У рыцаря не было лица. Нет, это не красивый образ - просто оно было скрыто забралом. А еще у рыцаря не было коня. Точнее, был когда-то, наверное, но на момент нашей встречи он уже шагал сам. Мятые доспехи, отсутствие щита и чего бы то ни было другого поверх побитого ржой металла дополняли образ. И завершалось все громадным двуручным мечом, на который рыцарь опирался, как на клюку.

Я был занят чтением смс-ки, и не заметил бы странного прохожего, если б его не выдавал грохот и скрежет, издаваемый им при ходьбе.

- Эй, парень, - обратился ко мне рыцарь, остановившись напротив скамейки, на которой я сидел. - Далеко ли до Таллина?

- Пешком идешь? В Таллин?.. - Удивился я.

- Ты просто скажи - далеко ли.

- Далеко, - подтвердил я. - Тысяч пять километров. Это по-вашему тоже не мало.

- А по-нашему - это по какому? - Спросил рыцарь, и мне подумалось, что веки его при этом сблизились в подозрительном прищуре.

- Ну, не знаю, - попытался отвертеться я. - Наверное, в милях. Или ярдах. Или, может, фунтах стерлингов?..

- В фунтах - точно далеко, - согласился он. - Это ж сколько надо, чтоб оплатить обозы, лошадей, провиант, морские перевозки...

- ...Прислугу, оружиеносцев, пажей, палачей, глашатых... - Продолжил было я, но рыцарь со скрежетом поднял правую руку, давая мне знак замолчать.

- Война, - сказал он. - Война будет скоро.

И опустил руку. Как муху к столу припечатал: рука застыла в полусогнутом состоянии; наверное, заело сустав на стыках металла.

- Самая настоящая? - Удивился я.

- Да, самая что ни на есть, - подвел он итог и пошел дальше.

Я смотрел, как он удаляется, и думал - в нужном ли он направлении идет. В какую сторону идти, чтоб попасть в Таллин, я совершенно представить себе не мог. Скрежет металла затихал за перекрестком, когда мой телефон завибрировал опять.

Я нажал "прочитать" и экран мне выдал следующее: "po4emu ty ne otve4aew? mne nuzhno znat'!"

- Черт бы тебя побрал, - сказал я вслух, и на меня оглянулась какая-то проходящая мимо старушка. - Нет у меня бабла на счете, нет!

Старушка остановилась и спросила:

- Денег желаешь, сынок?

- Не, - ответил я. - Не желаю. Просто их нет.

- Шожь ты, сынок, бранисся, коли не желаешь не имеемого? - Задала она второй вопрос, и я задумался, в поисках верного ответа. Честно говоря, я не очень-то понял, что она от меня хочет услышать.

"Бросить оружие! - Донесся вдруг голос из окна, за которым, в недрах комнаты неожиданно включили телевизор. - Предупреждаю, стреляю без предупреждения!" - И дальше пошла пулеметная очередь.

- А знаете, - признался я старушке, - я бранюсь просто так. Бранный я человек. И бранимый...

- Вот все вы такие, - ответила старушка, - в наше-то время за язык-то поганый сразу б батька пооттаскал!

- ...А вообще, - продолжил я, не смутившись, - я больше всего на свете хочу, чтоб меня повесили. Точнее, казнили через повешенье.

Старушка явно проглотила язык.

- Ну да, - решил раскрыть я тему, - именно так. Чтоб не за убийство или мятеж, а за что-нибудь безобидное. Например, за поклеп на видных деятелей государства. За хулу, вранье, очернение имен... Чтоб стоял я такой, молодой, на помосте, знаете, таком помосте, который не требует всяких табуреточек, а имеет специальный люк, вываливающийся под ногами вешаемого. И вот, стоял бы я на этом люке, с веревкой на шее, после бессонной ночи в камере, после плотного завтрака и отличной сигары, ждал бы (слушая сквозь мешок, надетый на шею, обвинительную речь палача), пока некая рука, вершительница моей, и не только, судьбы, повернет рычаг, отворяющий этот самый люк, как врата в иной мир, чтобы упасть и стать навью. И все бы так хорошо было, я бы улыбался сквозь мешок зрителям казни, солнышко бы грело мне спину, а ветерочек бы задувал сквозь дыру под рубаху...

Старушка уже не слушала. Она, собственно, уже ушла, но мне это было совершенно не важно, мне нравилось говорить и без слушателя.

- ...И вот, ожидаемое бы свершилось. Рычаг, повернувшись, освободил бы мои ноги от опоры. Вот как я хочу. И веревка стянула бы мне шею, лишая подвижности и возможности дышать. Я бы затухающим сознанием оценивал свои предсмертные судороги, звуки, которыми одаряла бы меня толпа ротозеев, я бы, наверное, ощущуал запахи своих собственных испражнений. А потом бы мир исчез, и я... Я... Да что там - я? Меня бы не было уже, наверное. Да, я хочу, чтоб меня казнили через повешенье.

Завибрировал телефон. Я уткнулся в экранчик и прочитал: "nu i ladno, ne o4en'-to i hotelos'".

- Во дура, - пробормотал я и выключил надоедливую трубку.