Вскоре он пришел, пришел сам, первый раз за все время, принес с собой целое ведро яблок.

- А то, что ж им пропадать, - небрежно поставил ведро у дверей.

- Костя-то все волнуется, говорит, что заперто все вокруг и тишина.

- Приболел я немного, бывает.

Он вновь посмотрел в окно и опять заметил красный фонарь который обещал заменить.

- Ну вот, забыл, есть у вас лестница, тащи ее Костя. Пусть уж лучше темно будет на улице, чем так вот.

Они выкрутили лампу и дом их под ночным пасмурным небом совсем укрылся в переулке. Только его темный коренастый силуэт на фоне поля и слабый свет из-за темных занавесок, немного выдавали.

По улице прошла шумная толпа, они остановились, посвистели, о стекло звякнул камушек. Дядя Леша отодвинул шторы и выглянул. Голоса смолкли.

На пороге загремели ведра. Что-то упало. В открывшуюся дверь вошел отец Кости. Похудевший с бледным осунувшимся лицом, он бросил на порог сумку. И хотел что-то сказать, но видимо все его заготовленные слова смешались. Он уставился на дядю Лешу и побледнел еще больше.

- Папка, - бросился на отца, Костя.

- Ну, я, пожалуй пошел, - отодвинув стакан, сказал гость.

- Да сиди ты, сиди, - перехватил его Алмазов, словно пытаясь переубедить себя в каких-то мыслях, будто, он и не думал ничего. Он дрожащими руками полез во внутренний карман и бросил на середину стола деньги, даже мелочь выгреб из брюк. – Тридцать тысяч. Теперь мы заживем! Понимаешь?

Но жена так и стояла возле окна словно не понимая, что нужно делать.

- Да ты что? Смотри, смотри, - схватил он со стола бумажки. – Чего нос повесила?

- Ты не одного письма не написал за эти месяцы, - заговорила она.

- Письма, - повторил он. – Я отправлял, я…

Он хотел еще что-то говорить. Он хотел сделать так, что будто бы он действительно уезжал зарабатывать деньги, что все было настоящее.

- Давайте пить. Давайте. Я тут привез с собой. – Начал голосить он как безумный. - У меня тут и колбаса есть. – Он судорожно заставлял стол, ставил прямо на деньги. Да что деньги, зачем они были ему нужны.

Вскоре Алмазов созвал в дом народ. Всех усаживал за стол, поил, угощал, не обращая внимания на смешки. Нарочито был оживленный и веселый.

А потом пьяный, не в силах подняться на ноги лежал возле поленицы и мокрым ртом, лепетал что-то Косте.

- Папа, пойдем домой, папа.

- Папа, - повторял за ним Алмазов. – Папа. – Костя понимаешь, там бездомный на улице головой об лестницу ударился, Костя у него кровь по асфальту текла. А по ней люди идут и следы остаются. Костя, они не смотрели на него.

- Пойдем папа, - испугался Костя. Он не понимал, где лежит этот бездомный. Ему казалось, что отец не понимает, что говорит.

- Ты меня любишь, - обхватил его ноги Алмазов, - любишь да?

Из темноты вышел дядя Леша.

- Ну-ну, пойдем домой Миша. Берись за меня.

Алмазов схватился за его руку и что-то зарычал, но ничего связанного сказать не смог.

- Сына, - подошел ночью, к Косте отец, - ты с этим дядей Лешей, не особо общайся. Как бы чего плохого не получилось.

- Но он хороший.

- Хороший!? - блеснул в темноте глазами Алмазов. – Ты еще маленький. Нет хороших, каждый все для себя. Обведут вокруг пальца, наговорят, наобещают, а потом ищи ветра в поле. Сволочи все люди, сволочи, - шептал он, - и все по тому, что слабые, что не в силах справиться с обстоятельствами.

- Он хочет, чтоб всем хорошо было, - пытался переубедить его Костя, и рассказал все, все, что знал о дяде Леше.

Алмазов сидел молча и тихонько-тихонько дышал носом, вслушиваясь в каждую фразу сына.

Вскоре дядю Лешу арестовали. Приехали две милицейские машины. Дядя Леша сидел в полутемном кузове и смотрел в толпу, которая пришла поглазеть. Костик протиснулся между мужиками.

- Да я не надолго, - сказал ему через стекло дядя Леша.

- Ворье, - крикнул кто-то.

- Все растащили.

Потянулись долгие дни. Народ все чаще стал проходить мимо дома с яблоневым садом, все чаще осматривать его вокруг. А вскоре и вовсе проходить внутрь, по ночам конечно.

Костя рад был, что приехал папа. Что теперь он все время проводит с матерью. Только уж очень много у них стало праздников. По поводу и без повода с гостями и без. Сядут они друг напротив друга, выпьют по рюмочке и молчат или говорят, что-то не понятное.

Тогда Костик прибегал на фабричные задворки. Но бежал не из страха, не для того чтобы от кого ни будь спрятаться. Его просто тянуло сюда, тут ему было хорошо и спокойно. Он забирался на крышу сарая и смотрел на поле на темные в лунном свете остовы колхозной техники и они ему уже не казались страшными. Дядя Леша, каждый раз проходя через поле, захлебом рассказывал, как работает, какой звук издает каждая машина. Костик представлял себе это, и у него тоже в душе все сжималось. Он никогда не видел, как работают эти машины. Он родился, они стояли, он вырос, они стоят. Но ему казалось, что когда придет дядя Леша, то он все починит. Обязательно все починит.