- Привет! - Привет! - Ты уже спишь? - Да нет еще. Ты же знаешь, что у меня всегда находятся какие-то мелкие неотложные дела, ради которых можно пожертвовать сном. Вот и сейчас ковыряюсь помаленьку… Если честно, то всякой ерундой занимаюсь. Не хочу спать. Или не могу. Или одно из двух… - Поня-я-ятно. Как всегда. Потом, утром, опять проснешься помятым, с глазами тяжелобольного человека. Опять будешь крутиться, ведь вокруг тебя всегда что-то вращается. Забегаешься, забудешь обо всем, но временами эта накопленная за годы усталость будет давать о себе знать, и ты опять пообещаешь себе, что обязательно изменишь свой график. Прямо с понедельника. Ведь так, да? - Да-да-да… Ты по-прежнему все знаешь обо мне. Хотя я, наверное, не хочу… Знать не хочу. Не сплю, в общем. Да и к тому же осень на дворе, а в это время года… Блин, забыл! Ты ведь знаешь, ты все знаешь… - Конечно, ты же так любишь эти последние теплые деньки, причем настолько, словно это последнее тепло навсегда. Время осеннего ветра, терпкого вина и долгих полуночных разговоров. - И еще оно пропитано дымом. То ли от костров, на которых сжигают опавшие листья, то ли это комнатный сигарный дым, нависающий дурманящим облаком. И знаешь что… В дыму, оно как-то приятнее, что ли. Нет четкости, нет резкости, нет яркости – только какая-то тонкая и туманная перспектива. Помнишь, я рассказывал тебе, как когда-то, давным-давно, наткнулся в лесу на упавший метеозонд. Он зацепился за ветки, они проткнули воздушный шарик, который у него сверху, и завис где-то в полуметре над землей. А вокруг был туман, причем такой густой, молочный… Словно небесная ряженка расплескалась. И в глубине ее время от времени возникал язык пламени от газовой горелки этого зонда. Знаешь, это какое-то запредельное зрелище… Тьфу ты черт – опять "знаешь”, опять увлекся, опять забыл… - Ничего страшного, я же помню, что ты всегда живешь своим рассказом. А знаешь, что я помню? Огни. Эти яркие огни, которые так часто возникали. Это, наверное, могло быть северное сияние, но ведь мы были не в тех широтах… Такие странные разноцветные отблески в потемневшем небе. Я многих расспрашивала об этом, но они лишь плечами пожимали, потому что не видели… И поэтому мне казалось, что эти огни, они только для нас, они возникают из-за того, что мы есть и порой само пространство между нами заполняется ими. Скажи, ты их все еще видишь? - Наверное, да. Даже точно вижу. Только я не смотрю на них. То непогода мешает, то усталость, а бывает так, что просто смотрю и не вижу. Словно сквозь воздух гляжу. И сквозь время. - Вперед или назад? - Не, я же не ясновидец какой-нибудь, чтобы вперед-то смотреть. Да и не нужно мне это, потом жить неинтересно будет. Вот есть же, по-моему, такая должность или штатная единица, не знаю, как точно, но помню, что это где-то было, кого-то же называют впередсмотрящим. Так вот меня, видимо, можно назадсмотрящим обозвать. Или вглубьсмотрящим. Как угодно. - Ну вот, разговорился опять. Ведь вокруг тебя столько всего нового, а ты назад да вглубь. Зачем? - Не знаю не знаю… Не хочу об этом думать. Знаешь, а вчера ночью я проснулся от странного звука. Удары какие-то… Спросонья толком не поймешь, что такое, показалось даже, что дом рушится. Ты ведь знаешь, что теперь такое время, в которое это почти что нормально… Оказалось – птица. Зачем-то билась в стекло, словно рвалась сюда, внутрь, именно ко мне. Вокруг столько окон, а она почему-то именно мое выбрала… А на меня словно ступор какой-то напал, схватился за шпингалет и не знаю, в какую сторону повернуть. В любую страшно. Это какая-то примета, да? - Ерунда, ты же сам меня учил, что приметы сбываются только тогда, когда ты в них веришь. Так что это так, глупая птичка сбрендила, не переживай. - Ты-то как? - Я? Да все по-прежнему, я тебе уже столько раз говорила, что здесь ничего не меняется. Хотя нет, теперь иногда стали вывешивать списки на отъезд, но я не хожу их читать. Почему-то страшно. Страшно увидеть там свое имя. - Почему? - Наверное, потому, что тогда все будет по-другому. Точнее сказать, будет что-то другое, а, значит, может не быть даже того, что есть сейчас. И этой самой надежды, что быть может… - Не может. Ты ведь сама это знаешь. - Знать-то я знаю, но вот верю в другое. Не в знание свое, а в это самое "быть может”. А вот ты всегда так глубоко вздыхаешь, когда говоришь эти слова, и мне становится понятно, что веришь в то же самое. Я права? - Это же моя фирменная особенность – вздыхать самопроизвольно, без причины… Конечно же, я убеждаю тебя только для того, чтобы ты опять отказалась. Просто в такие моменты возникает ощущение, что вся та накипь, которая опутала сердце, куда-то девалась, словно бы ее не было никогда и ничего не случалось. - Знаю, милый, я все знаю, ведь мы с тобой по-прежнему одной крови, правда? - Конечно, правда, я ведь и сам где-то в глубине верю в это невозможное "быть может”… Чертова батарейка! Вот всегда садится в самый неподходящий момент! Мне порой кажется, что сама техника не выносит наших разговоров, противится им. Хотя… Если учесть, что их не может быть в принципе, ей еще благодарность надо вынести. За то, что есть хоть какое-то время. Смешно, наверное, но я уже так давно хочу поменять телефон, только боюсь, что на другой у тебя не получится прозвониться. И, поэтому, видимо, обречен до самой смерти ходить с этой рухлядью. - А ты все такой же смешной! И, наверное, так же улыбаешься, когда произносишь такие слова. Улыбайся почаще, хорошо? - Я попробую. - Ну, ладно тогда, не скучай, я тебе скоро позвоню. Пока. - Пока.
Он нажал на клавишу "Отбой”, на дисплее высветилось время звонка и надпись "Абонент не определен”. "Конечно, какие уж там федеральные номера” – подумал он и усмехнулся. А где-то там, в том месте, которому он так и не смог придумать названия, она положила на рычаг телефонную трубку. Пусть это тоже сложно было даже представить, но он четко видел эту красную пластмассу, нагретую теплом ее руки. |