Три дня.
День первый: умиротворение.
Маленькая чёрная букашка, живо перебирая несколькими ножками, петляла между отдельными травинками, спеша по своим букашечным делам. Кирьян любил устраивать подобные забавы: выбирал понравившегося жучка и следил за ним сколько хватало терпения. За этим занятием он мог с лёгкостью провести целый день, следуя всё дальше и дальше от места обнаружения насекомого. Травинки на поляне, окружённой со всех сторон густым чёрным лесом, волновались под действием лёгкого ветерка, сливая своё волнение в небольшое зелёное озерцо, размеренно направляющее свои волны во все стороны к разным берегам. Теперь Кирьян приходил сюда не так часто как в детстве, работы всегда было очень много и в гончарне и в кузне, да и с возрастом интерес следить за разными козявками и представлять себя водяным пропал. Теперь другие чувства теснились в юной груди 16 летнего юноши. Чувства имели вполне материальное воплощение в виде дочки кузнеца Руна из Кольева, Дарьи. Отец Кирьяна, Афанасий-гончар, всю свою жизнь лепил горшки и продавал людям, жил не богато но и не бедно. Раздумывая над дальнейшей судьбой своих четырёх сыновей, Афанасий решил научить каждого разному ремеслу. Старшего Севана сам учил гончарному делу, а остальных разослал в ученики к разным мастерам. Кирьяну, как самому младшему выпало учиться у кузнеца из Кольева, который пользовался нехорошей славой колдуна и волхва. На самом же деле кузнец оказался вполне нормальным человеком, без хвоста и рожек, даже по-своему добрым и отзывчивым, доброта у Руна выражалась в большом количестве подзатыльников, затрещин и крепких словечек в адрес Кирьяна. - Ничего Кирьян, терпи,- частенько говаривал кузнец,- я даже из тебя сделаю добротного кузнеца. И вот, через несколько дней учёбы, Кирьян увидел ЕЁ, входящей в кузню. Грянул гром и тёмное, низкое помещение озарилось невесть откуда взявшимся невиданным светом. Она заулыбалась, глядя то на Федьку то за его спину, поставила кувшин с молоком и миску с сыром на лавку и, хихикая, быстренько вышла. Вытерев рукавом вспотевший лоб, взволнованный юноша обнаружил свой молот лежащим на полу. - Вот значит, что так громыхнуло,- ошарашено подумал он. Обернувшись к кузнецу, ученик застал того за тушением небольшого пожара, вызванного раскалённой подковой, отлетевшей от молотка кузнеца из-за невнимательности Кирьяна. - А вот откуда взялся свет, - ощущая своим затылком скорое прикосновение тяжёлой узловатой руки кузнеца, подумал Кирьян. К его огромному удивлению кузнец только странно и задумчиво посмотрел на него и ничего не сказал. Спустя два года, шагая по своей заветной полянке, Кирьян не мог удержаться от улыбки, вспоминая этот случай. Кусты на противоположенной стороне поляны зашевелились и, отряхивая сарафан от колючек и мелких веток, в густую траву ступила тоненькая как тростинка Дарья, та самая дочь кузнеца, поправив длинную косу и серенький платочек на голове, она вышла из лесу. Увидев её, Кирьян бросился навстречу, как лодка скользила по водной глади, так и он разрезал зелёную поверхность поляны и нежно обнял девушку. - Здравствуй моё солнышко, - прижав Дарью к своей груди, тихо сказал он,- как хорошо, что ты пришла, я уже заждался. - Только бы никто не узнал, - так же тихо прошептала девушка, легонько, больше для порядку, отстраняясь от юноши. - Не бойся, ласточка моя,- покрывая белую шейку Дарьи поцелуями, сказал Кирьян, - твой отец всё знает. Девушка отпрянула от него, округлив от удивления свои и без того круглые глаза: «Как? Откуда? Кто ему сказал?» - Успокойся,- нежно сказал Кирьян, снова притягивая к себе Дарью,- и ничего не бойся, твой отец знает и благословляет нас. Как только наладится санный путь, ждите сватов. Девушка пискнула от радости и бросилась обнимать и целовать Кирьяна, потом, с серьёзным выражением на лице, отстранилась от него и сказала: «Тогда жених не должен видеть невесту до свадьбы, а то не к добру это. Ты иди домой, и я пойду, так будет лучше». Положив руку на плечо парню, упреждая его горячие возражения, она повторила «Да Кирьюша, так будет лучше». - Позволь мне хоть проводить тебя?- растеряно спросил Кирьян. - Только не далеко, выведешь меня из лесу и всё, домой,- улыбнувшись, ответила Дарья. Выведя девушку из лесу, Кирьян долго не отпускал её рук и, не отрываясь, смотрел в глаза. Говорить было не о чём, они и так всё прекрасно понимали, что нужно немного подождать, и они будут вместе, но сейчас расставаться, так не хотелось. Когда солнце перевалило уже за полдень, Кирьян, наконец, вернулся домой. Перешёл неглубокий ручей и, по пыльной дороге поднимавшейся полукругом на небольшой холм, двинулся к своему родному Плавску. Высокие деревянные стены небольшого городка, расположенного на самой границе княжества, окружали его со всех сторон, дорога, изогнувшись, упиралась в невысокие ворота, гостеприимно раскрытые и приглашающие всех путников пройти сквозь них. Вокруг городка и внутри его царила обычная размеренная жизнь: в ручье ловили рыбу и тут же несли её в город, предлагая всем прохожим и любопытным, выглядывающим из окон; вольные смерды сновали пеше и конно вокруг города, возделывали свои небольшие участки земли; ремесленники наперебой расхваливали и разносили товар; горожане быстро сновали взад вперёд по своим неотложным делам, или важно, поглаживая бороды, проходили по улицах, громкими голосами приветствуя один одного. Вот уже и родной забор из частокола, тихо, по-свойски, скрипнула калитка, пропуская старающегося остаться незаметным юношу. Оглянувшись, и никого не заметив, Кирьян осторожно пригибаясь, пошёл к мастерской. Подойдя к дверям и протянув руку что бы их открыть, Кирьян услышал громкий голос отца: - Ты думаешь, я тебя не вижу, заячья душа! Где ты пропадал?,- не дав возможности ответить, отец продолжил,- Да знаю я где ты был! А кто за тебя работать будет? - Вот женюсь и не буду бегать туда-сюда, - ответил Кирьян. - Да что ты понимаешь, зелень! Вот женюсь и не буду бегать,- сгримасничал отец, махнул рукой и пошёл в дом. - Хороший у меня родитель,- с теплотою в сердце подумал Кирьян,- другой бы за такое по голове не погладил.
Густое облако пара с шипением вырвалось из бочки с водой, куда Кирьян опустил раскалённое лезвие небольшого ножа. Вытянув его из воды, кузнец некоторое время придирчиво разглядывал с разных сторон своё творение, затем положил лезвие на полку. - Евпатий будет доволен,- подумал Фёдор, вытирая мокрое лицо и снимая фартук,- такой нож пригодится и в охоте и в бою. Размышляя о плюсах и минусах жизни княжеского наместника Евпатия, Кирьян потушил горн, убрал разбросанные куски метала, молотки, щипцы, даже вымел метлой грязь, нанесённую посетителями. - Когда женюсь, буду наводить порядок в кузне каждый день,- воодушевлённо подумал Кирьян. - Синок, пойдём ужинать, темнеет уже,- раздался у входных дверей ласковый голос матери. - Иду уже,- ответил Кирьян. За столом собралась вся многочисленная семья Афанасия: дети, невестки, внуки. Все расселись за длинным дубовым столом и, помолившись, принялись за еду. Деревянные ложки бойко застучали по глиняным мискам и очень быстро каша, которую приготовила хозяйка, закончилась. Детей поменьше мамаши увели спать. А взрослые, то есть Афанасий с сыновьями, остались поговорить, обсудить планы на будущее. - Неподходящее время для свадьбы ты выбрал Кирьян,- начал разговор отец,- дурные вести приходят с востока из-за Цны, мещеры волнуются, говорят о приближении огромной армии кочевников, сметающей всё на своём пути. - Да ничего страшного,- успокаивающе сказал Алкид, один из сыновей Афанасия,- земля слухами полнится, опять степняки что-то между собой не поделили и разоряют друг друга, а у страха глаза велики, сотня всадников причудится огромной армией. - Это точно,- согласился Севан, старший из братьев,- в худшем случае обложат город на несколько дней и уйдут ни с чем. Воевода у нас толковый, да и мы не лыком шиты, мечи держать умеем. - И не только держать,- горячо подхватил Кирьян. - Дай то Бог,- вздохнул отец,- будем надеяться. Только слышал я сегодня от людей, что Евпатий с дружиной ушел в Рязань по приказу князя. К чему бы это? - Да не бери в голову отец,- махнул рукой Севан,- ушёл – вернётся, может князь в поход собирается или ещё чего. Давай лучше обсудим более приятные проблемы. Обсуждение предстоящей свадьбы, сватовства, будущей жизни молодых затянулось надолго, поэтому, добравшись до своей кровати, Кирьян свалился от усталости и очень быстро уснул. Сон его был глубоким и безмятежным как у ребёнка
День второй: отчаяние.
Разбудили Кирьяна ранним утром громкие голоса и топот ног, солнечный свет только проник в комнату через редкие щели в ставнях и начал разбавлять скопившуюся за ночь тьму, которая скапливалась по углам, под столом и лавками. Столь ранняя активность горожан насторожила Кирьяна, он встал с кровати и поспешно стал одеваться, вдруг, отдаваясь эхом в голове, ударил колокол. Один раз, ещё раз, потом испуганно и настороженно зазвонил, не прерываясь ни на одно мгновение. Сердце Кирьяна ёкнуло и застучало в ритм с колоколом. - Набат! – понял Кирьян,- что-то случилось. Нужно быстрее бежать на площадь. Наскоро одевшись, Кирьян выбежал из дома, во дворе уже стояли отец и братья, одёргивая и поправляя на себе одежду, которую в спешке натянули кое-как на себя. - Что случилось? – выдохнул Кирьян. - Достоверно никто не знает,- ответил ему отец,- одни говорят, что приближаются враги, другие, что город уже в осаде. Пойдёмте быстрее на площадь,- махнул рукой отец,- там всё узнаем. Выйдя из двора мужчины, увлечённые другими жителями города, побежали по размокшим от ночного дождя улицам, кое-где перепрыгивая на деревянные настилы и разбрызгивая частые лужи. Лица пробегавших горожан напряженно застыли в ожидании дурных новостей, ведь в набат просто так не звонили. За всю свою жизнь Кирьян несколько раз слышал как колокола созывают народ, в основном это были пожары, и только один раз вооружённый отряд мещеров попытался взять город приступом, но простояв 2 дня у стен Плавска, ушел в глубь княжества грабить беззащитные деревни. На площади уже собралось почти все мужчины города, многие в домашней одежде, одетой на скорую руку, они возбуждённо махали руками, нервно поглаживали бороды и громкими голосами обсуждали случившееся, пытаясь разузнать, что послужило причиной столь чрезвычайных мер. Наконец на телегу, стоящую посреди площади, вылез староста, звон колоколов, безперестанку раздававшийся на всю округу, смолк и, люди, перекрикивая один другого, стали громко выяснять у старосты, что случилось и по какому поводу их собрали. Шум поднялся невообразимый, старосте пришлось крикнуть и поднять руку вверх, призывая людей к вниманию. - Люди, - зычным голосом начал высокий и грузный староста, - Други мои, только что в город примчался передовой из степи. Большой отряд мещер движется прямо на нас. Воевода с дружиной ушёл в Рязань три дня назад по приказу князя. Я так считаю - нужно самим оборонять город. Горожане одобрительно загудели, соглашаясь с его словами. На том и порешили, староста быстро открыл арсенал и вооружил народ. Каждый заранее знал своё место на стене или возле неё и свои обязанности на случай нападения, поэтому действия защитников города были чёткими и слаженными, жизнь на границе в соседстве с полукочевыми племенами приучила жителей Плавска тратить меньше времени на разговоры, а быстрее готовиться к обороне. Не прошло и получаса, как Кирьян увидел, что стоящие рядом люди указывают на степь. Восходящее солнце, как раз только оторвалось от земли и полыхало кроваво-красным цветом. На фоне светила довольно хорошо стал виден приближающийся в дымке большой отряд всадников. Люди в ожидании нетерпеливо переступали с ноги на ногу и крепче сжимали оружие, разговоры затихли, все сосредоточенно всматривались в даль. Когда отряд кочевников приблизился на расстояние полёта стрелы, староста отдал команду лучникам приготовиться к стрельбе и сотня наконечников стрел, хищно блеснув металлом на солнце, направилась в направлении серой массы всадников. В тот момент, когда стрелы уже готовы были сорваться в свой смертельный полёт, в рядах защитников города пробежало замешательство, староста опустил руку и лучники убрали свои луки. - Что-то не так с этими кочевниками,- переговаривались горожане,- пусть подойдут поближе. На расстоянии сотни шагов серая наползающая масса кочевников остановилась как вкопанная, не предпринимая ни каких попыток к штурму. - Я не пойму, почему староста остановил лучников? - спросил стоявшего рядом отца Кирьян,- они сейчас прекрасная мишень для нас. - Посмотри внимательнее,- ответил отец,- не замечаешь ничего необычного. Пристально всмотревшись в толпу стоящих в ожидании кочевников, Кирьян сразу сообразил в чём тут дело. Мещеры стояли плотной массой, что было не удивительно, кочевники никогда не соблюдали воинского строя, но сейчас они и не смогли бы это сделать, потому что позади конных воинов стояло много повозок, передвижных домов мещер, из которых выглядывали настороженные женщины и любопытные дети. - Разве будут идущие на войну мужчины брать с собой семьи со всем имуществом? – подумал Кирьян,- действительно что-то здесь не так. Из толпы кочевников выскочил всадник на сером коне и помчался к воротам города. Подъехав к центральному входу, всадник принялся гарцевать на лошади, размахивая руками выкрикивать непонятно что . На стене появился староста и прокричал что-то по мещерски. Всадник, остановив коня напротив старосты, быстро затараторил, периодически взмахами руки указывая на восток в глубь степи. Староста, выслушав его речь, спокойно кивнул, коротко ответил, выпрямился и громким низким голосом крикнул: «Собирайте вече!». Снова ударил колокол, всё мужчины способные держать оружие, кроме сторожевых на стенах и башнях, собрались на площади. - Люди, новые обстоятельства вынудили опять собрать вече,- зычным голосом обратился он к собравшимся, немного помолчав продолжил,- мещеры пришли не воевать, они бегут от более грозного и многочисленного врага. Волнение и ропот пробежали по собравшейся толпе. - Что же они хотят от нас? – крикнул кто-то из толпы,- пусть бегут дальше. - Мещеры просят укрыть в городе своих женщин, детей и стариков,- ответил староста. Жители города возмущённо заговорили, выкрикивая : «Что это за выдумки! Ни за что не пускать их! Это обман и уловка чтобы захватить город». - Не смогли взять Плавск силой, поэтому идут на подлую хитрость,- крикнул купец Яков, один из видных горожан. - Мужчины отойдут на тысячу шагов,- огласил староста,- только женщины, дети и старики без оружия войдут в город. - Где мы их разместим, чем они будут есть?- отстаивал дальше свою позицию Яков. - Немного еды они возьмут с собой,- ответил староста. - А дальше что мы будем их кормить за свой счёт? – возмущённо сказал купец. - Дальше не понадобится, по словам Сомавии, их вождя, через несколько часов их враги будут здесь. - Кто же эти страшные люди от которых мещеры так удирают? – спросил один лавочник. - Монголы,- тихо сказал староста, это слово как гром резануло по воздуху и по людям стоящим на площади. Кто такие монголы знали все, об их разорительных нападениях на соседние земли давно передавались рассказы из уст в уста. Но что они сами могут стать жертвой монголов, никто никогда не думал. - Ведёт их хан Батый, внук Чингизхана, а рать монгольская так велика что заполняет собой всю видимую человеку землю до горизонта, – сказал староста. Люди умолкли, обдумывая только что услышанное. Ещё несколько часов назад они мирно спали в своих постелях. Жизнь шла своим обычным ходом, ничего не предвещало беды, каждый занимался своими повседневными делами, строил планы на будущее. Кирьян с ужасом подумал: «А что если меня вдруг убьют, жизнь казалась такой прекрасной и безоблачной. Женился бы на Дарье, хозяйничал, детей растил, радовался жизни, огорчался иногда, ведь не без этого. А что будет теперь?» - А что будут делать мещерские воины? Они всё равно не успеют уйти от погони, даже если оставят у нас обоз, - спросил отец Кирьяна. - Они хотят встретить монгол у стен города,- ответил староста,- Сомавия хочет погибнуть с надеждой на то, что их дети и женщины могут выжить. - Выходит они будут защищать и нас? – задумчиво сказал купец Яков. - Пока их родные будут в городе, они сделают всё что бы Плавск не попал в руки монголов. Кирьян невольно подивился мужеству и проникся уважением к мещерам, зная, что не смогут противостоять противнику, они отдают свои семьи в руки русским, а сами идут на смерть. - Что решать будем горожане? – после небольшой паузы спросил староста, - я предлагаю пустить мещер в город. - Пусть идут,- сказало следом несколько человек. - Пускай,- поддержали и остальные, - хуже всё равно уже не будет. Поднявшись на стену, староста окрикнул всадника и передал ему решение жителей города. Мещер крутнулся и галопом устремился к своим сородичам. Толпа кочевников заволновалась, забродила, часть людей выдвинулась вперёд, постепенно сформировав колону состоящую из женщин, детей и стариков, которая медленно, с опаской, двинулась к городским воротам. Стражники с не меньшей опаской потихоньку открыли ворота и впустили около тысячи мещер в город. Они заполнили всю площадь и близлежащие улицы, молча, не проявляя никакой враждебности, кочевники расселись кто где, совершенно не интересуясь горожанами. Прошло немного времени, Кирьян, уже уставший от бесполезного стояния на стене, услышал непонятный то ли гул, то ли рокот. Мещеры тоже видимо услышав его оживились, повскакивали на лошадей, недавний собеседник старосты Сомавия – вождь племени, разъезжал вокруг отряда яростно размахивая кривой саблей. Слабый порыв ветра донёс до стен города обрывки, непонятных Кирьяну, мещерских слов. Мещерские всадники выстроились в некое подобие линии и молча принялись ждать приближающегося врага, который не заставил себя долго ждать. Зеленые поля вдалеке, уходившие за горизонт, в одночасье стали серыми, гул постепенно нарастал, серая масса расползалась всё дальше и дальше, приближаясь к городу. Как бурная река этот людской поток смывал всё на своём пути, разветвлялся на несколько потоков, снова сливался в один могучий кулак, нацеленный на русские земли. Гул, с приближением армии монголов к городу, распался на большое количество отдельных звуков: топот копыт, ржание лошадей, блеяние овец (которых монголы гнали с собой), скрип повозок, крики людей. - Откуда их сколько взялось? Куда и зачем они идут? Почему они оставили свои земли? – десятки вопросов возникали в голове у Кирьяна. Наконец, от основного потока армии захватчиков отделился огромный, тысяч десять, отряд и двинулся по направлению к городу. - Правильно,- сказал Кирьяну, стоявший рядом брат Севат, - зачем отвлекаться всей армии на наш небольшой городок, хватит и этого отряда, а армия быстро пойдёт дальше на Рязань, а там и на Владимир, может быть,- поникшим голосом добавил он,- дойдёт и до Киева. Между тем мещеры, оставив свои повозки и имущество, тоже медленно двинулись на встречу монголам. Те увидя идущий на них значительно меньший отряд, остановились. Сомавия, вырвался вперёд, что-то закричал, и быстрым галопом устремился к монголам, остальные, следуя примеру вождя, выкрикивая боевой клич, рванули следом. - Да-а, на смерть пошли,- сочувственно сказал отец. С необыкновенным для себя желанием, что бы мещеры победили, Кирьян смотрел вперёд за городскую стену. Мещеры, сбившись плотной толпой, с диким криком врезались в строй монголов, постепенно пробуравя его до средины, затем инерция удара ослабла и воины остановились посреди монгольского отряда. Кирьяну с большого расстояния показалось, что маленькая капля приблизилась к небольшой лужице и, соприкоснувшись, без следа растворилась в ней. Постепенно сражающихся мещерских воинов становилось всё меньше и вскоре монголы соединили свои ряды снова, не оставив от напавших и следа. Постояв немного, монголы двинулись к городу. - Приготовиться, - закричал староста,- смотреть в оба,- без команды ничего не предпринимать. Монголы медленно наползали на город. Неспеша шли кони, расслабленно покачивались в сёдлах всадники, предвкушая лёгкую добычу. Подойдя на расстояние полёта стрелы, кочевники остановились. Вперёд выехало несколько человек – парламентёров. Кирьян невольно сравнивал монголов с мещерами и, не находя особых внешних различий, ощущал глубокую пропасть между их народами. Мещеры хотя и тоже были кочевниками, но всё-таки соседи, повоюют немного и помирятся, а эти пришли из далёких степей, они голодны и жадны ко всему чужому, с ними невозможно ни договориться, ни победить, требовалось только беспрекословное подчинение. Один из послов на сильно ломаном русском прокричал: - Город сдаваться! Открывать ворот! Хан Бату даст жизнь! - Твой хан Бату решил поделить шкуру неубитого медведя,- закричал в ответ староста,- я сам распоряжаюсь своей жизнью и никакой хан нам не указ. А если ему так нужна моя жизнь – то пусть придёт и возьмёт её! Громкий возглас одобрения подтвердил его слова. В это время, пользуясь тем, что всё внимание защитников города направлено на монгольских послов, один из мещерских юношей лет 14-ти, прокрался к стене, взял оставлений кем-то лук и колчан со стрелами. Стараясь быть незамеченным, он пробрался к стене и выстрелил в одного из послов. Стрела, тонко свистнув, впилась ногу переводчика, горожане, не разобравшись в чём дело, приняли этот выстрел за сигнал и десятки стрел мгновенно утыкали тела послов. - Не стрелять! – заорал во всё горло староста, но было уже поздно, испуганные кони поскакали назад к своим, волоча одного из монголов, зацепившегося ногой за стремя. Со стороны монголов раздался вздох удивления сразу же перешедший в крики ярости и негодования. Большая часть монголов спешилась и пошла на штурм. - Сейчас начнётся,- сказал отец, прочёл молитву, перекрестился,- кому понравится когда на твоих глазах убивают послов? Так что жди беды,- с уверенностью добавил он,- просто так они отсюда не уйдут. Староста, уже не обращая никакого внимания на мещерских подростков карабкавшихся на стены сражаться с монголами, метался налаживая оборону. Основная часть монголов приближалась пеше к стенам, несколько отрядов конников поскакали вокруг города. - Стреляйте! – закричал староста,- не стойте как истуканы. Туча стрел, как разъяренные пчёлы взмыли вверх, зависли там, выбирая жертву, и упали на движущуюся людскую массу. Не успела первая туча стрел долететь до цели, лучники выпустили вторую, третью, потом сбились с единого ритма и стреляли выбирая цель из подошедших вплотную к стенам кочевников. Монголы, защищаясь небольшими кожаными щитами, упорно бежали вперёд. Первые ряды несли на плечах длинные, широкие у основания и постепенно суживающиеся к верху лестницы. Подбежав к стене, монгольские воины упирали основание лестницы в землю и десятки рук толкали её приставляя к верхнему краю оборонительной стены. Сразу же, как муравьи, сотни монголов устремились один за другим вверх по лестницам. Сверху на штурмующих полетели заранее заготовленные камни, продолжали свистеть в воздухе стрелы в поисках новых жертв, на площади уже снимали с разложенных костров чаны и котлы с кипящей водой и смолой. Кирьян с отцом и братом держали на поготове длинную рогатину, дождавшись, когда на лестницу, приставленную около них, взобралось до десятка человек, упёрли край рогатины в лестницу и, поднатужившись, опрокинули её на землю. Послышались крики и хлопки от падающих на землю тел и лестницы. Более трёх часов монголы безуспешно пытались захватить стены города, выдохнувшись, отхлынули к своим прежним позициям. Кирьян устало присел, оперевшись о стену, голова кружилась, спина и руки ныли от перенапряжения, одежда под кожаным панцирем промокла до нитки от пота. Рядом со вздохом облегчения присел отец. - Фуу,- выдохнул он устало,- в мои года уже тяжело по полдня размахивать мечём. - Ничего, сказал Кирьян,- нам бы продержаться до прихода подмоги. - Ты ещё надеешься на чью-то помощь? – мрачно изрёк брат Севан, вернувшийся с площади держа в руках большой кувшин с водой. - Видели сколько их? – продолжил Севан,- мы имеем дело с сотой частью их армии, князю самому удержаться бы, а про нас никто и не вспомнит, да сколько на земле таких городишек, всем не поможешь. За стеной послышались ритмичные выкрики кочевников. Выглянув за стену, Кирьян увидел, что к воротам города движется что-то напоминающее избу на колёсах, без двух стен и пола. Внутри избы на толстых тросах было подвешено большое бревно, заострённое спереди и оббитое металлом. Скрипя деревянными колёсами, избушку толкали человек двадцать монголов находящихся внутри. - Таран! – воскликнул отец,- нужно укрепить ворота,- во весь голос закричал он, высматривая старосту. Ворота в спешном порядке подпёрли деревянными балками и как раз вовремя – за стеной раздалось дружное «Эхх» и таран со всей силой въехал поворотам. Дерево трещало, потихоньку деформировалось, но держалось под ударами тарана. Защитники города осыпали избушку градом камней, стреляли из луков, пытались поджечь но безуспешно. После очередного удара ворота не выдержали - с громким треском таран выбил небольшую их часть. Русичи подпирали и заслоняли разваливающиеся ворота чем могли, но удары тарана были неумолимы. Одна половина ворот сорвалась с петель и упала придавив собой несколько защитников города. В образовавшийся проём хлынула поджидавшая этого момента монгольская конница. Опрокинув небольшую группу русских воинов, стоявших подле ворот, конники устремились на улицы города, убивая всех кто попадался на их пути. Дальнейшие события представлялись Кирьяну как калейдоскоп картинок – вот староста, прижавший к груди безвольно свисавшую руку, кричит что бы воины перекрыли вход в город, вот в Севана со всего размаху въезжает всадник и они оба перекувыркнувшись несколько раз, замирают лёжа на земле, вот отец падает, ухватившись руками за стрелу, застрявшую у него в горле. Оставшиеся защитники города пытались остановить поток конницы идущий через ворота, но на открытом участке у русских уже не было того преимущества, которое им давали стены, поэтому несмотря на ожесточённое сопротивление и героизм оборонявшихся город был обречён. Мещерские женщины и старики первыми приняли на себя удар ворвавшихся монголов и были все до одного перебиты буквально за несколько минут. Запылали дома, небольшое число защитников укрылось в каменной церкви, монголы не спешили штурмовать последнюю крепость города, а предались грабежу и насилию. Равнодушное к людской суете солнце опускалось за горизонт, огонь вовсю гулявший по городу с наступлением темноты разгорался всё больше и больше. Кирьян в суматохе битвы отбился от своих и спрятался в полусгоревшем доме. Благодаря Бога за сгущающуюся темноту он стал осторожно пробираться к своему дому. Шарахаясь от носящихся по улицам монгольских всадников, вжимаясь в землю, он добрался до своей улицы и ещё издали увидел, точнее не увидел двускатной крыши своего дома. Пробравшись немного ближе, он застал на месте дома згарище, тлеющее ярко-красными углями поверх которых то тут то там вспыхивали редкие языки пламени. Боль и отчаяние заглушили все страхи Кирьяна, не таясь, он подошёл к месту, где раньше стоял его дом, упал на колени и горько заплакал. Рядом из кучи пепла торчал какой-то предмет, взяв его в руки, Кирьян понял что это тот самый нож который он выковал воеводе. Нож покрылся окалиной, загрязнился, погнулся, будто бы он разделил судьбу города и его жителей. Юноша вспомнил как работал над этим ножом, ковал его, радовался что у него получается хорошая вещь, недаром он три года учился кузнечному делу, теперь он сможет прокормить семью и жить в достатке и радости. - Как давно это было,- с удивлением подумал он,- будто бы в другой жизни. Хотя это и была совсем другая жизнь, не смотря на то, что с тех пор минули только один день и ночь. Обессиленный Кирьян лёг прямо в тёплый пепел и провалился в тёмный омут беспамятства.
День третий: ярость.
Очнулся Кирьян, когда солнце взошло довольно высоко, осветив своими яркими лучами сожженный и разграбленный город. Встав, пошатываясь, на ноги Кирьян надел пояс с мечём отброшенный вчера в сторону и огляделся. Город уже полностью сгорел и сейчас только дымил развалинами, немногие каменные строения сейчас одиноко возвышались над кучами мусора и пепла. Было очень тихо, Кирьян любил тишину и уединение, но сейчас эта тишь пугала и давила его. Осторожно, постоянно оглядываясь и прислушиваясь, юноша прошёл несколько улиц и никого не заметил ни русских, ни монголов. Уже смелее он прошел на площадь, но там кроме трупов и разного хлама ничего не было. Взобравшись на чудом уцелевшую сторожевую башню, Кирьян оглядел окрестности - везде было пусто и тихо, он единственный кто остался из живых в городе. - Видимо монголы, разграбив все, что можно ушли догонять основную армию,- подумал Кирьян,- а меня или не заметили вовсе, или же сочли убитым. Повезло же мне,- горько усмехнулся юноша,- остался один ни отца, ни братьев и сестёр, ни матери, дом сожжён, город разрушен, все кто мил мне и дорог убиты. Слёзы сами наворачивались на глаза и капали на щёки, оставляя на пыльном лице тоненькие мокрые дорожки-следы. - Дарья! – вмиг вспыхнул образ девушки в мыслях Кирьяна, - что с ней? Кольев тоже мог подвергнуться нападению, я должен защитить её, она – единственный близкий человек оставшийся у меня,- решительно сжав рукоятку меча, решил Кирьян,- нужно немедленно идти в Кольев. Быстро спустившись, Кирьян, в чём был, миновал остатки городских стен и быстрым шагом, переходящим в бег, направился в сторону стоявшего невдалеке леса. - Этим путём я сокращу дорогу вдвое,- радовался юноша. Продираясь сквозь густой кустарник, Кирьян через некоторое время вышел на большую поляну, на которой паслось несколько коней. - Наверное, всадники были убиты, а кони забрели сюда в поисках пищи,- подумал Кирьян, видя, что кони осёдланы и совершенно не боятся человека. Вскочив на чёрного жеребца, Кирьян, довольный этой находкой, во всю возможную в лесу прыть поскакал к соседнему городу. Задолго до того как Кольев показался на виду, Кирьян понял, что опоздал: город полыхал, в небо вздымались огромные клубы дыма, тишину такую же, как и в Плавске, нарушал только треск огня. Добравшись до городской площади, Кирьян сразу же поехал к дому кузнеца Руна. Улицы города были также пусты за исключением валявшихся кое-где трупов горожан. Сердце юноши готово было выскочить из груди, когда Кирьян поворачивал за угол, где стояла кузня и дом Руна. Сердце затрепетало как птица в силках и стихло – дом уже догорал. Не найдя никаких следов кузнеца и его дочери, Кирьян, ощутил абсолютную опустошённость, не было даже той боли, которую он чувствовал при потере своих близких. Жеребец, будто бы чувствуя состояние хозяина, понуро брёл вдоль пустых улиц города. Кирьян свесив голову, пытался думать о том, что ему делать дальше, как жить, но мысли об этом упорно не лезли в голову, не смотря на все старания. Повернув за большую кучу обломков, которая раньше была чьим то домом, Кирьян выехал на небольшую площадь, густо усеянную трупами. Посреди площади три монгола копошились над телами обыскивая их, кони кочевников стояли неподалёку, устало перебирая ногами. При виде врагов, у Кирьяна в голове как будто что-то произошло, мгновенно улетучилось уныние и тоска, вместо этого сознание юноши заполонила всепоглощающие ярость и чувство мести. Выхватив меч и подняв его над головой, Кирьян пришпорил коня и вихрем помчался на ничего не подозревающих монголов. Монголы так увлеклись мародёрством, что заметили мчащегося на них всадника очень близко от себя. Увидев Кирьяна, они бросились в разные стороны, одного Кирьян настиг сразу и ударом меча проломил ему голову, затем резко развернул коня и понёсся за другим. Монгол пытался добежать до своей лошади, но Кирьян догнал кочевника уже взявшегося за уздечку. Не успел ещё окровавленный монгол упасть на землю, как юноша погнался за третьим противником, который теперь скакал к выходу из города. Кирьян пустился в погоню. Всадники выехали из города и продолжили скачку по полям, окружавшим город. Расстояние между ними постепенно сокращалось и Кирьян, уже отчётливо, видел смуглое лицо постоянно оглядывающегося монгола. Монгол, разбрызгивая воду, перемахнул через ручей и устремился к небольшому лесу, одиноким островком возвышающегося посреди поля. Кирьян, постепенно приближаясь к кочевнику, уже предвкушал расправу над захватчиком. Монгол, приблизившись к лесу, вопреки ожиданиям Кирьяна, не стал прятаться в нём, а поскакал вперёд огибая его. - Ну, всё, теперь ты мой,- сильнее пришпорив коня, радостно подумал Кирьян. До монгола оставалось всего несколько шагов, Кирьян отчётливо слышал его судорожное дыхание, как вдруг, обогнув узкий лесной выступ, Кирьян увидел большой отряд монголов, остановившихся на привал. Кочевники, обнаружив несущихся вовсю двух всадников, удивлённо смотрели на них, не предпринимая никаких действий. Монгол, неимоверно обрадовавшийся такому удачному повороту событий, сбавил скорость, наивно полагая, что преследователь увидя его соплеменников ускачет прочь. Но Кирьян, в одно мгновение, оценив обстановку, решил идти до конца. Нагнав, наконец, монгола в ста шагах от собравшейся посмотреть, что там происходит толпы кочевников, Кирьян вынув меч, вложил в свой удар всю силу. Толпа охнула и закричала, когда голова их товарища покатилась по земле, обгоняя скачущего по инерции коня с телом монгола. Кирьян остановился, посмотрел вперёд на притихшую толпу монголов, подумал немного и, решив, что терять ему всё равно уже нечего, выставил меч вперёд, закричал что есть силы и ринулся навстречу отряду кочевников. Монгольские воины никак не ожидавшие такого поступка от Кирьяна, опешили и молча продолжали стоять, не двигаясь с места, лишь, когда несущийся на них всадник приблизился вплотную, разошлись, давая ему проскочить внутрь лагеря. Влетев в середину толпы, Кирьян принялся рубить мечом налево и направо, сбивая с ног и давя копытами коня кочевников. Монголы очнулись, многие вскочили на коней, другие пытались стащить Кирьяна с коня или достать его саблей. Через несколько мгновений, яростно отбивая тянувшиеся к нему руки и сабли, Кирьян заметил бегущих к месту схватки лучников, вставляющих в тетиву стрелы. - Всё, конец,- подумал Кирьян. Но прозвучал чей то грозный оклик и лучники замерли, опустив стрелы в землю. Вперёд вышел монгол в богатых доспехах и без оружия, Кирьян сразу понял, что это предводитель отряда. Он снова что то крикнул, указывая рукой на Кирьяна и, повинуясь его приказу, толпа воинов расступилась, образовав небольшой круг. Знатный монгол, улыбаясь, махнул рукой и из глубины окружившей Кирьяна толпы выскочил всадник, бросившийся прямо на него. Вместе они закружили на небольшом пятачке земли посреди стоящих кочевников. Кирьян, отбив несколько атак монгола, оказавшись впереди него, со всего размаха ударил мечом плашмя лошадь противника по голове. Лошадь от боли и неожиданности упала на передние ноги, задрав вверх круп. Монгол, потерявший равновесие, упал следом за лошадью, подставив свою голову прямо под меч Кирьяна. Монгольский командир, уже хмурясь, выкрикнул команду и несколько верёвок, петлями обвившись вокруг плеч Кирьяна, стащили его с лошади. - Теперь хотите посмотреть как я сражаюсь пешим!? – выкрикнул Кирьян монголам,- ну что ж давайте, я в вашем распоряжении. Отряхнув с себя землю, Кирьян принялся вращать мечом в разные стороны, ожидая следующего соперника. Кочевники расступились и вперёд вышел здоровенный, ростом под два метра, монгол с длинным обоюдоострым мечом. Кирьян понял, что это его последний бой: «Ну, ничего, просто так я вам не дамся»,- спокойно подумал он, в голове юноши уже созрел план действий. Отступая под градом ударов, Кирьян боковым зрением искал знатного монгола и увидя его, стал постепенно приближаться к нему поближе. Чувствуя, что руки уже немеют и продержится он ещё пару мгновений, Кирьян делает последний выпад, заставив этим немного отступить своего соперника, затем круто развернулся к монгольскому командиру, одновременно бросив меч и доставая из сапога нож который он выковал для Евпатия. Мгновения растянулись для Кирьяна до бесконечности, он видел, сжимая нож руке занесенной для броска, как изменилось лицо монгола исказившееся в гримасе страха, чувствовал горячее дыхание, занёсшего над ним меч монгольского воина и только одна мысль жгла отчаянным огнём сознание юноши: «Только бы успеть бросить». Наконец опалённый, чёрный нож вылетел из руки Кирьяна и, в тот же миг, тёмная мгла опустилась на него.
P.S. Хан Батый пришёл в неописуемую ярость, когда ему доложили о гибели любимого племянника Джебе. В назидание остальным, он приказал казнить каждого пятого воина отряда Джебе не сумевших уберечь своего командира от смерти. |
Администрация // Объявления
