В каждом человеке есть Сила. Об этом вам скажет любой врачи и любая колдунья. Конечно, каждый своими словами, близкими и понятными ему самому, но смысл от этого не изменится. Некоторые умеют эту силу тратить, некоторые копить. Есть те, кому удается оперировать не только своей, но и чужой силой. Оперировать в буквальном смысле слова, ведь взаимодействие с чужой силой подобно хирургическому вмешательству: только опытный и умелый хирург знает, как причинить пациенту минимальный вред во время операции, вырежет то, что лишнее и оставит то, что необходимо, не занесет в организм инфекцию. Впрочем, те, кто отнимают силу, заботятся о своих пациентах меньше, чем самый безответственный хирург.

В этом году лето в Подмосковье было на удивление приятным, даже уже привычно ожидаемый смог – почему-то теперь так принято называть дым, принесенный с горящих торфяников, видимо, на английский манер – не оправдал ожидания и опасения, не окутал небольшой поселок.

Наташа поправила сумку на плече, изобразила на лице самую доброжелательную и искреннюю улыбку из всех, на какие была способна, и постучала. Не смотря на то, что дом стоял в глубине двора, а стучать изо всех сил Наташа не стала – поберегла пальцы, на крыльце дома тут же показалась женщина в фартуке с полотенцем в руках. Наташа машинально отметила, что собранные в хвост волосы цвета подгнившей вишни – так определяла Наташина мама темно-каштановые – вьются крупными локонами совершенно естественно, да и в целом волосы скорее хотелось назвать гривой. Наташа невольно завидовала обладательницам хороших волос. Свои были не так уж плохи от природы, но пару лет назад охваченная духом экспериментатора и плохим настроением Наташа выкрасила отдельные пряди в ярко-желтый цвет, напоминающий о ещё недавно модных куклах Барби, из-за чего заметно упало и качество волос, и количество.

Отогнав завистливые мысли, Наташа помахала рукой.

- Здравствуйте!

- Здравствуйте, здравствуйте! – приветливо воскликнула женщина. – Вы Наталия Николаевна?

- Можно просто Наташа.

Женщина открыла калитку и посторонилась, пропуская Наташу внутрь.

Во дворе росли цветы. Всех цветов, размеров и форм, которые Наташа могла придумать.

- А вы одна? – запоздало удивилась женщина. Она снова заперла калитку и направилась к дому.

- Одна, разве вас не предупредили?

- Меня предупредили по поводу лично вас, но я думала, что будет группа, помощники…

- Группа подъедет, - успокоила Наташа женщину. – Но сначала я хотела бы познакомиться с детьми сама. Не стоит сразу пугать их дядями и тетями в белых халатах, правда? Простите, как вас зовут?

- Мария Игоревна, - с готовностью кивнула женщина с потрясающими волосами и скучным лицом учительницы-домохозяйки. – Я согласна с вами, Наташа. Пойдемте в дом.

Наташа шагнула в открытую дверь и почувствовала неожиданную прохладу – в доме было темно, жара больше не давила на виски и солнце и жгло лучами кожу.

- Хотите обедать? – радушно спросила Мария Игоревна. – Или можно просто чаю?

- Чаю, - призналась Наташа, добавляя к улыбке немного смущения. – Очень устала в электричке.

Это было враньем. Шофер довез Наташу до въезда в поселок, в машине был кондиционер, а в сумке бутылка минеральной воды, но разговор за чаем – один из необходимых моментов для установления хороших отношений между невольными знакомыми.

- Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату. Бросите вещи, освоитесь, хотите - переоденетесь, а потом и чаю.

Мария Игоревна и Наташа шли по коридору. Хозяйка щебетала не останавливаясь: «Вот здесь, в этой комнате, живут Анечка и Алиса. А здесь Соня и Полина, они помладше. Юленька у нас живет одна…»

Наташа пропускала эту информацию мимо ушей. Не только потому, что хотелось пить, но и потому, что щебет этой женщины не являлся истиной в последней инстанции, а сосредотачиваться ради чего-то менее ценного у Наташи не было сил.

- Вот и ваша комната, Наташа. Устраивайтесь, а я на кухне буду – жду вас там. Вы зеленый чай пьете?

- Я все пью.

- Ну и хорошо. Я вас жду.

Мария Игоревна выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь.

---

Комната была светлой, просторной и на удивление уютной. Я бросила сумку на пол и с наслаждением растянулась на тахте. Машина, конечно, замечательная, на электричке было бы гораздо хуже, но все-таки двадцать минут тащиться по сельской дороге в деловом костюме – не сахар. Казалось, что пылью пропитались не только туфли и одежда, но и волосы, кожа и ногти, ноги ныли, А спина категорически не желала слышать о каком-то там вертикальном положении. На то, чтобы уговорить её все-таки принять это самое положение, у меня ушла почти минута. Я вылезла из темно-серого костюма, проклинаемого мной всю пешую дорогу до дома, повесила его на спинку стула, с трудом подавив желание скомкать и запихать куда-нибудь подальше под шкаф, распустила жалкие остатки волос и напялила самый дурацкий сарафан, который нашла в сумке – голубенький с белыми и оранжевыми цветочками. Пожалуй, немного перегнула палку – осталось сильно накраситься, сделать два хвостика, и вид у меня будет, как у героини мужского журнала. Краситься я не стала, решив, что лучше буду похожа на впавшую в детство студентку на каникулах, чем на девушку не очень тяжелого поведения на работе, и вышла в коридор.

- А вот и вы, Наташенька, - с такой искренней радостью воскликнула Мария Игоревна, что мне стало неловко. – Садитесь, чай уже готов.

Кроме чая уже были готовы пирожки с яблоками, яблочное же повидло, вишневое варенье, тарелка с клубникой и печенье.

- Мария Игоревна, - спохватилась я. – А руки где помыть можно?

- Можно и здесь, на кухне. Но лучше идите в коридор, там налево – другой коридор, - у меня в голове пронеслась мысль о катакомбах и коридорах, которые приведут меня в ванну где-нибудь в Волгограде. Через пару лет.

- У нас коридор соединяет дом с баней. Там в бане есть и ванна, и раковина – найдете. Мыло и полотенце тоже там есть.

Мысленно возблагодарив Великих, что мне не придется умываться в полевых условиях – то есть под ведром, заботливо наклоненным помощником, я мужественно отправилась в путешествие по дому.

Как ни странно, баня нашлась с первого раза, а это действительно странно, учитывая мои способности «заблуждаться». Я намылила руки и подставила их под струю холодной (горячей тут и не пахло) воды.

Сейчас мы выпьем чаю, поговорим по душам, а потом мне предстоит познакомиться с семью девочками от семи до десяти лет, подружиться с ними, понять каждую, почувствовать, в чем их проблема, в чем их слабость. И в чем их Сила.

Это была идея вышестоящего начальства. Настолько вышестоящего, что при желании я даже не смогла бы хлопнуть вышестоящей дверью.

Идея была проста, как все гениальное. Сила любого человека многокомпонентна. Когда один человек тянет Силу из другого, он вытягивает ту составляющую, в которой сам нуждается. Но чем старше человек, тем сильнее связаны все нити его Силы – власть, страх, любовь, надежда, желание, ненависть. У маленьких детей вся сила сжата в светящийся комок, выдрать из которого одну нить невозможно, по причине её отсутствия. В шесть-семь лет Сила человека начинает распадаться, определяя границы между разными составляющими, к десяти годам в человеке ясно видны все составляющие его Силы. Лет в тринадцать они начнут переплетаться, внося сумятицу в подростковую тонкую душу и доводя окружающих до бешенства – переходный возраст. Для того чтобы определить роль каждого вида силы, требовался эксперимент. Довольно жестокий и не слишком простой не только потому, что тянуть силу нужно крайне осторожно, а без должного опыта и знаний лучше не подступаться, но и потому, что четче всего различные компоненты силы разделены у тех самых детей от шести до одиннадцати лет, а тянуть силу из детей способны не многие. Самый идеальный вариант – «немного больные» дети – иммунитет у них ослаблен, одна из Сил в таких случаях выражена ярче остальных, что делает эксперимент нагляднее и безжалостней. Девочек решили использовать только потому, что мне – как женщине – легче манипулировать «родной» женской силой.

Считалось, что я смогу. Я не отличалась излишней эмоциональностью, а отличалась излишним цинизмом. Детей, младших сестер и племянниц у меня не было, поэтому риск столкнуться с внезапным помутнением рассудка был минимален.

На ноги закапала вода. Охнув, я закрутила кран – вода уже начала переливаться через край, сарафан был забрызган настолько, насколько это возможно. Тщательно вытерев руки полотенцем и отогнав мрачные мысли, я пошла обратно в дом.

Мария Игоревна сидела за столом и смотрела в одну точку, причем точка явно располагалась не на стене напротив женщины, а где-то в совсем ином пространстве, но только я вошла в кухню, Мария Игоревна подхватилась и окружила меня вниманием.

- Вы ешьте, ешьте, Наташенька, вон какая худая.

Худой я себя вовсе не считала, но отказаться от пирожков не было никакой возможности – я ощутила прилив всех Сил, кроме Силы Воли, которая и была необходима для противостояния. Махнув рукой (мысленно) на испорченную фигуру, я откусила пирожок.

- А где же девочки, Мария Игоревна?

- Девочки спят. Сейчас же тихий час.

- У вас все так строго? – удивилась я. – А я думала, что раз уж каникулы…

- Ну что вы, Наташа. И вовсе не строго. Никакого принудительного порядка. Девочки сами ложатся спать – устают очень, они же с самого утра на ногах.

Я невольно отметила, что, не смотря на молодой возраст, Мария Игоревна производит впечатление деревенской бабушки.

- Наташенька, а какие у вас планы? Когда же подъедет группа?

- Группа подъедет через три дня. Я пока пообщаюсь с девочками, постараюсь понять, какие психологические моменты все ещё влияют на развитии и здоровье.

- Понятно, - кажется, осталась довольна моим ответом Мария Игоревна.

- Да, Мария Игоревна, мне бы хотелось, чтобы девочки пока не считали меня врачом. Пусть я буду…скажем, помощницей?

- Девочки не будут задавать лишних вопросов. Я скажу, что вы временная воспитательница.

Ага, как же. Это тебе они не будут задавать лишних вопросов. А мне, чтобы подружиться, понадобится ответить на все вопросы, какими бы лишними они не казались.

- Мария Игоревна, расскажите мне про девочек.

- Да что же про них рассказывать, Наташенька? Вы сами все увидите. Информацию вы ведь и так знаете, мы материалы отправляли, а личного мнения никто кроме вас не составит.

Материалы были сложены в толстую темно-синюю папку и запиханы в сумку. Я изучала их несколько дней с утра до вечера, непонятно зачем выучивая наизусть даты рождения, любимые книги и возможные силовые варианты.

- Все равно расскажите. Мне ваше личное мнение интересно и важно.

- Ну, хорошо, - сдалась Мария Игоревна. – Расскажу. С кого начать?

- С младшей, - попросила я.

- Значит, с Юленьки, - кивнула Мария Игоревна. – Слушайте.

Столетова Юля – самая младшая девочка здесь – была очень замкнутым ребенком, молчаливым и слишком серьезным для своих семи с половиной лет. В игрушки она не играла, предпочитая им лист бумаги и карандаши. Юля редко улыбалась и послушно делала то, что ей говорят, впрочем, без особого энтузиазма. Её рисунки не отличались мрачным содержанием или тусклыми цветами – яркие цветы, красивые звери – Юля действительно хорошо рисовала – и сказочные сюжеты. В комнате девочка жила одна, в отличие от остальных, живущих парами. Это был Юлин каприз, его исполнили, хотя и считали, что девочке надо пытаться подружиться с остальными.

Соня Алексеева и Полина Белкина были чуть старше Юли – им уже исполнилось по восемь лет, обеим первого мая. Девочки были друг другу ближе, чем сестры. Они везде ходили вместе, доверяли друг другу все на свете и чувствовали, когда что-то не так, лучше, чем близнецы. Я невольно улыбнулась, как и тогда, когда читала о них на прошлой неделе – насколько крепкой и искренней была эта детская привязанность.

Ане и Алисе было по девять лет. Старшей была Алиса. Не столько по возрасту, разница была всего в два месяца, сколько по рассудительности и умению командовать. Немного наивная Аня с готовностью поддерживала Алису, а та же чувствовала за Аню странную ответственность, оберегая её от всего, в том числе и от воспитательных нотаций Марии Игоревны.

Старшими в этой компании оказались Вика и моя тезка Наташа. Вике недавно исполнилось десять лет, Наташа же ждала одиннадцатилетия – ждать оставалось всего неделю. Жили девочки в одной комнате, но близкими подругами, как казалось Марии Игоревне, не были. Слишком большой оказалась разница в целый год, к тому же, Вика по скрытности не уступала Юле. У девочки были на это причины – глубокая психологическая травма, как сообщила мне Мария Игоревна. Эта глубокая психологическая травма десятилетней Виктории Александровны Красновой и была решающей в обсуждении эксперимента. На глазах у Вики год назад убили трех человек – папу, брата и тетю – мамину сестру. Мама умерла за три года до этого.

Девочки были детдомовскими, только Вика и Алиса попали в детский дом в сознательном возрасте, остальные не знали ничего другого. Все детство проходило со сверстниками и воспитателями маленького практически частного – хоть и государственного по бумагам – детского дома.

Эта деталь тоже имела значение. В обычном детском доме слишком сложно взять шесть-восемь человек – группы большие, и после возвращения «подопытных» отношение к ним сильно бы изменилось. Дети любопытны и завистливы. Брать детей из семей никто бы нам не позволил, да и чистота эксперимента была бы нарушена. Идея с маленьким подмосковным детским домом, который содержал какой-то бизнесмен, была принята на совете единогласно после того, как были рассмотрены остальные варианты.

В этом доме группа из семи девочек и двух воспитательниц (интересно, где вторая?) проводила летние каникулы – это было одним из правил детского дома. Каникулы дети проводили в небольшой самостоятельно выбранной компании. Это было очень мудро с точки зрения воспитателей и очень удобно с нашей.

- Мария Игоревна, скажите, а как девочки себя чувствуют?

- Ну, как они могут себя чувствовать? Лето, дети радуются. Солнышко, речка чистая, холодная правда, но камней почти что нет, дно песчаное, что в этих краях довольно редко встречается…

- Нет, Мария Игоревна. Я работала с детьми, - врать нас учили отдельно, это целое искусство и дилетантам в нем не место, - и спрашиваю о другом. Что в них не так?

Мария Игоревна потеребила угол скатерти.

- Хрупкие они, Наташенька. Как фарфор. Чуть не попадешь – надавишь там, где тонко – и трещина пошла. Если трещина, то ещё можно склеить, а если на крошки? Вы пробовали когда-нибудь, Наташа, склеить фарфор?

Я покачала головой. Мне действительно не доводилось клеить фарфор, к тому же, я в первый раз за сегодняшний день действительно пыталась понять собеседницу.

- Невозможно это. Как ни клей – осколочек все равно пропустишь. Да и недолговечен он – склеенный. Вот и девочки мои такие. Красивые, умненькие, веселые, послушные, – куколки. Смеются так заразительно, звонко. Но, не дай Бог, заденешь – разобьешь. В остальном они такие же, как и все. Но это вы сами поймете, Наташа. Вот как увидите – так сразу и поймете, это сложно не заметить. А полагаться на мои слова не нужно – они мало стоят, как и все слова. Лучше самому почувствовать, чем наизусть чужое мнение выучить. Вы пейте чай, пейте.

Тысячу раз права Мария Игоревна. Клеить фарфор – сложное, кропотливое и неблагодарное занятие. Битую фарфоровую куклу клеить – все равно, что дырку в днище корабля заклеивать скотчем. Сложно и бесполезно. А разбить фарфоровую куклу очень просто – локтем задень, столкни нечаянно со стола – она и раскололась.

Впрочем, задания клеить мне и не поступало.