Уютный запах дыма и мясной похлебки оттенял многообразие запахов озерной воды и леса, а пофыркивание лошадей со связанными крыльями подчеркивало тихую прелесть теплого вечера. Предзакатный золотистый час был мирным и простым, как кусок хлеба, даже дым костра тянулся над водой с ленивой безмятежностью. Хозяин костра молча кивнул Григорию на обрубок бревна и, не спрашивая, налил полную миску супа. - Оставьте вашим товарищам, - сказал гость, улыбаясь, и оглянулся на две палатки и четырех разномастных лошадей. – Здравствуйте. Григорий. - Кирилл. Они вернутся только завтра, - ответил хозяин, протягивая Григорию миску. – Вы геолог? - Я охотник. Кирилл кивнул, не удивляясь отсутствию какой-либо охотничьей амуниции. Григорий с наслаждением хлебал суп, рассматривая понемногу чернеющие кипарисы у воды. - Замечательный мир, - сказал Григорий. – Не просто грамотно и гармонично построенный, с чувством меры и чувством красоты. Здесь есть изюминка. Неброская прелесть. Цепляет. Я вас поздравляю. От души. - Благодарю, - сказал Кирилл. – Только с чем? - Вы мастер. Немногие обладают таким сильным и чутким ощущением действительности. - Вы хотите внушить мне теорию солипсизма? – удивился Кирилл. – Она недоказуема. Хотя и неопровержима. - Не надо, - доброжелательно сказал Григорий. – Вы ведь тоже прекрасно знаете, кто я и кто вы. - Пусть так, - сказал Кирилл. – Вы мне снитесь. И вы сам себе хозяин. Такого я не умею делать. Вы сказали, что вы охотник. Следовательно, охотились вы на меня? - На вас, - подтвердил Григорий. – И надо признаться, вас нелегко было найти. Уж очень вы непоседливы. Думаю, потратил на это большую часть ночи – той, нашей ночи. - Бедолага, - посочувствовал Кирилл. – Как раз завтра я собираюсь домой. Вы бы нашли меня, не бегая по лесам и проселкам. Но раз вы наконец на меня вышли – чем обязан? Для чего вы искали меня столь упорно? - Чтобы предложить вам вернуться в настоящий мир. - Настоящий мир? – удивился Кирилл. – Вы сказали, что насмотрелись на этот. Если вы сейчас скажете, что мой мир не настоящий… вон там, под берегом, предостаточно камней. - Не цепляйтесь к словам, - попросил Григорий. Он встал и отошел к указанному месту. - Судя по тому, что я видел, здесь нет крокодилов? - Господь с вами, зачем мне здесь хищники? Купайтесь на здоровье. Вода была чистейшая, как в Байкале, и теплая, как и полагается в конце летнего дня. Григорий сполоснул тарелку, выплеснул воду в куст и вернулся к костру. - Что же вы? – удивился Кирилл. – Вы производите впечатление человека, умеющего получать удовольствие от жизни. Может быть, на лошадке покатаетесь? Ощущения совсем другие, чем при левитации. - С удовольствием… чуть позже. - Так вы здесь по делу? Слушаю вас очень внимательно. - Вам привет от жены, лохматое солнышко, - сказал Григорий. Кирилл на миг замер и произнес: - Вот и счастье мое привалило. - Что, простите? - Нет, ничего. Мне на секунду показалось, что вы и есть моя жена. Так что вы собирались мне передать? Григорий не торопясь вытащил из заднего кармана джинсов пачку фотографий. Кирилл так же обстоятельно принялся их рассматривать. Здесь были фотографии его жены и дочерей, а также фотографии самого Кирилла в довольно плачевном состоянии, в реанимационной палате сороковой горбольницы. - Да, жалкое зрелище, - согласился Кирилл. – А что это в меня вливают? - Просто питательный комплекс. Все способы подавить активную фазу сна уже перепробованы. - Помню, как же. Это, по-видимому, как раз те моменты, когда у меня начинались черные полосы. Похоже, я действительно справился, раз от меня отступились? - Похоже, справились, - согласился Григорий, улыбаясь гордой радости, с которой последние слова были сказаны. – Вы гигант. К чему вас только не подключали, что только не кололи. Да уже одно то, что ваше состояние, по скорости большинства физиологических процессов, приближается к спячке, а электрическая активность мозга не снижается! Все вам хоть бы хны. Периоды быстрого сна как у новорожденного… - А электрошоком пробовали? – полюбопытствовал Кирилл. - Конечно, пробовали, - так же невозмутимо подтвердил Григорий. – И еще много чем пробовали, не сомневайтесь. Ваша жена отстояла вас, не позволила отправить в особый исследовательский центр… - Ну и зря, - вставил Кирилл. - Наконец главврач, он мой старый знакомый, умница, предположил, что это явление психологическое, сродни алкоголизму, что вы просто не хотите просыпаться… - И правда, умный мужик, - ехидно согласился Кирилл, не обращая внимания на сравнение с алкоголиком. – А остальные что, так до сих пор и не догадались? -… и предложил вашей жене пригласить меня. - Чтобы меня уговорить. И вам обещано, без сомнения, хорошее вознаграждение. Должен вас разочаровать, я действительно не хочу просыпаться. - Да, мне обещали вознаграждение, и я приложу все усилия. Предупреждаю честно. - Чтобы разрушить мое пространство? На здоровье. Пробуйте. Флаг вам в руки. Хотите? Он вытащил бутылку темного стекла и две кружки. - Не откажусь. Честно скажу, я вас все-таки не понимаю. Почему? - Настоящий мужчина не бежит от действительности. Настоящий мужчина ломает ее и перестраивает под себя, - сказал Кирилл, улыбаясь. - Не совсем так… Я-то знаю, чего стоит построить такой мир. Только зачем такие крайности? Отчего вы не живете двойной жизнью, тут и там, как большинство сновидцев? - А зачем? Вам никогда не хотелось заснуть и не просыпаться? Григорий помолчал, задумчиво рассматривая хозяина костра. Этот человек, по отношению к которому он заранее настроился на неприязнь, оказался удивительно симпатичным, - просто обаятельным без всяких объяснений. Все вместе можно было назвать словом «недоумение». - Вы оставили жену и дочек. - И я не первый… Возможно, не оставил бы, не будь Галина такой самодостаточной особой. Но я-то знаю, что она прекрасно обойдется без мужа. Без меня, во всяком случае, точно обойдется. Я бы все равно ушел, не в сон, так еще куда-нибудь. - Она беременна. - Рад за нее. Недоумение стало неприятным. - Это все, что вы можете сказать? Понятно, она этого не знала два месяца назад, вы так вовремя заснули. - Два месяца? Всего-то? Было ясно, что он не притворяется. - Я был уверен, что дрыхну гораздо дольше. Здесь прошло лет двести, с тех пор как я… Да, помню, я поначалу любил играть со временем. Квазипараллельными процессами баловался. Сейчас-то оно идет как положено. Так приятно, что вы заглянули и принесли новости. Очень с вашей стороны мило. Кирилл улыбнулся ехидно, как только умел. - Вы считаете, что спите годы, и вас не смущает, что вы еще живы? - Ну, если уж честно, - протянул тот, - я вовсе не был уверен, что мое физическое тело еще живет. Пока вы мне этого любезно не сообщили. - Даже так, - теперь Григорий слегка обалдел. – Вы собираетесь здесь остаться после физической смерти. А вдруг у вас это не пройдет? Нет, вы не умерли, а спите, и даже вполне здоровы, если не считать первых признаков истощения. В противном случае вы бы себя не чувствовали так замечательно. Несмотря на ваши способности. Вы не боитесь, к примеру, что ваше тело потеряет способность к эрекции? - Тело в вашем мире – пусть его. Но не здесь. - Вы вот так уверены? - Поборемся, поборемся, - развеселился Кирилл. – И вся-то наша жизнь есть борьба. Я же снова могу пустить время вскачь. Так что надеюсь пожить в хорошей форме по местному летоисчислению еще лет тысчонку. Или две. На худой конец хватит. Григорий попробовал вино из изящно сделанной кружечки легкого светлого металла. Вкусно. Кажется, подобного он раньше не пил, ни во сне, ни наяву. В очень, очень приятном сновидении он гостит. - Как вам это удается – войти в мой сон? – спросил Кирилл, будто подслушав его мысли. Григорий пожал плечами. - Надо просто не сопротивляться вам, вот и все. - И сохранить себя? Это как по канату ходить. Вы этому учились? - А вы? – посмотрел на него Григорий прямо. Взгляды столкнулись на секунду, как оленьи рога, потом Кирилл усмехнулся и сказал: - Я расскажу, как я сломался, если уж вам интересно. Было утро выходного дня – редкого для меня выходного, когда можно не торопиться никуда. Я проснулся рано, с противным ощущением – решал во сне текущие дела, и в этом не было ничего приятного. Вот тогда я понял, как я устал и выжат до конца, что я давно не просыпался с радостным предвкушением дня, как в детстве, и что таким, как раньше, я никогда уже не буду. Вставать было лень, вообще ничего не хотелось, только валяться и дремать, - и я валялся, задремал и проснулся уже не так. Впечатление от такого сна может сопровождать человека весь день, если мы сами его не разрываем. Всем знакомы такие моменты, события сновидения при переходе в явь дня становятся незначительными, и мы не можем понять – отчего таким захватывающим, таким счастливым был сон. Вот этому искусству создавать неуловимое и стоит учиться. Остальное ерунда. - Ну а умению осознать себя во сне, подчинить сон? - Учился, а как же. Несколько месяцев. Но это же просто техника. Главное – найти внутри себя и удержать точку, вокруг которой можно строить свой мир. Так я дорасскажу. Да, о сенойской методике я уже знал тогда, и вот, в полусне, мне как раз показалось, что у меня получается. Я видел дом – не слишком большой двухэтажный дом, оштукатуренный желтым, дом, в котором ни разу в жизни не был, но удивительно знакомый. Я уже видел этот дом во сне, и каждый раз это был хороший сон. Я сделал усилие, чтобы не проснуться, поднялся по теплым от солнца ступенькам и вошел. И оказался со старыми друзьями. Я был с ними, потому что хотел быть. Мы пили пиво, как это бывало раньше, и говорили о квантовой теории поля. И не просто говорили, мы как будто стояли на пороге такого… это со многими бывает, когда кажется – вот оно, подойди и возьми. Я протянул руку… и проснулся. Старшая дочь ворвалась ко мне с визгом, ее обидела младшая. Я не стал злиться на ребенка, хоть это и было непросто, а выгнал всех из комнаты и записал все, что мог вспомнить. Потом поссорился с Галиной из-за намеченных дел, дождался, пока она уйдет, и засел за расчеты. И, представьте, что-то действительно было в том, что я запомнил, я это понял к вечеру. Не блестящее открытие, но что-то в этом было, сон не обманул. Это был шаг, но шаг воробьиный, и я знал, что загружен работой ради хлеба насущного и лишен возможности двигаться хотя бы такими шагами. И еще – что я безнадежно стар для таких начинаний. О том, что ничто в жизни не стоит того, чтобы отказаться от себя совсем, у меня тоже было время подумать. И я стал учиться возвращаться в тот дом во сне, в котором был счастлив. А потом наступил момент, когда мне совсем не захотелось уходить оттуда. Григорий пил вино и рассматривал Кирилла. Тот улыбался, как счастливый человек - или просто свободный. И в теме «Я б хотел забыться и заснуть» не было ничего нового или отталкивающего. Вот только у великого русского классика вроде бы не было беременной жены и дочек. - Вы исхитрились убежать от себя, - сказал Григорий. - Скорей уж к себе, если вам угодно. И мне нисколько не стыдно. Умение принять себя всего, как есть – как раз то, чего не хватает людям. - Избавились от двойственности? И кем стали – Джекилом или Хайдом? - Я – Хайд, оставивший вместе с комплексами злобу и многое другое. - Не слишком ли многое? Впрочем, мне тоже всегда казалось, что Хайд интереснее Джекила. - Теперь ваша очередь. Расскажите о себе, пока есть для этого подходящая минута. Она не будет тянуться бесконечно, даже если бы я захотел. - Я родился не в России, - начал Григорий не слишком охотно. – В нашем обществе до сих пор придают значение древним традициям и значению снов в реальной жизни. Правда, теперь позволяют себе рассматривать сон как произведение искусства. Что? Нет, я не из сеноев. «Индеец? Индеец Григорий?», удивился Кирилл, с любопытством рассматривая сидевшего перед ним темно-русого европеоида. - Мои необычные способности выявились, когда брат готовился к своему сновидению. Оно вроде как и не считается обязательным, а на самом деле мнение о тебе родственников и знакомых зависит от того, какой ты сумеешь увидеть сон. Брат нервничал, он на два года меня старше. Это действительно неприятно, когда каждый твой отход ко сну превращают во что-то торжественное, а утром смотрят выжидающе – ничего не говорят, но все ждут и ждут, как будто ты из вредности не хочешь сделать что-то простое. Наконец все было в порядке – брат увидел сон. В порядке до тех пор, пока он его не рассказал. Оказалось, мои родители и соседи видели то же самое. Откровение, разделенное на всех. Был скандал, а потом уже выяснилось, что это мое дело. Людям положено видеть сны, а не показывать. В общем, в конце концов, это и привело к тому, что с родней я практически не общаюсь. - Ну а в России ваши способности нашли сбыт? - Пока что сотрудничаю с одним психотерапевтом. Помогаю людям справляться с проблемами во сне, а потом они легко решают их в реальности. - И эти люди знают, кто герой их сновидения?.. Ясно. И, держу пари, вас бессовестно эксплуатируют. Так уж водится. Да, не повезло вам. Вместо произведений искусства – сладкий киселик, который вы по обязаловке сочиняете для невропатов. - Зачем же обязательно кисель? Я и кошмары делаю. - Кошмар дворника. Нет, лучше кошмар ассенизатора. Понятно, что вы предпочитаете ту реальность. Кирилл не ответил. День угасал. Исчезли порхавшие над водой бабочки, а может быть, стрекозы. Григорий зевнул и снова пошел к воде, чтобы сполоснуть кружки. - Как насчет отдохнуть? – спросил Кирилл, вставая и разминая плечи. – Оставайтесь со мной. Места хватит. Вам ведь тоже нужен отдых? - Медленный сон? А как же. Но я уж лучше домой, спасибо. - Доложить о проделанной работе и разработать новый план? - Я вернусь. - Заходите в любое время, - пригласил Кирилл.
День обещал быть жарким, и Григорий, в одиночестве кативший по узкому проселку, радовался свежему ветерку с моря. К двухэтажному дому строгих очертаний вела засыпанная кирпичной крошкой дорожка. Григорий аккуратно прислонил велосипед к стволу акации, взошел на продуваемую ветром открытую террасу и, не задумываясь, толкнул стеклянную дверь. В светлом пространстве, открывшемся за дверью, он на секунду задумался, а потом прошел по коридору в чистую маленькую кухню. - Проходите, - сказал Кирилл, успевший выставить на скатерть два прибора. – Как вы относитесь к яичнице? - Спасибо, с удовольствием, - ответил Григорий, усаживаясь на плетеном стуле. – Честно говоря, я побаивался, что эта яичница полетит мне в голову. За то, что я веду себя, как истеричная брошенная любовница, которая каждую ночь является и душит вас одним и тем же чулком. - Что вы, - захохотал Кирилл. – Я вас ждал. Кстати, не думаю, что из вас получится любовница, даже если поменяете облик. Ну, выкладывайте новости. - В общем, ничего нового в вашем положении. Стрихнином вас еще не накачали. У нас к вам предложение. - Слушаю вас, - Кирилл поставил на стол тарелку со свежим хлебом и тоже уселся. - Вы не хотите привести в порядок земные дела? - Какие дела? Составить завещание? Глупости. - Улучшить материальное положение вашей семьи. Очень простой вариант: ваша жена заключает пари, что вы проснетесь в ближайшие двое суток. А потом спите себе дальше. - У-у, - сказал Кирилл. – Надеюсь, она такого пари еще не заключила? Нет? Не сомневался в Галинином благоразумии. Возможно, со мной и справятся, если я проснусь, да еще такой больной и несчастный. Конечно, ведь после пробуждения сны становятся такими далекими, отчего меня не уговорить? Только это не пройдет. Но у меня встречное предложение. Послушайте: я тут баловался теорией лотереи… - Какой, какой теорией? - Долго рассказывать, у вас такой нет… это неважно. Предложение такое: вы приносите мне результаты, к примеру, скачек за последние месяцы, а я выдаю вам вариант, на который стоит поставить. Сначала проверим на маленьких ставках. Мне и самому интересно проверить, как это действует там, у вас… ну как? - Лично я не согласен, - сказал Григорий. – У меня ведь тоже амбиции, вы должны понимать, и я подрядился вас разбудить. Может быть, после, когда я сдамся. А я так просто не сдамся, вы не против? - Мы уже договорились в прошлый раз. Они замолчали, слушая птиц за открытым окном и уплетая кофе с бутербродами. Из сада за окном лился душистый свежий воздух. Удивившись, как там прохладно, Григорий присмотрелся: пейзаж за окном был плохо виден не из-за занавески, как ему показалось сначала, там вечерело. И ландшафт казался посторонним местности, по которой Григорий только что ехал. - Все-таки балуетесь с пространством? – удивился Григорий. – Или это только здесь, в доме? - Лишними чудесами не грешу. Я не сказочник и не сценарист, меняющий все по десять раз на дню. Это скучно. И не жестокое божество. Я хочу просто спокойно заниматься тем, чем хочу. Но, конечно, этот мир устроен так, как нравится мне. Уж извините, здесь вас не унизят только потому, что кто-то занимает иное положение в обществе, чем вы. И не украдут вашего ребенка, чтобы расчленить на органы. Мне такая правда жизни достаточно приелась в… - В мире, откуда вы пришли, - закончил Григорий. – Да туда просто страшно возвращаться после такого благополучия. А скажите, вам не скучно было двести лет общаться с самим собой? Только не говорите мне, сколько информации подсознание накапливает за сорок лет жизни. Я и сам знаю. И все-таки, вариться в своем соку, не поделиться с людьми тем, что чего вы достигли… - У каждого должна быть своя сказка. - Может быть. Но вы не ответили, в чем фокус, – Грирорий кивнул на окно. - Осталось с тех лет, когда я играл со временем. И, знаете, чем больше пробовал, тем меньше мне хотелось продолжать. Это только поначалу приятно, только зайдя на кухню утром, обнаружить, что ты уже приготовил только что завтрак. - Лично я не очень люблю готовить. Что неприятного, если пропустишь этот момент? Особенно приготовление чего-нибудь изысканного… - И потеряешь два часа жизни. Из таких мгновений состоит жизнь, хотим мы или нет. И самое прекрасное мгновение осточертеет, если его остановить надолго. В том, что хлеб не всегда остается мягким, тоже есть своя прелесть. Время всего лишь субъективно. Так что я оставил его, бедное, в покое. - Время я трогать не буду. Я намерен испортить ваше пространство, - признался Григорий. – Можно? - Я уже предлагал вам попробовать, - сказал Кирилл менее приветливо. - Значит, у вас тут есть окошко в зиму, а может быть, дверь? Устав от жары, вы бегаете по снегу, а потом садитесь у камина и пьете грог. - У меня есть даже окошко в прошлое двухсотлетней давности. Хотите, покажу, прежде чем отправлюсь на работу? В свой институт физики. Вы не занимались теоретической физикой в сновидении? Наверняка знаете, как здесь четко действует ум… идемте. Григорий поднялся, тихонько ухмыляясь. Угрозы явно начали надоедать Кириллу, и гостеприимство понемногу дает трещину. Они поднялись на один этаж. - Любуйтесь, - предложил Кирилл. Окно было узкое, стрельчатое и выходило улицу, стиснутую каменными стенами домов. За окном с уверенной небрежностью цокали подковы. И этаж оказался далеко не вторым. Григорий лег на подоконник, чтобы рассмотреть всадника в одежде девятнадцатого века, восседающего на пегом коне с крыльями, прижатыми поверх ног всадника к телу, и вдруг полетел вперед и вниз. Рама не вывалилась вместе с куском стены, просто сама стена стала проницаемой, как туман. Григорий плавно перевернулся в воздухе, понемногу замедляя падение. Через минуту он прочно стоял на мостовой, разглядывая немного пыльные булыжники. Подняв голову, полюбовался стеной из красивого розового кирпича, без всякого намека на окна. - Значит, шутим со временем? Ну, ну. Я тоже люблю фокусы, - проворчал Григорий и пошел вверх по улице. Дойдя до перекрестка, он на минуту задумался и решительно выбрал левую дорогу. Он шел по ней, пока подозрительно чистенькое средневековье не сменилось нужным ему моментом, и еще чуть-чуть. Утром следующего дня Кирилл, мирно направлявшийся в родной институт, обратил внимание на легкое оживление на углу, где вчера был магазин электроприборов. Сегодня вывеска магазина заявляла: «Коробочка. Полезные волшебные штучки». Внутри несколько школьников глазели на хлам под стеклом, а лысоватый мужчина спрашивал продавца: - Есть у вас средство, чтобы понимать звериный язык? - Пожалуйста, - продавец в белом халате мигом достал нечто, уже расфасованное, как порошки в аптеке. – Вам одну дозу? Действует около трех часов. Кирилл издал непередаваемый звук и пошел прочь. В двух кварталах от магазина он застал забавную сценку: мужчина и несколько детей лежали на утоптанной земле, уперев ноги в стену дома. Такого дома тут раньше тоже не было. Еще несколько детишек чуть в стороне с интересом наблюдали происходящее. - Надо просто представить, что стена – это пол, тогда вы сможете по ней пройти, - объяснял мужчина. - Я лучше представлю, что я – муха, - возразил один малыш и шустро полез по стене на четвереньках под дружный смех остальных. – А муха должна летать! – закричал он с высоты второго этажа. - Обязательно научу, – пообещал мужчина. -Только не сейчас, - вмешалась подошедшая женщина. – Саша, а ну-ка, слезай немедленно! Кирилл подождал, пока присмиревший мальчик спустится вниз и воспитательница уведет подопечных, грозно оглядываясь на Григория через плечо, и сказал: - Я недооценил ваши способности. Вы, кажется, начали забывать, чье это сновидение. Я вам советую бросить ваши затеи и немедленно отправиться домой. У меня возникло ощущение, что я могу рассердиться. Даю десять минут субъективного времени. - Что вы, я же еще и не начал. Только примерился. - Вот именно, - сухо сказал Кирилл. – Прошу простить, меня ждут в институте, а вам предлагаю сматываться. Я вас предупредил. Он скрылся, а Григорий побрел по улице. Проходя мимо знакомого магазина, он заметил, что в витрине нет уже метелок и волшебных горшочков, зато красуются чайники «Tefal». Через десять минут он вышел к морю, хотя шел к центру. Он повернул обратно и уперся в трехметровую стену с колючей проволокой наверху. Григорий повернул вправо, чтобы ее обойти, и через некоторое время понял, что идет уже очень долго, так долго, что заболели ноги, а стене по-прежнему нет конца. Григорий пожал плечами и взлетел над городом, рассматривая сверху симпатичные белые домики, арки, поднимавшиеся из зелени и паруса на лазури моря. Лететь мешал ветер, бивший по лицу сырыми шлепками. Ветер становился все сильней. Через пару минут Григорий сдался и полетел к морю, по ветру, но заметил, что едва продвигается, как будто что-то его держит. Оглянувшись, он заметил, что его догоняет конный отряд полиции. - Гражданин, - заорал офицер с расстояния тридцати метров. – Полеты над городом запрещены, гражданин! Вы арестованы! - Особенно полеты верхом, как я вижу, - ехидненько ответил Григорий и хотел спикировать вниз, но его ловко перехватили, швырнули поперек седла, отвезли ко входу в сурового вида здание и поволокли куда-то. Не успев охнуть, он оказался запертым в подземной камере. - Силен, силен, - пробормотал он с уважением. Подумал и открыл маленькую скрипучую дверь в боковой стене. За дверью оказался коридор с земляными стенами и деревянным потолком, освещенный через каждые десять метров голыми сороковаттными лампочками. Коридор так же отказывался кончаться, как раньше стена. Григорий вдруг испугался, что не сумеет проснуться, что сон, медленно и верно оборачивающийся кошмаром, не выпустит его. Он присвистнул, подавляя приступ неожиданной трусости, снял лопату с обнаружившегося на стене противопожарного стенда и начал копать вбок, бросая землю вдоль коридора. Прежде, чем он углубился на метр, стена треснула, и из трещины вырвался сжигающий поток багровой лавы. - Силен, - повторил он, проснувшись. Кошмар был убедителен, как повестка из военкомата. Кирилл от души потянулся и попытался заложить руки за голову. Помешала острая боль в руке. Кирилл лениво открыл глаза, чтобы посмотреть, что его держит, и обнаружил себя привязанным к капельнице. Он сел, задумчиво отлепляя от себя проводочки и выдирая иголки. Зеркала в палате, естественно, не было, но кожа в местах, не прикрытых повязками, выглядела жутковато. Поверх повязок была натянута просторная ночная рубаха, покрытая неприятными черными пятнами. - Странно, всего лишь ожоги, - подумал Кирилл. – Вот как, ожоги?! Гипнотическое внушение – мне? В коридоре что-то задребезжало, и въехала каталка, на которой поместились бы как минимум трое. Особенно впечатляли многочисленные ремни, которыми полагалось пристегивать пациента. - Вы готовы? – спросила юная медсестра очень вежливо. – Перед операцией нужно раздеться. Совсем. - Какая операция? – удивился Кирилл, озираясь. – Не надо операции. Я отказываюсь. - По пересадке кожи, разумеется, – ответила медсестра, добавляя холодка в голос. - Вы не можете отказаться, вы подписали контракт. Я не советую биться в стекло головой, оно бронированное. Кирилл оттолкнул ее и выскочил в коридор, путаясь в подоле рубахи. Из темного коридора вели лишь две двери – в устрашающего вида ослепительную операционную и залитую холодным светом огромную комнату. Кирилл не стал размышлять, прозекторская это или морг, он зажмурился и сделал внутреннее усилие. И проснулся дома - утреннее солнце весело скакало с зеркала на экран компьютера. На этот раз он не стал восторгаться силой хозяина сновидения, в котором едва не застрял, сел и помотал головой, вытрясая кошмар. Вот уж подрядился, нечего сказать. Понемногу он приходил в себя, мелькнула несмелая мысль о душе. А может быть, о кофе. Григорий потащился на кухню, а проходя мимо зеркала, отметил, что физиономия у него как с похмелья… И застыл, тупо рассматривая свое лицо, уже не заспанное, а вытянувшееся. - Д-да, - изрек он наконец и заставил себя заняться делом. Раз уж из кошмара не удается вырваться, следует хотя бы попытаться сделать его комфортным. Григорий невесело осмотрел внутренности холодильника, вытащил из кладовки кое-какое пылившееся там снаряжение, собрал рюкзак и запер квартиру. Выйдя на незнакомую улицу чужого города, он сел в первый попавшийся трамвай, рассудив, что рано или поздно выедет к какой-нибудь окраине. Всех лесных монстров, созданных самым разнузданным воображением, он предпочитал изощрениям цивилизации.
В кажущемся нагромождении палаток, между которыми пробирались мужчина и девочка, была строгая последовательность. Этот палаточный городок на площади между королевской резиденцией и ратушей был освещен очень приятно – фонарики мягко светились почти перед каждой палаткой. Кое-где фосфоресцировали сами палатки. Со всех сторон слышались молодые голоса, звучала живая музыка. Пахло едой. - Стулья гостям, - весело приказал сам себе Кирилл, увидев их. Фонарик-звездочка над входом в палатку высвечивал маленький уютный мирок. Кирилл, нагнувшись, вошел в палатку и вытащил две маленьких складных табуретки, а заодно и браслет с россыпью разноцветных огоньков. - Здравствуй, Полька, держи, - сказал он, и, не обращая внимания на молчание девочки, закрепил браслет на ее руке. – Ты есть хочешь? - Мы сегодня только обедали, - ответил за нее Григорий. Полька все так же молча рассматривала браслет. Кирилл кивнул и снова полез в палатку, вытащил рюкзак с продуктами, термос и какой-то кухонный агрегат – ростер, кажется. - Сейчас будут горячие бутерброды, твои любимые, - пообещал он девочке. – Его вряд ли насытят, а тебе подойдут. - Тут будет рыцарский турнир? – спросила она, рассматривая отца. - Просто конкурс певцов. - Почему же нет костров? Я давно не сидела у огня. - Я ведь уже говорил тебе в прошлый раз, что королева не любит дыма Григорий засмеялся, а чтобы было удобнее, попробовал привалиться к бархатистой стенке восьмигранной палатки. Стена подалась, и Григорий провалился внутрь спиной вперед – великолепный шатер был прикреплен на обыкновенные колышки, вбитые прямо в мостовую. Смех Григория перешел в хохот, хотя он больно зацепился правым боком за какой-то твердый угол. Кирилл с досадой приподнял освободившийся угол полотнища и ждал, пока Григорий выберется и прекратится пароксизм смеха. - Что же это у вас такая королева привередливая? – выдавил наконец Григорий. - За несколько веков их много сменилось, - сухо ответил Кирилл. – Когда мир живет по своим законам… - Мне этого, разумеется, не понять, - ехидничал Григорий. – Поете, значит? И как вы до сих пор не превратились в скучающее божество? Ну, еще успеете. Пока у вас стадия скучающего миллионера, как я понял? А униформистом в цирке не работали? Укладчиком асфальта? - Учеником младшего черпальщика при холерных бараках, - подсказал Кирилл. – Ничего, успею еще. - Балы по образцу старины Воланда устраивали? - Устраивал раньше, - спокойно ответил Кирилл. - Но мне быстро стало казаться, что я попал в женскую баню, а коньяк приятнее пить из красивой посуды, а не как лошадь на водопое. - Не сердись на Григория Александровича, папа, - неожиданно сказала девочка. – Он устал. Он мне рассказывал, как тяжело до тебя добираться. Кирилл оторвался от созерцания веселящегося Григория. - Как дела в школе? – спросил он у дочери. - Нормально. - А у сестры и брата? - Брат? Он еще не родился, - удивилась девочка. – Мама говорит, все в порядке. Кирилл впервые внимательно посмотрел на девочку, которая как уселась на свой табурет, так и рассматривала отца, не отрываясь. Потом с медленной улыбкой перевел взгляд на Григория. «Дошло, наконец», отметил тот с удовлетворением. - Вот кого вы мне привели, - сказал Кирилл. – Хотя это вопрос, кто кого привел. Нелегко ему пришлось, видите ли. Отменный маневр… Он встал и подошел к дочке, осторожно потянул к себе. Та поднялась, настороженно помедлила и вдруг прижалась к нему. - Я сама просила, - сказала она. – Я просто хотела тебя увидеть. Хоть во сне. Раньше иногда видела, но сразу просыпалась… - Вы хотя бы не больше ночи здесь болтаетесь? – свирепо спросил Кирилл, и на успокаивающий жест Григория ответил многообещающим взглядом - Я соскучилась, - повторила дочь. – Ты никогда не уезжал больше чем на месяц, а тебя уже два нет. - Ну что же, - сказал Кирилл. – Значит, решено. Возвращаемся. Только я кое-что улажу. - Мне прямо сейчас надо возвращаться? – спросила Полина. Немного избалованный, но послушный ребенок, предвидящий, что ему откажут в просьбе. - Ну почему же. Несколько дней у нас есть, пока ночь не кончилась. Здорово звучит, да? Устроим себе каникулы. Ты не бойся, к маме вернешься, как только захочешь. - Чего мне бояться? – удивилась девочка. – Это же просто сон, что может случиться? Григорий Александрович мне рассказал, что тут время течет иначе. А я тебе тоже снюсь? Или только ты мне? Как это получается? Тебе снится, что мне снится, что тебе снится… - Все очень просто, - подал голос Григорий. – Нам с тобой снится, что мы снимся твоему папе. - А папин сон большой? - Мой сон интересный. Здесь есть все, что есть в реальном мире, и еще кое-что. Завтра покатаемся на яхте, к феям слетаем, устроим бал… «С братиком познакомимся…» - вставил про себя Григорий. - На коньках покатаемся? Я давно хотела. - Конечно. - У тебя здесь много друзей, пап? – спросила Полина, подумав. - Конечно. - Я думала, это просто игра, - сказала Полина серьезно. - А теперь поняла, отчего папа отсюда не уходит. Ведь его сон от него зависит. Папа, а ты можешь заснуть здесь и проснуться там? А потом заснуть там и сюда вернуться? - Сможет, - вмешался Григорий. – Если в создание мира вкладываешь душу, он в один прекрасный момент начинает жить сам и уже не нуждается в авторе. Кирилл уставился на Григория, не прекращавшего поедать бутерброды. Спохватившись под нехорошим взглядом, тот вернул на место бутерброд, который только что взял. – Что, кушать хочется? – спросил Кирилл ядовито. – Бесполезно. И подлизываться ко мне бесполезно, и хлеб уминать. Полька, тебе никогда не приходилось во сне искать и искать туалет? Ты давай-ка спать ложись. Скоро уже утро, девочка. - Утро здесь? Или…там? - Сначала здесь. Потом дома. - И кто же мать ваших детей в этом мире? – спросил Григорий, когда Поля уже отдыхала в палатке от чересчур бурных сновидений. - Правильнее спросить, кто отец… шучу. Неважно кто. Это не Галина. - Я уведу Польку назад, когда поспит, и она все забудет, - предложил Григорий. - Сам о ней позабочусь. Ты так уверен, что мне на нее наплевать? – свирепо спросил Кирилл. - Еще как уверен, - с удовольствием подтвердил Григорий. – У тебя ведь уже есть одна. - Тогда к чему вообще твои шуточки? Мелкая пакость – из раздела радостей жизни? - Просто последняя соломинка. - Вот-вот. Я тут подумал, этой реальности не помешал бы сторож, пока меня не будет. А ты еще не все интересные места повидал. Оставить тебя дальше изучать местные достопримечательности? За твое красивое поведение. Додумался – ребенка впутывать! После всех твоих красивых слов. – После того как я пожил в кошмарах с улицы вязов, мог и утратить иллюзии. - Помнится, на эти кошмары ты сам напросился. - Без вопросов. Ты правда собираешься проснуться? - Считай, что объединенных доводов, твоих и Польки, хватило, - ответил Кирилл уже миролюбиво и зевнул. - Я прожил здесь несколько прекрасных жизней, прежде чем выбрать эту. Проживу еще одну, раз это может кого-то утешить. Чем отличается та реальность от этой? Только способом получения информации. Заодно и свои теории проверю. И уж коньки-то ребенку куплю. Небо понемногу светлело, а фонари блекли. Шума давно не было слышно, палаточный городок спал крепким предутренним сном. Кирилл встал и потянулся. - Пойду посплю. Первым с утра Касс поет, жалко пропустить. Ты домой? Или полюбил ночевать в палатке? - Как же обещанная расплата? - Сочтемся в мире ином. Предупреди там Галину, что я скоро буду. – И Кирилл полез спать. - Ты не сказал мне, где выход, - остановил его Григорий. Кирилл усмехнулся, махнул рукой в направлении ближайшей палатки и скрылся. Григорий не пошел к указанной палатке. Он пробрался между тряпичными домиками, совсем не такими, как в темноте, загадочно безжизненными, обошел столики и стулья, переступил все беспечно разбросанные мешки, бутылки, плитки и чайники, и выбрался из лагеря бардов. В сонной тишине четко стучали подошвы изодранных кроссовок. Григорий шел по чистенькой улице, мимо домиков с прозрачными стеклами и заборов, из-за которых лезли плети роз и винограда, рассматривал розовеющие облака и думал о вечном, неизбежном – о дороге, о доме, о верности самому себе. Потом многоэтажные коробки заслонили великолепное утреннее небо. Григорий шагал по грязному асфальту ставшего родным города, по спящим в свете июньского утра дворикам, мимо стоянок, почти вытеснивших пестроту одуванчиков и не успевшую отцвести сирень. Он слушал несмолкаемый днем и ночью автомобильный шум и шел – шел домой. |
Библиотека // Объявления
