Спонтанно озираясь на местах, я ощущаю себя рыбой, я полуслеп. Лишь ветер мнет мое грядущее сознанье, всё лживо и убого, я пропал. Тогда к чему изысканность стремлений, к чему восторг и путь в небытиё, ответа нет. Моя привычная, разнузданная сущность, мне мстит. Гнушаясь откровеньем, я снова лгу, но кто услышит ложь? Творец? Ах, бросьте, я прошу вас, бросьте, в затмении не больше правды, чем во вздохе. Увы, предтечей сатаны иль появленьем беса грезит ночь, кого спасти, кому помочь? Пойдите прочь! Как знать, замена равносильней или по сущности своей всегда бессильней, чем одиночество? Но вновь ответа нет. Звенящий нерв, как дым от сигарет, тревожит душу, пытаясь совесть вновь загнать на сушу, но море ждёт. Оно всегда волнует, кораллов красота под стать кристаллам, создаст иллюзию алмаза и теперь, возможно только рыбы мне помогут. Но не желания тонуть лелеют душу, вот мальчик у реки срывает грушу, она сладка и сочна, как стремленье к тихой смерти, я знаю, испытал, и вы поверьте, нет правды там, где вольна пустота осколком правды будоражить сердце. И нет ключей, и не открыться дверце.

Я мог бы вырвать волос, но позвольте, на кой мне черт такая жертва и кому, отдать стремленье. Кутаясь в пургу, одно стихотворенье в моём сердце. Почему? Да потому, что там, за снегопадом, оркестр играет танго, и каскадом взорвётся скрипка, нет, виолончель, и трубы градом, искренне, поверь, я просыпаюсь с брошенным Ронсаром, дыша толи тоской, то ль перегаром. И он, наверное, когда-то, скупым пером мне проставляя дату, напишет так:

Пойдем возлюбленная,

Взглянем на эту розу утром ранним,

Расцветшую в моём саду.

Она, в пурпурный шёлк одета,

Как ты, сияла в час рассвета,

И вот уже увяла днем.

В лохмотьях пышного наряда

О как ей мало места надо.

Она мертва, твоя сестра.

Отдай же молодость веселью.

Пока зима не гонит в келью,

Пока ты вся еще в цвету,

Лови прекрасные мгновенья!

Холодной вьюги дуновенья,

Как розу, губят красоту.