Невозможно подсчитать, сколько раз я бросался на амбразуру, пока не поумнел. Все ветряные мельницы, в округе, знают меня. Опыт и ум медленно наполняли мой мозг. Потребовалось несколько ощутимых дырок в черепе. Вы хотите знать, что я сделал? Отвечаю. Ничего. Ничего такого, что следовало бы показывать людям и уж тем более чем можно гордиться, расхваливая себя в одиночестве. Абсолютно ничего такого. Принципиально. Я просто жил, так хотел. Хотелось мне алкоголя, я пил. Хотелось мне секса, я мог позвонить и заказать себе прститутку на ночь. И вот, кстати, почему этих представительниц разложения рода человеческого, закон не трогает, а таких как я – запросто? Скажите, что я потребитель? Да пожалуйста. Да. Я потребитель. Но это был мой осознанный выбор. Ещё есть вопросы? Хотя… Если быть честным, то меня ваши вопросы интересуют примерно столько же, сколько вопрос, волнующий моего знакомого. Когда Жанна Моррети делала татуировку на позвоночнике и на попе, она полностью трусы сняла или всего лишь их немного приспустила? Хотя чего её приспускать, её задницу и так видели многие на этой планете. Кто любит фильмы с анальным сексом, наверняка. Знаете что? Меня вопрос про трусы Моррети, интересует даже больше, чем ваши вопросы про меня. Так, ну надо на самом деле, что-то сказать. Странное дело, человек, живет, учится, работает, женится, ездит отдыхать на юг или на север, в зависимости от пожеланий, читает, рисует, сочиняет музыку. Можно и дальше продолжать этот список, но не вижу смысла. Мысль и так будет ясна. Итак. Человек живёт и постоянно чем-то занимается. Кто-нибудь подсчитывал, сколько времени люди проводят в разговорах, на темы не о чём. Фильмы, книги, живопись, музыка, искусство в целом, исключаю. Такие разговоры иногда крайне полезны. Я имеб разговоры на самом деле – ни о чём. К примеру:

- Вчера такую деваху видел. Ноги от шеи, грудь как два монитора. Чулочки черные, высокие каблуки, короче все дела.

- Да прикольно, а лицо как?

- Да вааще симпотное.

И вот я спрашиваю – и что? Первый всё равно не подошел, не познокомился, я даже не говорю, о том, чтобы пощупать. Второй и вовсе ничего из перечисленного не видел. Но они будут ещё минут пять, а то и все десять обсуждать красотку, хотя фото с такими дамочками интернет переполнен.

Другой вариант:

- Представляешь, мы уже и на работе решили договориться. Муж, даже согласился что с нами Саша с Глашей поедут.

- Ну и?

- У Коли сломалась машина и мы никуда не поехали.

Если не поехали, то зачем рассказывать о сборах и о каких-то там мифических сашейсглашей? Понятно, что подготовка к празднику часто запоминается лучше самого праздника. Но! Только при условии, что праздник состоялся.

А как такая тема?

- Алло, Галя. Посмотри, там у меня на столе, лежит визитка. Нашла? Отлично. Пришли мне номер эсэмеской. Ага, спасибо. Теперь набери мой адрес интернетовский и перекинь туда, все документы по Новосибирску. Сделала. Отлично, я сейчас посмотрю, с дисплея.

Кто-то подумает, какой человек. Как он любит работу. Даже в свободное время и то продолжает заниматься делами фирмы. А я скажу, что он дебил и как раз таки не умеет и не любит работать. Работать надо в рабочее время. Если ты что-то не успеваешь сделать, в положенные часы, то какой ты на фиг работник.

Так вот, сколько каждый человек проводит часов за подобными, никчемными беседами? Я удалился от главной мысли. Мы проводим огромное количество времени в ненужной никому суете. Мы можем также сделать, что-нибудь весьма и весьма достойное, то что останется и после нас. Только вот. Запомнят нас всё равно по последней предсмертной записке. Потому что, все наши поступки никому здесь не нужны. Всем, до всех всё равно. Каждый интересуется только собой. Я не случайно начал с воспоминания о донкихотовщине. Я не случайно, крушил бары, магазины, дрался с полицией, участвовал во всех акциях. Направленных против правительства и идиотского закона о борьбе с перенасилением. Мне хотелось оставить после себя не только эту дерьмовую записку. Мне хотелось, чтобы меня помнили, если уж не знакомые, то хотя бы неприятели. Ничего подобного. Недавно проверял базу данных. Обо мне ни слова. Впрочем, как и о других. Один из многих участников… Один из многих… Один из… Один… Хорошо работают люди на правительство. Меня просто стёрли, как многих и многих других. И главное стирают только тех, кто боролся за свободу выбора и право человека – умереть от старости. Остальные живут и весьма неплохо. Про проституток я уже говорил. И вот я один. Всегда один и всегда в толпе. А толпа не имеет лица. Стая она поэтому и стая, что в ней все одинаковые. Стая всегда глупа и завистлива. Мы ненавидим тех, кто вырывается из нашего числа. Мы начинаем давить тех, кто хоть чуть лучше нас. А лучше нас любой, кто ценит, как свою, так и чужую индивидуальность. Мы уничтожаем таких. Любое средство хорошо, от физической расправы, до банальной лжи родителям. Так то. Вот я и хочу спросить. Почему так происходит. Почему мы такие одноклеточные? Почему от меня останется только вот эта записка. По идее я должен был перечислить все свои успехи за прошедшую жизнь. Потом написать обо всех неудачах, которые помню. Затем сравнить чего было больше. Не буду. Вместо этого я оставляю вот это. Если мне суждено сгинуть по уродскому закону перенаселения планеты, то я оставлю после себя, вот этот плевок. Чтобы не расслаблялись. У меня всё. Число. Подпись.

- Это что такое? – снимая очки, спросил комиссар Игнатьев.

- Моя предсмертная записка, - ухмыльнулся Смирнов.

- То есть, закон вы принимаете, но выполнять его до конца не собираемся?

- Ничего подобного. Это вы сами придумали, что человек должен писать список добрых и злых дел перед смертью. А в законе такого нет. О чём хочешь, о том и пиши. Можешь вообще ничего не писать.

- Понятно, - комиссар достал сигарету из кармана. – Курите?

- Нет, но следуя традиции о последней сигарете и бокалу вина, закурю.

- Пожалуйста, - Игнатьев положил на стол пачку. – Знаете, что я вам скажу?

- Пока нет, - Смирнов успешно делал вид, что не боится смерти.

- Странно вы изложили всё. Скомкано, рвано. Концовка и вовсе, словно не вами написана. Откуда этот пафос, это разоблачение толпы, и своры единомышленников. Или вы хотели нас обвинить? Так сделали это настолько коряво, что не впечатлило ни разу. Я же советовал вам подумать хорошенько, прежде чем написать что-то о себе. А вот некоторые писали, действительно после хороших раздумий, и многие из таких, получали шанс на аннулирование повестки.

- Да, идите вы в задницу к вашему призеденту, - посоветовал Смирнов.

- Меня всегда, - Игнатьев положил ладони на коричневую столешницу. - С момента, как я занял эту должность, забавляли типы, с которыми приходилось работать. Ты ведь уверен, что мы не правы и несправедливы по отношению к тебе и ко всем, кто получает повестку нашего комиссариата. Верно? А молчи, всё равно знаю, что верно. Ваши рассужденья примитивны и находятся на уровне тараканов. Да вы и есть самые обычные тараканы. Питаетесь крошками, отходами, ничего не производите, вы паразиты и ничего большего. И вас надо выводить. Вот ты написал, что твой выбор быть обычным потрибителем был осознанным. И я прекрасно тебя понимаю. Это же так легко, так удобно. Не надо ничего не делать, ни о ком не заботится. Делай что угодно и плевать на всех остальных. Тридцать лет, ни жены, ни работы приемлемой, о детях я вообще не говорю. Только давай обойдемся без идиотских шуточек, на вроде, кто знает, это ещё проверить надо. Мои сперматозоиды по всему миру разбрызганы. Проверяли. Ты пуст. Ни одна женщина, с который у тебя были сексуальные контакты, не забеременела. От тебя не забеременела. Так что, ни каких следов после себя, ты не оставишь. Спрашиваешь, почему мы не трогаем проституток. Отвечу тебе на том же самом примере Жанны Моррети и дополню его ещё одной актрисой фильмов для взрослых – Барби Комингс. Они на самом деле любят то, чем занимаются. Да они трахаются перед камерами и ничего большего. Но они любят свою работу, отдаются ей, что называется со вкусом. И так в любой области. Не задавался вопросом, почему мы не трогаем художников, писателей, музыкантов, драматургов? Нет? Даже у самого последнего графомана есть шанс избежать повестки от нас. Люди работают, воспитывают детей, заботятся о родителях, выращивают цветы, да что угодно, а в свободное время занимаются творчеством. Пусть из тысячи, признание, при жизни, добивается один. Остальные выкладывают свои работы в интернет и остаются там до старости. Но мы всё равно их не трогаем. Потому что у этих людей есть потенциал. Мы не трогаем строителей, если они строят качественные дома. Мы не трогаем врачей, учителей, опять же если они хорошие специалисты и профессионалы своего дела. Мы…

- Это стоп! – Смирнов, смог вклиниться в ровный и спокойный поток слов Игнатьева. – Во-первых: почему вы, говорите мне ты? А во-вторых: говорите, что не трогаете даже последнего графомана. Так я вам в лицо смеюсь. А как же Федор Михайлович Агапов? М? Что? А человек был не графоман. У него несколько романов вышло. Причём на бумаге! В твёрдой обложке! Это вам не диск для планшета. Это настоящая книга. Это же редкость, то самое признание, при жизни. Ну так что? Есть чем оправдаться?

- Оправдываться мне не зачем, - улыбнулся Игнатьев. – Я знал, что про Агапова сегодня услышу. Я про него каждый день слышу. Любой из, тех кому приходит повестка, за него цепляются, как за воздух. Поэтому, наверное уже в пятитысячный раз расскажу. Сразу говорю, если надо я покажу документы, официальные признания, доказательства. Вашего Фёдора Михайловича на самом деле звали Алексей Ботинов и он не написал за свои тридцать семь лет ни строчки. За него писал его младший брат, Андрей, калека от рожденья. Когда мы про это узнали, мы предоставили Ботинову шанс. Он им не воспользовался. Понадеялся на общественность, на популярность собственной персоны. На ваше движение сопротивление в конце-концов. Он настолько охамел от собственного самомнения, что не чувствовал не стыда, ни вины за то эксплуатацию брата. Ботинов даже на экспертизу согласился, думал, что этот поступок нас остановит. Экспертиза показала, что он не только не смог бы написать все эти романы, но их даже не читал как следует. Вот так вот.

- Враньё. Ложь. Какая ложь. Если бы это было правдой, то вы бы не стали её скрывать от общественности. Ведь история красивая, причем оправдывает вашу деятельность. А так вы не только нечеловечны и антигуманны, но ещё и вруны. Чтоже вы его брату инвалида публики не представили.

- Я же говорю, я могу вам предоставить все документы. За последним ужином можете ознакомится. А с его братом получилось интересно. Он сам так захотел. Мне, если честно, не понятно, такая реакция. Он продолжает писать книги, Марк Марти читал? Вот это как раз он. Ещё один странный момент. Мы аннулировали повестку одной девицы, при условии, что она будет заботится об Андрее. Ещё раз говорю, мне это не понятно, но я уважаю этого человека. У меня дома все в восторге от его книг, включая и меня самого.

- Всё равно я вам не верю. Вы всё это придумали. – Смирнов, резким движением вытащил сигарету. – И вы опять перешли со мной на ты.

- Если вы ждёте от меня извинений, то не дождетесь. Так что присылать документы?

- Не вижу смысла. Я подделкам всё равно не поверю.

- Ещё никто, кто спрашивал меня про Агапова, не соглашался посмотреть документы. Продолжаете цепляться за легенду? Ну-ну. Не было никакой легенды. Ваш Агапов, даже смерть не смог принять достойно. Потребитель одним словом. Он вот тут рыдал и умолял дать ему ещё шанс, что он всё осознал, всё понял. А ведь ему целый год дали на исправление, но видети ли жить в ста метрах от сибирской магистрали ему не понравилось. Холодно, и скучно. И ты такой же. Ты ведь и протестовал только поэтому, что ничем толковым заниматься не хотел, не желал, тебе было лениво. Ты не поехал в пустошь Австралии, строить город.

- А что я туда разнорабочим должен ехать?

- А кем? – впервые в интонациях Игнатьева появился оттенок раздражительности. – Кем? Начальником буровой дружины? Или может ответственным уполномоченным от энергоснабжения? Что ты умеешь? Что ты знаешь? Кричать на улицах об бесчеловечности нашего комиссариата? Это да. Это ты неплохо научился. А ещё что? Распространять электронные листовки с призывами о революции. Вы же все в своём сопротивлении настолько тупы, что не видите очевидного. Люди которые несут пользу обществу, на вас плюют. Настоящие трудяги, неважно поэт он или каменщик, над вами откровенно смеются.

- Ты такой смелый и благородный борец за идеалы, потому что уверен, что ты-то как раз никогда повестки и не получишь. Но есть и другие способы борьбы с перенаселением на планете, - прошипел Смирнов. – Да ты и работать сюда пошел, потому что сыкло. Решил подстраховаться, сука? Угадал.

- Думаешь, ты сейчас меня уел? Надеешься уйти победителем. А вот хрен тебе по всему лицу. Ты будешь убеждать себя, что я тебе опять соврал, мне по хрену. Закон о борьбе с переселением, рано или поздно перестанет действовать. Надеюсь, что скоро. Города в Австралии в Тихом океане строятся. Контроль над рождаемостью, опять же. Не так далек день завершения строительства первых баз на Марсе. В общем люди работают. Я повторяю – работают. В отличие от вас, дешевых и гнилых крикунов. Так вот когда наш комиссариат прекратит своё существование, то последними его жертвами будем мы, сотрудники. Слушай, меня сейчас внимательно, каждый из нас – доброволец. Каждый это знал с самого начала и мы всё равно остались. И знаешь почему? Потому что мы верим, как бы наивно это не звучало, что после нас останется общество, где каждый человек будет индивидуально – ценен и необходим. А теперь свободен. У тебя есть ещё три часа жизни. Проведи, хоть их, достойно и с пользой.