Я просидел в этом подвале уже целую вечность. Конечно, вечность – это сильно сказано, но с тех пор, как я очнулся в холодной темноте и вдохнул полной грудью затхлый влажный воздух, чувство времени полностью меня покинуло. Едва открыв глаза, я, помнится, кричал и звал на помощь. Кричал, пока горло не запылало огнем, и язык не превратился в огромную шершавую щетку, с трудом умещавшуюся в недрах моего пересохшего рта. Паника затопила все мое существо ледяной шквальной волной. Разуму стоило огромного труда подчинить себе взбунтовавшееся тело. Полностью обессилев от крика и ужаса, я сел на холодный земляной пол и попытался тщательно оценить сложившуюся ситуацию. «Где я? Как я здесь очутился?» Согласно последним, сохранившимся в голове воспоминаниям, я сидел дома, смотрел по телевизору криминальную хронику и потягивал пиво из очередной, кажется уже третьей бутылки. Звонок в дверь. Я пошатываясь иду открывать, и… Прихожу в себя в полной темноте, в непонятном месте, совсем один. «Почему я здесь? Зачем?» На эти вопросы у меня тоже нет ответа. Просто я нахожусь здесь и сейчас, и нужно срочно найти выход. Иначе эта пахнущая сыростью и мышиным пометом темнота сведет меня с ума. Я осторожно встал. Вытянув руки перед собой осторожно, мелкими шажками, стараясь прощупать перед собой пол, я двинулся вперед. Не успел я сделать и пяти шагов, как ладони мои коснулись холодной стены. Я пробежал пальцами по шершавым выступам кирпичной кладки. Эти нехитрые движения вселили в меня надежду. Приятно было ощущать контуры знакомых предметов - я словно «видел» их глазами сознания. Я двинулся вправо вдоль стены, продолжая прощупывать каждый выступ. Пройдя, как мне показалось, не более трех метров, я ткнулся плечом в другую стену. Ее я исследовал таким же образом. Она была длиною метра в четыре. Третья стена нарушила кирпичное однообразие. В ней обнаружилась металлическая дверь. Я исследовал эту дверь вдоль и поперек, прощупывал, постукивал, оглаживал, но так и не нашел ни ручки, ни даже замочной скважины. Может быть, это и не дверь вовсе, а кованый кусок железа, глумливо прикрепленный кем-то к глухой стене. Я оставил на время дверь в покое и обошел свою темницу по периметру до конца. Помещение было прямоугольным, размером примерно шесть на четыре, и, как мне показалось, абсолютно пустым. Когда я снова оказался у наглухо запертой двери, силы покинули меня, и я устало опустился на колени, закрыл лицо руками и горько, навзрыд, заплакал. Это кошмарное место выжимало из меня все жизненные соки, высасывало надежду и топило душу в непонимании. Я не знал, как я здесь оказался, почему и за что. Кто сыграл со мной такую злую шутку? И что мне теперь делать? Я принялся колотить в дверь и звать на помощь. Я буйствовал, пока не разбил кулаки в кровь, а мое и без того израненное горло перестало издавать членораздельные звуки. И, самое главное, я ничего этим не добился! Из-за толстой металлической преграды не донеслось ни звука. Я добился только того, что меня еще сильнее стала мучить жажда. Она стала просто нестерпимой! Я вспомнил, как в каком-то из фильмов, которые я смотрел в своей прошлой жизни (Господи, я уже начал разделять свое существование на ДО и ПОСЛЕ - безумие), герои, чтобы справиться с жаждой, держали во рту пуговицы. Трясущимися руками я принялся отрывать одну от рубашки. Она упорно не хотела поддаваться. Наконец, мне удалось вырвать ее вместе с изрядным клочком ткани, но испорченная рубашка нисколько меня не беспокоила. Кое-как очистив пуговицу от ниток и ошметков материи, я сунул ее в рот. С минуту мне казалось, что все бесполезно. Пластмассовый кругляшок блуждал внутри, и мне даже казалось, что я слышу глухой шорох, похожий на шелест сминаемой папиросной бумаги. И зачем я пил накануне это чертово пиво! Но потом понемногу рот начал наполняться благословенной влагой. Блаженство! На мгновение я даже почувствовал себя немного счастливым. Даже густая липкая темнота вокруг перестала пугать. Не знаю, сколько я просидел так, посасывая пуговицу и чувствуя, как губы растягивает глупая улыбка. Проблему жажды я на какое-то время решил, но она скоро возникнет снова, и будет еще более мучительной. Надо выбираться отсюда как можно скорее, иначе я скоро сойду с ума, а потом погибну без воды. И мое тело останется здесь, в сыром подвале, и даже неизвестно, придет ли кто-нибудь, чтобы придать его земле. Я заставил себя подняться. Еще раз ощупал стены. Задержался у двери. Стучал в нее руками и ногами, но по-прежнему безрезультатно. Потом исползал на четвереньках пол вдоль и поперек, в надежде найти что-нибудь, способное мне помочь или попросту пригодиться. Ничего! Как я и подозревал – моя темница была абсолютно пуста! В изнеможении я свернулся в тугой комок и решил экономить силы и ждать милости свыше. Проклинал себя за бессилие, но понимал, что не в моей власти найти выход. Оставалось только ждать. И надеяться, что тот, кто заточил меня в эти стены, не хотел убивать, а просто сыграл со мной злейшую в мире шутку. Минуты текли, а никто не приходил, чтобы вызволить меня. Я был один, и мне хотелось выть от безысходности. Снова вернулась жажда. Пуговица перестала приносить облегчение, но я продолжал мусолить ее, чтобы делать хоть что-то. Вдобавок я начал ощущать, что голоден. Желудок свернулся в тугой узел и нестерпимо ныл, требуя пищи. Чтобы как-то облегчить свое состояние, я решил попытаться заснуть. Но в этом аду грань между сном и явью оказалась настолько тонкой, что я просто не мог понять, спал я или нет. Время мучительно тащилось вперед, а я все лежал на полу с крепко зажмуренными глазами. Открывать их все равно было бесполезно – темнота была беспросветной и не позволяла различать ничего вокруг. Господи, за что? Что плохого я сделал в своей жизни? Из-за чего меня обрекли на такие муки? Мне хотелось выть от безнадеги. И очень скоро я понял, что действительно вою, как дикий зверь, попавший в капкан. Мне хотелось заплакать, но я не мог выдавить из пересохших глаз ни слезинки. Я снова пополз к двери. Знал, что она по-прежнему наглухо заперта, но где-то в глубине души все еще верил, что все происходящее – дурной сон, или чья-то злая шутка, и шутнику, наконец, надоело играть со мной. Еще один штурм возможного выхода не увенчался успехом. Меня охватила безумная злоба. Я бился о дверь головой, толкал ее плечом, пытался грызть зубами, бесновался. Потом начал истерично хохотать, просто не мог уже сдержаться. Хохотал как одержимый, пока к боли в избитых конечностях и пустом желудке не добавилась еще одна – в мышцах живота. Вдруг голова моя закружилась. Это было такое странное ощущение, ведь вокруг я не мог увидеть ни единого контура. И я, кажется, потерял сознание. Не знаю, как долго я пролежал, но это были последние приятные мгновения в моей жизни, потому что я ничего не осознавал, а следовательно ни о чем и не беспокоился. Придя в себя, я почувствовал, что голод и жажда стали терзать меня нестерпимо. Они сводили меня с ума. И я понимал, что вскоре мне предстоит испытать еще большие мучения. Сразу в голову полезли воспоминания обо всех рассказах и прочитанных в книгах историях о людях, погибших без воды. И мне впервые за все время, проведенное в этом подвале, стало по-настоящему страшно. Именно в этот момент я окончательно осознал, что выхода из этой ловушки для меня не будет. Мне суждено умереть здесь, медленно и болезненно, и надежды на спасение нет. Я не хотел умирать. Но как ни странно, принял этот факт как неизбежность. Единственное, чего мне хотелось сейчас – так это умереть быстро. Смерть от жажды – далеко не из легких. И я принял решение… Наверное, я обезумел вконец, но это решение показалось мне правильным. Оставалось только найти способ ускорить свой уход. Я обшарил карманы джинсов, но не нашел в них ничего подходящего. Ну как, скажите на милость, можно покончить с собой при помощи нескольких бумажных купюр, измятой полупустой пачки жевательной резинки и катышков текстильной пыли? Даже с этим мне не повезло! Может разбить себе голову об стену? Малоприятная перспектива, да и вряд ли мне хватит духу на такой шаг. Я снова начал шарить руками по полу, надеясь отыскать что-нибудь острое, но пальцы мои не встречали на пути ничего, кроме холодной земли. Похоже, мне оставили только землю, да одежду, которая на мне. Ну что ж, придется использовать то, что есть в наличии… Я снял с себя рубашку и свернул из нее тугую широкую скатку. Уселся на полу по-турецки и положил рубашку на колени. Немного посидел так, собираясь с духом, а потом принялся раскапывать ногтями утоптанную землю и отправил небольшую горсть в рот. Я едва не струсил, когда ощутил на зубах скрипящие сухие комья, но усилием воли заставил себя их проглотить. Почва скользнула по иссохшему горлу, причиняя боль. В нос ударил нестерпимый запах сырости и гнили. Я надеялся, что меня вырвет сразу, но ничего подобного не произошло. Даже легких позывов к рвоте я не почувствовал. Пришлось скрести пол дальше, в кровь сдирая пальцы. Но что значат израненные пальцы для решившего умереть? Я глотал уже четвертую «порцию», когда наконец организм сказал: «Хватит!» Резкая боль скрутила меня пополам. Мне едва хватило сил нашарить на коленях рубашку и плотно обвязать ею голову так, чтобы перекрыть рот и нос. Воздух, хоть и плоховато, но все же проходил сквозь сложенную в несколько слоев ткань. Но я все же надеялся, что моя задумка увенчается успехом. Мне не было страшно, если не считать опасений, что не получится. Я не думал ни о чем, кроме смерти. Другие мысли просто перестали существовать в моей голове. Спазмы желудка были долгими и мучительными. Я крепко сцепил пальцы, чтобы рефлекторно не освободиться от намотанной на лицо рубашки. Спустя полминуты поток плотной рвотной массы заполнил мой пищевод и, не получив выхода наружу, начал забивать мне нос и горло. Инстинкт самосохранения я подавил – руки мои невольно взметнувшись, снова опустились на колени. Я задыхался и захлебывался. На мгновение паника горячей волной захлестнула меня, но я справился и с нею. Не могу сказать, что у меня потемнело в глазах, потому что света я не видел уже долгие часы. Просто на смену болезненной нехватке кислорода пришла приятная легкость во всем теле. Тело мое упало навзничь, его сотрясла последняя судорога. Оно так и осталось лежать в кромешной темноте, как я и ожидал. Ожидал при жизни… Теперь я был свободен. Я все-таки сумел покинуть свою темницу, пусть и таким жутким способом. Но разве этот способ был более жутким, чем ситуация, в которую я попал? |