Литературный Клуб, Читать: «Они.»

- Маш, Маш. Проснись, пожалуйста. – Кто-то настойчиво, но деликатно тормошил меня за плечо.

- Мишка, что уже пора? – Я тихонько мычала. Вставать не хотелось кардинально, глаза просто-напросто не открывались.

- Машка! А ну подъём! –

- Да встаю, встаю. – Я тёрла глаза кулаками, но тьма не рассеивалась. Да и откуда было взяться свету в этой полуподвальной, сырой комнатушке, тем более, ночью.

- Миш, а чего так поздно разбудил? Сколько сейчас? –

- Не знаю, наверное часа три. Тут такое дело, у тебя иголка с ниткой есть? –

- Что такое? Опять? –

- Да ну… Это… - Мишка засмущался и выставил вперёд лапу, на которой лежала пуговица-глаз. Я только сейчас заметила, что глаз как раз его. А в том месте, где он был, на морде красовалась порванная нитка. – Маш, я честное слово не хотел… Так получилось. –

- У тебя всегда «так получается», горе ты луковое. – Где же моя иголка? Тут же, в коробке была.

- Тут эти приходили. Как их. Гремлины. Ума не приложу, чего им надо здесь. Тут же из всей техники только плеер, да и тот поломанный. –

- Так это они тебя? –

- Ну, как сказать… Скорее я их. А я ведь им сразу честно сказал, валили бы вы ребята отсюда. Не послушали. –

- Сколько их хоть было, герой?- Нитка не хотела лезть в ушко. Чёрт, вот руки-крюки. Не умрёт он в принципе без пуговицы своей, но негоже так.

- Да я бы их не тронул, но они первые начали. Ха! Идиоты! Если я плюшевый, это не значит, что перестал быть медведем. Ну, вот как-то так получилось.-

- Иди уже сюда, садись, давай. Никто больше не заявлялся? –

- Да вроде нет, домовой, кажется, за стеной шуршал, но сюда не заходил. –

- Я бы на его месте тоже не зашла. Ты ж ему пол бороды вырвал, тогда ещё. Обижается. –

- На обиженных, балконы падают. А чего он мелет. Я ему объясняю, что не получается. А он талдычит своё! Маш, ну я не хотел – сорвался просто. В ту ж ночь помнишь, что было? –

- Помню… - Помню, хоть и забыть хочу, да не судьба видно. И как вся рота оловянная полегла, и как Матвея на клочки порвали… Мы только с Мишкой и остались. Но отбились, слава Богу. – Всё помню. Слушай, ну не дёргайся, а? Пришью криво, будешь косоглазым. –

- Ага, не буду, ты только покрепче шей, что бы в следующий раз не так быстро оторвали. –

- Думаешь, будет, следующий? –

- Думай не думай, будет – будем воевать. Поэтому лучше, что бы глаза крепше сидели. –

- Готово! Так, герой, давай спать ложись, а я подежурю. Вон весь замученный. –

- Ладно, Маш, только ты если что … -

- Если что – ты всё сам услышишь. Спи, давай. –

Мишка недолго ворочался в старой картонной коробке и заснул быстро.

А звёзды и из нашего окна видны. Хоть и оконце маленькое, вровень с землёй, а всё же. Хорошо вот - на подоконнике, с луной и звёздами.

- Вечер добрый. – Хриплый тихий голос из-за спины. Я не оборачиваюсь.

- Привет, Кузьмич. –

Маленький мужичонка, растрёпанный, с клочковатой бородой, в застиранной рубахе до пят, бесшумно отошёл от кровати. Посмотрел оценивающим взглядом. Вновь подошёл к кровати и подоткнул уголок старого, но чистого одеяла. «Так то оно теплее будет», - бормотал себе под нос. Под одеялом зашевелились. Кузьмич замер. Но Девочка не проснулась. Я видела тысячу раз ворчуна Кузьмича, и всегда замечала его следы. То цветов полевых принесёт, то пару пряников оставит. Ну а за одеялом следить – так это первое дело.

- Машенька, уходить вам отсель надо. – Все Кузьмичёвы разговоры я знала наизусть. Так же как и он ответы на свои вопросы.

- Некуда Кузьмич, некуда. Мы то уйти можем. А вот как её тут оставить? Никак. А они не могут. У людей всё сложнее чем у нас. –

- Это да. – Вздыхал старичок, сидя на подоконнике, и выглядывая в окно, сурово сдвинув кустистые брови. – Это точно. Но и так ведь не жизнь. Я ж говорю – место гиблое тут. Проклятое. Тут людям жить нельзя. Да тут домовым жить нельзя! А вы… -

- А что мы? Живём. Воюем. И будем жить. Сколько сможем. –

- Маша, я тебе вот чего скажу – до вас тут никто дольше полугода не задерживался. А вы тут уже третий год выживаете. Если бы я про проклятье не знал – не поверил бы. Но ведь есть оно, старинное, мощное, чёрное. На смерть. –

- Потому и не уйдём отсюда. Ты ж понимаешь.-

- Да всё я понимаю. Э-э-эх. –

- Кузьмич, ты ж вот почему-то не уходишь. –

- Ну, ты загнула, я! Мне тута быть положено! Я не могу. –

- Ой, ну не рассказывай. Всё твои отсюда сбегали, а ты остался. Признавайся – почему? – Лунная дорожка, опускавшаяся в каморку, располагала к любым вопросам, даже тем, которые никогда больше не посмеешь задать.

- Ну… Не знаю, Машенька. Не знаю. Просто чую, надо мне тут быть. А вот хоть и за вами приглядывать. Хоть и Мишка твой – хам редкий. –

- Ты это, извини, Кузьмич, погорячился я тогда – Голос Мишки прозвучал неожиданно, заставив старичка-домового подпрыгнуть на подоконнике.

- Тьфу на тебя! Ирод! Ты что, хош чтоб меня Кондрат ухватил? Чего пугаешь? –

- Кузьмич, я того, извини меня, а? – Мишка стоял перед домовым потупив глаза и протягивал лапу – Мир? –

Кузьмич собрал в домик кустистые брови, сложил губы в трубочку, нахмурил лоб, для порядка, после хлопнул мозолистой ладошкой по плюшевой лапе.

- Да мир уж, чего с тебя возьмёшь, ты ж медведь! – Улыбка спряталась в бороде старичка, и Мишка её почувствовал.

- Ну, вы тогда с Машей посидите, а я ещё посплю, хорошо? –

- Да иди уж, никто сюда не сунется. Уж этой ночью так точно. – Хитрый старик что-то уже придумал, но вряд ли расскажет. Хотя если говорил – всегда говорил дело. Мишка заснул так же быстро, как и в первый раз.

- Знаешь что, Машенька… - На полуслове Кузьмич спрыгнул с подоконника, и неслышным шагом, как умеют только домовые подошёл к Мишке, посмотрел на спящего плюшевого и вернулся к подоконнику.

- Так вот. – Кузьмич извлёк из-за пазухи свёрточек. – Тута иголка новая, вострая. И нитки. Нитки хорошие – кап-ро-н! Кажисть так. Вообще не рвутся. Ты Мишку ими зашивай. Авось поможет. И ещё. – Старичок вздохнул, подвигал бровями, будто в раздумье и вновь полез за пазуху.

-Вот, держи – маленькая монетка в заскорузлой ладони смотрелась несуразно. Серебряная, с дырочкой и кожаным шнурком. – Ты не смотри, Машенька, что она маленькая. Серебро не простое, а заговорённое. Мишка пока спит, ты ему её под шкуру зашей, да поглубже, чтоб он и не знал. Тем паче эти идолы, что сегодня приходили, ему не тока глаз, они ему руку почти оторвали. Так что ты давай, поработай. А у меня и своих ещё дел ого-го! – С этими словами старичок спрыгнул вниз, и что-то бурча под нос, побрёл в дальний угол комнаты. Я держала монетку, прижимая к груди и чувствовала, как он неё веет светом и теплом. Ай да Кузьмич! Вот так подарок! Да с таким мы ещё три года продержимся, да с нитками капроновыми!

- Спасибо! – Запоздало шепчу в темноту.

- Не за что, - донеслось из-за стены.

Почему мы здесь? Сколько раз Кузьмич спрашивал, сколько я сама у себя спрашивала.

Скрипнула кровать, и Девочка тяжело и громко вздохнула.

Вот, наверное, потому, что бы меньше вздыхала она во сне. Не сладко ей в жизни, так хоть во сне надо что бы порядок был. А тут ещё проклятье это.

- Машка – Кузьмич высунул свой нос из ближайшей стены. – Давай уже и ты спи. Никто не заявится сегодня. Я присмотрю. Знаешь, я чего думаю, раз вы тут уже три года, и все живы, может не такое уж оно и страшное, проклятье то? –

- Может, я не знаю – Отчего то навалилась усталость, веки стали свинцовыми – может потому, что мы не сдаёмся? Может потому, что не только мы, но и ты отсюда не ушёл? –

- Оно может и так, а я вот как думаю – даж после самой лютой зимы, всё одно весна приходит! Завсегда так. Чую я – весной пахнет! Ну всё – бывай! – Только короткопалая ладошка помахала из стены на прощание. И то верно – весна скоро…