Она хотела убивать. Ей нравилось об этом думать, мечтать, смотреть на людей и предполагать из них жертву, как всё будет происходить, дальнейшие последствия или причины. Какой из этого получится эффект, страх, ненависть, суд. Суд Божий, не причинивший бы ей никакого вреда, но и не принёсший удовлетворения.

(Нужно дать ей имя, но она как и все она – безымянная, не стоило, например, опошлить типа «Алла Владимировна»)

Ала неведомо что творила, когда ей говорили не хулиганничай. Замерев на постоянство, Ала отрывалась от ненужных ей дел и от тягучего чувства, оживающего внутри, плакала, пальцами протыкала часы и минуты, ускоряя мысли.

Вот эта женщина, идущая впереди Алы, сшибала банки консервов с полок супермаркета и пахла немытыми подмышками, может и мытыми, но больная обменом веществ. Ала думала, что спокойно обгонит её, повернётся к лицу и проткнёт острым длинным ножом колышущееся потное тело. Как выпучатся глаза замершего трепетать тела, в глазах скорее всего будет изображаться лёгкое удивление, удовольствие, но не ужас.

Будто ждала она, что Ала с минуту на минуту причинит ей удовольствие, прервёт череду обильного потоотделения, презрения неуклюжести, мокнущие потёртости множества кожных складок.

Рядом шмякнулась банка с маринованной свеклой. Тётенька даже не обернулась, продолжая катить впереди себя тележку с дешёвым майонезом. Свекольная жидкость неловко расползалась между покупателями, заполняя собой щели напольной плитки. Ровные брусочки свеклы великолепно контрастировали с мыслями Алы.

Ала контрастировала с тем, что она из себя представляла. Возможностей быть собой не было, быть маринованной свеклой сколько угодно. Растекаться под ногами и стать определяющей цветовой гаммой. Единственным цветом.

Тётка гордо проехалась тележкой по ровным перламутровым брускам, равнодушно растерзала шлёпанцами бурое пятно и покатила в отдел бакалея, торжественно оставляя отпечатки убывающего контраста по ходу событий.

Вышел охранник (это была его второстепенная роль из массовки) и принялся считать маринованные отпечатки. За каждый из них ему полагалась премия в пятьсот рублей за вычетом подоходного налога и отчислениями в пенсионный фонд.

Ала решила помочь охраннику, влезла в увеличившееся пятно и стала бегать по всему магазину, возвращалась вновь, давила брусочки. Повсюду пятнели аловы штампы и абстракции, ошмётки свеклы неуловимо представляли собой кисти авангардистов.

Массовочный персонаж захотел убить Аллу, та его весьма и весьма раздражала тем, что хаотично тиражировала неучтённые отпечатки, те сливались, разбегались, становились однородной массой, не поддающейся никакому учёту, вожделенная премия воплотилась в сплошной багровый закат.

У охранника дома оставалась жена, которую он очень любил и прожил с ней на этой почве 17 с половиной лет, она была очень похожа на Аллу и поэтому убить её ему становилось хотеть ещё сильнее, чем бы то ни было.

Он догнал Аллу между стеллажами с макаронными изделиями и, осторожно, чтобы не внушать доверия, протянул банку с маринованной свеклой, ещё не разбитую. Ала улыбнулась и цепкой хваткой сильно сжала его яйца в своих руках.

Второе маринованное пятно размазывало пол и ноги покупателей на мириады ярких оттенков. В них замедленной съёмкой краткометражки внедрялись глаза толстой тётеньки вперемешку с продолговатыми каплями крови.

Ни Ала, ни охранник не поняли кто кого убил.