Зиморин завернулся в эластичный плащ и вжался в угол, и тут же, даже не осознавая своей беспечности, закурил полсигарету, выдыхнул дым, который драконьими кольцами облетел его шею и развеялся по воротнику, было поздно бросать и он докурил. и все же, и все же, он ясно видел как эти двое, прямые словно солдаты, вошли в эту дверь, оптоволокно клацнуло в его лодышке, непроизвольно сжались челюсти, он представил себе взгляд Опасного, и еще больше его парализовала призрачно зеленая сцена пытки,

мгновенно проявившаяся в мозгу, он стоит на коленях держа в ладонях стеклянное распятие в форме звезды, а над ним возвышается Странный и смеется во все горло, хоть и чуть сдавленно, как-будто в рот ему сыплют маринованный горох, зиморин ясно видел как натягивается кожа на его затылке, и как внутричерепное давление заставляет ее с треском лопаться в районе ушей. оптоволокно повторно дернулось, и человек оказался на пустыре, он достал дротик и метнулся в подворотню, в будние дни напоминавшую бобслейную трассу, извивающуюся подобно змеее на лбу Хари Кришны из рекламново ролика Накатоми. она петляла и кружила и не казалась такой же знакомой, как по пути в магазин за молоком или жгутом. Вдруг Зиморин перестал бежать, его ноги прешептывались, дрожь, как бывает у самураев перед принятием последнего решения в их жизни, ожила в оптоволоконном сечении умных конечностей, человек шел неспеша, будто бы намереваясь зайти в ближайшую ночлежку и хорошенько прочистить все каналы надорванного износившегося тела, также медленно и спокойно он занес руку над головой, будто для того чтобы сорвать с неба невидимый месяц, и еще медленней метнул дротик в темноту перекрестка. оттуда вывалилась некогда ловкая, а теперь скорее механическая фигура в черном пиджаке, и упав на колени, издала харкающий рев, из правого глаза Опасного торчало хрустальное древко размером с палец руки, и можно было без сомнений предположить, что еще более длинное лезвие в эту же минуту совершало свою педантичную мрачную работу по уничтожению сложной системы биологического происхождения, помещавшуюся в его голове. из змеевидной вдруг ставшая квадратной, больная фигура Опасного тряслась и клокотала в невидимых руках боли и замешательства, одна ладонь, прижатая к пораженному глазу (создавалось ощущение, что дротик прошил и руку тоже) и залитая смесью белка с кровью, дергалась, словно не решаясь оторваться от продырявленной глазницы, другая словно мельница молола воздух в поисках врага, черный короткий нож высекал искры из железобетонной стены, это было похоже на маскарад или кукольной представление, задерживаться на котором зрителю не хотелось.

Как ему удалось уйти. Иногда спасение не самый лучший выход из ситуации, иногда спасение, это медленная казнь слабого рассудка над онемевшей душой. Кристально зеленый, холодный золотой певучий, как кристалл памяти, опрокинутый внутрь желудка, Золотой-Зеленый отрезвлял и делал свою работу. Это то же самое что залить свежего масла в свой старенький Бентли-Ханой, сразу чувствуешь себя человеком. Вот теперь можно было придумать себе историю случившегося. Придумать историю, в которую охотно поверишь сам и будешь уверен, будешь также неуязвим. А так ли уж неуязвим ты был этим вечером?

на рынке днем все прыгает и мечется, рыбаки жонглируют фосфорицирующей рыбой, девушки в глазами как маленькие луны катают рисовые шарики, с ловкостью канатоходцев скользят в толпе чернолицые от копоти курьеры, коридоры из картонных коробок вибрируют наполняясь влагой, энергией и безумием, чертовы китаезы заполонили все словно муравьи или плесень, ты жрешь китайское дерьмо, пьешь китайское дерьмо и

постепенно превращаешься в китайское дерьмо, как бы не хотелось избежать этой участи, как бы не препятсвовал этому йена-вирусу, йена-коллапсу. даже наркотики теперь производят китайцы, сколько раз необходимо было просто свалить из токио, сколько раз ты не свалил, и теперь не свалишь, хотя бы потому, что ноги требуют перепрошивки, а организм на треть состоит из белков китайского производства. а сейчас в те медленные часы, когда нечего делать, ты сидишь напротив овальной электропластиковой двери с пневматикой в руке и ждешь визита с той стороны страха. ты наполнен иррациональной уверенностью в себе, одноразовой мультипликацией, чувством достоинства, кашей из неонового кафе и отступающими парами эфира. заканчивается все тем, что даже в туалет (припоминая фатальную неосторожность одного из героев старого европейского кино) ты ходишь с пушкой, нет, нет ты не оставляешь ее на столике в кухне, а иначе очередной гость вернувшийся за забытыми часами пришьет тебя к твоему собственному унитазу, и пули будут иголками, а их траектории нитями мулине. так проходит неделя, пока не звонит наконец желтый телефон, и ты, словно мальчик из ресторана, не срываешься с места, ловя позвякивание на стене катушкой нервного сердца. ты снимаешь трубку и слышишь, что побег удался. во всяком случае, теперь остается только не оплошать самому, не засветиться негативом на черной полосе, что похоже проходит стороной. ты кладешь трубку, наливаешь себе в горло священного заварного кофе, ступаешь на красный ковер гостиной и замечаешь про себя, но так, чтобы никто не услышал, что забыл пневматику у кресла, в котором теперь сидит девочка из твоих кошмаров (играет с твоим примитивным устройством, отводящим порчу от задницы), а у двери немного покачиваясь, словно персонажи итерактивных ролевых игр, стоят те два больших мальчика, Странный и Опасный, и ты резонно думаешь, что в этой ситуации можно обойтись без представления, но ошибаешься, потому что первым вопросом становится такой, исходящий из нежного ротика девочки: " а вы почему не приветствуете своих гостей мистер Ижвиц?" и потом, после укоризненной паузы: "это бескультурие, которое нельзя списать на замешательство, вы должны уважать культуру страны в которой живете", а в следующий момент ты уже упираешься подбородком в плетеный ковер, клочки содранной кожи остаются на камышевых волокнах (в голове возникает глупая ассоциация с египетским пергаментом), руки трещат в суставах, от боли и замешательства откусываешь кончик собственного языка, и он кровавым комочком вываливается изо рта.