Клум - молодой человек в серой шляпе, надвинутой на виски, возвращался в тот вечер домой через проходные дворы и у входа в одну из подворотен увидел старика, который отвязывал веревку от стопки книг, только что спущенной ему из окна третьего этажа. Клум как раз собирался пройти мимо, когда старик сказал: - Стой. И протянул ему первый же из высвобожденных фолиантов. - Вернешь завтра. Пока Клум, сунув книгу подмышку, углублялся в подворотню, старик глядел ему в спину, туда, где под мышцами и ребрами немного левее середины стукало сердце.
Фолиант показался Клуму необъятным. Получая его из рук старика, он уже не собирался читать его, тем более за одну ночь. Но с наступлением темноты то ли рогатый маленький бес, из тех, что водятся в любых старых домах, укусил его за мизинец, то ли сквозняк выдохнул слишком сильно и раскрыл первую страницу, но Клум начал читать, и, незаметно для самого себя, не отрывался досветла, глотая главы словно ягоды. С жадным разочарованием уткнулся он в последнюю страницу прежде, чем солнце отряхнулось от облаков, заплывавших за край земли, и из красного сделалось желтым. Между корешком и переплетом Клум нашел записку, в которой было указано: "Портовая набережная". Номера дома и квартиры не значилось. Он почти бегом преодолел расстояние, отдалявшее его от обозначенного места; у моста его чуть не сбил крыластый автомобиль с плоской крышей, но когда Клум с болезненным беспокойством уставился в его окна, то водителя внутри не обнаружил, да и сам автомобиль казался смирно стоящим на месте. Красоты набережной мало увлекали Клума. Он искал старика, и нашел его сидящим на маленьком табурете возле мольберта - все его существо казалось заостренным и устремленным в работу, - острые колени, острая борода, взгляд и кисть на вытянутой руке. Старик рисовал стоящий перед ним корабль, и даже сомнения не могло возникнуть в том, что этот корабль стоит здесь именно потому, что позирует для картины. - Скажите, - начал Клум. - Где находится такая страна, в которой происходят такие вещи, как здесь написано? - Нигде, - ответил старик. - Автор все это выдумал. Встань, пожалуйста, ровно - я нарисую тебя на палубе, будто бы ты только что прибыл. Или уже отплываешь.
Несколько дней Клум провел в смятении и повторял про себя: "Выдумал? Выдумал своей головой". В Нный день он снова пришел на набережную, и, встав над мольбертом, потребовал дать ему какую-нибудь похожую книгу, если у старика есть. Старик сложил свои рисовальные принадлежности и складной табурет в чемодан и повел Клума за собой какими-то незнакомыми переулками. Чтобы проникнуть в жилище старика, нужно было пройти сквозь маленькую квартирку его соседа Дагима. Среди прочих своих странностей Дагим имел двадцать семь аквариумов с рыбами, занимавших почти все его жизненное пространство; когда Клум со стариком явились, сосед занимался тем, что за хвост вытаскивал рыбу из одного сосуда и бросал в другой, где она пожирала более мелких своих сородичей. Старик поздоровался и они прошли в прихожую, темную, как собачья глотка. Клум наощупь нашел стул и сел, а хозяин дома принес из темноты еще одну книгу и направил молодого человека прочь через черный ход. По черной лестнице с какого-то верхнего этажа уже спускалась безмолвная вереница посетителей, невольно указавшая Клуму путь обратно на набережную. Там, на каменном парапете, он читал до ночи, сидя так неподвижно, что проходящие люди его не видели, и гражданин, перед лицом которого Клум наконец распрямился и спрыгнул на мостовую, решил, что тот взялся из неба, и, не оглядываясь, направился восвояси.
Мысль о том, что какие-то люди способны не просто записывать такие ошеломляющие вещи, но и извлекать их из собственного разума, по своему разумению располагать свойства предметов, столь причудливо менять их местами, изобретать людей, и безвозвратно занимать читательский ум, не давала ему покоя; и час за часом он все глубже проваливался в этот вымысел. В поисках подтверждения, укрепления охватившего его сумасшествия, он мыкался по проходным дворам, пока однажды из одного окна ни выбросили огромную рукопись, листы которой полдня кружились в воздухе, а Клум бегал, пересекая двор сотней причудливых траекторий, и собирал листы воедино. Когда он принес рукопись домой, то увидел, что ее страницы не нумерованы, и стал читать ее вразнобой, как голодный жует блюдо не доведенным до готовности; и даже в таком виде, тем более в таком виде повесть казалась ему прекрасной.
Он явился старику вечером какого-то очередного дня, так как вдруг уверился в том, что тот врал ему, когда говорил, что страны, умещающей все им прочитанное совершенно не существует. Клуму мерещилась какая-то тайна, которую старик прятал в своей темной квартире с сумасшедшим соседом и его рыбами, или в чемодане с красками, или еще где-то. Клум стоял над мольбертом, и, говоря все это, походил на деревянного истуканчика. Старик только и бросил, что: - Пойдем. На сей раз Клум выходил через черный ход с целой книжной лавкой в саквояже. Он долго бродил по каким-то улицам, потому что в этот раз вывести его в знакомые места было некому. Добравшись до дома он раскрыл саквояж и разложил книги на две стопки. Слева громоздились привычные ему с детства повествования о людях, живущих по соседству, истории государств, чуть ли ни школьные учебники физики, а справа - тома, начиненные взрывчаткой чьего-то воображения, лихорадочно буйного, захватывающе прекрасного. То, что происходило дальше, напоминало механическую работу. Клум брал книгу из тех, что по левую руку, и читал ее, потом брал из правой стопки, и тоже читал, постепенно делая чередование все более частым. Дошло до того, что он читал одну страницу из правой книги, и тут же одну из левой, и снова возвращался к правой. Сюжеты переплетались и смыкались в его голове, сталкиваемые нарочно, проникали друг в друга, и Клум переставал помнить и понимать, где правда, где вымысел; переставал отличать одно от другого. Через много дней, а может и недель, проведенных за этим занятием он выглянул в окно и увидел воду. Несмотря на то, что Клум жил на пятом этаже, недвижимая водная гладь начиналась сразу за подоконником, а напротив дома из воды вставал остров, весь заросший поющими деревьями, с кованой калиткой у самой воды, а за калиткой начинались ступеньки из белого камня и дорожка, ведущая вглубь острова. Клум бросился к этому окну и, сквозь прозрачную воду, сквозь прозрачный песок на дне увидел, как на ладони, весь город, расцвеченный по-утреннему; корабль, закончив позировать, отходил к устью реки, с балкона Дагима, как крохотные дирижабли, выплывали по воздуху разноцветные рыбы, а чьи-то руки в окне третьего этажа отвязывали веревку от стопки книг, и другой конец веревки уходил в небо.
Клум влез на подоконник, закатал брюки и пошел, по колено в воде, к стоящему перед ним острову. |