Просматривая поисковые слова, я обнаружил, что люди среди прочего интересуются неопределённой формой глагола "неймётся", который уже разбирался в первой части. Тогда я напечатал, что такой формы у него нет. Но чисто технически она всё же возможна. Если мы составим маленькую табличку,

то в последнюю клетку, естественно, впишется слово "неняться", невиданное, немыслимое, но строго морфологически именно такое.

Три этих слова в заголовке раздела образуют весьма странную, но не случайную компанию.

Латинский корень "caval-" и русский корень "кобыл-", как нетрудно заметить, родственны; они происходят от единого индоевропейского предка. После распада латинского языка первый корень дал множество потомков: в итальянском появилась "кавалерия", в испанском - "кабальеро", а во французском - "шевалье". Как нетрудно заметить, именно французы больше всего постарались над изменениями латинского наследия. В итоге латинское "caval" превратилось во французское "cheval", произносится как "шваль" и имеет мужской род.

Как ругательство "шваль" появилось у нас? На этот счёт у историков языка есть очень интересное мнение: при отступлении французской армии в 1812 году кавалеристы и обозные то и дело восклицали над умирающими лошадями: "Oh, mon cheval!", т.е., "о, моя лошадь!" Крестьяне, которые с удовольствием наблюдали из придорожных кустов отход грабителей и подумывали о лёгком партизанском набеге, могли решить, что слово "шваль" в такой ситуации означает, разумеется, "падаль". Правда, у крестьян это ругательство как раз не прижилось, его использовали в более родовитых слоях. Однако, неисповедимы переходы слова...

А французское "шевалье" и испанское "кабальеро", конечно же, происходят от названия кавалерии. Ими обозначали всадника, затем конного рыцаря, затем просто рыцаря и, наконец, дворянина вообще. Вот так и собралась тесная компания из кобылы, швали и дворянина.

Ещё одна сакраментальная тройка.

Существует знаменитая загадка о четырёх русских словах, которые заканчиваются на "-со". Вопрос на эту тему однажды прозвучал даже в передаче "Что? Где? Когда?" и испортил настроение Фёдору Двинятину.

Итак, загадывается: "В русском языке есть четыре слова, оканчивающиеся на "-со". Три из них приведены. Назови четвёртое". По инерции человек, которому дали это задание, начинает искать исконно русское существительное, но ничего кроме заимствованных "лассо" и "серсо" найти не может. Иногда вспоминают диалектное "плёсо".

Так вот, четвёртого полностью русского литературного существительного на "-со" в нашем языке нет. Это была загадка-ловушка без полноценного ответа.

Похожий вопрос может быть задан про "пузо" и "железо", к которым надо подыскать третье аналогичное слово. Но увы, ни "борзо", ни "авизо", ни "СИЗО" не подходят к этой паре. Третьего существительного с русским корнем у нас, опять-таки, нет.

Легко проверить всё множество слов с заданным концом можно при помощи обратного словаря. Обратный словарь выстраивается в алфавитном порядке не первых, а последних букв. Например, слово "ягода" в нём будет стоять на первых страницах, а "авиация" спрячется в последних.

Обратный словарь иногда используется для сочинения стихов, чтобы легче было отыскать к какому-либо окончанию сильную рифму. Но, как шутил Николай Николаевич Носов, не всякий горе-поэт сообразит, почему не рифмуются слова с совершенно одинаковым окончанием: "думает" и "понимает".

Тот же Н.Н.Носов в первой книге про Незнайку описывал, как этот неунывающий коротышка рифмовал палку и селёдку.

И, постольку поскольку от языка до литературы - четверть шага, позволю себе это маленькое отступление. Одно из моих хобби - прецеденты рифм в русской поэзии. Я в своё время поиздевался над достаточно банальным рифмованием свободы с народом. Первый случай я обнаружил ещё у Лермонтова в "Пире Асмодея":

Конечно же, тогда, в 1830 или 1831 году это было звучно и оригинально.

(Как любезно напомнил мне читатель Сергей Бунин, стихотворение Пушкина "Свободы сеятель пустынный...", было написано раньше "Асмодея", в 1823 году, и содержало знаменитые строчки:

Александр Сергеевич (понятно, какой) в своё время застолбил приоритет с "улыбками-ошибками" в "Евгении Онегине":

Вот, как в тему.

С тех пор я прощаю использование "улыбок-ошибок" только князю Орловскому; встречая же их в других стихах, морщусь.

Но самым большим откровением для меня было стихотворение Пушкина "Монах":

1813 год, между прочим.

...оно же деклинация.

"Девять падежей" из первой статьи наделали немало шуму (партитив!) в "живых журналах".

Признаюсь со всей откровенностью, я очень люблю это древнее наследие в нашем языке. Когда я слышу как Коля Фоменко обращается к "пиковому королю" со словами: "У меня вопрос к королю пики", мне хочется заорать весёлому Фоменко: "К королю ПИК!" Однажды по телевизору я даже слышал, как какая-то малограмотная журналистка сообщала о беседе "с Татьяной Толстая". Всё. Дальше некуда. Ну не переваривают телевизионные мозги всей системы русского склонения, не могут они подумать: "с Татьяной Толстой".

А однажды я видел табличку, которая стояла на окошке билетной кассы и сообщала имя кассирши. Даму звали так: "Любовь Алексеевна Швыдкой". Хоть стой, хоть падай. Понятно, что муж (или отец, от кого она получила фамилию) этой дамы - Швыдкой, как и наш суетливый министр истребления культуры. Но она-то, она - ШвыдкАя! До чего же надо оглохнуть к звучанию и сути родного языка, чтобы у женщины была мужская фамилия.

Далеко не каждый человеческий язык обладает грамматической категорией рода. Индоевропейская группа богата на таковые, но многие утратили былое многообразие. В некоторых романских языках средний род исчез, и вместо трёх родов во французском и итальянском теперь осталось два. В армянском языке категория рода вообще вымерла.

У нас же, в русском, род бывает не только у имён, но и у глаголов, что повергает иностранцев в большое удивление. Ну в самом деле, как объяснить немцу, который в прошедшем времени чётко различает "сделал Я", "сделал ТЫ" и "сделал ОН", что у нас неважно, я или ты, а важно - "сделал" или "сделала". И совершенно невозможно перевести на неславянский язык анекдот про определение пола кролика: "Если побежал - то он, а если побежала - то она". Как это получилось?

Когда-то, в древнеславянском и древнерусском существовало целых четыре прошедших времени. Самым популярным был перфект. Он образовывался так:

я есмь знал;

ты еси послал;

он есть сказал;

а Земля Русская есть пошла.

Со временем прочие временные формы в русском языке исчезли, а перфект преобразился - потерял вспомогательный глагол и стал состоять только из смыслового.

Я знал,

ты послал,

он сказал,

земля пошла.

Эту форму называют "эльным причастием". Эльное - потому что содержит суффикс "-л-", а причастие потому, что глагол, но не совсем глагольный, похож на прилагательное.

В современном русском языке сохранились такие прилагательные, некогда бывшие отглагольными производными. Они почему-то все обозначают какое-то повреждение предмета: "горелый", "гнилой", "усталый" и т.п.. Если мы переведём их в краткую форму, то не отличим от глаголов в прошедшем времени: "горел", "гнил", "устал". Кстати, у Пушкина в "Медном всаднике" есть уникальная словоформа:

Из множества русских глаголов в первой статье упоминаются два уникальных: "есть" и "дать". Они отмечены в приложении к орфографическому словарю Аванесова (возьмите в библиотеке!), но подробно не разбираются.

Итак, "дать". "Дашь" - какое здесь окончание? Неужели, "-ашь"? Нет, только "-шь". А "ешь"? Неужели, это слово-окончание? Нет, корень здесь "е-", окончание тоже "-шь".

Но главная их особенность это окончание "-м" в первом лице единственного числа: "ем" и "дам". Других таких глаголов в современном русском нет, если нет считать архаизмов "есмь" и "повем".

Кстати, в сербохорватском языке именно окончание "-м" является типичным для первого лица единственного числа настоящего времени глагола; например: "пишем", "мислим", "имам" это "пишу", "думаю" и "имею". А "пишем", "думаем" и "имеем" это, соответственно, "пишемо", "мислимо" и "имамо". Когда-то похожие структуры были и в русском языке, но, в отличие от древностей в сербохорватском, до наших дней не дожили. Более того, в сербохорватском есть только два глагола, которые в рассматриваемой форме заканчиваются на "-у": "хочу" и "могу". (Почти зеркальная симметрия по сравнению с нами!)

Два эти конкурирующих окончания, "-у" и "-м", в индоевропейских языках долгое время сосуществовали. Они происходят от одного источника - личного местоимения первого лица единственного числа. Подробно их история изложена в книге Освальда Семереньи "Введение в сравнительное языкознание".

Если кто-то из ваших знакомых, наслушавшись безграмотной рекламы, стал говорить "бАловаться" и "бАлуется", скажите ему мнемонический стишок на закрепление правильного ударения:

Вообще же, я люблю мнемоники. В своё время наша классная руководительница Наталья Ивановна Симанчук давала нам множество так интересных и полезных стишков и словечек, в том числе - от "Радионяни".

Я, кстати, не люблю слова "радионяня". Меня от него коробит. Во-первых, мне не нравится гибрид холодного латинского корня "радио" и тёплого славянского - "няня". Во-вторых, в очень ранние годы я неосторожно открыл учебник зоологии, принадлежащий сестре, на странице с увеличенным изображением радиолярии. И взрослый человек испугается такого чудища, чего уж говорить о ребёнке? Поэтому радионяня представлялась мне пожилой дамой со вживлёнными в голову антеннами, что, видимо, было делом рук какого-то доктора-злодея, который хотел прератить бедную женщину в послушное орудие ада.

Но стихи от этой радиопередачи были просто замечательными. Я помню, как Наталья Ивановна зачитывала стишок на правило различения приставок "при-" и "пре-". "Прикусил - не совсем откусил", гласила одна строчка. И мне представлялось, как некий бедолага едва не отхватил зубами собственный язык, но, благодарите медицину, он вскоре вернёт себе членораздельную речь.

А другой стишок посвящался двум спряжениям русского глагола.

До этого я писал "стелишь", "стелит", но после стихотворения исправился и с тех пор пишу "стелешь, стелет, стелют".

Иногда я замечал, что нетвёрдое знание русской орфоэпии приводит моих знакомых к ошибкам. Самыми распространёнными были ошибками со словоформами глаголов "таять" и "клеить".

Приходилось объяснять, что "клеи клеят, льдышки тают, книги истины таят".

Что же касается стишка про "пре-" и "при-", то его я не запомнил. К тому же, он не охватывает всех случаев. Например, одна мамина коллега писала "преукрасить", полагая, что здесь "пре-" означает "пере-". На самом же деле ей следовало просто запомнить правильное написание - "приукрасить".

Рыбак явно преувеличивает и приукрашивает.

Я уклонился от падежей к родам и не довёл свою мысль до конца.

Всякий раз, когда я читаю объявление "поиск информации в интернет", мне хочется высечь автора розгами. Ну можно ли настолько бояться родного языка, чтобы использовать вместо него какой-то псевдоболгарский?

"Я нашёл в интернет информацию о дефолт. К дефолт привело завышение курс доллар". Тьфу. Не хотелось бы, чтобы однажды вместо четырёх слов "Письмо покупателя хозяину магазина" нам пришлось использовать семь: "Писмото от покупател ко хозяинът на магазинът". Недавно мне таким эмоциональным образом удалось перевоспитать друга, который теперь смело склоняет аббревиатуру "МИД". Вот так, бывает, позвоню ему с проходной, он возьмёт трубку и скажет: "Представительство МИДа". А ему сообщаю: "Я внизу". И выхожу ждать во дворик, где есть беседка со столиком. А за столиком сидит бабушка с внучкой, обе пишут какое-то заявление, я нескромно подглядываю в чужую бумагу и - справедливое наказание свыше - натыкаюсь на строчку "несовершеннолетнего Пивень Димы".

В общем, друзья, у нас есть, над кем работать.

Мальчик из книги задавался вопросом, почему нельзя писать "велисапет", если он от этого в любом случае не станет мотоциклом.

Что касается конкретного случая со словом "велосипед", то латинские корни "velo" и "ped" в русском пишутся максимально приближенно к оригиналу.

Вообще, при заимствовании чужеязычного слова правила русского языка предписывают как можно меньше отходить его исконного облика. Слово "миллион" пишется у нас через двойное "л" не потому, что мы произносим в нём долгий {л}, а потому, что в латинском, откуда мы позаимствовали его, оно пишется через две буквы "l". Отчасти это делается из уважения к соседним культурам, которые обогащают наш язык. Отчасти - удобства ради. Так, для обозначения частицы света в греческом языке физики отыскали слово "фотон" - "световой". Если человек, для которого русский язык родной, выучит слово "фотон", а затем в иностранном языке обнаружит слово "foton", запомнить это интернациональное слово труда ему не составит. А если бы в русском языке это слово писалось приближенно не к греческому оригиналу ("фо-"), а к современному произношению ("фатон"), то при заучивании иноязычных вариантов мы уже испытывали бы небольшие трудности.

Это были примеры с заимствованиями. Почему же русские слова "дуб" и "зуб" не могут заканчиваться на "п"?

"Во рту у тебя - зубы", сказал бы Витя Малеев (снова к Носову, весёлому просветителю!), дав нам "проверочное слово". Это правило "пользования проверочными словами" в строго научных терминах называется правилом постоянства корня. Расшифровка вам не нужна, поэтому привожу простой пример. У корня "образ" есть лишь одно "проверочное слово", где вторая гласная принимает на себя ударение - "образчик". И этот единственный случай требует писать корень "образ" через "а". Разумеется, это правило не действует для корней с беглыми и чередующимися гласными.

Но почему в русском языке существуют "словарные слова", т.е., "слова, которые надо запоминать", не подпадающие под случай заимствования; например, моё любимое слово "орех"? А потому, что в нашей орфографии действует ещё и исторический принцип.

Давным-давно наши предки писали так, как говорили и слышали. Слово "орех" тогда произносилось с чётким {о} и, соответственно, с "о" писалось. Прошли века, сегодня в безударном положении мы произносим вместо {о} другой звук, близкий к {а}, но пишем "орех" с буквы "о", как это было пятьсот лет назад.

Вот, примерно так некогда распоряжался властный боярин, и вот так может раскапризничаться ребёнок в кафе в наши дни.

Не менее интересны случаи, когда не за пятьсот, а за какие-то сто лет меняется смысл слова при сохранении облика. Ещё в XIX веке слово "наверное" означало "обязательно", а "обязательно" - "любезно". Но подробнее об этом - в следующем выпуске!