- Алло! Это редакция? Здравствуйте! Будьте любезны Елену Шеповалову. Алло! Шеповалова? Привет Лен… Да… Серёга. Ничё, что поздно? Круглосуточно?! Молодец! Я чё беспокою, ты просила, помнишь, если будет подходящий случай, позвонить тебе? Ну, вот есть подходящий. Давай приезжай. Да некогда мне сейчас рассказывать, приедешь -увидишь. Давай, жду.

Дежурный по 27 отделению милиции, младший лейтенант Петрушко положил трубку телефона и вздохнул:

- Сёмченко! Ну чего там эти орлы? Документы у них имеются?

- Никак нет! – несколько иронически отозвался немедленно объявившийся на зов сержант Сёмченко.

- Ну, давай их сюда, что ли.

- Так сей момент.

Через минуту Сёмченко на пару с ещё одним милиционером втолкнули в дежурку двух мужчин азиатской наружности. После чего сержант сел на стул рядом с лейтенантом, другой милиционер – рядовой, опершись на косяк, остался в дверях, а азиаты очутились по центру небольшой комнаты, где и стояли, переминаясь с ноги на ногу и тупя глаза в пол.

- По-русски понимаем?

- Понымаем… нимножькя.- ответил тот, что постарше.

- Ну слава аллаху, хоть так. Валяй Сёмченко, составляй протокол. Фамилия, имя, место жительства?

- Ноувгородский улиса, сорок третий дом.

- А чего без документов?

- Начальнику документы давали.

- Ясно. Фамилии?

- Исфаханов Мамарасул, мой фамилия, а он, - ткнул пальцем в товарища старший, -Туронкулов Бобомурод.

- А Бабаймарат твой, язык что ли проглотил? - весело поинтересовался летёха.

- Нэт, язык не глятал, русским плёхо понимает.

- Вот ведь суки, понаехали - так хоть бы язык выучили! – театрально воскликнул Петрушко, поднимаясь со стула и воздевая руки к потолку.

- Во, во нянчитесь с черножопыми, они вам скоро покажут! – неожиданно раздался из-за решётки «обезъянника» не вполне трезвый голос.

- О! Смирнов Андрей Владимирович проснулся! – охотно оторвавшись от протокола, отозвался Сёмченко.

- Ты там сильно не веселись, Смирнов, с твоим патриотическими чувствами мы позже разберёмся – строго оборвал завязывающийся легкомысленный диалог Петрушко. - Щас вот с твоими оппонентами проясним и до ваших подвигов доберёмся.

- Доразбираетесь, задушат вас черномазые! – огрызнулся Смирнов.

- Заткнись, я сказал! – строго отрезал лейтенант, после чего приблизившись вплотную к задержанным, добавил: – И вы заглохните, разболтались, понимаешь! Здесь вам не «Чуркистан» – не хуй по-своему пиздеть!

Азиаты, забытые как будто на минуту, шёпотом, оживлённо переговаривались, пытаясь видимо определиться с дальнейшими действиями.

Между тем из-под мышки стоявшего в дверях милиционера вынырнуло симпатичное девичье личико. –

- Ле-ена! Акуле пера наш пламенный привет! – преувеличено-оживлённо, смущённый своей последней тирадой, наверняка ею услышанной, приветствовал гостью Петрушко.

- Так! – рисуясь, скомандовал лейтенант – Сёмченко, давай дописывай протокол, а я щас буду. Пойдём Лен в мой кабинетик, переговорим.

Сержант лукаво подмигнул рядовому, тот, пропуская начальникову подругу, окинул её оценивающим взглядом.

Ленка Шеповалова, бывшая одноклассница, Серёги Петрушко, а ныне молодая, но уже известная в их небольшом городе, журналистка Серёге всегда нравилась. И когда она попросила того о помощи Сергей охотно согласился.

- Мне темы нужны, сюжеты. Понимаешь?

- Понимаю, чё ж тут не понять. Я ж не с Луны свалился.

-Ну как ты Ленок? Растёшь смотрю, уже и в области я слышал публикуешься?

- С божьей помощью и милиции, и до столицы нашей родины дорастём! – белозубо улыбнулась Лена, потрепав покрасневшего Петрушко по голове, и тут же сменив тон на сухо-деловой:

- Ну а у тебя чего?

- У меня… Ты имеешь в виду в личной жизни? – хитро ухмыльнулся Петрушко.

- Ну кончай Серёжа, не валяй дурака!

- Эх, Шеповалова, Шеповалова! Не ценишь ты меня.

- Ценю, Серёжа, ценю… и время своё ценю.

Ну ладно… Тех двух архаровцев у меня в дежурке видала?

- Ну?

- Вот тебе и «ну»! Зарезали!

- Кого?!!!

- Да ты глазки не выкатывай, всё не так трагически. Хотя…Патруль их зацепил, то ли киргизы, то ли казахи. Прикинь - собаку зарезали!

- Ф-фу… а я прямо…

- Обрадовалась, поди? Вам же журналюгам: убийство пострашнее, да кровищи пожирнее!

- Хамить, между прочим, не надо. Ну а с чего всё-таки зарезали? Как?

- Да вот так, ножичком: чик и в дамках… Свежевали как раз, когда их Пэ-Пэ - эСники накрыли.

- Ужас…

- Нехристи, хрен ли с них.

- А зачем?

- Ну дак вот щас как раз и выясняем. Протокол Сёмченко наверное уже соорудил, можешь теперь взять у героев интервью.

- Только давай помягче, - задержала, перед входом в дежурку, своего проводника Лена, - Я сама с ними поговорю, а вы пока в сторонке побудете. Ты ж понимаешь, я не протокол буду писать, мне их разговорить надо.

- Ну ты уж вообще меня Шеповалова за «держиморду» считаешь. Я, между прочим, книжки читаю. – обиделся Сергей.

Потенциальных жертв прессы усадили на диванчик в углу дежурной комнаты. Журналистка, перекинув блокнотную обложку, устроилась на стуле напротив.

- Ну вот, хочешь для начала протокол глянь. Из Узбекистана. Работают на стройке. Бизнес центр на проспекте Мира - знаешь?

- Да, конечно.

- Вот там и пашут. Говорят в России месяц. Врут как пить.

Узбеки присев на самый краешек дивана, нервно мяли руки и смотрели на окружающую суету исподлобья, напоминая маленьких затравленных зверьков.

- Меня зовут Елена Владимировна, я журналист местной газеты. Газеты читаете?

- Читаем – напряжённо ответил старший.

- А как Вас зовут?

- Мамарасул, по-русским Боря будит.

Елена невольно улыбнулась, обернувшись к милиционерам.

- Откуда вы приехали?

- Узбекистан, я говориль начальнику.

- Ну а город какой?

- Байсун, Сурхандарьё эта. – ответил старший.

Лене, правду сказать, эти названия ни о чём не говорили. Однако заученным движением она доброжелательно кивнула.

Младший, мучительно вслушиваясь в плохо понятный ему язык, услышав, наконец, знакомые, родные слова, оживился и заискивающе глядя прямо в глаза молодой русской в гражданском, торопливо подтвердил:

- Тохры, тохры, Байсунда яшаймиз.

- Правильно, говорит, мы там живём. – пояснил его товарищ.

Ободрённый реакцией собеседницы младший вдруг быстро и горячо залопотал что-то своему земляку. Тот как будто воспринимал его речь скептически.

- А ну заткнуться! – вдруг прогремел из-за спины Шеповаловой голос сержанта Сёмченко, Ишь расщебетался! Тут тебе не Сурхандарьё, бля, по-русски давай!

Лена недовольно поморщилась:

- Серёжь, ну я же просила!

- Сёмченко, не ори, вишь журналист работает. – добродушно отозвался Петрушко.

Ожившие было узбеки, вздрогнув от окрика, опять насупились.

- А у нас вы где живёте? – мягко продолжила наступление Елена, - положив свою нежную ручку на заскорузлые, сжатые в кулаки, руки младшего.

- Квартире живём, Ноувгородский сорак три, я начальник говориль. – мрачно ответил старший.

- Да врут они всё, на объекте и живут, в вагончиках. Чуть не по двадцать человек – вповалку почти – равнодушно пояснил Петрушко.

- Ну а собачку-то зачем убили? – бросив недовольный взгляд на одноклассника, продолжила Елена. – Животных что ли не любите?

- Для здоровьем полезный. Бульон пить – мрачнее прежнего ответил Мамарасул.

- Есть? Ну как же можно собаку есть?! Она же друг человека. У неё же такие добрые глаза.

- У нас кушают. От кашель хорошо. На улице холядно, вагончик тоже не тёплий, ми непривычный. Простываим часто.

- А хули припёрся, раз непривычный! Тебя кто звал! Уёбывай нахуй! – громыхнуло из «обезъянника». Совсем неожиданно, для Елены в первую очередь. Она вздрогнула и вопросительно посмотрела на Сергея.

- Ну, Лен извини, это ментовка. Мы тут лауреатов и дипломантов не держим. А тебе Смирнов, - досадливо добавил в сторону «обезъянника» - ежели ещё раз хлебало разинешь, я про твои национальные настроения статью прочитаю. Из Уголовного кодекса!

- Плёхо ни деляль ми. – вдруг выдал по-русски младший узбек, записанный как Бобомурод.

- Ну как же не делали? – вкрадчиво начала объяснения Елена – Ведь вы собачку, живое существо убили. А она может быть чья-то? Неужели не жалко?

- Нэт, брадяжьний бил.

- Да всё равно нельзя, это же живодёрство! Как же вы не понимаете? Дикари!

Узбеки молчали.

- А русский вы откуда знаете Боря? – сказала журналистка, не столько даже из любопытства, сколько в целях смягчения предыдущей возмущённой тирады.

Боря, урождённый Мамарасул впрочем с готовностью сообщил:

- Армия служиль, При Союзе ищё. Уссурийск, Комсомольск, Хабаровск на Амуре.

- А друг ваш почему не знает?

- Он малядой, - улыбнулся «Боря», с заметным удовольствием сменив тему разговора, - облястях теперь русский не знают почти. Эсли Россия поработает немножкя, изучится.

Раньше хорошо бил – Сэ-Сэ-Сэр.

Впрочем, последняя ностальгическая фраза Шаповалову совсем не тронула. Она родилась, на излёте Советского Союза (вот этот молодой узбек, пожалуй, был её ровесником) и Союз этот многонациональный помнила разве по вырезке из газеты «Комсомольская правда» в семейном фотоальбоме. Папа её, большой затейник, наклеил фото голенькой годовалой дочки на фоне газетной статьи под заголовком: «Я проснулся, здрассте! Нет советской власти».

Теперь она думала о другом. В прелестной леночкиной головке покрытой замечательными русыми волосами статья уже практически сложилась. «Нелегальные мигранты… жестокое обращение с животными… злоупотребления на строй площадках города…куда смотрят власти… коррупция…»

- А кстати где это произошло? – спросила на прощание Елена у провожавшего её лейтенанта.

- Симонова, 25. Школа пятьдесят третья, помнишь где?

- Школа? Так это ещё и рядом с детским учебным учреждением? Отлично!

- Ну не так что бы рядом, да и вечер. Там кроме сторожа нет давно никого.

- Да какая разница. И что теперь с этими будет?

- Ну что… Если под суд "за жестокое обращение..." не попадут, просто вышлют.

Сергей помолчал немного и вдруг добавил: - А знаешь, мне их немного жаль. Даже как-то неловко. Вот не вызвал бы тебя, срубили бы с них бабла да и отпустили. А теперь загремят соколики.

- Не ной Петрушко! Гонорар пополам. – звонко рассмеялась Елена.

- Да я не про это Лен… Они ж по большей части безобидные ребята. Да и вкалывают там куда наши один хрен не пойдут. Как лошади вкалывают и живут как собаки…А собака… друг человека, говоришь? А корова чего? Враг что ли? Вьетнамцы, например, тараканов жрут, французы лягушек, китайцы вроде бы даже кошек молотят… Они ж не виноваты. Традиции такие. Что до «добрых глаз», так самые добрые глаза, которые я знаю - у селёдки. Ты ж ее, небось, не откажешься с лучком да под водочку?

- Вот получу гонорар, тогда и попробуем!

- Нет, ну я серьёзно! Гришковец, скажем, мало того что собаку съел, так ещё и спектакль про это сочинил. Ты ж не возмущаешься?

- Ну всё – Петрушко рассупонился! – в голос расхохоталась Елена, - Вот ты всегда такой был – впечатлительный. И как тебя в менты угараздило? Ладно Серж, давай, мне пора. Надо сегодня хоть план набросать, что бы завтра у главного пробить, на воскресную третью полосу,

А это… то, что вышесказано… это Серёжа сантименты. Пускай они со своими традициями дома сидят.

Тем временем в «обезъяннике» двадцать седьмого отделения милиции, на самом кончике скамейки, в ожидании утра и миграционной полиции притулились Мамарасул и Бобомурод. На остальной части сиденья возлежал мучающийся тяжёлым похмельем гражданин Смирнов. Время от времени, выкрикивающий однообразные фразы типа: -

Ну чё чурки! Припухли? Нехуй было русского пса валить!

Узбеки тихо, перекидывались короткими, тревожными фразами и прикорнули только под утро.

Снились им родные места, раскалённая летняя сурхандарьинская степь, жёлтые холмы, красные срезы каменистых предгорий. А ещё снилась дорога в Россию, багажные полки поездов, таможенники, километры заборов на подъезде к Москве изрисованные свастикой и надписями «чурки убирайтесь домой!». Многочисленные родственники, живущие непросто, безденежно, с нетерпением ожидающие их приезда с заработков. Много у узбеков традиций и все надо соблюдать и все немалых денег требуют. А отказаться нельзя – не поймут сородичи. Бобомуроду снилась черноглазая красавица Мухлиё. «Вернусь вот и свадьбу сыграем». Снились им милицейские облавы, двенадцатичасовые рабочие будни, почти без выходных. Лапша быстрого приготовления «Роллтон», прозываемая «бич-пакет». .. Много чего им успело присниться, до того самого момента пока не пробудил их зычный голос весёлого сержанта Сёмченко:

-Подъём живодёры! Выходи, стройся – на родину будем собираться!