Иван Бунин не понимал никаких идеологий. Презирал изыски Серебряного века. Заумное называл глупостью.

Никто из пишущих по-русски не умел так, как он, передавать в слове ощущения живой реальности: от света, цвета и запаха до счастья и ярости.

Но мистика – это не дьявол, упыри и вызывание духов. Она в чуть изменённом взгляде.

Вот начало одного из бунинских стихотворений. Оно называется «После битвы».

Воткнув копьё, он сбросил шлем и лёг.

Курган был жёсткий, выбитый. Кольчуга

Колола грудь, а спину полдень жёг…

Осенней сушью жарко дуло с юга.

Почему воин снял шлем, не сняв кольчуги? Почему лёг ничком на южном склоне кургана? Ясно, что он очень слаб, может быть, ранен, что он один; его душа воспринимает только сопротивление втыкаемому копью, облегчение от скинутого шлема, жар нагретой кольчуги. Больше нет ничего; мы словно заперты внутри неподвижного тела с гаснущим сознанием.

И умер он. Окоченел, застыл,

Припав к земле тяжёлой головою…

Мы ещё там, внутри; вместе с несвободной пока душой чувствуем, как гаснут последние ощущения, коченеют только что послушные могучие мышцы.

И ветер волосами шевелил,

Как ковылём, как мёртвою травою.

Это – освобождение, взгляд снаружи. Заново обретенным зрением душа впервые смотрит на своё бывшее тело, уже сливающееся со степью:

И муравьи закопошились в них…

Сигнал для души: уходи, это мясо, кости и волосы, эта кольчуга и шлем – уже не твои, степь управится с ними сама. И душа, оглядев напоследок пустой, безмолвный мир, отлетает, тихо удивляясь, как далеко виден результат последнего усилия её покинутого тела:

Но равнодушно всё вокруг молчало.

И далеко среди полей нагих

Копьё, в курган воткнутое, торчало.