Завтра я позволю себе проявить слабость, я уже решил. Завтра я отступлю, я созрел. Утром позвонит мой друг и скажет:
- Ну что, поехали, ты готов?
А я отвечу, не раздумывая и совсем без колебаний:
- Нет, не могу, я плохо себя чувствую.
На самом деле я прекрасно себя чувствую, я в отличной форме, просто боюсь. Боюсь, что дом меня не узнает, что он стал уже чужим, меня не было столько лет. Боюсь, что сад совсем зарос бурьяном, а моя вишня погибла, ведь ее обязательно надо было поливать, там очень сухое место, а кто этим мог заниматься!
Боюсь, что за эти годы изменились люди, к которым я привык, а теперь они стали чужими, а кого-то и вовсе нет уже, последние годы в моем окружении все чаще стали возникать прорехи, черные окна в никуда, смотреть туда становится все тяжелей. Эта тьма подбирается слишком близко, я начинаю чувствовать ее кожей.
Но речь не об этом, речь о том, что я уже сегодня решил, что завтра отступлю. И главный аргумент, оправдание моей осознанной, а потому жестокой слабости, в том, что мой страх даже глубже, чем отсутствие привычного антуража, точнее, его неузнаваемость. Я боюсь, что не найду свою птицу.
Которую я встретил в далеком детстве, которую я встречал много лет спустя, но приехав лет пять назад не нашел. Кто-то из местных сказал мне тогда, что в этом году ее не видели, я подумал, что она улетела навсегда, и больше ни о чем не спрашивал.
И теперь я решил дать слабину. Я не хочу встречать удар судьбы с открытым забралом. Мне не стыдно, просто в очередной раз я не поступился чем-то в себе, да и для многих она уже что-то значит, наверное, слишком много, чтобы позволить себе так безоговорочно ее убить.
Итак, завтра я откажусь от поездки, о которой мечтал несколько лет, даже предвкушал, как это все будет. Я не хочу остаться без прошлого.
Так и получилось, утром я сослался на жестокую головную боль и остался дома.