- Простите, а кто этот немало разнузданный сердцеед, что так пьяно выписывает кренделя меж канделябров? - Как? Вы не знаете? Помилуйте, сей прощелыга сын известного летчика-испытателя Шацкого от первого брака. - Тот ли это самый Шацкий в чьи длани Господь вложил талант обуздать сверхновый истребитель? - Истребитель, чай лишь малый придаток к громкой славе. Танцующий на столе повеса служит живым доказательством того, что Шатцкому удалось обуздать, а потом и взнуздать актрису малых сцен Феодосию Александровну Пантелееву, в замужестве Шацкую. - Да-да-да, она еще весьма известна тем, что во время немого спектакля «Тссс», споткнулась о деревянную жабу и громко молвила в зал — ой блятссс! Нынче народ ее так и приветствует в каждом действии. А вот на афишах так выражаться не изволят, уж больно срамно. - Простите, не та ли это Пантелеева, что в бытность свою, будучи начинающей актрисой народного театра в Задуйске, скоропостижно вышла замуж за режиссёра Пулькина, который во хмелю лютом, дотла сжег театр и пристроенные к нему прачечную, да трактир купца Жмыгина со жмыгинским же Мерседесом на заднем дворе, за что был весьма почтенно бит вышеозначенным купцом по пьяной морде? - Я восторженно восхищена вашей осведомленностью, ей Богу! Но Жмыгин то и сам был выпить не дурен! - Так с этим режиссёром он и пил по ходу! Аккурат после «Вечерней встречи во дворе», что сорвала всеобщую овацию, а выход «егеря» на сцену, так и вообще на бис играли трижды. Такой успех кому угодно голову вскружит, вот Пулькин то и запил, бедолага. А Жмыгин присмотрел одну актриску совсем юную в массовке, и знаки делал, и писал неоднократно, горемыка, но всё зря. Антриска ни в какую. Вот через Пулькина он и решил, по-свойски так, вопрос сей и уладить. Да не вышло. Тот пил уж третий день, и коли и вязал что, то не лыка. Сугубо зол был во хмелю на белый свет и на расправу скор. А тут купец на белом мерседесе. С сердечной жалобой и ящиком вина. - Ужели ящик? - Не видать мне сука воли, коль я совру, то не сойти мне с места! Зуб даю! - А дальше что? - В разгаре вакханальной сечи, вдруг Пулькин заорал — сожгу театр! Сожгу к чертям и свиньям! Схватил огниво, чиркнул им три раза, разбил об сцену новенький iPhone, и возгорелось, возгорелось пламя! - А что купец? - Следил завороженно! Не часто видишь, чтоб маэстро так блистал. Он думал репетиция такая. И не препятствовал, доверясь Мельпомене. Когда ж четвертая, последняя кулиса, была во власти жаркого огня, купец смекнул, что стало слишком жарко и по нужде отправился во двор. Потом пожарные, полиция, разборки, разбитье морд и траурный финал. Так молодая Феодосия, бедняжка, приехала в наш развитой Камышинск. Право чудо! |