Он тяжёлым шагом поднялся по широкой боковой лестнице на сцену. Угрюмо, как на казнь, прошёл он до её середины, развернулся и стал преодолевать три высоких ступени, ведущих на главную трибуну. В застывшем шуме биения тысяч сердец отчётливо слышался шорох богатого шёлка его одежд. Наместник был уже стар: лицо его покрывали морщины, сухие руки тряслись, раскрывая папку с речью, большие, опущенные и дряхлые крылья за его спиной, ни разу не шевельнувшиеся, выглядели убого. Он прокашлялся и ясным взглядом окинул свою аудиторию, этих бескрылых людей, что были под его началом. На главной площади, под открытым небом, собрались тысячи и тысячи жителей столицы, заполонив её, и хвост толпы даже тянулся по некоторым исходящим проспектам. Здесь было больше половины взрослых жителей миллионного города. Все как один прекратили свой шёпот, увидев представителя власти. Пётр стоял примерно в середине толпы. Его сознание было удивительно чисто и ясно, как у младенца. Он видел устремлённые вперёд взгляды спокойных людей. Некоторые из них неспешно оглядывались, большинство же просто чего-то ждало. Вдали, различима острому глазу, была трибуна. Разум младенца не только чист, но и практически пуст, и когда Наместник начал добрым, тёплым и слегка усталым тоном читать свою речь, Пётр практически не воспринимал его голос, только пристально смотря ему в лицо, на шевеление губ и нервно дрожащий глаз. Мир казался залитым ирреальным светом, всё было погружено в этот беснующийся свет и наполнено им; и Пётр, несмотря на расстояние, легко различал порождённое ветром движение серых перьев на крылах Наместника, видел расширенные зрачки его голубых очей. Каждый в толпе оцепенел и только вглядывался, неосознанно боясь шевельнуться или отвести глаза. Рядом с ангелом пролетел внушительных размеров камень; подпрыгивая, кидаясь осколком, он катнулся по сцене и застыл. Ничто более не двигалось, и притихший Наместник с трепетным испугом оглянулся, ища поддержки. Два ангела-охранника со сложенными крыльями подошли к нему, на ходу приготовляя винтовки. Чёрная точка по зеленовато-голубому небу, вторая, третья. Люди по одному молча нагибались, вырывали камни мощёной площади и метали их. Скоро десятки камней стали лететь во врага один за другим. Пара охранников попыталась вспорхнуть, но была подбита и пала вниз, как дохлые курицы. Ни о чём не думая и ничего не понимая, ведомый словно общей волей, Пётр поднял камень и со всех сил бросил во всё ещё стоящего с недоумевающим видом Наместника; попробовал проследить взглядом полёт снаряда, но булыжники мешались в небесах. Опустив взгляд, он успел заметить искажённое болью и ужасом лицо падающего наземь окровавленного Наместника. Кто-то яростно вскликнул, толпа подхватила, и воздух пронзили тысячи глоток. Оглядевшись, Пётр тоже непроизвольно закричал, но раздался только жалкий стон, совсем не такой, как должен был быть. Тогда он вновь набрал полную грудь и испустил победный клёкот. Люди шли туда, где видели ангелов; слышался редкий треск выстрелов, стоны. Десятки охранников и военных не справлялись с тысячами людей. Одна группка из трёх-четырёх крылатых бестий, развернув свои гигантские крылья, разом взлетела, поднявшись на мгновение над домами, но и им не дано было спастись – всех нагнали выстрелы. Находя раненых ангелов, толпа добивала их, камнями, ногами, отобранными винтовками; своих раненых никто не замечал. Пётр не успел и дотронуться до противника, к которому влекло его странное чувство, но он со всеми ликовал, видя очередное убийство. Вскоре все крылатые были смешаны с грязью, комьями перьев и кровью. Люди разом и без команды пошли на проспект интервентов, и каждый шёл потому только, что шли остальные. Пётр чувствовал страх за себя и содеянное, но тоже следовал в общем течении душ. Ужас был во всех его нервных окончаниях, в каждой клетке его тела, но в них была и пустота, и её сила доминировала. Голубые искры света вспыхивали в его голове при каждом сомнении, в такт своим всполохам дёргая его руки и ноги, и он отдался светлой плазме, идя автоматически и в безмыслии. Подобранным где-то ломом он крошил дубовые двери беломраморного дома. За его спиной из серо-зеленой массы людей торчали резные колонны, обитые золотом, но золото было нетронуто: люди шли убивать, а не грабить. Вломившись в дом, по широчайшему коридору Пётр бежал в господские покои. Их было четверо: старик с палочкой, молодая женщина и пара маленьких детей, девочка и мальчик, плачущие обнявшись и мило дрожащие кончиками стерильно-белых пушистых крылышек. Пётр, повинуясь пустому, выбрал девочку; лом пробил ей голову насквозь. Другие убийцы, кто чем, избивали уже мёртвых ангелов, топтали их тела. В городе было около пяти тысяч ангелов, и к вечеру каждый дом был дважды, а то и трижды обследован в поиске крылатых существ. Все до единого интервенты были уничтожены. Пустота сорвалась. Люди не понимали, что следует делать. Примерно половина народу, как будто после любого обычного дня, разошлась по домам, чтобы уснуть свою дрожащую струну естества. Кто-то разошёлся по трактирам и барам, желая заменить пропавшую из души пустоту алкогольным забвением. Пётр почему-то направился в главный городской парк – ограниченную декоративным забором площадку с редко стоящими деревцами, перемежаемыми мощёными дорожками, – и по пути долго плутал закоулками, хотя и знал окрестности наизусть. Под сень деревьев он вошёл только глубокой ночью. Несколько десятков человек, так и не дошедших до своих постелей, с бутылками жара и без, бродили в темноте по дорожкам, лежали на скамьях и на земле; кто-то спал. Слышались звуки растаскивания драчунов, чьи-то отчаянные вопли, многочисленный собачий лай. Пётр нашёл пустующую лавочку в глубине парка, лёг и мгновенно провалился в тяжёлое забытие, чёрное и разумное, как владевшее недавно всеми Ничто.
Проснулся он в абсолютной, густой тишине, вновь окутавшей мир невозможным. Тысячи белых птиц неспешно кружились в небе, закладывая иногда удивительные виражи, встречаясь друг с другом и вновь разлетаясь; а в самой вышине, на пределе видимости неподвижно висели жирные чёрные точки, мутно отражающие солнечный свет, – корабли. Пётр опёрся на руку и сел, откинувшись на спинку лавочки. Он любовался зрелищем, которое, наверное, можно видеть в жизни только однажды. Ангелы, иногда будто лениво хлопая огромными белыми крыльями, лавировали в воздушных потоках, пикировали, на мгновенье складывая крылья, и вновь парили, неминуемо, как снег, опускаясь всё ниже и ниже. Вот ангелы уже летят над домами, садятся на крыши и вламываются в окна, выхватывая чёрные скипетры из складок своих прекрасных одежд. Где-то послышался выстрел. Несколько крылатых, что витали над городом, разом, стремительно несутся на звук – в один из близлежащих переулков, и, спустя несколько секунд, вновь, как стая птиц, разлетаются в разные стороны. Один из них направился в парк, где был Пётр; тот застыл, поражённый неожиданной красотой и грацией врага, его чистыми, честными голубыми глазами, длинными русыми волосами, белыми с голубым рисунком длинными одеждами, статью движений и стройностью фигуры. Коснувшись земли сандалиями, ангел сложил крылья и легко пошёл, мерно вздымая и опуская свою широкую, словно бычью грудь с рельефными мышцами, на ходу достав короткий и толстый, украшенный скупо резьбой скипетр. С выражением безграничной любви и милости на лице, ангел, проходя мимо преклонившего в душевном порыве колени Петра, без размаха ударил его скипетром в голову. Рухнувшее человечье тело ещё несколько минут содрогалось в агонии, пока не затихло. Многие из вчерашних мятежников умерли, не просыпаясь, или, как Пётр, не оказывая никакого сопротивления. Те же, кто сопротивлялся, умерли ещё быстрее. Сотни тысяч судеб оборвались этим утром. Земля утопала в крови.
Иосиф долгим, полным надежды взглядом смотрел на почти неприметную белую звёздочку, висящую в бархатно-чёрных небесах. Вера и надежда плясали в его голове. Эта звёздочка, известная теперь каждому человеку на свете, – светило колониальной планеты, не так давно насчитывавшей два с лишним миллиона жителей. Жителей, пусть не на долго, но сумевших сбросить любящее иго господ. Ангелов можно низвергать – отныне это было очевидно, ибо доказано. Десант, подоспевший за пол суток на сигнал тревоги, уничтожил двести тысяч человек – каждого десятого. Люди не сумели защититься. То был стихийный мятеж, необдуманный и самобытный, поднявшийся вдруг в единственном мегаполисе планеты и цунами прокатившийся по всем её сёлам и городкам; но Иосиф знал, что теперь готовится всеобщий бунт. Ангелам придётся либо отступить, либо прибегнуть к тотальному геноциду. Третьего быть не может… |
Библиотека // Объявления
