силах был ее вылечить.

Возможно, что это был мой суфизм, и я не мог ничего сделать, определив ее на вечные муки. Но любое воображение, как и любая судьба, очень субъективны. Я мог ощутить ее где угодно, но в реальности она была жива, и - все так же глупа.

Казалось, еще немного - и я откажусь от действительности - мне захочется вернуться в прошлое. Может быть, такое уже было у вас. Но ничего нельзя было сделать. Я бы, скорее всего, вернулся. Глупость - это фейверк. Ничто другое так не фонтанирует.

Но уже год, как я забыл ее запах. Лучше всего, когда у тебя много женщин, и ты можешь раскладывать их, точно колоду. Это - алкоголь. Ты быстро припиваешься и начинать любить чисто его. Питие ради пития.

Именно поэтому погибают наркоманы и прочие торчи. Но центр насыщения - вещь не до конца химическая. Точнее - химия эта несколько виртуальна. Когда смертельно больные хотят вылечиться, это у них получается. Лежачие встают на ноги. Рак исчезает самим собой. Кажется, что происходят чудеса. Но условия - самые простые. Этого должна хотеть твоя сущность.

В большинстве своем, жизнь - падение. Жизнь не хочет быть здоровой. Она идет по конвейеру в клюв Орлу, и это ее устраивает.

Впрочем, прошло года два - не больше. Я перевел свои воспоминания за кулисы. Я мог гордиться любыми связями, но именно этот суррогат и был настоящим.

Вика.

Мне просто была нужна душа, которая бы делилась собой, и не было ничего. Через двести лет будут космические корабли - они тоже будут такими же одинокими в великой черноте.

Я вспоминал ее позы. Может быть - как она глупо заглядывала в лицо, как будто хотела обменяться глазами. Конечно, все женщины на свете были умнее и смеялись лучше, и мне оставалось учить себя дышать заново.

Лучшее - это победы.

Бывает, что в поисках себя человек становится маньяком. В буквальном смысле: он берет в руки нож.

Но нож у меня был и раньше, и Вика не была тому причиной. Я не хотел и не мог жить в одной струе со всеми. Я знал немало людей, которые не хотели быть людьми. Кем угодно, только ни частицами мира. Далеко не все брали нож. Хотя все это очень экстраполировано.

Я играл на тайнах.

Но был еще A. S. Antysoft, человек, который отказался от всего в пользу игры. То, что он не вылазил из мира классов, указателей и ссылок, было доказательством того факта, что можно выколоть себе глаза, отрезать руки и побеждать, используя иные методы доступа к действительности.

Я уже и не помнил, сколько ему дали. Хотя - мне бы дали не меньше, если б поймали. А так - меня нужно было еще поймать за руку, чтобы поставить последнюю точку.

Тюрьма.

Программирование - это кубики. Игроков в кубики не реабилитирует. Это - не нацистские инженеры, которым всегда было, куда себя деть.

- У тебя часто бывают новые женщины, - сказал он.

- Просто секс. Разрядка. Чертовски затекает спина, когда по 14 часов в день сидишь за компьютером.

-Сиди по 16.

-А ты спишь?

-Иногда.

-А я люблю поспать.

-Напрасно. Я верю в абсолют.

-Что это значит?

-Абсолют - это форма существования. Не важно, каким путем ты идешь к истине. Но я что я не признаю - так это спорт. Это очень глупо. Существо - это мозг. Человек предназначен для того, чтобы этот мозг носить. Мы всю жизнь находимся в юности. Мало, кому удается сделать хоть несколько шагов.

-А ты?

-Я держу в руках руль.

-А если тебя посадят?

-Я буду писать программы в воображении.

-....

-В конце концов, мне дадут тетрадь и ручку.

-Разве это выход?

-Я серьезно. Ничего большего мне и не нужно. А тебе нужны женщины?

-Знаешь, у меня была одна....

-Ты был женат?

-Нет, но мы жили вместе. Нам было хорошо, когда мы просто встречались. А когда мы стали жить, все было из рук вон плохо.

- Понятно.

-Разве?

-У меня тоже была женщина.

-Давно?

-Не важно. Я попробовал - это очень обременяет. Мои мысли принадлежат только мне, и больше никому. Женщины - это придаток к человеку, предназначенные для выноса потомства.

-А секс?

-Для меня секс не важен.

-Ты занимаешься мастурбацией.

-Нет.

- Не верю.

-А ты?

-У меня же есть женщины.

-Но ты же постоянно не живешь с женщиной?

-Это невозможно.

-Вот именно.

Но на самом деле нужно уметь учиться есть знания, получая при этом чувство насыщения. Именно тогда эта еда позволяет тебе плевать на людей и чувства.

Глава 2.

Первого вируса я написал лет десять назад для MS-DOS. Был он неказист и скромен,

однако для тогдашнего понимания мира этого хватало. Я чувствовал себя гением, способным перепрыгивать через самые невероятные препятствия. Будущее ждало меня. Я знал, что там, недалеко где-то, есть вокзал, и поезда все шипят для меня.

Пар, что идет от них, устремляются в будущее. Составы судьбы.

Все мотивы человека находятся глубоко в подкорке, и с первого взгляда их не понять.

Что важнее - деньги или познание?

Или, может быть, человеку не нужно ни то, ни другое. Он просто хочет застрять в упрямой суходрочке, надолго. На годы.

Навсегда.

У тех, кто добился успеха, все немного проще, и их изучают, дабы показать, как нужно жить, а как - не нужно. Но все это очень и очень относительно.

Хорошо, когда все впереди, и ты, чувствуя это, готов идти куда угодно и радоваться. Позже, отправляясь в Америку, я быстро осознал жизненные истины. Набор их невелик, зато однозначен. Хочешь пользоваться другим набором, учись. Только лучшим доступно ходить на голове по-настоящему. Но мне-то что - главное - не быть абсолютной улиткой и никогда не выходить за грань. В конце концов, не быть эстетом. Обезьяна стала человеком, когда начала обмениваться вещами. Весь человеческий космос - это торговля. Нечто возвышенное - это товар с надписью "возвышенное".

Всему место свое.

Самое страшное, что Петр казался мне правым. Вот только практической выгоды из этого никакой не было. А без этого никуда не уйти было. Кто пойдет за людьми, вооруженными одними словами. Можно ведь вообще быть немым, зато, уверенно шелестя баблом, нанимать себе таких вот умников. Получается тогда, что хватательный рефлекс, который повсюду выдается за ум, и вправду сильнее настоящего ума.

На самом деле, свежие Трояны делаются для тренировки ума. Настоящие вирусы не выяснены. Они существуют для функционирование жертвенных сетей.

С продажи одной такой сети я начал свои активную хакерскую карьеру.

Я работал в скромной дизайнерской конторе. У меня был неограниченный доступ, а все движки, необходимые для работы, уже существовали. Почти все рабочее время я проводил на сервере, где проходили чемпионаты по взломам.

Сеть была куплена мной за 5$.

Я продал ее за 5000 $.

На самом деле, для меня не имело значения, где находиться. Но палево - это трава, которая имеет свойство пробиваться сквозь асфальт. Если ты решил засесть на дне, нужно не проявлять никаких признаков жизни.

Очень хорошо, пока вы балуетесь, и ничего серьезного не сделано.

Возможно, что за вами уже следят.

О вас вспомнят, когда будет висяк, и нужно будет срочно его скинуть.

Тогда в вашу дверь звонят....

Говорят, что сверхчеловек современного общества обезопасен от тюрьмы, ибо он гораздо полезнее здесь. Но все это демагогия. A.S. Antysoft. Что касается морали, то это хуже, чем инквизиция.

Тем более, Америка грешна по-особенному. Это - автомуравейник. Лет через пятьдесят весь мир будет сплошной Америкой - и дело тут даже не в самих Штатах. Пусть даже территориально они разрушены.

Это будет общество, описанное Робертом Шекли, человеком, забытым и покинутым.

Но пока продолжаются ваши лоховские развлечения, все хорошо.

Душа просто подпрыгивает. Ожидание - мать процесса. Все остальное потом, включая возвращение блудного сына. Но и хорошо, впрочем, что все так закончилось.

Только закончилось ли?

Деньги кончились, я начал было маяться, но выручил Демьян. Я вообще мало с ним контачил. Но тут как-то подвезло. Мы сели в кофеюшнике, попили пива. Демьян рассказал мне, как возил в Ростов целый мешок травы на днях, и как он на этом заработал. В конце концов, всю следующую неделю я не имел карманных денег, ожидая очередных биржевых Интернет-торгов, и общаться мне было не с кем. Пару раз я пытался с кем-нибудь познакомиться, и всякий раз мне давали от ворот поворот из-за отсутствия денег. Дожидаясь выходных, я начертал несколько вариантов.

Так, мы сидели в кафе.

В руках у меня была тетрадь - я разрабатывал новый алгоритм, который собирался опубликовать в сети, чтобы отвести хвосты. Демьян сидел рядом. Не смотря на неожиданное октябрьское похолодание, он по-прежнему был в тапочках.

Так ходили чисто п-пац-цаны.

Джинсовая куртка. Брюки, постиранные 2345 раз. Листья еще не осыпались - в этой полосе России они вообще не осыпаются, и, когда приходят морозы, они просто мрут, превращаясь в зелено-бурые трупы. Если мороз - то он шелестит ими, будто Снежная Королева - сердцем Кая, а так, чаще всего, октябрь заканчивается ничем. Летние кафе не закрываются, но сидят в них лишь самые отважные.

Демьян пригласил за стол двух девушек лет по 20.

Все пили пиво.

Но Демьян делал это по-особенному, и каждое движение было босяцким жестом.

- Л-лен, а ты слышала такое выражение "пара палок чая"?

-Да.

-И что ты об этом думаешь?

-Да что ты прицепился? - возмутилась Оля.

-Вот скажи, родная, чем я тебе не понравился?

-Да ты вообще кому-нибудь нравишься?

-Слышишь!

-Вот Валера....

-Да мы вас сейчас в баню возьмем, да, Валерик?

-Точно, - согласился я, - едем в баню.

-А что там делать? - осведомилась Лена.

-В бутылочку играть.

-Как - в бутылочку.

-Как, как. Берешь бутылочку и суешь!

-Кому, тебе?

-Да я б тебе сказал. Но я при дамах нецензурно не выражаюсь, блядь.

-А что ты только что сказал?

-Да что ты, родная. Я для иллюстрации.

-Какой еще иллюстрации?

-Ты в советской школе училась?

-Нет.

-Ладно.

-С понтом - ты учился.

-Р-родня, я - бос-сяк. П-по жизни.

-А босяки учатся.

-Я б сказал, что мой дом....

-Тюрьма?

-Узнаешь, когда попадешь.

На самом деле, Демьян сидел один месяц. Он скрысил у товарища видеомагнитофон. Надо сказать, по-пьяни Сергей воровал все подряд. Тогда его прикрыли, в ожидании, когда мама вернет за него деньги.

-Я б-был в прикрывалове, - сообщил он, вернувшись.

На следующий день он вынес из комнаты своей родительницы две хрустальные вазы и сдал их за бутылку водки.

В-остальном, месяц прикрывалова поднял его самооценку на небывалую высоту. Он ощущал себя матерым волком.

-Хочешь, я тебе помогу, - сказал он Оле.

-Чем ты мне поможешь?

-Помогу приобрести опыт.

-Ну да, ты поможешь.

-А ты сомневаешься?

-Да чем ты мне можешь помочь.

-Ты, да я по жизни - уч-читель.

-Чему ты учишь? - удивилась Лена.

-Сексу.

-Офигеть. Специалист нашелся!

-Не веришь. Хочешь, начнем урок.

-Ну и.

-Ху и!

Демьян изгалялся, как мог, и многое сходило ему с рук. Но его, казалось, абсолютная наглость была слишком картинной. Ситуативной. Мелкие сошки хорошо знают это, доведя мелочи до идеала. Такие люди никогда не играют по-крупному. Они крысят у товарищей, гадят в собственном доме, но пафос их велик. Я знал это хорошо, и мне было все равно. Лет пять назад - может быть - во мне все еще жил идеалист, и я мог умереть за веру. Но теперь все это уже не имело значения. Я бы не умер и за деньги. Я чувствовал, что нужен драйв - и он был. Это - зажигание. Без него автомобиль стоит на месте, и, в целом, он выполняет роль улитки. В него можно всунуться и сидеть - типа спрятался.

Улитка ползает.

Многие выбирают такой путь, и их не в чем винить. Их нутро не устроено иначе. Свинцовый дирижабль летает лишь по воле воображения.

- Что ты пишешь? - спросила Оля.

-Стихи.

-Да ладно.

-Это стихи из формул.

-Ох ты. А я тоже писала стихи.

-Завязала.

-Нет. Просто.

-Я тоже писал, - поделился Демьян.

-Да ладно! - вскричали девушки хором.

-В натуре.

-Почитай.

-Ща. Разогнались.

В пятницу, заняв 200 рублей у своего ближайшего в этом городе родственника, я купил 2 по 1.5 пива и поехал на блатхату, где обнаружил толпу человек в десять, не меньше. Помимо уже знакомых мне лиц имели место три красивые студентки, худой и высокий парень, достававший головой лампочку, и два здоровяка года по 22. Играла гитара. Петр рассказывал:

- Александр Хуев родился в 1950-м году. Почему он не известен на юге, я не знаю. Когда я приезжаю на север, нет, когда я только заезжаю на север, я могу спросить любого. Сашу помнят все. Жизнь человека вообще подчеркивается лишь тогда, когда по прошествии короткого срока вы остаетесь у кого-то в памяти не просто пятном. Например, родственники. Год-два вас помнят. Потом повседневные заботы поглощают все. Что такое десять лет? Срок, правда. Я, например. Вообще не вспоминаю своего деда, со дня смерти которого еще не прошло десяти лет. Трава уже выросла высоко. Хотя все говорили, что, мол, достойно прожил человек, не зря. Так почти все не зря проживают. Плодят потомство. А Саша, вот, потомство не оставил. Зато он сделал много другого, отчего его всегда будут помнить и концептуалисты, и панки, и просто прикольные люди. Вот одна из его песен:

Хребты Саянские.

В августе много грибов.

Слышится стук топоров.

Слышится - ерш твою медь,

Скоро ведь снегу лететь.

Дети, дети, школьные годы трудны

Дети, дети, солнце родимой страны.

Припев:

Огромное солнце - тарелка.

Мои хребты - хребты Саянские.

Скоро, скоро будет божий снег,

И завянут травы, но на чердаке

В конопляном тюке - золотая жизнь,

Пору бородатую в травах проведу.

Дети, дети Севера, жизнь так коротка,

Дети, дети севера, снежные цветы.

Припев:

- А, правда, что Хуев стал первым возить на Чукотку наркоту? - спросил Юрий.

- Не знаю, первым или нет. Может быть, кто-то был до него, - рассказывал Петр, - но он был один из тех, кого никогда не могли повязать. В том-то и дело, что Александр - настоящий герой. Без дешевой славы, без дешевых поступков. В перерывах между рейсами он выступал с концертами. Один из таких концертов происходил в 1985-м году в Воркуте. В лютую стужу. Представляете - все живое замерзает. Птицы летят. Хреново им на морозе. Замерзают прямо в полете. -50 по Цельсию. Мороз пробирается до сердца. Там он щупает клапана и спрашивает - живешь?

Живу.

Хочешь жить дальше?

Хочу.

А под землей скрипит от тоски черный, как жопа у негра, уголь. И его шкребут машинами.

Так вот, Воркута - она еще в те года была крута. Люди в Воркуте гораздо концептуальнее, чем в Краснодаре. Возможно, это потому, что там нет семечек. Когда живешь один на один с морозом, с этим не самым безопасным кентом, когда уголь разговаривает с твоими мозгами через биополя - еб твою мать - как от этого познание развивается. Горизонт есть. Не то, что у нас. Одна центральная улица. И это знаете, почему одна центральная улица. Так у казаков было заведено. Они, придя сюда, сразу думали о том, чтобы съебаться. Потому и улица такая. От начала до конца города. Это раньше она не от начала до конца. Застроили. А раньше сразу же в конце улицы были болота. Если что - по коням, по улице, и - прямиком в поля, в болота. Потому во всех станицах - до сих пора одна улица, которая идет через весь населенный пункт. Так вот, собралась толпа в ДК. Александр тогда вез наркоту в Якутск. Ну, вы же понимаете, это не то, что сейчас. Сейчас - это барыжничество, серьезные люди не пойдут на это. Раньше наркота была уделом элиты, и как бы это было не так страшно. Простые люди не курили, не ширялись. Творческим же людям наркотики не так страшны, для некоторых они вообще необходимы. Александр всегда по зиме ездил. По-простому. Ни как фраер, ни как гастролер. Шапка - ушанка у него была фронтовая, и он ей гордился. А ножа у него с собой не было. Часто он одевался в Чукотскую национальную одежду. Но он русский был, если кто не знает.

Короче, в ДК было минус двадцать. Усилки разогревали "козлами". От того кругом пар стоял - вся сцена была уставлена самодельными нагревательными элементами. Александр, он редко в залах выступал, хотя вместе со своим другом Витей Спицем каждый год записывал новую программу. Витя и сейчас в Москве живет. Его E-mail spitz@mail.ru. Я ему писал. Один раз он ответил, на этом и все. В-общем, на басе играл Антон Козлов, за микшерным пультом сидел Леша Лешев, которого, блядь, в Крыму все знают, потому что он умеет и забухать, и со всеми известными артистами знаком. С Боярским он бухал. С Караченцовым. С Зыкиной. С Валентиной Толкуновой, с Людмилой Сенчиной, с ансамблем "Smoky".

- А что, Сенчина бухает? - спросил Зе.

- О, еще как. Короче, кто сидел за барабанами, никто не знает. Только концерт начался, в зал внесли водку. Каждому - по пузырю. Александр решил все свои грязные деньги потратить. Он ведь не ради богатства их зарабатывал. Он мечтал, чтобы люди жили хорошо. Он хотел, чтобы жизни русского человека концентрировалась не только в Москве. Поэтому он так и не уехал, хотя это было легко для него. Чукотка - это навсегда. А тогда все напились. Хуля - мороз был, люди могли околеть. А так - по пузырю. И можно слушать. И так все и поняли, что Саша - он из народа человек, не придуманный. Реальный. Александр пел много. В сопровождении баса все было очень круто. Драйва, конечно, не было у них тогда. Да и нахер он нужен. Народ разгорячился. Мороз спал. Стали скидывать шубы, танцевать. Несколько человек на том концерте умерло от разрыва голосовых связок, когда они выкрикивали в морозный воздух ДК:

- Пиздец!

Зе взял гитару и заиграл. Студенты заулыбались, видно, родные духи в воздухе закружились. Юрий принялся стучать по столу, изображая барабан. Петр едва рот открыл, чтобы петь, и все ему стали подпевать. И даже я стал подпевать, хотя слышал все это в первый раз.

Хай Гитлер.

Он многих убил, затравил.

Он рисовальщик несостоявшийся.

Его бог наградил

Медалью уставшею.

Припев:

Гитару давай.

Гитлер хай!

Длительность вдаль.

Бустер - хуярь

Люди боятся огня.

Люди боятся себя,

Потому что Гитлер - враг,

Или может быть он - правдивый человек.

Припев:

Он многих убил, затравил.

Он рисовальщик несостоявшийся.

Его бог наградил

Медалью уставшею.

Припев:

Мне нравилось, что никто в этом городе у меня ничего не выяснял. Я не люблю врать. Взламывая переписку Джона Вулфа в Интернете, я пытался узнать, ищут ли меня здесь, или же всем по-барабану. Все зависело от степени ущерба, мною нанесенного, а я этого никак знать в точности. Хотя то, что ущерб был, не вызывало сомнений, и мне стоило быть начеку даже здесь, в городе, который был мне почти родным.

-Я был однажды на собрании поэтов, - сказал Петр.

-Ты читал стихи? - спросил я.

-Нет. Я тогда не писал стихов. Мне казалось, что это - не по мне. Я хотел почитать стихи Александра Хуева.

- Они бы тебя не поняли, - заметил Зе.

-Они меня и не поняли.

-Но ты читал?

-Да. Я читал. Они меня знают. Но ведь как устроен человек! Наш город не такой уж большой, чтобы постоянно не встречать одних и тех же людей на улице. Но они нисколько не удивились - они меня не замечают, будто где-то в мире есть еще один такой человек, который вдруг вызвался почитать стихи прямо в эпицентре моральных пауков. Есть поэты, которых рвет. А есть те, которых лошили на улицах, и, прячась на крыше, они не знали, чем им заняться. Так они стали писать , онанируя втихаря. Они писали о любви, о колосьях, еще они констатировали факт, что Пушкин был. Они и сейчас только тем и занимаются, что констатируют факт, что Пушкин был. Пушкин, блядь, был. Как будто мы все этого не знаем. Как будто никого уже больше не будет.

Среди них очень много гомосексуалистов и педофилов.

Это факт.

Но, Но! Все это происходит лишь от того, что мы с вами ничего не делаем! Нам говорят, что есть правда, но разве это - наша правда?

Если бы в нашем городе жил Володя Высоцкий, он был подался в бандиты, потому что его бы никто в серьез не воспринял. Один поэт - кум руководителя отдела в администрации. Другой - кум другого кума. Третий - кум губернатора. Важно именно это. Слово "качество" не имеет никакого значения.

-Выпьем! - вскричал Зе.

-Выпьем! - ответил Юрий.

-Выпьем!

-Налей!

-Водки мне!

-За революцию!

-Революция!

Это слово звучало здесь, наверное, ежедневно. Но относительно Октября, это был еще глубокий, добомбистский период, и я был уверен, что дальше лозунгов и возлияний ничего не пойдет. Если б у них были деньги.....

Но сейчас очень много красивых вещей, и, появись они, деньги, их тут же захочется потратить именно на них.

Пещера Аладдина - ничто в сравнении с современными магазинами!

Стройные ряды музыкальных центров.

VHS, уходящий в ночь разума.

DVD.

И, о, ты, король человеческой воли, сотовый телефон! Что золото в сравнении с тобой!

-Водки!

-Давай!

-За революцию!

Мобильная связь не была разработана спецслужбами. Но оболванивание масс за счет цветных экранов, камер и полифонии вряд ли происходила без их наблюдения.

Чак Паланик, по большому счету, пассажир.

Еще, будучи под подозрением, я разрабатывал план побега. Я знал каждое свое действие от "А" до "Я". Пакет с поддельными документами лежал в надежном месте. Существовал способ моментального удаления данных со всех жестких дисков. На флэш носителях у меня вообще ничего не хранилось: я знал, как легко это делается. Средь бела дня ты замечаешь двух сомнительных чуваков, которые появляются из ниоткуда. Нет, они не идут за тобой вслед, они тут же хватают тебя под белы рученьки. Тут же откуда ни возьмись, появляется флэш-карта. Вот и улики.

Конечно, никто не даст гарантии, что это - именно ваша карта и именно ваши данные. Но это уже другой вопрос.

Когда взяли A.S. Antysoft, альтернативная среда впала в отчаяние.

О, A.S. Antysoft! Ты - Нео мира нашего. Кто тебя избрал? Матрица ли сама тебя нашла, чтобы не скучно было ей от своего могущества. Ведь Пифия - она сама почти что матрица. Она почти что так и сказала Нео. Я поражался тому, как, будучи богом, A.S. Antysoft сохранил свою простоту в людях.

Но ему дали 15 лет.

Это испытание.

Мне, может, стоило пойти за ним, чтобы понять, что свет истины где-то далеко, что нужно пройти....

И что я здесь делаю?

У меня есть фальшивые документы. Но теперь я так обнаглел, что положил их всех в долгий ящик. Даже брат мой, у которого я сейчас живу, нихрена не спрашивает. По/х. Он - сварщик. Моя область кажется ему сферой богов.

Почему я вернулся из Штатов? А х.е. знает. Надоело. Янки. Пуританство. Для этого и существует Шварценеггер, чтоб от скуки у людей говно в жопе в камень не превращалось.

- Вот еще одна песня, - сказал Петр.

- А давайте вмажем! - предложил здоровяк-студент Саша Сэй.

- Да, да, - отозвался Саша худой, - надо въебать.

Петр влез в стол, и две бутылки достал. В воздухе ощутился эфир. Я имею в виду ощущение, которое прозрачно, когда всем хорошо.

Водка полилась. Девочки оторвались от хитроумного своего курения, смазанного помадой, протянули ручки к бокалам. Зе влез в холодильник, вынул капусту на тарелке, два соленых огурца, помидорчики и шмат сала. Сало порезали на досточке. В ней завиднелась прослойка мясца.

...Фаст-фуд. Огромная страна пищевой резины. Еще немного, и мы обгоним ее в деле опластмассивания продуктов, и кто из нас будет круче, уже никто теперь не знает.

A.S. Antysoft никогда не спал, потому что известно, что 60% мозга ночью не спит - какая-та гадость промывает реестр, и мы видим сны. Он их видел прямо в машинном коде. От этого он не заботился о безопасности. Создатели assembler могли отдыхать - их породила матрица. A Antysoft был ярлыком бога на рабочем столе всей этой мировой каши. Он, бог, матрицу-то и создал. Только наплевать ему на судьбы. Не мы ведь его дети, а она.

- Хуевая водка, - сказал Юрий, запивая водой.

- Нормальная.- ответил я

Зе, заиграв, решил спеть. Говорили, что он то ли учится, то ли уже отучился по классу вокала в Самаре. Может, бокала, а не вокала?

Вокала, конечно же, у Зе никакого не было. А, впрочем, зачем он? Я, например, используя "My_real_voice" могу засунуть в жопу целое поколение наших певцов, ибо как их и не засунуть? У них у многих - и классы вокала, и классы бокала.

Это - иной мир. Сфера, которая транслирует свои внутренности населению.

-Смотреть! - командует она.

Но это волновало не меня. Я был человек операций и операндов, и меня интересовала лишь практика - радостная, будто созерцание Будды.

A.S. Antysoft...

Но хватит о нем. 15 лет. А я - здесь. Я даже не могу продать ряд своих наработок. Некуда продавать. В Москве ее не поймут, да если и поймут, то не заплатят, как надо.

Там - другой бизнес. Хотя, несомненно, торговать можно и там. Русская торговля - это медвежий рынок. Но пока мне на это наплевать.

-Существует армянское видение вопроса, - сообщил Петр, - а есть - и туркменское отношение к делу. Это то, когда цель твоей жизни - искать тех, кто ниже, и тех - кто выше. Не важно, каков тот, кто выше. Ты тут же поджимаешь лапки и начинаешь танцевать. Даже если тебе предлагают съесть говно, ты вряд ли откажешься. Очень важно добиться, прорваться, чтобы не все были для тебя господами. Для этого к равным нужно относиться более, чем настороженно, и никогда не слушать их советов. Господа требуют подражания в деталях. Детали - самое важное. Не обязательно познавать суть того, как они прорвались, прогрызлись в господа..... Армянское видение - это умение действовать сплоченно, семейной командой. А-ля, мама, папа, я - спортивная семья.

Мир на земле.

Я хорошо помню этот роман.

Там были роботы-революционеры, а здесь был Петр, который разжигал сердца, и хотелось кричать, стрелять своими эмоциями, распаляясь все сильнее.

Мир на земле.

Зе запел своим бокальным голосом:

Серый день.

В серый день

Никто не умрет.

Потому что сирень

Никого не зовет.

А в кустах - ебатория,

Аж шелестит туман,

Это - хуя акватория,

Злой океан.

Припев:

Зачем это, я не знаю.

Но о космосе далеком я мечтаю.

В жизни есть тунец.

Плавает, он, плавает.

Короток его конец,

Вот пришли менты

с облавою.

Припев:

Кровать.

Поутру живет кровать,

Кто хочет в ней чесать.

Сон гуляет по стеклу,

Кто он, кто он, я ебу.

Есть зверки на свете.

Скучно, плохо им от нихуя.

Опасайтесь, дети.

Они скажут вам - хуя!

Потом все аплодировали.

Потом выпили.

- Александр Хуев умер в 1994-м году, - произнес Петр.

Я представил, как закончилась целая эпоха Севера русского. Как героин перестали возить в чемодане, или в гитаре Бобровского завода музыкальных инструментов. Венечка писал свою водка-кибер-поэму в строительном вагончике, так как чувствовал, что вся его жизнь - строительный вагончик. И побег - это прыжок из медленнососущего болота. Ты можешь отрицать общества. Можешь напиться и упиться. Но кто тебе там даст денег? Кто будет кормить тебя?

Есть только одно место, где всегда лучше, чем здесь.

Александр Хуев возил наркоту и пел для друзей. И я тоже куда-то шагнул. Только я - не они, я среди лучших - не лучший. И мне им никогда не стать.

- Короче водка - водкой, но он, видно, понял, что жизнь скучна. С такой фамилией на эстраду не пустят, и будут там править Пугачева и Киркоров, Кобзон и Ко. Присел Александр на кокаин. Оттого и помер.

В 1994-м году он выпустил альбом "Тимур и его член", который вообще был неплохо записан, и даже Сергей Чикаго и Сергей Го принимали участие в записи.

- А Че Ган? - спросил Зе.

- Да. Но - мало. Он же из наркотического плавания почти не вылазил, Че Ган. Я слушал этот диск еще тогда. То есть, диска никакого не было. Просто кассета была. Записывалась в Нарьян-Маре. Че Ган мало прожил.

- По ходу зимой, - заметил Саша Сэй.

- Не, летом. Но последний альбом - он не самый лучший. Перед этим в 93-м году Александр записал кассету "Зачем я, бля, родился?".

- Нихуя себе,- с восторгом сказал Саша 2.

- Я что-то слышал об этом,- произнес Зе.

- Я слышал этот альбом,- сказал Юрий, - охуительный.

- А он сам записывал? - спросила девочка по имени Юлия.

- Нет. В 93-м ему Сергей Чикаго тоже помогал.

- Сергей Чикаго - вокалист группы "Камаз", - обратился ко мне Юрий для пояснения,- армавирские пацаны. Панк-рок.

- Никогда не слышал, - ответил я.

- Они не очень раскручены, - пояснил Зе,- я как-то пел у них. Вернее как...- он затянулся, выпустил дым, укусил соленый огурец и продолжил, жуя, - я собирался петь. Выучил все песни. Тогда целая PR-кампания шла. Публикации были. По телевидению о "Камазе" рассказывали. Обо мне знали, но я как-то не спел.

- Камаз и сейчас существует,- сказал Петр,- просто они не выступают.

- А давайте споем "Бабочку-Хуйню",- предложил Саша Сэй.

Гитара заиграла, и тут все не то, что запели. Мир ожил. Видно, все знали песню эту наизусть, и пели ее не раз, потому как хор получился не хуже "Кубанского казачьего".

So they were.

Бабочка Хуйня.

В чудеса не верят люди,

Под ноги глядя.

На Кавказе обитает

Бабочка-Хуйня.

Размах крыльев - 25

Метров в ширину.

Трахала она хребты

И горы в старину.

В 22-м году имела

Красноармейцев взвод.

Покорен ей также был

Закавказский весь народ.

В старину японский бог

Спустился посмотреть.

Но хуйня его настигла,

Не смог он улететь.

Потому на небе часто

Грозы и дожди.

Если хочешь ее увидеть-

Пойди и посмотри.

Прячется она в ущельях,

Скалолазов ждет.

Нефть из скважин попивает,

Минералы жрет.

Чудесами славится

Русская земля

На Кавказе обитает

Бабочка-Хуйня.

По окончанию пения все выпили, а потом я понял, что все теряется. Я не силен в водке. Тем более, что водка без пива - деньги на ветер, и пиво здесь было. Я просто забыл о том, чем оно было. Мешаясь с какой-то совершенно катанной-перекатанной водкой, она ломала меня, вроде как Александр Карелин ломал на Олимпиаде своего соперника.

Русский дух - это дух перегара.

Я так понимаю, Кощей Бессмертный таким вот макаром Иванушку чуял. Слышит - бухал кто-то. Все ясно. Ваня пришел.

А в Америке пиво - беспонт. У нас тоже пьют его производные, и в качестве антирекламы я их наименования не скажу. Кто в пиве толк знает, тот никогда это г. не купит, пусть даже и большие это понты - покупать дорогое порошковое пиво.

Революция - это, в идеале, конец света.

Я там ночевать и остался. Русский дух витал, вызывая жуткий храп. Его, наверное, было на улице слышно.

В каком-нибудь 1880-м году точно так же впервые собрались разночинцы.

Мне даже показалось, что кто-то употребил это слово. Хотя, мог ли я это помнить.

Глава 3.

Я теперь расскажу о том, что такое Гуй.

Нет, я сначала задену словами то утро.

Глаза открываются. Машинный код, проползая по стене, стекает going down to nothing.

Fucking morning.

Fucking early morning.

Goddam life.

Fucking life.

Suck my dick, morning.

Потом возвращается русский язык. Я сажусь за компьютер. Там есть GTA 3, но там есть и Cyrix 550 МГц Ezra Via, и потому наличие GTA 3 мне непонятно. При чем - Slot 1, 128 Мб разделить на два, итого - 64 памяти.

Riva TNT, 16Mб.

Для чего им этот мастодонт?

А все просто - они революционные памфлеты и стихи на нем сочиняют. Этот компьютер - братан. Член общества. Компьютер-член.

Вот только кого они хотят свергнуть? Путина? Так он еще сойдет, Путин. Единственный правитель постцарского времени, который выглядит нормально, и которого по-пьяни мужики не матерят всякими словами, и еще говорят:

- А, Путин. Ну да.

Им нечего сказать - здесь все нейтрально и продуманно. Хотя - я не знаю - что будет, если постоянно говорить. Ведь все, что угодно, может быть.

Россия никогда не будет Америка, и здесь нельзя сочинить поэму про то, как президента съел гигантский опоссум. Мало того, что тебя не поймут, тебя еще и не найдут.

Но я знаю. Сейчас уже нет президентов.

Жадные кланы выставляют своих людей.

Мало им того, что у них все есть. Мало. Нужно еще, еще, еще, еще.... До бесконечности. Они собираются жить вечно, эти ребята. Все захватят с собою в... Мне все равно, и я никогда не думал об этом, так как компьютерщики - народ особенный, им не до общественных манипуляций. А они вот думают, и причиной этому то, что у них ничего нет. Ни денег, нихрена. Один "Цирикс" только торчит на точке. Ну и блатхата. Это да. Это серьезно.

"Rock&Roll is dead".

Everything is dead.

Matrix!

Система - это все люди в единой сети. Их мозги.

Нам запрещено очень и очень многое, и это - лишь для того, чтобы одни жрали намного больше других. Здесь нет никаких других мотивов.

Я нашел на компе виртуальные шахматы, проиграл три партии, при чем в последней заход эта гнида поставила мне детский мат.

Голова - футбольный мяч после финала Лиги Чемпионов. Я поискал таблетки, не нашел, выпил пива.

Вся толпа спала навалом. Все храпели. Девочки - особенно. С утра они выглядели просто ужасно.

Саша Сэй проснулся, закурил.

- Ух, черт, - сказал он тяжко, - сколько ж мы вчера выпили? А сколько время?

- Два, - ответил я.

- О, бля. Пары все проспали нахрен.

- А что будет? - спросил я.

- А ничего не будет.

Он встал и уселся рядом со мной на стуле.

-Шахматы. Он сильный, пидарас. Замучаешься у него выигрывать.

- Ты выигрывал?

-Нет.

В течение получаса все поднимаются и скрипят, будто пыль в архивах. Вот где русская выносливость! Если б собрать вот этот воздух, то можно в качестве концентрата для газовой камеры использовать. Это бы понравилось полиции штата.

-Будем жрать? - спрашивает Петр.

-Водку? - осведомляется Зе.

- Не, просто жрать.

- А нехуй жрать, - отвечает Юрий, проверив холодильник, - все, блядь, сожрали.

- Пиво есть, - констатирую я.

-Ништяк, - отвечает кто-то.

Тут же это пиво расходится по грязным измятым пластиковым стаканам, и все - вмиг нету его. Всех распирает дурка. Неимоверная просто дурка. Словами не описать. Все одеваются, выходят к трамваю, и мы едем.

Едем.

Еще - возможно сказать - что мы идем. Мы идем по земле. Это - наш шаг. Про таких, как мы, быть может, пел Цой. Теперь нет никого, кроме нас. Все остальные поражены болезнью сотовых телефонов. Они бьются за новые тарифы, за новые заставки и мелодии. Действовать дальше будем только мы.

Только мы.

Тогда-то и обнаруживает себя Гуй. При этом непонятно - это антиглобализм или идиотизм? Вечная молодость? Или точно так некий создатель языка новые слова сочинял?

Зе достает табличку, где черным по белому написано:

ГУЙ.

Он закрывает ею номер трамвая. Я замечаю, что все ухмыляются. Смех скачет по спинам, точно бес, и все его скрывают, как могут.

Гуй.

Что это? Смешно или как? В Древнем Китае Гуй - демон, полученный из тени человека, которого убили насильственной смертью. Но в русском языке это ассоциируется с хуй, то есть со словом из трех букв, и мне как бы и понятно, что китайский гуй тут не при чем.

Мне передают пиво.

- Гуй, - говорит Зе многозначительно.

- Гуй, - вторит ему Саша Сэй.

Девочкам, похоже, пофиг. Хотя нет, знают они, что там Гуй висит, и что это не просто так, это - и знак, и показатель всеобщего символизма, и прочее, и два прочих. Просто женский пол - это другой existence, они рожают, а мы созидаем.

Остановки через две Гуй уже замечен. Люди, которые едут следом, тычут пальцами. Мужик на ржавой "Audi 100" просто охуевает. Если бы было написано "Хуй", это было бы слишком грубо, и вообще, это б было почти, что хулиганство. Если бы написали "Суй", кто-то бы ощутил более китайский привкус, а что до подлинного сованья, об этом подумали бы единицы. Этот город - форпост среди колосков, но очень многие здесь хотят быть кем угодно - китайцами, японцами, Гегелями, Дантами - кем угодно - только не самими собой. Со стороны, после Америки, это выглядит как-то, мягко говоря, странно.

И наш Гуй здесь очень честен.

День выходной, вроде. Народ катит на рынки за мясом, за луком, за картошкой. Бегут старушки. Не успеют. Вперед. Вперед. Трамваи зовут! Навстречу весне жизни! Подкатывает "сарай", а там вместо номера - Гуй!

- Какой номер-то?

Молчание.

В этом городе вообще любят молчать в ответ. Хотя программисты по жизни еще хуже - они вообще не разговаривают. В их языке - лишь щелчки клавиатуры.

- Нумер-то какой, сынок?

- Да я не местный, - отвечает Саша Сэй.

- Мы пскопские, - хохоча в руку, говорит Петр.

- Гуй его знает, - громко отвечает Зе.

Народ озирается, но неизвестно, кто это сказал.

Гуй так и едет до самого рынка, где мы выходим, чтобы пошариться, пива попить и посмеяться вследствие постоянной дурки. Мне так весело, что я понимаю, что народ - это стадо, а я - против всех, и в таком состоянии я круче, чем 11-е сентября и сильнее всего вместе взятого идиотизма всех ток-шоу мира.

I fucked it all!

Я готов соревноваться с Владимиром Познером.

Мы берем пиво и чебуреки, и круто, что в этой провинции фаст-фуд живой, реальный, не то, что где-нибудь еще. Тут же и по 50 грамм наливают. Страх, который как игла, постоянно меня колол, рассеивается.

Саша Сэй вынимает из кармана своего целую пачку Гуев. Это - визитные карточки.

- Я их приклею в институте, - смеется он.

Народ отоваривается. Появляются реликтовые лохотронщики, Юрий идет ебать им мозги, и они сразу как-то сникают, потому что они вроде как бы типа круты, а Юрий слишком борзо подкатил, типа он кого-то знает, типа хули вы здесь стоите, идите отсюда. Лохотронщики понимают, вот та вот ржущая толпа, пьющая пиво - это из той же оперы, и что все явно чего-то хотят. В конце концов, пацаны из команды лохотронщиков культурно пугаются. Девки собирают свои манатки и перемещаются в другой угол рынка.

Там они ждут колхозников.

Это тренировка. Петр убежден в том, что все, что нужно для человека, есть в нем самом, и, если ты чего-то боишься, то с этим нужно немедленно бороться методом преодоления.

- Надо по 50 взять, - говорит Зе.

- А у меня тоже есть Гуи, - просвещает всех Оля, девочка лет 22-23, роста 110-115 см, или что-то около того. Она показывает всем пачку ламинированных гуев, на которых указаны какие-то реквизиты.

Выпив по 50, берем по пиву. Идиотизм так и бегает по черепу, по внутренней его окраине, вызывая смешные сумерки.

Хо - хо-хо-хо-хо.

Если человек смеется, значит, он живет. Иначе в нем нет дурака, а умна только смерть. Умно смеются лишь черти в аду.

Глядя на это все, я понимаю, что мне нужен компьютер с выходом в сеть, чтобы чего-нибудь наломать, не задумываясь о последствиях.

Евгений Дубов досиживает последний год в американской тюрьме. В Microsoft лезут все, верно? Во всяком случае, этот спорт был относительно спокоен до последнего времени. Но Женя, он даже не пошумел. Он просто оступился...

Алекс Ричардс был повязан в деревне своего отца, где он концептуально не смотрел в экран, а ездил на тракторе. Я понимаю, что это невозможно. Если ты подсел, то машина тебя не отпустит ни за что, и во сне рука правая будет тянуться к.... Нет, не к хрену. К мыши. Мозги - туда, в интерфейс. Мы не играем в клубные контрастрайки. Нафиг. Для нас существует серфинг на волнах сети. Алекс, возможно, что-то не допонимал, или химия его тела выделяла уникальный антибелок, и потому его то и дело на природу тянуло. Возможно, и в тюрьме он не пропадет.

Один мой товарищ придумал себе множество псевдонимов, и брали его тоже по псевдониму. Но - не вышло. Он свалил в Эмираты, работал там переводчиком, а все письма его были зашифрованы под спам.

Он был мастером хамелеонства.

Незадолго до ареста A.S. Antysoft я расшифровал одно из его писем:

"Дружище! И ты, и я - мы оба знаем истину. О мастдае говорят только дураки. Я понял, что, сумев распределить свои мозговые ресурсы, ты сможешь познать свет истины. Суть в том, что мы любим находиться в постоянном стоянии. А те, кто находятся в постоянном нестоянии, намного счастливее. Глупость всегда более счастлива. Нужен компьютер, у которого нет деталей, и он встроен прямо в мозг. Собственно, мозг - он таков и есть. Но у него нет ни принтера, ни сканеры. Но теперь мне ясно, как много понимали древние. Медитация - лишь первый шаг. Когда ты научишься проецировать GUI мозга прямо на нервные окончания глаз, это будет началом твоей карьеры на почве знания. Я решил, что все брошу и поеду в буддистский храм, где проведу остаток дней. Но это - не побег, мой друг. Просто на Земле все слишком загрязнено соблазном. А я, ты знаешь, не могу устоять ни перед одним из них. Мы питаемся и светом, и тьмой в одно и то же время, и это невозможно. Мне нужно что-то одно. Я уже купил билет в один конец. На этом и все. Медитируй, мой друг. Когда ты научишься слышать мысли, ты услышишь и меня, и тогда мы будем говорить о проблемах современного бытия и день, и ночь, и беседы наши никогда не прекратятся".

Это, кстати, и был Женя Сёмин, изобретатель стоячего электронного лохотрона без кнопок. У него всегда было семь пятниц на неделе. В понедельник он нюхал кокаин, во вторник не курил, не пил и занимался спортом, в среду изобретал велосипед, в четверг уезжал на Тибет, в пятницу его обнаруживали пьяным на улице, в субботу он женился, а в воскресенье - разводился. Но, казалось, на этот раз все было серьезно.

Ибо письма прекратились.

Я даже как-то серьезно подумывал о медитации, но это быстро прошло.

- Гуй, - это государственное управление йодом, - говорит Зе.

- Йод - это молекула, которая была до ДНК, - поясняет Саша Сэй.

- Йод добывают в станице Троицкой.

- Но Гуй двояк.

- Существует десять заповедей Гуя.

- Еще пиво будем пить?

-Может, еще по 50?

- Не выходи на улицу без Гуя.

- Гуй неотрицаем.

- Командует Гуем - Куй.

- Сожги врага Гуя по весне.

- Гуй старше, чем земля.

- Гуй - враг телевизора.

- Есть свет, есть тьма. Есть Гуй, есть и Куй.

- Сначала было слово. И слово было у Гуя. И слово было Гуй.

-Сначала был Гуй, потом было слово.

- Все - в руках Гуя.

Наблюдая в рыночном гаме курсанта в форме, толпа обзывает его солдатом Райаном. Курсант озирается, видит нас, хохочущих, тычущих пальцами и скрывается в торговых рядах.

Неделей позже я спросил у Демьяна:

- Серый, а ты знаешь, что такое Гуй?

- Гуй?

Лицо его переменилось. Он вдруг как-то весь пошатнулся, включая процессор в мозгах. Видно было, что он даже не знал, за что тут ухватиться. Морщины на лбу, параллельные линии глаз, то вздувались, то исчезали, то пробегали волнами шторма, напоминая хохолок попугая.

Тут он додумался и выпалил обрадовано:

-Хуй!

Видно было, что ему от этого открытия полегчало.

Октябрь уже двигался, перематывая сам себя, а тепло все не уходило. Впрочем, был денек, другой, когда казалось, что лето уже уничтожено. Но вскоре все вновь вернулось. Лишь по ночам осень напоминала о себе прохладной сыростью. По утрам же зажигался наглый глаз южного солнца, и я так говорю, потому что вообще не люблю просыпаться рано. Сидение за компом до глубокой ночи - тяжкий крест, и утром вскакивать и видеть на часах - часов 6,7,8 - противопоказано. В мозгах еще не закончились какие-то адаптационные процессы, где подсознание от пересидки за экраном, расколбасенное подсознание перетекает в сознание, да и оказывается при этом, что есть третье, четвертое....Ну, и конечно, автопилот. Кнопка АТХ-овского БП. Рабочий стол. Окно редактора. Ожидание компиляции.

Знакомые предложили мне работу - грузить стиральные порошки на складе. При чем, работая вчетвером, мы могли справиться за пол дня, а потом идти пить пиво на ближайший оптовый рынок.

В моем кармане что-то зашелестело. Конечно, деньгами это назвать было нельзя, но без этих жалких грошей существование казалось вообще невыносимым. Приходя, домой, я безрадостно переодевался, жена брата, Таня кормила, меня кубанским борщом, и мы перекидывались общими фразами, все время как бы подчеркивая, что ничего общего у нас нет, мы так же далеки, как Антарктика и Африка. Я прекрасно понимаю, что люди хоть и одинаково двуноги, но так же и одинаково различны.

Все дело в уровнях.

Конечно, у них одна и та же еда, одна и та же дырка сортира.

Большинству из нас не чужда жажда вещей.

И я, и вы, и они - мы все можем в один день сойти с ума.

И что бы ты ни думал о себе, всегда найдутся люди, относительно которых ты будешь, скучен и невнятен.

Говорить нам было как раз не о чем, и я описывал Тане прелести жизни в Таиланде. Я знал все ее выражения, реакции, наизусть.

-Ну и шо, ехать теперь в Таиланд?

- Нас и здесь неплохо кормят.

-Так у нас г-город, как сэло.

-Ой, да нафиг мне ваши все Америки, чи как они, мы в станыцу поедем, как сала наберем, и денег не надо.

- А чо ты из Америки уехал?

- А что ты вообще в Таиланде делал?

Она всегда путала Таиланд с Сингапуром и Тайванем, говоря "чи шо, одна хрен разница".

Я - не лягушка-путешественница. Просто не сидеть на одном месте - это обычная черта западного человека, а у нас народ мобильностью не отличается. Зателевизоренная Москва думает, что так, как они, и вся Россия живет. Но фиг там.

Она живет, чтобы кормить Москву.

Я - гражданин РФ. А, хули, вы делаете в нашем городе, гражданин РФ? Где вы прописаны? Нет, без прописки мы вас на работу не возьмем, вы будете воровать.

На гражданина РФ везде смотрят как на вора. Иной раз кажется, что крепостное право в 1861-м году никто не отменял, только держит теперь человека не помещик, а паспортный стол. Хотя мир бабла постоянно расширяется, будто вселенная после большого взрыва, и проблемы безденежного человека - это западло. Человека постоянно приучают к тому, что все хорошо, и нужно лишь подтянуться, чтобы войти в мир денег.

Думайте о деньгах.

Скажите себе: я люблю деньги, а деньги любят меня.

Придите ко мне, деньги.

Не храните деньги смятыми. Деньги знают, когда их не уважают.

Чтобы сделать карьеру, совсем не обязательно тратить время на наработку опыта. Достаточно по-настоящему поверить, что ты богат.

Это - современная русская идея.

Говорить о чем-нибудь другом неуместно, ибо в Московии и впрямь неплохо сейчас, а что до провинциалов - так ведь это говняно, ребята, быть провинциалом. Нужно либо закрыть рот, либо перекрашиваться.

Полдень. 22-й век. Планета Х. Сойдя с трапа звездолета, я попадаю под облаву местной милиции. Молодые ребята хватают всех лиц мужского пола, хоть чем-то кажущимися подозрительными, выворачивают карманы, нюхают на предмет алкоголя, водят антеннами наркотических индикаторов. Тащат в отделение и меня. Приставляют сканер к голове, считывая данные паспорта.

- Ну-к ну-к, - говорит мне сержант, - откуда?

- Из Мухосерска.

- Чо?

- Из Мухосерска.

- Пил?

- Бутылку пива. В баре звездолета.

-Т-а-ак.

-Да я чуть чуть.

-Та-а-к.

-Я вообще-то не пью.

- С кем пил?

-Сам.

- Колющие-режущие предметы есть?

- Нет.

- Лазерные ружья?

- Где ж мне их прятать?

- А что ты тут делаешь.

- Это планета - территория Российской Федерации.

-А то нет. Прописка.

- Прописан где?

- Деревня Двойное членство, Хуепетровской области.

- Регистрация.

- Не успел.

- Где билет?

- А меня без билета взяли. Я водителю звездолета заплатил.

- Та-а-ак. Не местный. Регистрации нет.

- Как нет. Вот. Я - гражданин РФ. У меня есть право на свободу передвижения по территории Российской Федерации.

- Да на фиг права! Регистрация где, я спрашиваю?

- Нету.

- Та-ак - так. И что нам делать?

- А сколько надо?

-Ну, это мы еще посмотрим...

На самом деле, ощущение западла - это мышечный корсет. Однако, если постоянно внушать себе обратное, ничего полезного не произойдет. Но в России все по-другому, и американские истины совершенно неприменимы здесь. Я понимал, что Петру все это небезразлично, и, не зная, что предпринять, он тренировал свой крик. Но и это чего-то стоило.

Водка?

Возможно, что мы ей дышали. Представим себе инопланетян, которые дышат водкой. Они высаживаются, чтобы совершить переворот. Безусловно, им удается задерживать дыхание. Но, время от времени, дышать все же приходится, и потому водка расходуется в лет.

Мой брат иногда выпивал 50-75 грамм, не больше. Все свободное время, коего у него было не так уж и много, он проводил на рыбалке. Временами он впадал в рассказывание. Я слушал, и мне нечего было сказать. Когда он брал паузу, воцарялась тишина. С Таней мы даже как-то раз ходили в магазин, и она едва не купила компьютер.

- Давай, покупай, - сказал я.

-Да, а для чего он мне нужен?

-Покупай, покупай.

-Играть, что ли?

-Ну да.

-Нет. Мелкая начнет играть, так и за уроки потом не усадишь. Вон, у Глебовых, компьютер есть, так и дети учиться перестали.

-Это, смотря как на это посмотреть.

-Ну, нет. Не уговаривай.

Здесь был и очевидный плюс. При наличии компьютера, ничто не смогло бы оторвать меня от творческого процесса.

Пиво мы пили почти каждый день. Как-то толпа наша попала на съезд местных антиглобалистов, и там выяснилось, что она приехала. Боясь, что ли, встретиться, она подкатила к Петру, и так они вместе и пришли. Я - с пивом, она - с Петром, делая вид, что меня вообще не знает.

Я знал, что это - в ее стиле, и что если я сейчас же с ней не поговорю, она может демонстративно кому-нибудь отдаться, попытаться сделать минет, что-нибудь в этом духе. Вика, безусловно, очень серьезно гоняла коней. Но весьма большая часть женщин способна на подобное.

Уметь вовремя отомстить через перед - вещь до крайности популярная.

Играл "Rage against the machine". Стол был накрыт зеленым сукном, поверх которого пепельница стояла такая полная, упитанная, что с обратной стороны проступала капля никотина. Там-то ее можно было собрать и убить лошадь.

Антиглобалисты все были бородатыми, а некоторые - христоватыми. Женщины подчеркивали свою русскость в деталях туалета. Нам же нужно было позажигать, да и себя показать.

Командира ихнего звали Костей, и лет ему было 40. Он, наверное, художником был, срисовывал, как и все его кубанские соратники, фотографии гор, фруктов (арбузов, например) и продавал.

-Мужики, чо, водку пьем? - спросил Петр.

Он бы не стал с Викой зажигать. Я Петра знаю. Он не злодей, хотя с легкостью таковым может показаться. Это - сила альтернативы. Что для него смешно, для других - аморально, и о том даже не говорят.

Вика, я знал, никогда не сделала бы первый шаг навстречу. Но ведь давно уже было понятно, что никакого будущего у нас нет и быть не может, и это, не смотря на то, что Америка is off. Да и вообще неизвестно, что там впереди. Я могу сдаться. Просто так, чтобы знать, что завтра будет хоть кто-то рядом. Мы уедем...

Но у Вики все равно не в се дома, не все шарики в свои пазы вставлены. Мне уже давно говорили это. Посмотри, мол, она же крокодил. Но она всеми своими конечностями упиралась, защищаясь от влияния общества. Она не была крокодилом напрямую, да и вообще, такие расклады - это тема для двадцатилетних. Но что-то в ее взгляде отталкивало. Некая заглавная буква греха.

Нечестный, нечистый рот.

Когда я был глуп, я нашел ее. Когда поумнел, то потерял.

Ее тут же понесло по ветру. Нет, она не протитуировала. Она просто давала. Она грешила своей верой в глупость, и это было куда более серьезно, чем любой разврат.

Но нельзя же было вот теперь просто так упасть только из-за того, что у тебя проблемы, и психика слаба, будто вчерашний пробитый билет. Хорошо еще, что никто об этом не знал. Обязательно нашлась бы особенная гнида. Уж Вика-то.... Нет, на шантаж она не пошла бы, я ее знаю, и она знала, что если что, я б ее убил. И труп бы нашел куда выкинуть. Но обязательно, она бы обязательно попыталась подкопаться. Это Вика. Эта тварь хорошо знала запах крови. Если б запахло моей...

Появился Демьян. Уж он-то к антиглобализму особенно близок был, так как для босяка многие официальные штучки являются злом. Работа - не понятие, не контачит, ясное дело. Глобализация - говно, потому что ее проводит разная хуята, толстая и богатая, а они обязаны быть разведенными. В лексическом смысле "развести" здесь значит "получить от них что-то". Чем бесплатнее, тем лучше.

- Да хуля говорить, пацаны! - стал заливать Демьян. - Когда мы с Лютым ездили в Сибирь геологоразведкой заниматься, то встречали разные зоны. Целые поля, которые.... Ну, как сказать, - он приблатненным жестом почесал затылок,- по-русски сказать, пиздец там уже. И это произошло недавно. Захотела, какая-та фирма.... Ну, как....Ну, чисто никто ж не знает.... Слышь, пацаны, поехали Север чисто бурить. Ну, толпа приехала. Никому ничего.... Работают. Ломают все подряд. Слышь, пацаны, ну я говорю, так и было. По ящику ведь ничего не говорят. Процента два, так, чисто чтоб деньги срубить за работу. Короче, много разного говна привозят в Сибирь и сбрасывают, и на эти бабки, которые чисто западные фирмы платят, растут юные кровопийцы! Вот!

Было видно, что он сам понял, что последняя фраза ему удалась.

- Давайте выпьем, мужики, - заключил он и потянулся за бутылкой, - Мы ведь не должны ориентироваться на СМИ, да? СМИ давно куплены. Они и некупленными никогда не были.

- А Интернет? - спросил кто-то.

- Ну.... Это другого рода херня... - эта фраза была сказана с мастью.

Я знал, что в Интернете он никогда не был, потому что это иная для него вселенная. Это так же, как A. S. Antysoft никогда бы не сидел на кофеюшнике, пафосно сдувая пену с дешевого пива и требуя у барменши кончалыжный нож, чтоб тарань порезать.

-Родная!

-Родная.

-Э, родная, оглохла?

-Ты мне, что ли?

-А кому еще, бля? Родная, дай нож.

-Чо?

-Чисто нож!

-А чисто что-то еще тебе не нужно?

-Ну, если дашь, то это - дело другое. Но нож все равно нужен.

Демьян умеет врать так, что зашатаешься. Если он говорит, что возил в Ростов план, это значит, что никуда он ничего не возил, а сидел дома и смотрел по черно-белому телеку "Сапфир 307" какую-то фигню. Ругался с матерью по поводу пропитой вещи. Разговаривал с пришедшим в гости Футболом. Могло быть все, что угодно, только не пересказанное приключение.

- Проблемняков сейчас много, - говорил Демьян, - но вместе мы - сила.

- Какие? - спросил Костик с явной иронией.

Было видно, что он устал слушать это моросенье.

- А.... Ну... - Демьян показательно замялся, показывая тем самым, что проблемняков так много, что и затрагивать их - все равно, что тыкать иглой в открытую рану. Он выглядел словно на допросе.- Ну, этих, как их. Ебанули которых..... Ну, как их... Хусей, и как его... Удей. Короче. Что они сделали, да? Нахуя убивать Хусея?

- Сергей хотел сказать о негативности США, - вставила Вика.

Я видел, как в ней сидел ее идиотский смех. Он был выгравирован на ее душе, на веки вечные, и от этого шел запах. Сама суть ее состояла из какой-то неправильной материи, дурной ваты. Ты ее обнимаешь, и вата уже пропитана и воняет дальше, и втравляется тебе в мозги. Она-то думает, что это - хороший дух.

- Тебе что, слово давали? - спросил я.

- Да чо ты, все нормально, - возразил Демьян, - у всех баб снаряды в голове торчат.

Речь зашла об Интернете. Антиглобалисты - не экстремисты, но пообломать что-нибудь не против. Я сказал, что кое-что знаю, кое-что умею, и в моем лице можно видеть определенную поддержку. Определенные вещи я согласен был сделать бесплатно, но мне нужна была машина и выход откуда-нибудь слева. Например, из клуба. И правда, кто хочет палиться?

- Вскрыв брюхо крупных компаний, мы много что узнаем, - сказала Алла, женщина лет где-то 30, раздутая в ширину жизнью. Я бы сказал, камбала мира человеческого.

- И не надо тогда манифестаций, - вторил ей борода в углу.

- А их и не было, манифестаций, - ответил Костя, - Здесь, в Краснодаре, не было. И не будет.

-Конечно, не будет, - согласился Петр, - потому что у русского человека принципы несколько иные, чем у западного. Если западного человека начать ебать, то он поднимется на борьбу, западный человек. Если нашего человека начать ебать, то он начнет ебать другого нашего человека в порядке очереди. Я знаю - здесь только жрут. Это же хорошо, когда ты хорошо жрешь! Всем миром правит колбаса. Звезда такая. Висит в небе, мигает светом, где мяса нет, а лишь крахмал да бумага. Русский человек ни на какие акции не пойдет. Я имею в виду массы. Главная акция русского человека - это понт элементарными вещами. Простыми предметами быта. У моего сотового телефона цветной экран, а у тебя - черно-белый. Отчего бы мне не смотреть на тебя свысока! Я вот ем такую колбасу, а они, вот, вообще не едят. Офигеть, каковы мы! Что там говорить. Нас приучили быть рабами и ничего не получать. Но мы-то пойдем на акции, верно? В конце концов, мы увидим результаты и скорректируем дальнейшие действия. Нужно проводить агитацию среди студентов.

- Большинство студентов приехало из колхозов, - сказал я, - и никуда они не пойдут. Для них главное - сотовые телефоны.

- В натуре, - согласился Демьян, - если сотового нет, то ты уже как лох. А у меня по понятиям нет трубы.

- Телефон - удобно, - заметила антиглобалистка Вера.

- Да на хую я его вертел, этот телефон! Ты пойми. Я - бос-сяк! Для меня важно не это. Я - пац-цан!

Тут принесли еще водки, батоны, кетчуп, минералку и колбасу. Персонально для меня было куплено пиво.

Стакана расставили. Выпили.

- Давайте для начала что-нибудь взломаем, - предложил я, - зачем рисоваться перед западными фирмами? Мы их видим здесь? У нас - свои глобалисты. Почему постоянно дорожает коммуналка? Если честно, когда я увидел счет за квартплату, с которой жена брата шла в сберкассу, я офигел. Да, надо сказать, я в Нью-Йорке снимал хату за 100$, а здесь, в Мухосранске, она стоит 150$, и у меня на нее нет денег.

- - Потому что аппетиты у свиней непомерны! - воскликнул Саша Сэй.

- Хорошо. Влезем в коммуналку. Пусть это глупо, зато - тренировка. Поубавляем нулей в счетах. Для начала мне нужно скачать дистрибутивы их программы и посмотреть, что там вообще можно сделать наиболее корректно. Если вешать им сеть, то ничего хорошего не будет. Они пересчитают все, и еще хуже потом станет. И это вообще тогда будет хороший шанс для них содрать с нас лишнее. Каждому добававят по нулю. И что вы потом докажете? Расплатившись, скрипя зубами, люди продолжат жить, сравнивая себя с другими. Если коммуналка станет роскошью, то что ж - никто и не возмутиться. Те, у кого будут деньги на коммуналку, станут понты колотить перед теми, у кого нет денег, чтобы за коммунальные услуги заплатить. И все такое прочее.

- Это возможно? - спросил Костя.

- Я уже сказал, что мне нужен выход без палева.

- Семен Семеныч дежурит на узле связи, - сказала Алла.

- Там опытный программист, - вставил Петр.

- Это ерунда, - заметил я, - никто ничего не будет знать. Главное, чтобы нас просто не видели.

- Я поговорю, - сказала Алла,- а что нужно?

- Ну, трояна я скачаю где-угодно. В конце концов, я придумаю что-нибудь сам.

- Ты - программист? - спросил Костя

- Да. В каком-то смысле.

- Справишься?

- Справлюсь. И не такие вершины брал.

- Классно, - обрадовался Юрий, - они, небось, в коммунальном хозяйстве своем уверены в своей неприкосновенности.

В какой-то момент ощущается возрождение. Я - жив. Никто меня не ловит. Я взламываю Интерпол. И - к черту, нет меня больше. Я - не хакер. Я - пустое место. Спецслужбы мерят свой пот, строча досье. Кстати, я раньше сомневался, что у них есть досье на всех и вся. Есть. А что им еще делать, как не за поголовьем следить?

Жизнь как будто хороша. Можно зыбить на занозу, которая колет внутри. А тут - еще одна. Почему просто нельзя выключить какой-нибудь отдел головного мозга, чтобы это не чувствовать? На кой черт она приехала? Я хочу ее ненавидеть - нет ненависти. Я бы убил ее, но у меня руки не из того места растут, чтобы убивать.

Вика - пиявка. В ней вообще ничего хорошего нет. Весь внешний шарм она взяла у меня, я раньше сажал ее перед собой как ученицу и говорил:

- Вика, это белое.

- Вика, это черное.

Это - стиль. Это - не стиль. Так надо делать. Так - не надо.... Говорить словами модного журнала лучше, чем озвучивать фрикативное "г", хотя разницы, в принципе, нет. Была бы начинка. Чтобы быть кем-то, нужно себя сочинить. Также нужно работать, чтобы, в конце концов, не встать на путь возвращения к обезьяне, который потом озвучится атрофированием мозгов в старости.

Но мы давно не вместе, и она вернулась в свое логово, в свое перманентное эго и там самоутвердилась.

Это был процесс выброса нечистот. Каждую секунду.

Но я кричал! Я защищался. Если б только она была мне безразлична. Видно, костер был слишком большим, и я ничем не мог его залить.

Я включал все рубильники.

Всего одно слово.... Конечно, это слово должен был сказать я, но я не говорил. Но это походило на изрядную самоуверенность. Что, если это слово скажет она? Ведь это уже не детонатор. Все уже давно взорвалось и вылилось. Это было нагноение вокруг раны, которую нужно было хоть чем-то смазать.

-А вы проводили акции? - спросил Костя.

-Да, - ответил я, - я и сейчас контактирую с европейским союзом антиглобалистов. Правда, в данный момент я предпочитаю не выходить в эфир. В любой организации есть свои информаторы. Мне иногда кажется, что все организации сформированы в одной центре. И все, и вся контролируется из одного места. Конечно, это не так. Миром правит капитал. Ни больше, ни меньше.

-Нам как раз нужны такие люди.

-Да.

-Хули говорить! - воскликнуть Демьян. - Я вообще считаю, что Садам Хусейн - друг молодежи.

-Темнота - друг молодежи, - уточнил Юрий.

-И темнота тоже....

Вообще, я всегда знал, что в таких делах очень много демагогии. Ее гораздо больше, нежели смысла. Другое дело - мир прагматики и денег. Мы здесь, мы вместе лишь потому, что о нас никто не знает. Любой толстый карман разобьет нашу кучку одним щелчком.

Но волновало меня вовсе не это.

И ведь не зря мне раньше говорили, указывая - посмотри, она же крокодил.

Внешне можно крокодилом не быть. Но глаза выдают. Там, в этих кусках желатина...

Я мог оправдать себя тем, что некоторые великие художники воспевали уродство. Но к чему приводит самоудушение?

Потом, после антиглобалистического вечера, мы шли допивать к Демьяну. Я, Петр и Юрий. Демьян двигался в обнимку с Викой. Это было понятно, что она делала все мне назло, но я молчал.

По дороге остановились у телефона. Юрий набрал номер и позвонил. Я стоял рядом и слушал:

_ Алло, алло, - плаксиво ответила женщина.

-Алла,- еще раз, - алло.

Еще более плаксиво.

- Алло же.

- Я вас слушаю.

- И я вас слушаю, - сказал Юрий.

- Не поняла.

- А мне Володю.

- Володю? Ах да, сейчас.

Она пошла звать Володю.

- Да, - сказал Володя.

-Хуй на! - провозгласил Юрий громко и хрипло.- Ты меня узнал?

- ......

- Это я! Я слежу за тобой. Каждый твой шаг контролируется. Трепещи! Не слышу, как ты трепещешь.

- Что ты хочешь? - спросил Володя с запинкой.

- Я - Петр! Я хочу только тебя. Сейчас я еще не приду, но скоро ты меня увидишь. Я выну твое сердце.

- Пошел ты, слышишь! - Володя посылает, но голос еще более теряется.

- Тебе пиздец, - говорит Юрий, наконец, тоном учителя жизни, - помни это.

... У Демьяна все садятся на ковер, пиво льется, водка льется, Вика мозолит мне глаза. Она приехала сюда, чтобы мирится, так она сказала. Однако, если нормальный человек хочет мира, он сам об этом говорит. Вика же на нормальное не способна, и ничего хорошего от нее ждать нельзя. В моей новой толпе тема женщины часто обсуждается, и все здесь стройно и аналитически, со стрелочками блок-схемы, с причинами и следствиями.

Бог был мужик.

Сидел он курил (непременно курил). Ибо без курения жизни быть не может. Курение - составляющее креатива.

Бог + сигарета = вселенная.

Тоскуя и куря, бог мог сделать с собой, что хотел. Создал бактерии. Да хрена толку от бактерии. Создал жучье. Ползет жучье, гадит, растит слои перегноя. Наконец, создан перегной. Только для кого перегной? Для самого себя, что ли. Понятное дело, что для прочих тварей. Очевидно, что время от времени бог сам становился кем-то из тварей, чтобы шкурой пронять экзистенс. Видно, сразу понял, что это тупо относительно низшего уровня. Про промежуточные модели человека ничего не известно.

Сведения: гекатонхейры. Было много рук, но мало ума. От тупости ломали горы.

Проточеловек: говорят, непошедший в серию Мэн на конвейер все же попал. Отличается скрытностью, наивностью, внутри - неподдельной жестокостью. Внешне привлекателен. То есть, он очень часто пытается привлечь детей, и все такое. Думают, что это - тип маньяка. Но нет - это тоже сбой в матрице, типа выпуска до 1995 года таких машин, как "ЗАЗ-968" "сороковка" и "Иж Москвич 412". Впрочем, и нынешний выпуск "Ваз 07, 08, и т.д. не особо разнится с идеей протосущества.

Моночеловек. Одна из базовых моделей.

Стереочеловек. Идет партиями поменьше, так как бизнес-класс, что не очень понятно в контексте культуры потребления.

Квадро же - дело избирательное.

Ну вот, дошли и до женщины.

Идея была представлена мне Зе:

- Был человек один, и не скучал он, потому что много чего хорошего вокруг него имелось. Только вот не было у него объекта, так сказать, сексуальных домогательств. А бог все видел, и тогда подумал, да? А кого он будет ебать, человек, да? Не себя же самого, да? И создал бог...

Идея эта хороша тем, что никого не оскорбляет, но я бы оскорбил, хотя глупое сердце колышется. Мне понятно, чего она хочет: завладеть мной и посмеяться. Но зачем же тогда жить? Что этой матрице от меня нужно? Я ведь и не знаю, что оно, как оно, для чего оно? Для чего я? Почему этот автомат во мне требует чужого сердца? Мне стоит лишь протянуть руку - она сдастся, я знаю.

Даже если и десять лет пройдет. И все изменится. Ее нелепость останется той же, за исключением слоя жира, который растечется, словно сыр поверх спагетти. Наверное, и тогда мне не понадобится много ума и сил, чтобы получить ее. Но что такое Вика через десять лет, и что такое Вика вообще?

Многие ломаются, и мне тогда показалось, что и у меня может так получится. Плотина не выдержит...

- Относительно того, как залошить Володю, идей очень много, - говорит Юрий.

- Человека можно залошить до смерти, - соглашается Петр.

- Послать письмо в газету бесплатных объявлений, в раздел, где публикуются голубые.

- Написать его адрес.

- И телефон.

-Взять там адрес какого-нибудь пидара и написать ему от его имени.

-Точно.

- Газету в городе читают многие. Обязательно Володю опознают.

-А зачем вам это? - спрашиваю.

- Какая разница? - отвечает Петр. - Нет дистанции между двумя "я", одно из которых живет как все и пьет телеотсос, и другое "Я", которое немного иное.

- Давай.

Мы выпили по пятьдесят. Я запил пивом. Где-то со спины открылась дверь, и я отступил. Стало видно, что мир не один. Во всяком случае, 1,5 можно было насчитать в легкую.

- Человек имеет мозг, виртуальную машину. Душу, подобную вселенной. Зачем жить понятиями ржавой помойки мира?

- Надо зреть в корень, - говорит Демьян босяцким тоном, зажимая Вику.

- А это чо?

-Где? - подсмеивается она.

-Здесь.

- Где?

-Вон там.

- А, трусы.

-Не трусы, а трусики.

- Хочешь сказать, что я их тебе не сниму.

-Это еще как посмотреть.

- И чо? Только избранные их снять могут?

- Ты чо-то не очень молод.

- А чо, если был бы молод, то снял бы? Посмотри на меня, слышь! Да мне пятнадцать!

- Если б тебе было пятнадцать, то не было бы проблем.

- Ха, слыхали, пацаны!

- Люди очень неоднозначны, - продолжает Петр, - религия - это какой-то программный продукт системы. И вот они говорят, что все люди рождаются равными.

- В смысле! - кричит Демьян.- Один миллионер, другой - босяк? Да ты чо?

- Вот, - говорит Петр, - поэтому ни один сверхгений никогда не был богат от рождения. Потому что гений может питаться своим миром, а не ржавым. Поэтом деньги для него - все ржавчина. Это опасно для системы. Система никогда не создаст условий для развития настоящей сверхличности. А личность звериная - это просто маневры. А Володя - это сверх моно. Он - песня нашего мира!

- Потому-то итог настоящей революции - конец света, - заключает Юрий.

Общажная хата у Демьяна ничего - просторная. Мать его живет в соседнем крыле. Когда-то у них была отдельная квартира, но ее пропил отец.

Бутылка идет к концу. Демьян кладет Вику на спину, ложится сверху, но до дела не доходит - не хватает смелости. Вика томно смеется, будто вокруг никого нет. Это похоже на демонстративные игры мальчиков и девочек, когда и те, и другие - девственники, и остается довольствоваться выламыванием пальцев, хлопков по заднице, робких щепков за соски.

Это начинается еще задолго до дефлорации, в эпоху развивающегося подросткового онанизма.

- Можно и посчитать, что наши действия не имеют смысла. - Пожалуйста. Я же знаю за себя. Что моя цель, это пока только сошкребание ракушек с души. Что будет потом, я не знаю.

- Жизнь говно, а потом... а потом - смерть, - говорит Демьян коронную босяцкую фразу.

-Это слишком глобально, - возражаю я.

-Я как-то спорил с одним философом - говорит Петр, - знаешь, я нашел этот спор совершенно бесполезным. Моя философия - это видение жизни. Как, впрочем, и любая другая настоящая философия. Но жизненных, а по-другому - настоящих, философов почти нет. Есть большее количество подпрыгивающих на месте придурков, которые увлечены терминами. Для них не важно, в чем смысл, а в чем его нет. Зато они владеют сложными фразами, а также знают пару фраз из Гегеля, пару - из Канта, и еще по одной - из всех оставшихся философов. Скажи, о чем я мог спорить с ними? Ведь я казался глупцом. Хотя, для того, чтобы с легкостью сойти за своего в этой компании, достаточно взять институтский учебник, выписать штук сто ключевых фраз, а также запомнить в двух словах, о чем сказал тот-то и тот-то. Если копаться в истории философии слишком глубоко, то ты тотчас станешь скучен. Нужно брать пенки.

- Точно пенки с хуя, - уточнил Демьян.

-Хотя бы так, - согласился Петр.

-Пиздить их всех надо, ха!

-Я был на конференции философов и понял, что мое перманентное видение мира вряд ли кого-нибудь заинтересует. Оно также будет всем безразлично, если я напишу книгу. Во-первых, ее не опубликуют, а во-вторых, даже если ее и опубликуют, ее вряд ли кто-то будет читать. Но, если я буду тусоваться, если я буду употреблять слова "экзерсис", "солипсизм", "экзистенциализм", я буду свой среди своих, а прочее приложится. Одно время я был дружен с одним человеком, который был тренером по продажам. Я был ему интересен до тех пор, пока он сам был мне интересен. Но, многие, порой, даже очень образованные люди, имеют свой ресурс. Изучая человека, ты понимаешь, что дошел до дна. Чтобы увидеть что-то новое, ты должен содрать его кожу. Но имеешь ли ты на это право? В конце концов, разве кто-то дал тебе звание учителя жизни?

-Но если отступать, ничего не получится, - сказал я.

- Тебе надо было идти в преподаватели, - заметила Вика дурацким тоном.

-Заткнись, - ответил я.

-Я знаю, - ответил Петр, - нужно не сомневаться и идти вперед. В любом случае, фюрер из меня не выйдет.

-Ты уверен?

- Разве для этого есть предпосылки?

-Значит, фюрер тебе чем-то интересен?

-Он был оголтелым. Этому можно поучиться. Если тебе не поверит толпа, то что же дальше?

-Дальше - лишь деньги.

-Сначала нужно верить в тот образ, который ты создал для себя самого.

-Разве это не естественно?

-Конечно, всегда нужно отдавать отчет своей вере.

-На бога надейся, а сам не плошай, - уточнил Зе.

-Чисто бог, - вставил Зе.

-Ч-черти, давайте выпьем! - гаркнул Демьян.

-Вот, точно, - согласился Петр, - а то мы чего-то заговорились.

-И мне налей, - простонала Вика.

Потом Зе с Демьяном сбегали за пузырем. Это был лютый, жесткий самогон, который гнали в соседней общаге. При его открытии из под пробки шел легкий дымок - это был дух. Было очевидно, что этот дух в корне противоположен духу вина. Он зол, правдив, а также - бородат, как все исконно русское.

Все то время, пока они бегали за бухлом, мы с Викой смотрели друг другу в глаза, не смея произнести ни слова.

Глава 4.

В сети по большому счету нет ничего особенного. Какой к черту адреналин, когда ты видишь только квадратные интерфейсы. Помочь возбудиться может только воображение. Мой крекер полон эпатажа. Я частенько помышлял послать одной из жертв панель управления моей взломочной машины. Но до дела не доходило. Теперь же все переделано, и всем, кто смотрит за процессом, очень хочется порулить. Мы сидим на узле связи поселка N., водка на столе, у меня - джин-тоник. На экране наблюдается руль, правый поворот. Который Enter, а левый - браузер. Здесь же - спидометр, аккумулятор, масло.

- Много масла-то? -спрашивает Петр.

- Дохуя, - подтверждаю я.

- А что такое тахометр?

- Трафик.

Лучшие кнопки: Петр, сделать Петра, Черный Петр, Адски злой Петр. Это чтоб не мучится вручную. По дороге к цели, то есть заодно, я заглядываю к одному кубанскому писателю и меняю ему index.html.

Лох-сайт мастера правой руки Ртова.

Заходите на мой лоходром.

Ешьте мое говно.

Я - член союза писателей.

Вход здесь.

Может быть, мне это не надо, и я не злодей. Но у Петра тут свои собственные виды. Возможно, он ждал своего часа слишком долго....

-А-а-а-а, - комментирует он.

-Не волнуйся, - отвечаю я, - такие ресурсы посещаются один раз в два дня.

-Ну и что.

-Ладно. В конце концов, разминка.

-Да.

-Дай сигарету.

-Тебе прикурить?

-Да ладно, я сам прикурю.

Я очень хорошо знаю слово "мы", которое особенно хорошо было озвучено в русском роке. Тогда всем почему-то казалось, что революция - это здесь и сейчас, и она - это именно та байда, которая навязывалась сверху, и после которого был пик вселенского воровства.

Мы.

Очень хочется в это верить. Но, еще важнее, это те моменты, когда так все таки можно сказать.

Мы.

Ведь "мы" - это прерогатива юности. Потом остаются лишь те, кто выжил. А те, кто не выжил, опускаются на дно семейных кухонь, и там уже нет ничего интересного. Человек уходит в ночь газовых плит. И газ горит там не синим цветком, а желтым огоньком книжки по коммунальным расходам.

Рядом с входом - кнопка с совершенно розовой свиной прямо-таки задницей. Идем дальше. Нужные файлы качаются "флэшгетом", я их подправлю - и назад. А пока - Черный Петр рэп-группе "Анна Австрийская". Вместо "Мир вам" - "Хуй вам". Что же еще? Трафик слабый. Костя особенно волнуется - он ведь не просто непонятно зачем пишущийся хулиган, на нем зиждется весь местный антиглобализм. Антистроительство всяких проводов, заводов. Да и зеленые, кажется, прицепной вагон к нему.

- Президента всемирной еды в наше время еще не существует. Жаль. Так. Будем портить сайт города?

- Слишком крупно и заметно, - возражает Петр.

- Согласен.

Прописываюсь в реестр виндов колбасного завода.

- Хорошая колбаса, пацаны?

- В смысле?

- В смысле, есть ли там мясо?

- Местами.

Черный Петр.

Я понимаю, что это - меньше, чем укусы комара. Для меня это вообще ничего не значит, потому что я покорял если и не Эвересты, то уж Эльбрусы - это точно. Троянские кони общедоступны. Избранные кони ездят по избранному, но и они не везде пролазят. Но все же главное - это воображение. Почему бы не повесить Rambler?

Банки - это всегда.

Но не всем удается благополучно смотаться.

-Масло-то убавляется, - говорить Петр.

- Надо долить.

-Надо выпить, - говорит Костя.

- Боишься? - спрашиваю.

- Да так.

- Да ладно, я тоже боюсь.

- Ты это, ты не сильно старайся. Не пойдет, и хуй с ним.

- А я так и думаю. Просто я делаю обновление для их версии 1С.

- Глюков не избежать?

- Еще каких.

Я представляю себе мучения муниципальных бухгалтеров, и пот последующих работ системотехников. Исправят? Конечно. Этим все и заканчивается. И никто никому ничего не доказал. Мы просто повеселились, покрутив интерактивный руль. Никто даже искать не станет, откуда все это делалось. Я сделаю все как следует.

Местное пиво отдает ржавчиной цистерны. Завод основан в 19 веке. А может, в 18-м. Или раньше, чем город. Почему его все любят, этот город? За колбасу, в которой полно крахмала.

A. S. Antysoft, возможно, здесь бы не понравилось. Хотя нет, 35 килобит в секунду, на такой скорости "Grand Turismo" не ездят. В остальном - неплохо. Полный культ того, что в остальном мире стоит копейки.

Культ жратвы - это да. Потому что жратва не зарабатывается, сделав одно движение рукой. Культ сотового - это еще лучше. Впрочем, в 80-е культовым был магнитофон "Весна-302".

- Я мечтаю о своем космосе, - говорил Antysoft.- мне просто нужен свой сервер. Мне нужен большой железный шкаф, в котором бы умещалась Туманность Андромеды.

-Зачем тебе Туманность Андромеды.

-Я не хочу быть простым хакером. Спецслужбы ассоциируют нас с недоумками, дорвавшимися до элементарных знаний. Для меня же главное - созидание.

- Поломаем "B.F.C.", - сказал я.

- Поломаем.

Я втихаря воровал особенный "B.F.C" свежий софт, которые сами программисты и писали. Я был в курсе их стиля. Во время работы Диккенсона я просачивался в сеть, это потому что Диккенсон лоховал. Не то, что лоховал, ему просто на все наплевать было. В России мы бы купили теперь свой сервер за нефиг делать. A. S. Antysoft выучил бы русские интерфейсные слова, и медленно привыкал бы к местному пиву и девушкам, к которым код доступа - наличие дорогого сотового телефона.

Мы бы купили по "десятке" с армянским тюнингом. Разучились бы работать, зарабатывая на жизнь платными лекциями для профессионалов тут же, на портале.

Но мечты сбываются только у идиотов.

Петр-то, наверное, когда-нибудь забросит свою революцию и купит тачку, как и я в мечтах (пока что). Будет растить детей и концептуализировать от случая к случаю. Тогда-то и поймется вся крутизна нынешних движений.

Иные вещи расцветают только со временем.

Например, это касается кинофильма "Пьянь", который в самом начале не был понят. Это касается и Жени Сёмина, создателя стоячего лохотрона.

-Жень, ты смотрел фильм "Пьянь"? - спросил как-то я.

-Да пошел ты, - отозвался он и направился в сортир.

Там, сквозь громкий шум струи, он спросил:

-А про что фильм-то?

-Мне кажется, про тебя.

-Это кто про меня фильм снял?

-Какая разница?

-А в натуре, что за люди?

-Это не люди.

-Нелюди?

-Ты там чо делаешь?

-А знаешь, я подумал - надо сесть посрать.

-Ну и сиди там.

-Да тебе-то что. Я и сижу.

У каждого человека есть в жизни шанс на шедевр. Делать шедевры помногу - некрасиво и не стильно. В этом случае нужно быть шедевром самому.

На стоячем лохотроне Женя заработал не так уж много. Если б, хотя бы, соблюдались авторские права. Но это - слишком жирно для нашего постного времени. Из Китая он подался в Индию, но там ему сразу же не понравилось - местные женщины были слишком черны. След его терялся в Канаде, где он работал барменом и выделялся тем, что ежеминутно наливал самому себе.

Может быть, вспомнить про Володю?

Володя знал всех лично. Догадывался ли?

Утверждали, что он - человек-пиявка, а также - поедатель говна, так что понимание ему не доступно. Отчасти это было правдой - Володю усиленно лошили родители. Его мама, начальница детского садика, ходила голой по квартире. Все ее тайные желания реализовывались именно так - с помощью проветривания лона. Иногда в таком виде ее заставали товарищи Володи, а также (заодно) - его лошители.

Звонок в дверь.

-Сейчас, сейчас.

Это слышится голос тети Тани.

И вот, она открывает дверь и стоит голая, и вентилятор колышет хохолок ее черного треугольника.

-Ой.

Понятное дело, размечтавшись, она просто забыла. Это нормально. Не нужно стыдиться того, что ты - голый.

Товарищи же просто развели руками. Они просто не поверили в увиденное.

Был он черен, Володя. Кожей, я имею в виду. То есть не негр, а так. Полурус. Родитель его был родом из Еревана. Но на рынке не торговал, и вообще родного языка не знал, но одевал под трико туфли, что и требовалось доказать. Родительница командовала детским садом. (Впрочем, я уже говорил). Сестры тридцатилетней была кличка Брежнев, и вот что об этом говорит Демьян:

- Ну вот, зашли мы с Вовой чисто в кофеюшник пива попить. Мы вообще, хотели пойти в сивушник, но Вася не пришел. А мне чисто до пацанов было в падлу пойти денег взять. Я говорю - ты, да пошли, денег возьмем, а он, кар-роче, приебался ко мне с одной идеей. Давай, говорит, я познакомлю тебя с моей сестрой. Давай, да давай. Я говорю - слышишь, ебаться позже будем, сейчас я ч-чисто поп-пить хочу. Но, видно, не судьба была пойти в сивушник, и мы пошли в кофеюшник. Взяли пива, сидим. А он, короче, снова говорит. А давай я тебя со своей сестрой познакомлю. Ладно, ништяк, говорю, поебемся. Ну вот, назначаем стрелку. Решили пойти чисто на "М-мир". Думаю, ща на "Мире" возьмем пива, шашлыка, поедим, попьем, я на нее посмотрю, а потом подумаем, куда идти. Если чо, думаю, пойдем в кин-но, чисто на последние ряды сядем, чтоб никто порева не увидел. Можно и на лавочку пойти. Но не все телки любят на лавочке. По окончалове я решил, что поедем чисто в общагу. Возьмем водки. Я туда, если чо, добавлю демидрола. Хотя это и не обязательно.

Кар-роче....

Идем к кинотеатру.

Я чисто ож-жидаю. Думаю - не зря судьба меня с Вов-вой свела.

А тут смотрю - Брежнева ведут. Брови - во! Брежнев.

...Говорят, они всей семьей смотрят порнуху. Во всяком случае, встретив к стопке видеокассет сборник порнофильмов, Юрий как-то спросил:

-А что, не прячешь?

-Не-а, - отозвался Володя, и лицо его было ясным и просветленным.

-А чо?

-Ну и что. Мамик придет, посмотрит. Лара иногда включает. Иногда всей семьей смотрим....

-Да ладно....

-А что тут такого?

-Так всей семьей и смотрите?

-Да.

Познакомился я с черным человеком в трико и туфлях в момент, когда Юрий выдавал ему пачку гуев для распространения.

- Кидай по одному гую в каждый почтовый ящик, - наставлял он, точно учитель.

-Та, - отмахивался Володя, - гуев много, хватит на несколько кварталов.

- Обойди улицы Верхнюю, Нижнюю и Среднюю. Если дом очень большой, бросай в ящик ламинированный гуй. Гуй-открытка - для предприятий. Но предприятий тут нету поблизости. Только школа. Если б у нас был самолет, мы бы осыпали город гуями. Но что поделать?

- Да, - он закурил мечтательно, - приходится обходиться тем, что есть.

Знакомы они потому, что Вова работает на приемке посуды в том же дворе, где расположена блат-хата. И вообще - он старший приемки, и о пустой таре знает много.

Есть бутылка евро.

Есть легкий винт.

Есть тяжелый винт.

Коньячная.

Пепси.

Винная.

Фигурная.

Он умеет брать двумя руками сразу шесть бутылок и вынимать их из ящика. Работает он лучше всех. Среди прочих он чуть ли не генерал. Потому что все прочие - полубомжи. Это и понятно - нормальный человек не пойдет работать на стеклотару. А разную пьянь в другие места и не берут. Они - лишь бы день отработать, а он - король стеклотары.

Командует приемкой Шеф. Или Хшеф, как его старая Ламборджини называет. Крик Хшефа далеко слышен, но Вова у него - на особенном счету. Он и сам об этом знает.

Выпив по пиву, мы расходимся. Вова - с гуями, мы - ни с чем.

- Пойдем на точку пиво пить, - говорит Зе.

- Пойдемте на студию группы "Камаз", - предлагает Саша Сэй.

И так мы движемся вдоль трамвайных путей, занятые of nothing.

"Бабочка-Хуйня"

(муз. и сл. Сергея Го)

Она - тоже продукт эксперимента. Бог почему-то ее на запасной путь не захотел ставить, решив развлечь панков и неопанков.

Студия полна дыма. В стене, правда, есть вытяжка, но до настоящей вентиляции ей далеко. Делать некому. Да и не надо. Но для стиля - как бы самое то. Концептуальная щель. Пропеллер хорош. Он подразумевает свое движение вдоль панк-рок-группы, сквозь ее стиль, по дороге с травой. Идешь, а поля зеленеют, и горизонта нет. Одна трава. И так эта картина в вечность уходит. Если б пропеллер не крутился, его б стоило рукой закрутить.

Что я могу сказать о "Камазе"? Я - не мастер факовых слов, но бывают лица. Точно с киноленты сошедшие. Сидишь, смотришь. Понимаешь, что так нельзя - это нежизненно. Жизнь законна для штампов и правил, а тут все наоборот.

На стене висит портрет Че Гана. Икона с ликом "Cannabis sativa" - с другой стороны. Усилитель - какой-то полураздетый железный ящик, лампы там светятся точно в космическом крейсере у "Звездных королей". Я представляю, как там звук по сеткам плещется. Жарко ему там биться.

Колонки сделаны из "ДСП". Но мощны. Пульт - "Электроника". Черные шнуры тянутся к красным гитарам.

- Надо водки выпить, - говорит Зе.

- А ты спой, Зе, - предлагает ему Hunter812, гитара.- У тебя ведь голос есть.

- Откуда?

- Как откуда?

- А...

"Камаз" - это не очень корпоративно и очень не по-местному, где все альтернативщики как-то чересчур христоваты и гребенщековаты, и в порыве душевных разливов поют не свои песни, а, например, "Не стреляй!". Мне, как умелому уничтожителю своей судьбы, тут все понятно. Не умеешь делать свой собственный мир - ищи кумира, пляши перед ним, обнимайся и сосись. Вы можете соединить ваши души. Это полезно.

Зазвенели тарелочки. Клокотнул бас. Гитара завертелась. Зе взял микрофон и стал произносить отчетливо, словно Моисеев в песне "Голубая луна".

Когда-то я мечтал о фестивалях.

И мне приснился сон.

Что я лежу в медалях.

И я в тебя влюблен.

И я поверил в жизнь в дерьме,

И в реинкарнацию,

Лишь потому, что мне во сне

Явилась эякуляция.

Я Гагарин, я лечу.

Я Гагарин, я курю.

Никто не летит в полет без пузыря,

Тра ля ля, тра ля ля.

Потом все закурили. Пришел Сергей Чикаго, сверххриплый вокалист "Камаза". Я поставил на столик свою бутылку водки. Она до этого в пакете лежала.

Нарезались соленые огурчики. Задымился косячок, от которого я отказаться хотел, но понял, что не прокатит. Дернул пару раз. Придавил пивом. Оно когда пивом сверху придавишь, вроде и не так альтернативно, но в случае чего и не так депрессивно.

- Надо снять клип, - сказал Зе.

- А ты умеешь снимать клипы? - спросили у меня.

- Ну, я умею только включать камеру.

- Это уже хорошо.

- А что, будем снимать?

- Да.

- Согласен.

- Давайте снимем клип на песню "Трамваи заклинило стоя", - предложил Саша Сэй.

И это понятно. "Трамваи" - его любимая вещь.

- А давайте "Сосны, сосны, край, блядь, родной".

- А давайте "Ебаные фигуристы".

- "Нахуя нам война?"

- "Армавира нет".

- "Сожги деревню".

- "На утином дворе".

- Женщина с отпечатком кровати.

- "На утином дворе".

- "Герцог Кент и его родич".

Дискуссия бесконечна, и главное в ней - сам процесс. Результаты? А кому они нужны. Хотя "камазы" умеют работать на результат. В победоносном конце всем и вся будет доказано, что нет ничего лучше, чем смех. Если умеете смеяться - вам пропуск дальше. Куда-то за жизнь. Как Че Гану, которого уже нет. Если нет - то это другая форма вечности.

Камеры нет. И не будет. Бабок нет. На какие деньги снимать клип? Денег нет - это один из столпов революции. И дальше - ни шагу.

- Бабки можно скачать? - сказал я.

- В смысле?

- А так. Взять и скачать.

Меня долго расспрашивали, подливали водки. Я вмиг стал объектом всеобщего внимания. Все знают, как сильны пьяные базары. Мир становится маленьким, и тебе кажется, что в любой угол его можно заглянуть и там рукой пошарить. Вот край А. Вот - край В. За дверью - параллельный мир. Мы все туда стремимся, как истинные неопанки. Для неопанков нет истины, кроме свободы, водки и травы. Даже и смерти нет. Я смотрю на Че Гана. Жив Че Ган. Жив Сид Вишез. И все такое. Я бы продолжил, но больше никого не знаю.

- Самая крутая вещь на свете, - заявил Сергей Чикаго, - это полететь на луну.

- О, - повторили многие.

- Что делать на земле? Слишком банально жить на земле. Люди - часть товарной схемы. Сегодня жизнь, завтра - смерть. А в середине - торговля. И - менты кругом. Что ни шаг, то мент на тебя смотрит.

Глас божий - глаз мусора.

А на луне - свежо. Прохладно. Когда куришь, дым, не задерживаясь, уходит в космос и, достигая звезд, о чем-то им говорит, звездам. Потому-то они и светятся. То есть, они курят, да. Если бы никто не жил на луне, то звезды бы не знали, что такое курить и не светились. Все благодаря панковским душам.

Меня уже колбасило, и мне бы все равно было, знаю ли я сорт своей души. Никому не ведомо, почему он живет. С банальной точки зрения - это родительский половой акт. С обратной стороны - это космос и создатель.

Можно говорить и том, и о другом. Обычно, разговорами подобного рода заняты студенты, ибо студенчество - это возможность немного побыть на пике развития. Далеко не многие идут после этого вперед. Дело не в карьере. Карьера - это банально и, очень часто, случайно.

Пошел еще один косяк. Я вызвался петь. Не зная ни текста, ни музыки, я взял микрофон, Сергей Чикаго взял другой микрофон и начал мне помогать.

Гитара бряцнула, разогналась вместе с барабаном, и тут же их бас поддержал.

В Аду

( муз. и сл. В. Нерусского).

Это хорошо, что в торчащем настроении они не брались за помидорные песнопения, полные всяких дедетешных выкриков и псевдопророчеств, и от этого на душе было как-то первозданно.

Возможно, что именно они были настоящие индейцы.

Гараж? Гараж. Панк? Конечно. Мне было известно, что половине подобных компаний по этому делу пелась "Он был старше ее, она была хороша", и т. д., и это была констатация факта: тише едешь, дальше будешь.

Но есть еще "мы". Пусть - все еще есть. Но это так.

Хорошо, когда люди умеют быть ни на кого не похожими.

Я люблю чужой опыт и наработанные методы, потому что без них никуда в жизни не уйдешь, но импровизация всегда превыше плана. Человек, умеющий чувствовать свое нутро - это очень опасно. Это просто оружие, способное прожигать стены и переворачивать корабли. Им только нужно суметь воспользоваться.

- Кто-нибудь знает "Fucking Moods?" - спросил я.

- Не, - ответил Сергей Чикаго.

- А что это? - сказал Зе.

- А "About cockroach?"

- Не-а.

- Ну и правильно.

- А что?

- Это типа песни. Типа студенческие. В штатах нет народных песен. Рынок чисто.

- А.

- Вот так.

- Ну... Мы. Вот, никому ничего не навязываем, - сказал Сергей Чикаго, - можно петь что угодно. Личное дело любой группы.

Косяк привел меня к пограничному состоянию. Хотелось заглянуть и дальше, где играли иные зори.

Есть слово "возможно".

Возможно, что они бы убили меня. Но я не знал, как идти дальше.

Я не уверен, и никто не уверен, что дверей нет. Очень хочется выпрыгнуть вон и быть птицей. Но иногда нужно бежать от простоты и быть чисто человеком, чисто

A. S. Antysoft сейчас парится на нарах. Но это не наши нары. Там, возможно, у него есть комп, и он продолжает структурно мыслить. В противном случае ему придется OS мозга поддерживать каким-нибудь алгоритмами, начерченными на бумаге.

Я выпил за него молча.

Бог взаперти. Звезды вращаются в запаянном сосуде. Воет межзвездный газ. Это очень популярно для нашей жизни - заключать кого-нибудь большого и умного. И нет ничего, кроме вселенской жадности и депрессняков. Вертится вокруг разный мусор, открыв рот в ожидании, словно птенцы, которым нужно засунуть в клюв червя.

- Надо спеть "Трамваи заклинило стоя", - сказал Саша Сэй.

Гитара раздрайвовалась, бас заухал, будто филин, через раз. Сергей Чикаго откашлялся и начал петь.

У нас очень много альбомов, - сказал он затем, - конечно, не столько, сколько у "Гражданской обороны", но они на то и уникумы.

Взяв по бокалу, все как по команде начинают перечислять:

- "Сообразительные зайцы".

- "Капитан-Ереван".

- "Фарфоровая неделя".

- "Сборник песен Волейбол".

- "Зе Ворст. Худшие песни".

- "Оргтехника на Луне".

- "Оргтехника-на-Луне - микс".

- "Концерт в клубе "Ленин".

- "Капитан-Ереван-2".

- "Халва-7".

A. S. Antysoft никогда не слышал группу "Камаз". И не услышит.

Этот неопанк всегда будет штучным и необоснованно далеким, отстраненным, галлюцинирующим вдали от благополучия и детей миллионеров, оккупировавших эстраду и литературу.

В тумане рассудка я почувствал, что ко мне пристает Наташа Шелест, соседка блат-хаты через двор.

- Ты не спишь? - спросил я.

- Мы вчера ходили в кино.

- С кем?

- С Виталиком.

- Что за Виталик?

- Пацан один.

- Я как у кого из девушек не спрошу, все встречаются с Виталиками.

- Наверное, распространенное имя.

- А может, все, кроме нас, Виталики?

- Все на свете?

- Ну да.

- Может быть. Я уж точно не Виталик.

Я ей налил, а сам пропустил - не лезло. В глазах уже наблюдались две Наташи, а то и три. Разум еще пытался работать, на одном, наверное, цилиндре.

Она что-то рассказывала, и я ничего не понимал. Рука же лезла ей под юбку. И - честное слово - чисто автоматически. Я почти что не понимал, что делал.

- Ты чо.

- Ни чо.

- Куда лезешь?

- Туда.

- Куда туда?

- Туда.

- Куда, куда?

- Хочу посмотреть, что там у тебя есть.

- А что у меня есть?

- Да я так, Натах. Руки погреть.

- Люди смотрят.

- Не смотрят.

- Да ты чо.

- Давай выйдем.

- Куда?

Если б ей не хотелось, она бы не вышла. Воздух пах последним теплом средней осени. Лаяли собаки частных кварталов. Кошка где-то неподалеку мяукала. И вообще, звуки сходились во что-то одно, у которого по центру, как по позвоночнику, пробегал трамвай. На улице звучали шаги, и я не обращал на них никакого внимания.

- Нагнись, Натах. Нет, не так. Во, немного нагнись. Не, ты руки на стенку поставь, и ноги врозь, как будто тебя обыскивают.

-Как?

-Вот так.

-Стой.

-У тебя колготки трещат.

-Чо?

-А твой папик через двор не увидит.

-Ты чо?

-Ладно.

Наверное, с Наташей это было не впервой. Хотя, собственно, она была хорошей и порядочной, и здешний секс был не русским - ибо в русском языке есть слово "блядь", хотя это и не туркменский взгляд на вещи, как любил говорить Пётр. Секс в среде неопанка - это обычная, спокойная вещь. Не зря ведь на блатхате была ширма.

Но, возвращаясь к взлому, отмечу, что нам удалось довольно много. Немного антиглобализма. Много водки. Очень много комментариев, и, наконец, бесконечная беседа на деревенской кухне.

Тахометр стоит на точке. Весь мир - это информационные журналы. Людям кажется, что они живут, но все дело - во взаимоистязаниях. И здесь, и там - одно и то же. Ничего не меняется с течением веков. Журналы - это способ борьбы. 6 миллиардов единиц борьбы. Кибер-эксперимент.

Когда люди станут богами, они создадут цифровые миры. Конечно, этому будут предшествовать века, и множество душ сгорит в огне войн, сгниет в гное жадности и алчности, и это будет лишь почва, на которой взойдут новые цветы.

-Это - обычное дело, - говорю я, - мы часто используем сети наших клиентов, чтобы создавать массированные атаки на серверы.

-Что это значит? - спрашивает Костя.

-К примеру, сеть коммунального хозяйства. Хотя, она вряд ли подходит, так как не работает круглосуточно. Мы подготавливаем ее к нашей работе. Она инфицируется штучным продуктом, который позволяет ей работать изолированно. Здесь используется база данных системы, которая накапливает весь необходимый материал. В нужный момент происходит атака. Но, возможно, это будет не просто банальный висяк, и у клиента будет, чем поживиться. Все данные хранятся здесь, и никто об этом не знает. В нужный момент я подключаюсь и скачиваю их себе. Есть программы-сигнализаторы, которые могут уничтожить все улики в нужный момент. Такие подготовленные сети стоят на рынке достаточно дорого. Однако, и получить их не так уж просто.

-Невероятно.

-Это невероятно лишь со стороны.

-Но я даже и не задумывался об этом.

-Большинство организаций, как правило, контролируются сверху. Это, так называемый, пограничный контроль, когда преступникам можно делать все, что угодно, и, чаще всего, их не сажают вообще. Впрочем, это - теория. Я сам не уверен, что это так.

-По идее, и наша организация должна кем-то контролироваться.

-По идее, да.

-Значит, кто-то из нас....

-Может быть, и нет.

То что в любой организации обязан находиться червь, еще не говорило о том, что он присутствовал здесь. Возможно, все зависело от размаха, и потому все сводилось к обычной статистике.

ФИО.

Место жительства, прописка, работа....

Состоит в.....

В любом случае, мне стоило быть аккуратней.

Глава 5.

Ночью мне как-то приснился Пантагрюэль, торгующий мясом.

Мясо - всегда не к добру.

Иногда я боялся снов, но чаще всего это связывалось с нервозами и переработкой. Я представить себе не могу на месте идиотов, денно и нощно торчащих в какой-нибудь игре.

Я не говорю, что мне это совершенно чуждо.

Но Пантагрюэль был, однозначно, связан с Женей Семиным, с одним, почти что, древним разговором.

Мы пили джин и говорили ни о чем.

-А ты читал про Гаргантюа? - спросил он.

-Да.

-А про Пантагрюэля?

-Нет.

-Все ясно.

-Что ты на меня так смотришь?

-Нет, друг. Дело не в этом. Все титаническое ассоциируется в моей жизни с титаническим обманом. Но весь обман в том, что я не могу заниматься всем этим в России.

-А хочешь?

-Знаешь, свой первый язык я выучил в пять лет. А ты?

-Не знаю, - я пожал плечами.

-В России нужно воровать, отрастив толстую морду. Это хорошо. Но здесь мне проще - я отработал свою идею. Мне больше ничего не надо. Но, знаешь, Валер, не хватает осязания. Ты себе это представляешь? Человек должен уметь впитывать результат от своих деяний кожей.

-То есть, как кожей?

-Вот представь, выходишь ты на простор. Ебанный простор! Ведь как хорошо! Хочется съесть его глазами. Это и есть осязание.

-Да.

-Да чо там да? А я сделал вывод - все люди делятся на тех, которые могут понять, как хорош ебанный простор, и тех - которым это не понять. Но и те, и другие, склонны к самообману.

А деление на физиков - лириков - это глупо. Талантливый человек может даже подсознательно прикидываться. Вот я. Мне от души в лом жить. Просто в лом жить. И потому, мне хочется что-нибудь создать во имя осязания. Ведь какой тут, в городских джунглях, нафиг простор? Никакого? Ты же знаешь, многие считают, что в деревне жить - западло.

-Ну да.

-Ну вот. Я жил в деревне.

-И чо?

-В принципе, так и есть. Западло. Было дело, еще давно, мы с пацанами разводили помидоры. У нас было поле. Мы продавали помидоры оптовикам, а на вырученные деньги ездили на местную дискотеку и бухали по-черному. Мы перетрахали всех баб. И молодых, и не совсем. Хотя, после тридцати, там все уже старые. Но потом я понял, что мне все это мешает работать. Сначала я думал, что жизнь в деревне заставит меня отвлечься, и мои алгоритмы станут прозрачными, как роса. К тому же, физически мы не работали. Мы нанимали местных жителей за пузырь. Но потом я понял, что здесь нет свободы. Особенно, когда ты чаще пьешь, чем дышишь.

-Разве ты не пьешь каждый день?

-Чтобы пить каждый день, нужно уметь пить каждый день. Это класс, Валера. Немногие балансируют на этой тонкой грани.

-Значит, ты один?

-Нет. Это у меня семейственное. В той деревне у меня живет дядька, он пьет всю жизнь, каждый день, и при этом, в свои шестьдесят пять, он маг потенции.

-Значит, здоровье?

-Нет. Это - класс. Не нужно пить постоянно. Нужно знать часы. В этом месяце, к слову сказать, у меня было три дня, когда я был трезвым. Но все остальное время я лишь слегка пьян. Лишний алкоголь выходит у меня через осязание.

-Ты же жил с китаянкой.

-Щель!

-В смысле!

-Да пофиг. А ты сейчас работаешь?

-Я в командировке.

-М-м. А я думал, что в - бегах.

-Нет. Я приехал посмотреть на простор.

-Какой тут простор? Каменный лес. Все хорошее в жизни человечества уж закончилось. Долой Фукуяму, вот что. Все это пурга. Люди превратились в систему, и у них один общий мозг на всех.

-Ага.

-Но об этом не нужно думать. Я сочинял стихи на матах и читал их вслух на балконе. Оказалось, что у меня - русская соседка.

-И что?

-Я ее ебал.

-О!

-Я понял, что не нужно делать в жизни слишком много. Свою роль я уже выполнил. Я создал стоячий лохотрон, и это произвело революцию в игровом бизнесе в России. Но спроси, сколько я за это получил?

-Не знаю.

-А знаешь, пофиг. Главное - осязать! Я это сделал. Именно с моей подачи целая нация отжималась под лозунг "дай".

-Ты хочешь вернуться?

-А я уже вернулся. Я - человек-вселенная. Я везде дома.

-Ты выучил китайский язык?

-Не. Зачем?

-И правда.

-А еще, знаешь, я люблю напиться и совершенно залитыми, будто съеденными солнцем, глазами, смотреть футбол. Особенно мне нравятся старые записи, когда нашим много насовали. Помнишь, "Барселона" - "Спартак" - 5:1.

-Нет.

-Ладно. Пофиг.

-Значит, ты считаешь себя гражданином мира?

-Это единственно возможное звание. Настоящий программист и должен быть таким. Именно для этого и существует Интернет. Ты приезжает в самую отдаленную щель, и, выходя в сеть, находишь себе заработок. Ибо ты умен и немного пофигистичен, и главное для тебя - ощущение земли. Когда ты становишься художником, жизнь состоялась.

-А Митник?

-А... Митника не существовало.

-Да ладно.

-Я тебе точно говорю. Ты даже не сомневайся. Ты не спрашивай, откуда я знаю. Мне пофиг. Я знаю. Давай лучше пить. А, знаешь, в тот год, когда я торговал помидорами, я еще поработал в местном городке системотехником и узнал, что такое ламеры. И это вовсе не то, что ты думаешь. В провинции не бывает программистов. Там люди тыкают железо и делятся на тех, кто колол Athlon, а кто - нет. Но пофиг. Это я так, к слову вспомнил.....

Каждый новый день у Жени рождалась новая идея.

-Все. Еду во Францию, - мог сказать он позавчера.

Вчера же он говорил:

-В жизни нужно жить в России. Только так.

Сегодня он вдруг заявил:

-Знаешь, я не больше не пью.

-Будешь спортом заниматься?

-Посмотрим.

-А чем именно?

-Не знаю. Здесь очень популярен бадминтон.....

Все это я хорошо знал. Я уже давно, как не видел Женю. Вертикальные игральные автоматы с одной щелью сменились автоматами с щелью и табло, что, естественно, ничего не меняло.

Автоматы под кодовым названием "Женя Семин" продолжали приносить прибыль своим владельцам. Сам Женя с этого не имел с этого ничего, кроме морального удовлетворения.

Где точно был теперь герой, я не знал.

Зайдя в клуб "Искра", на сленге местных именующийся "сперматозоидом", я посидел минуты две за компом, и тот потух. Админ пробовал завести его - ничего не вышло. Я сел за другой. Там стояли 950-е дюроны. Из полукруглых щелей для вентиляции выходило ласковое, высокочастотное тепло, и некоторое время я чувствовал себя комфортно. Однако, системник заглючил и здесь.

Возможно, что именно это и было мясом.

Я знал людей, которые ломали аппаратуру своим настроением.

A. S. Antysoft рассказывал, что с ним это случалось довольно часто, и потому он всячески избегал дурных, необузданных, мыслей.

- Машины чувствуют.

-Да, - отвечал я вяло.

- Не веришь?

-Я знаю, что некоторые животные способны генерировать электричество.

-Тут другое.

-Но ты же знаешь, что романтика - это груда переработанной литературы, когда ты несколько лет не спал по ночам, а после, сделав беспечное лицо, прикидываешься ленивым гением, утверждая, что все далось тебе просто так.

-Я не об этом. Когда у меня плохое настроение, из строя может выйти что угодно.

-Главное, чтобы не жесткий диск.

-Я постоянно архивирую данные. Иначе я запросто могу остаться без информации....

Конечно, со мной не могло происходить то же самое. Но интереснее всего то, что, перейдя из "Сперматозоида" в клуб "Агент Смит", подобное произошло и с 1300-м "Селероном". Совпадения? Спустя неделю я заглядывал в те же клубы - машины, которые отказались работать со мной, продолжали молчать.

-Кстати, я не говорил тебе о Новицком, - сказал тогда Antysoft.

-И что же?

-С ним такие вещи происходят регулярно.

-Я и не думал, что это так распространено.

-Еще как.

Я также встречал в свое время электрического человека. Это парень из маленького городка, который тогда приехал в столицу, чтобы посбивать барсетки и познакомиться с серьезными людьми. У него был своеобразный IQ, но я бы отправил его в нижнюю часть шкалы.

Это было по-деревенски.

Но главное, что парень вырабатывал электричество.

Прибор был у брата. Самый простой. 380-й. Я проверил на себе - стандартный ноль. Проверил на брате - то же самое.

- Мы привезли из станицы молока, - сказала Таня, братова жена.

- Угу, - ответил я.

- Хорошее. Жирное.

- Коровой пахнет?

- И так что?

- А так.

- Небось, в Америке отвык от нормальной пищи. Молока там домашнего нет. Только порошковое. Девка одна в Америку ездила. Подруга подруги. Валюши. Полгода, чи год там работала. Не понравилось. Говорит - в России - лучше. Еда вся синтетическая, они не готовят, как мы здесь. Идут всей семьей ужинать в ресторан.

- Хочешь сказать, это плохо?

- А что хорошего? Я вот наготовлю, все едят, радуются. Пальчики оближешь. А где в штатах...

- Зато у вас, то есть, у нас, проблематично пойти в ресторан.

- Ну да. Так молоко будешь?

- Не знаю. Надо попробовать.

- Жирное.

- В смысле.

- Как в смысле. Не то, что в магазине.

Она поставила передо мной тарелку борща, густого, красного, словно кровь царя овощей. Я поставил ложку. Ложка стояла. Это на Кубани так принято - и я ничего не имею против стоячей ложки.

Борщ хорош, когда в нем ложка стоит.

- Сегодня не работаешь?

- Не.

- А что так?

- Не хочу. В лом. На улице похолодало. Половина пацанов на разгрузку не пошла. Дома сидят. Телеки смотрят.

- А ты на постоянную работу не хочешь устроиться?

- Нет, - я махнул рукой

- В Интернет-клуб куда-нибудь, например.

- Не люблю клубы. Глупо это все. Дети туда ходят - все придурки.

- Пойди куда-нибудь программистом. Вот у нас на работе Вовчик. Системотехником работает. Неплохо получает. Тысяч пять. Так у него никакого специального образования нет. Самоучка. А шарит - не дай бог.

- Да. Надо подумать.

Страх велик.

Я не знаю, есть ли в мире более могущественный король.

Я до сих пор не мог и шага ступить, чтобы не подумать о самом худшем. Тени воображаемых преследователей чудились то здесь, то там, и в этом смысле я был ничуть не лучше Володи Автояна, который будучи специалистом мира амеб, боялся иного. Непонимание тоже рождает страх. Напряженное ожидание может зарешечивать разум не хуже тюрьмы. Страх - начальник человека. Никак не иначе.

Я начинал понимать людей, которые боялись ездить в лифте.

Ведь где, как не на должности программиста меня будут искать? Разве придет кому-нибудь в голову, что я работаю грузчиком?

- У меня мама так борщ варит, - рассказывала Таня, - Она капусту кладет сразу с картошкой. А надо ведь как. Надо чтобы картошка уварилась, а только потом класть капусту, иначе она разварится, да? Еще ведь от сорта капусты зависит. Если ранняя, то ее вообще почти варить нельзя. Она сразу же разваривается. Если соленая, то тут еще так себе. Она вроде уже и засолена, а варится все равно не так. Но мама просто крупно порэжэт. Аш шмотки всякие видны. Будто в как раньше в овощном магазине рэзали. И она не успевает развариться. И петрушки у нее больше. Мы как привыкли - зелени пучок купил на рынке, веточку-две порэзал, и все. А у нее на огороде там всего полно.

Я представил эту съедобную идиллию, полную бегающих кур, кукарекающего петуха, розовой свиньи в саже и прочих хозяйственных штучек. Да, там хорошо. Там и сети никогда не будет. Зачем им сеть, когда у них так много еды.

- Я тоже умею борщ варить, - признался я.

- Да? - она спросила с иронией.

- Да.

- И как же?

- В старину, когда не было картошки, картошку не клали.

- Хочешь сказать, варить можно без картошки?

- Люди же ели. Не, я не ратую за ее отсутствие. Но факт есть факт.

-Да ты шо.

- Ну да. Обжаривалась свекла вместе с морковкой. Потом в зажарку клали лучок.

- А лучок был?

- Был.

- Это когда?

- До Петра.

- А...

- Ну вот. Добавляли в бульон яблочный уксус.

- В смысле, уксус.

- Да.

- Да брось, Валер.

- Честно, Тань. Варили капусту. Потом туда зажарку кидали.

- Да брехня это.

- Как брехня. Я в книге читал.

- Что ж за борщ без картошки?

- Да ты чо, нерусская? Не было тогда картошки.

- Как это не было?

- Ее до Петра Первого не было. Он ее и завез.

Я знаю, что она - typical woman. Ей было когда-то хорошо в деревне. Теперь она и здесь живет неплохо. Но туда она ездит поклониться земле родной. Она ревнует меня к кровати, на которой я сплю. То есть, кровать - ко мне. Это же ее кровать. Она ревнует ко мне свой унитаз. Это очень типично. 88% женщин таковы.

- Ладно, бог с тобой, - сказал я.- Хочешь - пусть она была, картошка, при Петре. Только борщ варить правда можно еще и не так.

- Да ты шо, Валер?

- Бывает борщ женский, бывает - мужской. Это разные концепции.

Мне тогда стало ясно, почему Петр так живет, и зачем он вообще живет. Есть тип людей, которые и есть люди. Они что-то двигают, а остальные только мимикрируют под то, что должно быть человеком. Возможно, какое-то время назад земля была захвачена самопередвигающимися грибами. Но в силу неуниверсальности своей, грибы собственной формы не имели. Приняв обличие человеческое, они тут же и забыли, что они - полипы. А оставшиеся, у которых был иммунитет, ничего понять не могут.

И вот они воюют за жратву, за много жратвы, за сверхмного жратвы, за регионы жратвы, за ощущение того, что ты - президент всемирной еды. И по этому поводу надвигаются выборы.

Я мало думал о политике. Меня наслаждали движения.

Потом позвонила Вика.

В ее жизни было немного моментов. Все больше - изгибы. Нагибы. По большому счету, мне не в чем было ее осуждать. Жил я, не она. И возвращался я - не она. Она с легкостью принимала форму окружающего ее пространства. Но это не был воск. Скорее - удобный способ жить слизью.

Кто-нибудь другой на моем месте, вытерев ноги, пошел бы дальше и забыл. Мне же нужно было до конца истерзаться, чтобы удовлетворить собственную глупость.

-Привет, - проговорила она как бы весело.

-Привет, - как бы ответил я.

Так можно было общаться до бесконечности.

-Что делаешь?

-Ничего.

-Вообще ничего?

-Вообще.

-А.

-Так. Телек смотрю.

-Что показывают?

-Не знаю.

-Ты же смотришь.

-Да. Смотрю.

-И что?

-Нет. Ничего. А ты что делаешь?

-Я - ничего.

-Вот видишь.

-А ты не веришь?

-Почему. Верю.

Большинство людей привыкло говорить ни о чем. Это потому, что сама жизнь - ни о чем. Каждый день наполнен одним и тем же. Можно доказывать себе обратное. Можно убеждать себя, что мир полон идей и занятий, но все это, по большому счету - настроение. Ничего более.

Сегодня ты жив.

Завтра - мертв.

Эти два полярных состояния характеризуют миграцию материи внутри одного существа. Люди, способные хотя бы говорить об этом, были всегда интересны. Иногда их слова кажутся спекулятивными. Зато они лишены обыденности.

-Что ты делал сегодня? - спросила она.

-Я хотел пойти на работу. Но потом передумал.

-Кем ты работаешь?

-Да так. На складе.

-Что ты там делаешь?

-Разгружаю стиральный порошок.

-А я думала, ты пишешь программы.

-Мне надоело.

-Ты больше не работаешь с компьютерами?

-Да.

-Валер, этого не может быть!

Я почувствовал, что она обрадовалась. Хотя, это было рановато. Она, безусловно, когда-то мечтала отобрать меня у машины, чтобы обладать мной полностью. Но тогда для этого нужно было обуздать собственную страсть, что было сомнительным. Я не знал врачей, которые бы умели в достаточной степени промывать мозги. Большинство психологов были психами. Люди, что шли в институты познавать модную профессию, делали это для того, чтобы убежать от себя.

Впрочем, определение типа "нормальных людей по определению нет" мне не нравится. Общество - это кишки. Ты плаваешь по трубам, и все зависит от того, в каком месте этих кишок ты находишься. В начале жизни тебя поедает мир. Возможно, что раньше ты был свободен. Но этого никто не знает.

Была ли прошлая жизнь?

Хочется думать, что - да. Но это хорошо в плане загадочности. В-остальном - а надо ли это нам? Постоянная тряска взаимопоеданий.

-Ты хотел бы жить вечно? - спросил как-то Зе у Петра, когда мы, как всегда, нажрались.

- Я не знаю, как об этом узнать, - ответил тот.

-Ты типа хочешь, но типа не знаешь?

Он заглядывал Петру в рот, так как все его слова были константами.

-Типа да.

-А я не хочу.

-Но ты и сам не знаешь, хочешь ли ты. Тебе не давали права знать. Ты видел другую жизнь? Нет.

-Нужно уметь воровать, - подал голос Юрий.

Он снял носки, собираясь за ширму, куда ушла очередная девочка.

-А мы не умеем воровать? - спросил Зе.

-Я - нет, - ответил Юрий.

-А у меня родители живут за счет того, что украли трактора, - поделился Зе, - но я не считаю, что это плохо. Когда развалился СССР, была возможность подмазать кое-кому и забрать себе трактора и комбайны. Мой отец этим воспользовался. Все равно бы кто-нибудь другой забрал. Так же мы получили много земли. Но это вряд ли можно назвать воровством.

- Ты идешь? - спросила девочка из-за ширмы.

-Тут разговор серьезный, - произнес Юрий.

-А я что, за стенкой?

-Мы, возможно, тоже должны уметь воровать, - проговорил Петр, - иначе нам ничего не светит. Как же еще способом мы сумеем прорваться? Я много думал о том, что человеку в этой жизни должны помогать знания. Но знания - это слишком точечно, а, по большому счету, слишком узконаправленно. Если ты - конструктор, то другое дело. Никакая наглость не поможет тебе, если ты ни черта не знаешь. Взять Валеру. Он тоже знает немало. Мы же здесь вообще ничего не знаем.

-Мы умеем водку пить, - сказал Зе.

-А в Америке умеют водку пить? - спросил Юрий.

-Нет, конечно, - ответил я, - и воровать не умеют.

-И настоящего рока там нет, - сказал Зе, - настоящий рок сейчас только в Финляндии.

-По любому, - ответил Петр.

Мы могли встретиться в тот вечер. Но я боялся начинать все заново. В десятый, может, в двадцатый раз.

-Кобыла слаба на передок, - сделал заключение Демьян.

Я кивнул.

-Хочешь, накурим ее, посмотрим, что будет.

-Ладно. Не сейчас, - ответил я.

-Слышь. Если не сейчас, то когда?

-Пойдем лучше пива попьем.

-Видишь, как легко тебя развести на пиво. Развести можно кого угодно. Я - бос-сяк. Если я захочу, я разведу кого угодно. Любую бабу можно развести. Когда угодно, и где угодно. Это не зависит от возраста, от погоды, от, бля-я-ядь, политического положения в стране. Баба - не мужик. У неё нет основания. Ей не на что опереться. Потому она ищем мужика. Надо сходить до пац-цанов, взять.

-Что взять?

-Шмаль.

-Давай не сейчас.

-Ладно.

И все это было хорошо мне знакомо. И, как бы это ни звучало, все это было справедливо в отношении Вики. Конечно, Демьян вряд ли мог развести любую женщину. Скорее, это касалось подруг из его круга, где постоянно лилась водка и дымилась шала. Те из них, что были еще достаточно свежи, являлись таковыми лишь по причине возраста.

Подружка Демьяна, которую тот звал Говна, так как у нее отчество было Олеговна, была всего двадцати лет отроду, и ни водка, ни трава не могли забрать у нее естественную красоту.

Но Демьян едва не развел Вику в моем присутствии.

Возможно, покопавшись в ее голове поглубже, можно было отыскать корень зла. Она стремилась найти мальчиков моложе себя. Она хотела быть и матерью и подругой одновременно, и я знал, что в институте она только этим и промышляла. Я же был ее первым мужчиной, и этот факт приклеился к ней, будто банный лист. Хотя, безусловно, она могла давать не только мальчикам. Об этом говорили едва не случившиеся отношения с Демьяном.

И, хуже всего, что она не была ни полной дурой, ни полной блядью, и я продолжал ассоциировать ее образ с той светлой юностью, когда я умел не думать о будущем и радоваться каждой минуте.

-Помнишь, мы встречали рассвет? - спросил я.

-Когда?

-Когда я придумал, что время остановилось, и мы сидим в нигде.

-Когда?

-Не помнишь?

-Помню. Я тогда взяла у тебя сигарету.

-А.

-Я хранила ее пять лет.

-А где она сейчас?

-Я ее выкинула.

-Это было, когда ты порвала фотографии?

-Да. Ну и что, что я их порвала? Ведь можно напечатать заново.

-Да. Можно.

-Я знаю, что я виновата.

-Ладно.

-Ты что, все мне простишь?

-Не знаю. Да. Наверное, да.

-Я сделала тебе много плохого.

-Может быть. Я уже не помню.

-Я не обо всем тебе сказала.

-Ладно. Можешь не говорить.

Все это было лишь словами, и я не знал, сумею ли я простить ее на самом деле. Более сильный человек, окажись он на моем месте, не стал бы мучить себя лишними сомнениями. Есть человек. Есть ложь. Есть, в конце концов, постоянная потребность в сексе, и с этим приходится как-то мириться. Потому - прочь сомнения, пользуйся тем, что есть, закрыв глаза на моральный аспект.

В идеале все выглядит хорошо.

В идеале - все мы герои и гиганты. Но жизнь быстро расставляет все по своим местам. И оказывается, что слова об изобретении велосипеда - это тоже изобретение велосипеда, и об этом говорят все, кому ни лень.

Важно то, кто и как поставил тебя на ноги.

Важен порядок родовой общины.

Если ты вышел вон, не входи назад, не думай об этом - этого просто не существует. Выключи этот отдел своего мышления. Если уж опускаться до хождения по головам, то данный процесс не должен сопровождаться мышлением. Большинство вещей - это естественно, так же, как зубы и умение кусать.

Но хочется верить. Может быть, как в детстве. Когда ты - один и самый главный, а весь мир создан как будто для тебя.

-Помнишь, мы сидели на крыше, - сказал я.

-Да, - она воодушевилась.

-Мы пили вино.

-Да. Я бы снова так хотела.

-На крыше?

-Да.

-Сейчас холодно.

-Не так уж и холодно.

-Хочешь поискать свободную крышу?

-А ты?

-Я не знаю. Я хотел пораньше лечь поспать.

-А....

-Знаешь, можно завтра.

-А ты где сейчас живешь?

-А, так. Не важно.

-Снимаешь жилье?

-Типа того.

-Я бы могла к тебе приехать.

-Да нет. Здесь просто нет места.

-Кто-то есть?

-Да.

-Это твои родственники?

-Да.

Если бы меня точно искали, я бы тотчас спалился на этой глупости. Но что-то подсказывало, что меня не ищут, и дело тут вовсе не в том, что я думал. От природы я всегда был человеком показной аккуратности, и все считали меня правильным и умным, хотя это совсем не так. Аккуратный человек никогда не попадет в подобную ситуацию. Скорее, я просто любил шифроваться, вводя окружающих в заблуждения. Это был верх двуличия. Но Вика, она, пожалуй, знала все. Если бы ее природный изъян, все бы было в порядке.

Наверное, когда-то я отдал ей частичку себя самого, и теперь эта частичка постоянно болела. Мне нужно было вернуть ее. Или сделать так, чтобы она всегда была рядом.

Но я так часто наступал на одни и те же грабли.

Так было и два года назад, когда мы попытались пожить вместе, и она тотчас нашла себе посторонние связи.

Так было и тогда, когда эти грабли ударили меня по лбу первый раз.

Все одно и то же. Будто сериалы, снятые бесталанными потомками бандюков. Раньше в этом городе все было по-другому - в частном секторе почти в каждом дворе катали водку, упаковывали поддельные продукты, размешивали в ваннах майонез, а за рулем можно было преспокойно ездить в пьяном виде, не опасаясь эксцессов. Мы жили ярко и бесшабашно. Я потратил слишком много лет, чтобы чувствовать себя уверенно в любой точке мира, но, может быть, именно это и было напрасно?

Если бы была машина времени....

Просто открутить пять, шесть лет, чтобы вдохнуть запах надежды, глупости и света.

-У тебя кто-нибудь есть? - спросила она, наконец.

-Нет, - ответил я.

-Не может быть, чтобы у тебя никого не было.

-Почему ты так думаешь?

-Ты же всегда пользовался успехом у женщин.

-Это большое преувеличение.

-Как же ты обходишься?

-Никак. Я просто об этом не думаю.

-А.

Когда ударили морозы, мы все вдруг стали собираться на "точке" пиво пить, и происходило это ежедневно. Но это - не правило для всех. Морозов сильных на Кубани не бывает. Студенты, тем вообще все равно. Я не говорю, что они - люди случая. Если ж рассматривать любого человека, как единицу, то я б не поставил их в ряд случайностей. Но они могут пить пиво при любой температуре. Это правда. Даже когда минус 20 стукнет, что для этих мест вообще стихийное бедствие, раз лет в пять бывает.

Пофиг.

Им пофиг. Непосвященному кажется, что это невозможно. Настоящая, чисто сибирская душа, скажет, что в мороз нужно пить водку. Что касается мегаМосковии, то я не знаю. Москва - не Россия, но спрут. Впрочем, снова - пофиг. Пофиг. Мы говорим и человеке. О том, что студенчество - не учеба, но крест.

Стоит мороз, и горлышка бутылок просто обязаны пристать к губам, алчущим глупого алкоголя. Но это студенты. Им насрать. Они курят самые дорогие сигареты. Это нужно для того, чтобы блеснуть понтами. Они пьют пиво, ведь водку пить банально - ею заливаются доверху жители станиц краснодарья.

И это особенно характерно для стьюдентов сельхоза. Пофигистическая их часть сосет пивко из бутылок, куря и плюясь так, что все пространство вокруг заполнено плевками. Они и есть плоды учебы. Кажется, что они тут всегда были. Выросли. Даже когда нет студентов, по плевкам можно сказать, что были.

Когда стьюденты сельхоза сидят в кабаке, их ни с кем, никогда, не спутаешь. Находясь на чужой земле, они находятся в постоянном поиске доказательств. Они есть путешественники в чужой земле. Кожаные куртки. Как же без них? Лохи, что ли, без кожаных курток ходить? В кожаных куртках - все. Все без исключения! Здесь нет иных! Ни одного человека не в кожаной куртке.

Во-вторых, очень и очень короткие прически. А-ля крутые, а-ля "бригада". Лысенькие головы, лысенькие настроения, воспоминания о 1995-м годе, когда все было можно, и говорили не о сотовых телефонах и прочей технике, а о том, кто сейчас в районе смотрящий, В-третьих, пачка "Парламента", которую нельзя не держать на видном месте. Именно "Парламент". Все студенты сельхоза, находясь на обучении, точно в ссылке, каждую секунду пытаются доказать свою крутизну. Именно поэтому - "Парламент".

Самая дорогая труба в мире.

Когда-то в мире не было бога понтов. Между людьми были очень большие расстояния. Человек, у которого был автомобиль, был навсегда круче того, у кого не было машины. Мобильник - главный понт студенчества. Он существует вовсе не для того, чтобы звонить. Он есть существо, определяющее ваш статус.

Цикл кручения трубы вокруг тела бесконечен. Зайдя в рядомсельхозовское кафе, можно видеть немало ерзающих студентов, и сотовые их, у каждого со своей скоростью перемещающиеся. Сотик в правой руке. Сотик в левой руке. Сотик на столе. Сотик описывает круг вокруг тела, включается, выключается. Начинается внутренний цикл - студент прослушивает все имеющиеся на телефоне мелодии, делится фактом их существования с товарищами, после чего все либо начинается заново, либо внутренний цикл завершается, продолжая итерацию внешнего. Особенно интересно смотреть на это боковым зрением - настоящее броуновское движение. Все в мире повторимо в мелочах.

Мы собрались, чтобы выпить водки. Вову Автояна пригласили, и он проставился не на шутку.

- Много гуев разнес? - спросил я.

- Да так, - ответил он.

Вова был продуктом серьезного родительского лошения. В свои 25 он не имел права. Он ходил в черном, доказывая тем самым основную армянскую идею - все армяне ходят в трико и туфлях. Володя работал королем стеклотары. Иногда он мечтал поменять работу, но это было невозможно. Его миром командовала его мать - Таня, женщина, ходившая по своей квартире обнаженной. Это фишка была семейной - еще бабушка ходила голой, пока не померла от повсеместной наготы. Вова же был припаркой, что было очевидно.

- Гуй неотрицаем, - сказал я.

- Я знаю.

Он выпил пива.

Он всегда пил только местное пиво. Он относился к сорту людей, которые пили только его. Я знаю много людей, которые играют в традиционность.

- Я вчера в такую игру играл на компьютере, - сообщил он многозначительно.

- Что за игра?

- Та. Название не помню. А прикинь - как полетят со всех сторон. Как полетят. Фиг поймешь, откуда они берутся. Хоп! - нужно пригнуться, передислоцироваться и спрятаться.

Он смеялся жиденьким, хуесосовским, хохотком.

- Кто полетит? - спросил Зе, куря с аппетитом.

- Да, там разные. То роботы, то еще летает там херня.

- Мочат?

- Мочат.

- А сколько уровней?

- Дофига.- ответил он зайчиковым тоном.- Лариска вчера компьютер у меня забрала, говорит - иди спать. А сама села играть в "шарики". Играл?

- Не а.

- Ну, как же? Ну, еще заходишь в "игры"...

- Не, не знаю.

- Да ладно.

- Да честно.

- Ну вот, прикинь. Я сплю, а она играет. Так я проснусь, а она играет. До четырех часов утра играла. Я уже проснулся, покурил, а она - прикинь, сволочь, говорит - ты мол, чо куришь? Я говорю - да утро уже. А она мне - тем более. Я говорю - Лариска, ложись спать. Короче, я ее уложил еле еле. Компьютер ведь в моей комнате стоит. А потом она мамику заложила, что я курю. Мне раньше можно было курить, и даже папик курил. А потом Мамик сказала, что мне можно курить только до девяти часов вечера. А после девяти мне курить нельзя. Я думал, Лариска не скажет, что я курил, а она сказала. И как треснет меня по голове! Я хотел ей сам треснуть, а она увернулась, а потом вдруг поворачивается и передает мне бутерброд. И говори - ешь! Ешь! А я тут достаю из под подушки конфету, и ей сую. И говорю - ешь! А она поняла, что кто-то из нас будет первым, кто другого покормит, и говорит - ешь! А я ей говорю - ешь! И протягиваю конфету. А она говорит - ешь! И сует мне бутерброд в рот. А я сую ей в рот конфету.

- А что за компьютер? - спросил Юрий отвлеченно, с неким пренебрежительным негативом.

- Ну этот. Как его. "Пентиум".

- Что за "пентиум?"

- 133-й.

- А.

- Чо, классный?

- Да, пойдет.

- Говорят, что старый. Сосед у меня его брал на ремонт. У меня тогда жесткий диск посыпался. Ну, он вообще, соображает.

- Специалист, что ли?

-Да. Но он вообще на железной дороге работает.

- Предохранители меняет?

- Не знаю. У него тоже есть компьютер. Ну, он посмотрел, сказал, что жесткий диск посыпался, и что единственный вариант - это обрезать его.

- Как обрезать?

- Ну, ножницами обыкновенными.

- Ножницами?

- Ну да. Он взял, обрезал. Осталось 600.

- Чего 600?

- Ну. Этих. Как его.... Килобит.

- А...

- Ну да.

- А сколько было?

- Не помню. Кажется, четыре и три.

- А. А что за Windows стоял.

- 95-й.

- А 98-й не пробовал ставить?

- Зачем? Он же жь говно.

- Почему говно?

- А многие говорили. У Лариски человек на работе работает, он говорит, что 95-й лучше всего.

- А.

Принесли гитару. Зе стал разогревать голос. Он не на шутку гэкал, что подтверждало его истинную кубанность, но никто не обращал на это внимание. В нашей толпе мы не уставали повторять, что Зе - настоящий вокал. (Впрочем, так же, как и бокал, что иногда - одно и то же). У нас был свой неповторимый репертуар, для многих незнакомый.

- Это он голос разогревает, - рассказывал Володе почти что на ухо Саша Сэй, - профессионалам надо много времени, чтобы серьезно голос разогреть.

- Ну да, слышал, - согласился Автоян.

Пошли тосты.

За Гуй.

За Куй.

За часы (у кого-то были одинаковые с кем-то часы).

За мир во всем мире.

За университет.

За то, чтоб в следующий раз разъебать гитару.

За водку.

Пили много. Хорошо еще, никто по-пьяни не вспомнил сделать Петра. А ведь могли же вспомнить.

Здесь стоит уточнить, что "точка" - это место на рынке, где спиртное льется рекой, а рядом - рыба, раки, мелкие, будто семечки, креветки, каких не встретить больше нигде. Пьянство длится здесь с раннего утра до позднего вечера, пока "точка" не закроется. Но, в случае чего, рядом есть дешевые, но достаточно удобные бары, куда можно приносить свое бухло. Пиво там дешевое, из Майкопа. Рыба, сухарики, вся фигня. Все эти бары переполнены стьюдентами сельхоза, но в этом есть свой неповторимый шарм.

Было довольно прохладно, и мы отправились толпой на блатхату. Концептуальность вечера была подчеркнута рассказом об американской группе "Нооу". Ни у кого не было ни одной записи. (В-отличие от кассет Александра Хуева, которых тут было видимо-невидимо). Ибо и альбомов самих было дофига. Зато о "Нооу" знали все, время от времени друг другу напоминая:

- Слышал, скоро выйдет новый альбом группы "Нооу".

- Слышал, вышел новый альбом группы "Нооу"?

О группе "Нооу" упоминал в своем стихотворении "Толик Натаров" Сергей Го. О группе "Hooy" было принято говорить в неожиданных ситуациях - это словно разбавляло жизнь. Два жизненных сегмента находятся рядом друг с другом, трутся, высекая искры, и это начинает утомлять. Нужно вставить что-то, чтобы умерить трение. Например, вы - с бодуна. Что тут сделаешь? Тем более, что не всякая работа позволяет похмелиться. В тот момент, когда нервное напряжение достигает максимума, нужен глоток воздуха. Тут тебе звонить товарищ и говорит:

-А ты слышал, вышел новый альбом группы "Hooy"?

Сайта у группы "Нооу" тоже нет. Наверное, и быть не должно. Мне неизвестно, знают ли о русско-американском коллективе зам пределами этой толпы. Да и какая, по-правде, разница? Помидорным панкам чужда эта идея. Они, конечно, умеют играть на гитаре, и некоторые достигают на этом поприще неплохих результатов. Разучивая песни Макаревича и ДДТ, они выходят на центральную улицу и, нарисовав на лице сверхправдивое чувство, начинают голосить. Так уже было - мы шли по центральной улице помидорной столицы, пьяные, с пивом, с водкой. Останавливались. Наливали. Шли дальше. Остановившись подле одного из помидорных панков с гитарой, мы попросили поиграть.

-Только не на матах, - попросил правдивый вагант.

-Нет, нет, - запротестовал Саша Сэй, - родной, это невозможно. Мы будем петь громко. Кстати, а ты слышал - вышел новый альбом группы "Hooy"? Нет? Я знаю, этого не позволяет твоя правда. Но ничего. От правды уйти невозможно. А вот и Зе. Давай, Зе.

Правда и неправда - это как Христос и Лжехристос. Христос не учил строить храмы. А потому, церковь - вещь довольно сомнительная, ведь она не построена в душе, внутри. Глаза Лжехриста чисты и прозрачны, как и глаза помидорного панка, который и представить себе не может, что, помимо перепевок, может быть собственное творчество. Он постоянно учит. Он боится революции. Он умеет говорить, дергая за слабые нити человека. Сын человеческий ничему этому учить не мог по определению, да он и не говорил ни о чем, кроме как о любви. Все остальное было придумано, а потому оно выглядит правдиво и как будто загадочно, истинно, космично.

А что говорят о Христе Лжехристы?

Что он не пил?

Пил.

С девочками не зажигал?

Зажигал.

Как бы он тогда понял силу греха? Ну ладно, речь не о нем. Речь о том, что грех - это отсутствие воображения. Грех - это быть пиявкой. Не пить. Не курить. Не зажигать. Нет, дело не во вредных привычках. Они - вещь совершенно разная для людей разного уровня. Может быть - быть Вовой Автояном. Но его нельзя осуждать, ибо его создала мама Таня, Мамик, женщина, которая, пытаясь утолить свою природную страсть, ходила по квартире голой, то и дело поглаживая себя. В семье не обращали на это внимания. Они не знали друго мира. Таня была директором детского сада.

Скоро мы упились и говорили по парам.

- А у нас на деревне был пидарас, - рассказывал Саша Сэй.

- А, - икнул я в ответ, - нифига себе.

- Да, блин.

- И чо, все об этом знали?

- Да. Пацан один хотел купить машину. Блядь, Жигули. "Ноль первую". Чисто молодежный вариант. У нас как - "шестерка" - это после тридцати. "Десятка" - не машина. Чисто мыльница. "Четверка" - все равно не то. "Двойка" лучше. У "четверки" не то, чтобы косяков много. Просто народ привык к "двойке". Она-то, "двойка", еще раньше появилась. Когда "четверка" появилась, у людей, ну как, уже сложились чисто вкусы. Люди уже не могли жить по-другому. "Копейка" же навсегда осталась народным автомобилем. Ее любят. Ставят диски. Опускают, чтобы жопа низкая была. Ставят акустику. Кожаные сидения. Тонировка. Вся фигня. "Девятка" - это бандитская машина. В конце восьмидесятых на девятках ездили чисто бандиты. А у нас в станице тогда "девяток" почти не было. Народ сразу не понял переднеприводные автомобили - говорили, что "восьмерка" через кирпич не сможет переехать. Но я тогда малой был. Это мне отец рассказывал. У нас "москвич" был, а потом - "копейка", а сейчас у нас "сорок первый москвич", правда двигло еще то первое, родное. "Восьмерка" - спортивная. Из "восьмерок" делают "формулу-1". Тоже жь та же жь фигня - диски, сигнализация, тонировка, сидения. Некоторые считают, что крутая "восьмерка" лучше, чем "Мерседес". "Девяностодевятая" - армянская. Русские у нас на них не ездят. Во всяком случае, у нас в станице. Говорят даже, что "девяностодевятые" делают то ли в Ереване, то ли в Майкопе. Ну, лучше всех, конечно, "шоха". И двигатель хороший, и салон классный. Я, если честно, тоже хочу "шоху". Жаль только, что их перестали выпускать. Машины охуительная, и гораздо лучше всех остальных Жигулей. "Семерка" - русский "Мерседес". Охуительная тачка. Поначалу, когда иномарок вообще не было, к "семерке" так и относились. "Мерседес". Я помню, еще в школу ходил, так о "семерке" все и говорили. Жалко, что "тройку" перестали выпускать. Лучше б ее, чем "десятку" выпускали. По натуре, машина как машина. Не то, что мыльница эта. Ну вот, он "ноль первую" купил, у пацана покрасили, блядь. У него гараж есть. Там чисто красят там, все дела. У него там гараж паяльной лампой подогревается. Ништяк. Красить-то все мастера, а так, чтобы подогревалось, не у всех есть.

Мавиль принесли. Помавилили. Охуеть. Поставили диски. Если диски не поставить литые, то это не то. Не, все равно машина оххуительная. Но с дисками - это чисто так, до армии, после армии.... Ну так, до двадцати пяти где-то, блядь. Короче, на ферму пацан поехал, а там сторож того трахает. Пиздец. Тишина. Он думал, никто не видит, а тут такая фигня. Все узнали. Теперь ему там не жить.

- А ты в свое село хочешь вернуться?

- Не знаю.

- Ты подумай. Что там делать?

- По натуре. Но с другой стороны, в городе тоже....Ну как.... Своих заморочек хватает. В селе жить проще. Всех знаешь. Все тебя знают. Нормально. Если денег мало платят, всегда можно что-то спиздить. У меня вот сосед на зерне три дома построил и дочке в городе квартиру купил. Чисто молодежный вариант. Однокомнатную. А чо. Работал на "Зиле", зерно возил, понемногу продавал. И никаких забот и хлопот. Ну, конечно, всегда есть трудности. То менты остановят, то еще что-нибудь. Менты, как сезон, выезжают на поля и ждут чисто водил. Все ж едут, блин, хотят заработать. Ну, там где овцы, там и волки.

-Понятно.

-Мне родители даже говорили - иди в армию, а потом пойдешь в ментовку. А потом другая мода пошла. Все поехали учиться.....

В тот вечер пришла Вика. Мне почему-то казалось, что на улице холодно, и дует ветер, хотя ничего такого не было. Легкий морозец лишь разбавлял вечерний воздух дополнительной тишиной. С автостоянки слышались голоса - там бухали сторожа. Они иногда приходили сюда. Бабушка, что сдавала блатхату, торговала водкой. Ее прозвали Ламборджини. За что, не знаю. Мне ж в тот момент казалось, что я живу во сне. Может быть, это было связано с музыкой - магнитофон играл постоянно, и некоторые мотивы были особенно мне близки. Но, как я уже заметил, это была болезнь.

Настоящий поэт мог бы по-настоящему забить, замолчать душой и описывать эту слизь, что жила в душе и ушла. Но я до этого не дорос. У меня было еще два, три года, чтобы что-нибудь понять. Ближе к среднему возрасту душа устает обновляться, и ты живешь по накатанному, и ничего нового уже не будет до самой смерти. По большому счету, жизнь после тридцати и начинается, и заканчивается.

-Привет, - сказала она.

-О, Вик, - обрадовался Саша Сэй, - а ты слышала, вышел новый альбом группы "Hooy"?

-Что? - не поняла она.

-2002 год, - подтвердил Зе, - новый звук, новая акустика.

-Пить будешь? - спросил Петр.

-Водку?

-А у нас больше ничего нет.

Она посмотрела на меня вопросительно. Это была разведка. Вике нужно было обязательно узнать, какова во мне погода. Ведь главная цель обыкновенной женщины, это добиться того, чтобы суметь сказать "мое!".

Я знал это наизусть, и это всегда меня бесило.

А потом, после завоевания территории, можно начинать распределять внутреннюю энергию. А затем, наконец, наслаждаться. Ничего другого в жизни человека нет. Уж не говоря про жизнь женщины.

-А я думала, где тебя найти?

-Ты никуда не звонила?

-Звонила.

-И что ответили?

-Кажется, это была твоя невестка.

-Да. Таня.

-А.

Я не загружал себя лишним. Разведка, как разведка. А честный секс - это и вовсе честно, когда девочка ждет тебя за ширмой, и никому до этого нет дела. Но в тот день никакой девочка не было. Не было и Наташки, что жила "за туалетом" - это за туалетом бабушки Ламборджини был ее огородик, а там, дальше - два домика. В одном жили квартиранты (мать Наташи впустила). Другой - их. Тоже не очень большой, но, все ж, побольше. В квартиранстком же домике не было штор, и было видно, как на трубах сушится одежда, а на столе - вечный холостяцкий бардак.

Мы, впрочем, собирались позвать Наташку. У нас даже был тайный сигнал, с помощью которого ее можно было вызвать из дома. Но теперь это уже было не актуально. Тем более, бабушки Ламборджини не было дома - она пошла до Хсохфы (это сестру ее так звали) - и там, в ее комнате, был свободный диван.

А что еще я мог желать от Вики.

-У Ламборджини есть вино, - вспомнил Саша Сэй.

-Точно, - обрадовался Зе, - давайте спиздим!

-Щас, - спохватился Петр, - Вик, ты присаживайся.

-У нее полный подвал! - воскликнул Саша Сэй.

-А где мы ключ возьмем? - осведомился Юрий.

-Я знаю, где ключ взять, - произнес Петр.

-А если баб Галя узнает? - спросил Вова Автоян.

-Да и фиг с ним, - ответил ему Зе.

-Не парься, - добавил Саша Сэй, - щас ключ найдем. У нее там запасов - будто она к атомной войне готовится. На две жизни хватит.

-На три, - сказал Юрий.

-Да. На три. Она ж жадная, сука. Никому ничего не дает. Даже родственникам.

Вино вскоре было доставлено, и пьянство продолжилось. Я, вопреки себе, не стал поддерживать всеобщую вакханалию. Хотя, чаще всего, я так и делал.

-Пойдем в комнату, - сказал я Вике.

-Куда это?

-Ладно тебе. Пойдем, пойдем.

Я забрал два бокала вина, и мы удалились.

Все было просто. Но, хуже всего, что постоянно жил в ожидании удара. Любой эксцесс, казалось, мог выбить меня из колеи. Я жил и огладывался. Мне было страшно, и главным желанием было укрыться так, чтобы никто не смог тебя найти. В этом и был шанс Вики. Я это отчетливо понимал.

Но что я мог сделать? Ведь я ее все-таки любил - как бы я это ни отрицал. Счастливы те, кто с легкостью убегают от себя самих.

-А никто не придет? - спросил я.

-Нет, никто.

-А бабушка?

-Да и фиг с ней. Раздевайся.

-Я боюсь.

-Почему?

-Я так давно не была с тобой. Как будто в первый раз.

-Я тоже.

-Но у тебя же кто-то был?

-Но ведь и у тебя кто-то был?

-Это потому что тебя не было.

-Да ладно тебе.

-Ты мне не веришь?

-Конечно, верю.

-Честно?

-Конечно.

-Ой, Валерик, я так соскучилась!

У Вики была хорошая фигура. Она умела гнуться. За мое отсутствие она много, чему научилась. Может быть, основы ее подвижности заложил именно я. Мы долго дружили и целовались, прежде, чем она лишилась девственности. Я думал тогда, что бояться уже нечего, но все прошло как нельзя классически. Испугавшись, Вика была холодна, как стекло. После мы много раз вспоминали этот момент. Когда же она, наконец, научилась извлекать из секса полезное, я понял, что главное - это в первый раз.

Лишение невинности - это большое таинство.

Теперь же все было слишком просто. Много вина. Желание, наполненное градусом. И - черная, будто съедающая, темнота, которая проникает в самую сердцевину мозга.

Вика громко стонала, но этого никто не слышал - за дверью шла громкая, почти кричащая беседа.

Мне всегда казалось, что это - фальшивый стон.

И в первый раз - я тоже так подумал. Это было правдой. Первые секунды честны. Потом человек обрастает мхом. Если у тебя этого мха раньше не было, то он передается, и ты сам становишься его разносчиком.

-А давай стоя? - предложила она.

-Я курить хочу, - ответил я.

-Кури.

-Здесь нельзя. Это - покои бабушки Ламборджини. Она пацанам вставит за это.

-Что ж делать?

-Пойду, покурю.

-Все вы, мужики, такие.

-Да. Я еще выпью.

-Выпьешь?

-Да. Ты не волнуйся, я приду.

-Я ж тебя знаю. Ты сейчас выпьешь раз, выпьешь два....

-Ну, я ж не виноват, что ты не куришь.

-Я пробовала.

-Это прогресс.