Симон вышел из тюрьмы на рассвете, он отсидел шесть лет за ограбление банка и скажем прямо, стать образцовым заключенным у него не получилось. Тюрьма не исправляет, это факт. Она лишь учит быть более внимательным, изворотливым и жестоким. Отвратительная еда отбивает восприятие вкуса, голод укрепляет злобу, отсутствие женщин делает вспыльчивым и раздражительным, «светское» общество сокамерников повышает преступную квалификацию, режим тюрьмы дисциплинирует сознание и значительно упорядочивает манеру поведения, наличие внушительного отрезка свободного времени позволяет продумывать новые планы грабежей, убийств и краж. Для преступника нет лучшего образования, чем тюремное. Это же очевидно.

Знай Симон то, что он узнал за эти шесть лет, его бы не поймали, но хорошо ли это? Об этом мы вправе спросить у самого Симона.

- Симон, хорошо ли это?

Симон молчит. Он не спеша идет к месту стоянки тюремного автобуса, который отвозит исправившихся злодеев на маленькую площадь большого города. Тюрьма Санте – Маленькая площадь, какой фальшивый маршрут. Но почему же молчит Симон?

- Эй, приятель, ответь. Чего ты боишься, я ведь просто голос в твоей преступной голове. Раньше ты был более разговорчив. Неужели воздух свободы отбил у тебя желание пообщаться со старым другом. Может ты обижен? Но не вижу причин для обиды. Ведь это не я довел тебя до тюрьмы. Так что ты скажешь, было бы лучше, если бы тогда тебя не поймали?

- Не знаю.

- О! Смотрите, заговорил! Браво, Симон, браво! Так, стало быть, ты не знаешь? А ты подумай. На сколько бы тебе хватило тех денег, что ты украл? Месяц? Два? А что потом? Не имея опыта и должной квалификации, ты рано или поздно попал бы в приветливые застенки Санте. Разве нет? Так лучше уж раньше. И не надо делать из мухи слона, относись к этому иначе. Считай, что ты поступил в престижный криминальный университет, а сегодня у тебя выпускной. Ты дипломированный грабитель, у тебя даже есть документ с печатью учебного заведения и подписью ректора. Есть повод отпраздновать!

- Заткнись, недоносок. Тебе легко говорить!

- Мне?! Это мне легко?! Неблагодарная тварь, можно подумать, что пока ты сидел, я гулял по Монмартру! Я, как и ты, постигал нелегкую науку, так что смени этот тон и позволь насладиться свободой.

- Хорошо, только наслаждайся молча и избавь меня от дурацкого диалога.

- Без проблем, mon ami, без проблем. Лишь дай мне продолжить повествование.

- Валяй.

Ну, так вот, я продолжу. Через пыльное окошко автобуса Симон отрешенно смотрит на мокрые улочки Парижа. В кафе, как и прежде, пахнет корицей, сигаретами и сладкой сдобой. А в автобусе пахнет резиной, потом и всеобщим ликованием, которое слишком похоже на дешевое счастье неудачников.

А дождь уже близок к тому, чтобы перерасти во что-то большее, свистящее, где разорванное декольте ветра совсем не манит глубоким вырезом. Там одиночество и холод, рухнувшие надежды и слепая безысходность….

Стоп! Это я так уныло думаю? Ну уж нет!

- Симон! Немедленно перестань, слышишь! Если ты не прекратишь, я снова к тебе пристану!

- Отстань!

- Тогда не мешай. Что за хандра в самом деле, ты свободен, пойми, СВО-БО-ДЕН!

Так я продолжаю, друзья.

Усталый водитель сбавляет скорость, здесь ведь недалеко, всего пара кварталов. Скрип тормозов предвещает лязг проржавевших дверей, в салон врывается запах свежего утра и Симон выходит из автобуса. Он сиротливо оглядывается по сторонам и, подняв воротник куртки, идет к небольшому отелю. Что ж, тех денег, что правительство Франции выплатило ему за шесть лет закрытого обучения, хватит на то, чтобы снять дешевый номер на пару дней и не умереть с голоду.

Спустя пять минут неопрятный консьерж протягивает Симону ключи с номером 13 и переводит свой сальный взгляд на сидящих у бара проституток. Сегодня будни, значит клиентов будет не много, разве что вечером, но пара монет ему перепадет. Мерзавец!

Открыв дверь, Симон бросает мешок со скудными пожитками в угол, закуривает и отправляется в магазин. Он покупает бутылку белого вина, кулек винограда, длинный батон теплого хлеба, ветчину, блок сигарет, зажигалку, банку кофе и сыр. Расплатившись с продавцом, Симон возвращается к себе в номер.

- Эй, бывший заключенный номер 1632, вы не слишком ли разгулялись? Не советую транжирить деньги. Вино можно было взять и подешевле.

Но Симон не отвечает, сидя в кресле он пьет вино, не спеша отрывает с грозди не мытый виноград и есть его с косточками. Он смотрит на стоящую в вазе засохшую гвоздику. Собственно, сам цветок совершенно не интересует Симона. Гвоздика не воспринимается им как некий символ увядшего прошлого, потерянного времени, тоски. Цветок лишь спонтанный объект, на котором удобно сфокусировать взгляд, чтобы острее почувствовать, как тише тени в душу пробирается пустота.

Он ест виноград и пьет белое вино, а на улице хмуро и град стучит в окна, как странник в чужую дверь.

Так стучала Она, когда приходила к Симону, её звали Катрин. Она никогда не пользовалась звонком, считая, что в тихом стуке, есть что-то таинственное, интимное и очень французское. Она так любила виноград.

- Симон, а где теперь Катрин?

- Катрин?

- Да-да, не притворяйся. Ты так часто думал о ней, что я не мог спокойно спать. Я метался в твоей голове натыкаясь на тупую боль, воспоминания и безрассудство. Так, где же она? За шесть лет ни одного письма, телефон играл в молчанку. Она не простила тебя, не простила твою ложь. Почему ты не сказал ей?

- А что я должен был ей сказать?! Что я вор?! Грабитель?

- Это лучше чем ложь!

- Чем лучше?! Скажи я ей правду, она бы ушла!

- Она и так ушла.

- Да, но какое-то время мы были счастливы.

- Ты мог обидеть её правдой, но ударил ложью.

- Прекрати читать мне нотации!

- Не ори, ешь виноград.

Я уверен, что Симон догадывается. Нет, он практически уверен, что она вышла замуж за этого болезненного владельца типографии, который завистливо пялился на Катрин, когда она покупала книги. А еще Симон знает, что она несчастна и не любит мужа.

- Симон, она не любит его.

- Но он лучше чем вор.

- Он лучше чем лжец. Ты так ничего и не понял.

- Ты мне надоел. Ты сговорился с памятью.

- Или с совестью.

- Замолчи!

- Молчу. Ешь виноград, Симон.

Я знаю, что он не может встать и уйти. Ноги сами понесут его к её дому. Не решаясь постучать в дверь, он будет стоять и смотреть в её окна, будет курить и мучить себя болью. Тусклый свет продрогшего фонаря пробудит воспоминания, дождь запутается в слезах….

- Замолчи! Я не пойду к ней!

- Я молчу. Не имея возможность узнать будущее, мне только и остаётся молчать. Ведь что будет дальше, не знаешь даже ты, Симон. Так что ешь виноград.

Вечер наступил также внезапно, как и кончился дождь. Симон допил вино, и долго сидел в тишине глядя на увядшую гвоздику. Я почувствовал неприятный и знакомый холодок. В игру вступили пыльные механизмы забытой тревоги, кончики наших пальцев стал покалывать холодный риск, разум спрятался за злой решительностью. Не нравится мне все это, ох, не нравится.

Симон встал, подошел к телефону и, сняв трубку, набрал чей-то номер.

- Привет, Ксавье.

- Симон?

- Да, это я.

- Ты освободился?

- Сегодня утром.

- Твои деньги лежат в камере хране….

- Ксавье, мне нужно оружие, маска и машина.

- Решил взяться за старое?

- (молчание)

- Не делай этого, дружище. Все изменилось, банки теперь не те.

- Я тоже теперь не тот, я стал умнее.

- Хорошо, завтра в одиннадцать на старом месте.

- Договорились.

Чувствуя усталость, Симон не раздеваясь падает на кровать и засыпает. Глядя на остатки винограда, который так любила Катрин, я думаю – а стал ли ты умнее, Симон.