6. Разоблачение
Когда Черная Роза вернулся к де Парди, верный друг герцога пришел в ужас. - О Боже, монсеньор, что с вами? — воскликнул он. — И где Снежинка? Герцог являл собой весьма плачевное зрелище. Он, конечно, попытался умыться в речушке, но она была слишком мелкая, и ему это плохо удалось. Кровь все еще сочилась из рассеченной кулаком Пьера брови. - Вы ранены? — тревожно спросил барон, - говорите же! Кто осмелился поднять на вас руку? Черная Роза, сняв грязную порванную камизу, принялся натягивать сапоги. - Ранен?.. Да, я ранен, Этьен! Меня ранили — и, похоже, насмерть! - Кто это сделал? - Рыжеволосая красавица. Она ранила меня в самое сердце, барон! - Красавица?.. — недоумевающе, но с видимым облегчением, произнес де Парди. — Где вы её встретили? - Там, внизу, у реки. Видел бы ты её , Этьен! Как у нее сверкали глаза… А волосы! Они извивались, как змеи, по её высокой груди. Я бы хотел зарыться в них лицом… - И кто же она? Как её зовут? - Мари-Доминик де Руссильон, дорогой барон! - Доминик?.. Та самая дочь графа, о которой говорил купец? Сестра вашей жены Мари-Флоранс? - Да, - подтвердил герцог, надевая кольчугу прямо на голое тело. — Сестра моей жены. - Как же она оказалась там, внизу? Черная Роза рассказал другу, как он поймал Снежинку, как подрался с пажами Доминик, и как дочь графа появилась перед ним, угрожая ему луком. - Вот так приключение! Но вы все же были очень неосторожны, монсеньор… Она могла вас убить! - Нет, дорогой Этьен, - покачал головой Черная Роза. Взгляд его светлых глаз задумчиво устремился вдаль. - Она благородна, добра и великодушна. И, Боже милосердный, так хороша! Я так прекрасно помню её в замке четыре года назад. Мальчишка-сорванец; рыжие всклокоченные волосы, веснушки по всему лицу… А теперь — теперь она просто богиня; белоснежная кожа, стройные длинные ноги, глаза глубокого василькового цвета. Я сражен, сражен наповал! Герцог застегнул латы , опоясался мечом и взял в руки серебристый шлем. Лицо его стало мрачно. «Я думал, что худшего со мной уже не может произойти; я потерял свою жену и надежду обрести тихое семейное счастье с нею и своими детьми… но нет, к краю пропасти я подошел только теперь, встретив Доминик. Вот он, пик мучений! Взглянув на меня своими бездонными синими очами, она, кажется, мгновенно свела меня с ума… Я никогда ещё не переживал подобного! Но я женат… и Доминик — сестра моей жены. И она никогда, никогда не сможет быть моею!» Он вскочил на своего жеребца. - Вперед, Этьен! Возможно, мы еще увидим дочь графа. Ведь она едет, скорее всего, впереди нас, и по этой же дороге. Они тронулись в путь. Герцог начал размышлять вслух. - Почему, сразу после смерти отца, она отправилась в столицу? - Быть может, у неё там есть родные, которые пригласили её погостить? - Но самые близкие родственники Доминик — её сестры, которые уехали в Монсегюр. Было бы логичнее, если бы она поехала с ними.... Черная Роза быстро перебрал в уме родословную Руссильона и его покойной жены, ища родных дочери графа, которые могли жить в Париже. Как все аристократы, он прекрасно разбирался в сложном переплетении ветвей генеалогических древ знатных семейств Франции. - Похоже, в столице у Мари-Доминик нет близких родственников; если только какие-то троюродные тети и дяди,-сделал, наконец, вывод он. - Возможно, монсеньор, её пригласила какая-нибудь подруга? - Да, не исключено. Но вдруг она решила поехать ко двору короля Людовика и его матери? Вот это меня тревожит, Этьен! Что ей, прекрасной, юной и невинной, делать при дворе Бланки Кастильской, где царят лицемерие, интриги, подлости, разврат? - Да, вы правы, дорогой герцог, такой молодой чистой девушке там совсем не место. Но, может быть, Мари-Доминик едет в Париж к жениху? Герцог вздрогнул. К жениху! Как он об этом не подумал! Что он знал о Доминик, о том, как складывалась её жизнь? Четыре года назад, когда он женился на Флоранс, Доминик было тринадцать,- значит, сейчас уже семнадцать. В этом возрасте девушки, в большинстве, или уже замужем, или помолвлены. К жениху!.. Черная Роза вдруг испытал такой острый приступ ревности, что даже сам изумился. Но он тут же усилием воли подавил в себе это низменное чувство. «Разве она не имеет право на счастье? Я должен радоваться за неё, если она найдет достойного честного человека, которого будет любить, и который полюбит её. Доминик — почти моя сестра…» И все же… все же мысль о том, что она любит кого-то, была невыносима. «Неужели я влюблен? Вот так, вдруг, почти с первого взгляда? Боже правый! Пошли мне самые страшные пытки — но только не эту! Она — моя сестра, сестра, сестра…» Он повторял это, как заклинание. Но вдруг де Парди вскрикнул — и показал ему рукой вперед. В ста туазах от них по дороге несли паланкин, к задку которого были привязаны несколько лошадей. Одна из них была Снежинка. - Это носилки Мари-Доминик, Этьен, - сказал герцог, и сердце его быстро забилось –сейчас он снова увидит её! - Мы подъедем, монсеньор? - Да. Но меня могут узнать — если не она, то её пажи… Послушай! Давай поменяемся лошадьми; я дам тебе свой плащ — а ты мне дашь твой. Моя лошадь и плащ слишком богаты; пусть она подумает, что я не так знатен, как ты. Жаль, что мои латы на тебя не налезут. Придется прикрыть их плащом. - Мне представиться своим именем? - Конечно; а меня представь как… как Мишеля де Круа, например. Я не буду снимать шлем; скажешь, что я дал обет в Святой Земле не поднимать забрала. Мы поедем мимо; на дверце носилок наверняка есть герб, и ты сделаешь вид, что узнал его. Попробуй выяснить все-таки, к кому она едет, Этьен, и зачем? Они поменялись плащами и лошадьми. Высокий стройный герцог довольно смешно смотрелся на приземистом коротконогом коне барона, также как и грузный де Парди — на поджаром тонконогом жеребце Черной Розы. - Не раздави его, - насмешливо промолвил герцог, когда его друг, кряхтя, влез на высокого скакуна. Они поскакали вперед, и вскоре поравнялись с носилками. Пьер и Филипп, оглянувшись и увидев двоих закованных в латы рыцарей, на всякий случай положили руки на рукояти своих мечей. Дом сидела слева и рассеянно смотрела в открытое нараспашку окно. Элиза и Адель, приморившись, спали напротив. У девушки никак не выходила из головы сцена у реки с крестьянином, назвавшимся Мишелем. По дороге к постоялому двору Филипп и Пьер ещё раз, более обстоятельно, рассказали ей обо всем, что случилось до её появления. Молочный брат Доминик утверждал, что странный виллан вел себя надменно и вызывающе. «Можно подумать, госпожа, что на нем не грязная рубашка, а герцогская мантия!»-воскликнул даже он. Оба юноши говорили также, что он чуть ли не сам полез с ними в драку. «Это с голыми-то руками, против вас, вооруженных мечами?» - недоверчиво спросила она их. «Да, Доминик; и надо было видеть, как легко он ускользнул от наших ударов! Он улыбался, как будто мы с ним просто играли игрушечными мечами!» Все это было очень странно и непонятно… Но тут её размышления прервал возглас Пьера: - Госпожа! Нас догоняют двое рыцарей! Она высунула голову и посмотрела назад. Всадники были уже совсем близко. Они скакали очень быстро, и уже почти обогнали паланкин, как вдруг тот, что ехал впереди, невысокий и плотный, в синем бархатном плаще, на прекрасном гнедом жеребце, натянул поводья; его спутник последовал его примеру. Рыцарь снял свой шлем и, подъехав к носилкам, поклонился Дом, видимо, сразу признав в ней знатную даму. Голова его была увенчана большой сверкающей на солнце лысиной. У него было широкое добродушное лицо со слегка приплюснутым носом и маленькими голубыми глазами. Странно, но лицо это показалось Доминик знакомым. Улыбнувшись девушке, он произнес: - Я не ошибся, ведь это — герб Руссильонов? — и он показал на красный герб на дверце. - Да, мессир, вы не ошиблись, - отвечала Дом. - А вы, госпожа, не одна ли из дочерей покойного графа? - Совершенно верно, я — графиня Мари-Доминик де Руссильон. - Я очень рад встрече, госпожа. Разрешите представиться—барон Этьен де Парди, нормандский дворянин. Я знавал вашего почтенного батюшку при дворе короля Людовика Восьмого… Скорблю о вашей утрате! - Барон де Парди? — спросила Дом. — Не приходится ли вам родственником Жерар де Парди? - Да, госпожа, я — его дядя… Бедный Жерар! Он погиб несколько лет назад… - Я не знала об этом. Сочувствую вам, барон, — теперь Дом видела, что он, действительно, очень похож на оруженосца Черной Розы. - Да, погиб, - грустно повторил барон. — Вернее, мы полагаем, что он погиб… - И он оглянулся на своего спутника, который ехал по-прежнему немного позади, молча и не снимая своего шлема. - Простите, прекрасная графиня, я не представил вам своего друга. Мишель де Круа, рыцарь, недавно вернувшийся из Святой Земли. Вы должны извинить его за непочтительность к вам, - он не может обнажить голову, ибо дал обет носить шлем, не снимая его ни перед кем, пока не увидит свою даму сердца. Доминик кивнула. Она хорошо знала, какие, порой самые нелепые, обеты давали рыцари, отправляясь воевать за Гроб Господень. Она вежливо улыбнулась Мишелю де Круа, поглядев в узкую прорезь забрала его шлема. На секунду глаза их встретились. Хотя солнце светило рыцарю в спину, и голова его была в тени, она успела увидеть светлые глаза, цвет которых она не успела рассмотреть, но которые сразу заставили ее насторожиться. Она уже смотрела в такие глаза! И совсем недавно! Но он тут же отвел взгляд. - Вы направляетесь в Париж, графиня? — спрашивал, между тем, де Парди. - Да, господин барон, я еду в столицу. - К родственникам, вероятно? - Нет; я приглашена ко двору королевой. - Королева пригласила вас в Париж? Лично? - Да; ко мне прибыл её гонец; я буду придворной дамой её величества. Девушка заметила, что спутник барона, хоть и едет полуотвернувшись, но, тем не менее, внимательно прислушивается к каждому её слову. Когда Дом сказала, что приглашена в столицу лично королевой, то бросила в этот момент взгляд на руку рыцаря де Круа, и увидела, как судорожно сжались его пальцы в стальной перчатке на рукояти меча. «Что могло так его взволновать в этой болтовне? – удивленно подумала Дом. — Он явно чем-то встревожен!» Продолжая отвечать на вопросы барона, она украдкой приглядывалась к его другу. Вот он опять посмотрел на неё… Светлые глаза! Где, где она их видела? Мишель де Круа… Мишель! Её вдруг озарило. Конечно! Точно такие же глаза были у того крестьянина там, у реки! И он тоже назвался Мишелем! И у него была такая же фигура! Высокий рост… широкие плечи… Как странно! Что это все могло значить? Она теперь уже откровенно разглядывала рыцаря. Плащ на нем не богатый, как на бароне. И лошадь — совсем для него неподходящая! Не то что высокий гнедой жеребец, — вот на нем этот человек смотрелся бы совсем по-другому… А шпоры золотые! И латы. Хоть Мишель де Круа и запахнул плащ, но Доминик все же разглядела серебряные насечки. Такие доспехи не по карману простому рыцарю! Плащ… конь… латы… Если этих двоих мужчин поменять местами, — и она мысленно это проделала, — то все встанет на свои места. «Они поменялись лошадьми… и плащами. Но для чего? для чего весь этот маскарад? Неужели… для меня?» Она вспомнила того Мишеля, у реки. Босой, измазанный в грязи, в рваной камизе. Неужели это он едет сейчас рядом с де Парди? А, может, и барон — вовсе не барон?.. Как она могла так легко поверить незнакомцам! Но нет. Слишком большое сходство между дядей де Парди и его племянником Жераром. И все же… что за игру ведут эти два рыцаря? Вдруг Дом придумала, как ей проверить, тот ли это Мишель. Уж голос-то его она узнает! Она неожиданно повернулась к нему и спросила, перейдя на окситанский: - Неужели вы, господин де Круа, дали ещё и обет молчания, и не промолвите ни слова? Он слегка вздрогнул, но ответил по-французски, хоть и с запинкой: - Я не понимаю, что вы сказали, графиня. «Нет, ты понял!» — злорадно подумала Доминик. Она торжествовала — это был голос ТОГО Мишеля! Правда, из-под забрала голос звучал глуховато... но это был его низкий, хорошо запомнившийся ей голос! Мысли девушки понеслись вскачь. Рассеянно она отвечала на учтивые расспросы де Парди о самочувствии ее сестер. Да, там, на реке, был он, этот Мишель де Круа! Теперь понятно, почему он не поднимает забрала. Боится, что его узнают! Не она — так Пьер или Филипп! Но тут ей пришла на ум новая мысль. Перед ней явно был богатый и знатный сеньор. К чему было ему раздеваться и пачкаться в грязи… и садиться на её Снежинку? Что он там делал, там, на берегу? Купался — и вдруг увидел её кобылу? И решил прокатиться на ней? Может, она его сначала сбросила… и поэтому он был такой грязный? «Чушь! — подумала Дом. — Купаться в такой мелкой речке!» Нет. Что-то не сходится. Ну, допустим, он увидел породистую лошадь и решил поймать её, потому что рядом не было хозяев. Спустился , наверное, с обрыва и упал, поэтому так и измазался. Чтобы знатный рыцарь разделся чуть не догола и, босой, полез с обрыва за какой-то, пусть и чистокровной, лошадью? Странный поступок! И почему тогда Мишель де Круа не отдал Снежинку Пьеру и Филиппу? Сказал ее пажам, что это — не их лошадь. И дрался за нее! И чуть не погиб!.. «Ведь мальчики могли убить его. И я могла застрелить его из лука. Можно было подумать, что Снежинка ему очень дорога!» Разгадка была близка, и девушка почувствовала возбуждение. «Эта кобылица — подарок Черной Розы, мне, к свадьбе. Я очень люблю её и, конечно, дорожу ею. Кому еще она могла быть так же дорога, чтобы рисковать из-за нее жизнью, - как не самому герцогу, сделавшему своей невесте этот подарок?» И тут у Доминик перехватило дыхание. Она судорожно сглотнула. «Черная Роза! Неужели… Неужели это он? Он едет рядом со мной… в двух шагах!»
7. В Аржантее.
Глаза девушки широко распахнулись, сердце забилось часто-часто. Он — совсем рядом! Она может дотронуться до него рукой!.. Герой Альбигойских войн, таинственный герцог Черная Роза, легендарный рыцарь без страха и упрека! «И мой муж!» - гордо добавила она про себя. «Он приехал за мной! Он сдержал свое обещание!» Ибо — что он мог делать ещё здесь, в Лангедоке, как не приехать за ней, за Доминик? «Теперь я уже не стану придворной дамой королевы. Мне не надо будет никому угождать и прислуживать! Мой муж привезет меня в Париж, и представит их величествам. Я буду одной из самых знатных дам Франции. Ведь я — герцогиня, а он — кузен покойного короля и, значит, двоюродный дядя Людовика Девятого!» Боже, какое счастье!.. Она взглянула на мнимого Мишеля де Круа с любовью и нежностью. Её взгляд говорил: «Да, хоть ты и не поднимаешь забрало, но я знаю, кто ты! И я — твоя, твоя навсегда!» Девушка приложила руку к бурно вздымающейся груди. Там, на цепочке, под нижней рубашкой, висело его кольцо с печаткой. А он… носит ли он кольцо, которое послал ему с графом де Брие отец? Но руки мнимого Мишеля де Круа были в перчатках; увидеть на пальце знакомый перстень она не могла. А рыцарь по-прежнему ехал молча, почти не глядя на неё. Что все это значило?.. Доминик охватило смутное беспокойство. Судя по словам де Парди, рыцари уже знали о смерти ее отца, — следовательно, скорее всего, они ехали из Руссильона. «Мы разминулись утром. Они приехали в замок, и, услышав о том, что папа умер, а я уехала, поскакали за мной. Потом он увидел Снежинку — и полез за ней; потом дрался с Пьером и Филиппом, и тут появилась я. Он узнал меня — ведь он назвал там, у реки, мое имя; но не решился признаться, кто он. Наверное, ему стало неловко; ведь вид у него был, прямо сказать, довольно смешной! - Теперь Доминик чуть не рассмеялась, вспомнив всю давешнюю сцену. — Да уж… Вот была бы потеха, если б он вдруг сказал тогда: « Мадам, я ваш муж, герцог Черная Роза!» А уж мальчики бы повеселились! И - какой актер! Ведь я ему почти поверила! Как ловко он изображал крестьянина! А эти слова про жену и детишек… Ему бы на подмостках выступать!.. — Дом улыбнулась; но улыбка её быстро угасла. — Ну хорошо; ТОГДА он не решился признаться мне. Но почему он не делает этого СЕЙЧАС? Да еще и поменялся с бароном лошадью и плащом, чтобы не быть узнанным? Что, ему по-прежнему неудобно, что я встретила его у реки в нижнем белье? Ерунда! Мы бы вместе посмеялись надо всем этим. В конце концов, он мой муж… и скоро я увижу его совсем без одежды.» От этой мысли ей неожиданно стало жарко. Дом не успела рассмотреть его лицо там, у реки; к тому же, оно было в грязи и крови. Но уж фигуру-то она хорошо разглядела! «Он самый красивый мужчина на свете! Высокий… стройный… мускулистый! Как, наверное, чудесно будет оказаться в его объятиях! И с лицом у него все в порядке. Уж какое-нибудь уродство или безобразный шрам мы бы заметили, — или Пьер, или Филипп, или я, даже под слоем грязи!» А как легко он расправился с ее пажами! Кто, кроме Черной Розы, мог бы, безоружный, улыбаться, когда ему угрожают мечом? «А ведь Пьер-то попал в точку, когда сказал про герцогскую мантию!» Но почему, почему он едет молча и не говорит, кто он? «Может… может, я ему не понравилась? Уж не нашел ли он меня отталкивающей…или безобразной? Нет-нет, этого не может быть! — Она была уверена в своей красоте. — И к тому же, благородный и честный рыцарь — а он именно такой! — если уж он женился, обязан уважать и любить свою жену, даже будь она беззубой и лысой уродкой! В конце концов, под венец его не насильно тащили!.. Ну, почти не насильно, - всё же поправилась Дом. Его молчание начинало раздражать её. «Можно подумать, что я ему чужая! Едет, как истукан! Да что же это все значит?» Ей захотелось крикнуть ему, что она все знает… и даже швырнуть в него чем-нибудь, что только попадется под руку. Как она мечтала о той минуте, когда они встретятся, — об этой первой, заветной, минуте! О том, как он обнимет её и прижмет к своему сердцу. О поцелуе, которым он запечатлеет на ее губах свое право на нее... И что же, где все это? Рот ее искривился. Она готова была разрыдаться от бессильной злости, как ребенок, напрасно выклянчивающий у родителей красивую, но дорогую игрушку. «И он, и де Парди…Оба, оба хотят свести меня с ума! Барон — своими улыбками и слащавыми речами, обильно усыпанными комплиментами…(она все еще старалась поддерживать разговор с бароном; впрочем, нормандец, увлекшись красивой девушкой, болтал уже чуть не сам с собой, и она могла ограничиваться кривыми улыбками и односложными фразами, почти не следя за ходом разговора и думая только о Черной Розе.) А он, этот мнимый Мишель — своим молчанием и безразличием.» Но тут Доминик вновь осенило. Она вспомнила то мгновение, когда разговор зашел о том, что она едет ко двору, — и о королеве… Именно тогда мнимый Мишель явно напрягся, и рука его сжалась на рукояти меча. Вот она, разгадка! Значит, Бланш, та таинственная Бланш, о которой герцог упоминал ещё в замке, четыре года назад, — эта Бланш, всё-таки - сама королева! «Как я могла сразу не подумать об этом! Его взволновало, что я еду к королеве… которую он любит! И которая, возможно, любит его. Говорят, она очень хороша собой… А тут — жена, которую он и видел-то один раз в жизни; и тоже едет в Париж! А я ему там совсем не нужна… или им, им обоим. Ведь королева не так давно овдовела, и теперь им гораздо удобнее продолжать свою связь! - Лицо Дом потемнело; в груди вдруг что-то больно сжалось. - Боже, конечно, все так и есть! Поэтому он и молчит… и, возможно, так ничего и не скажет! И, если, явившись ко двору, я все же заявлю, что я – жена Черной Розы, то меня просто высмеют… и он будет первый! Он хочет, чтобы я по-прежнему думала, что он умер! Он и приезжал-то в Лангедок, чтобы убедиться в этом! А, может, надеялся, что я, «овдовев», уже вновь вышла замуж? Да, так и есть! Негодяй!..» Ноздри её раздувались, рот исказился. Она метнула на рыцаря в шлеме яростный и полный боли взгляд. «А на девизе-то: «Честь… будь спутница моя. И после смерти — постоянство…» Где же она, твоя честь, если ты так поступаешь со мной, твоей законной супругой перед Богом?» Она готова была крикнуть, чтобы носильщики поворачивали обратно в Руссильон. Что теперь ей делать в Париже? Прислуживать королеве — любовнице собственного мужа? Никогда, никогда! Лучше смерть! Однако, вдруг она все же ошибается? Вдруг это — совсем не Черная Роза?.. Это было бы теперь облегчением — знать, что это не он. Что настоящий герцог - не клятвопреступник и прелюбодей. Доминик захотелось как-то разговорить рыцаря де Круа, раскрыть его тайну окончательно. В конце концов, невежливо ехать рядом с дамой и не сказать ей хотя бы несколько слов! Вон его друг — просто соловьем разливается! «Сейчас проверим, действительно ли это герцог!» И она с самым невинным видом обратилась к нему: - Монсеньор! Он тут же повернул к ней голову… Опять попался! Впрочем, он сразу ответил: - Вы ошиблись, графиня; я — всего лишь простой рыцарь. - Вот как? Извините. Мне хотелось бы спросить — если это, конечно, не тайна, — а что вы с бароном де Парди делали в наших краях? Вы приезжали по делам… или в гости? - Мы приезжали… мы приезжали к моей даме, - он произнес это с видимым усилием; и низкий голос его как-то странно дрогнул. «Вот как? — подумала Дом. — Он мог бы придумать что-нибудь попроще.» - К той даме, единственной, перед которой вы можете открыть свое лицо, не так ли, рыцарь де Круа? — продолжила она допрос. - Да, - глухо подтвердил он. - И… вы с ней виделись? - Нет, графиня. Простите; мне тяжело говорить об этом. «Опять ложь! Да сколько можно!.. Однако… как дрогнул его голос!» - Извините моего друга, госпожа, - став очень грустным, сказал ей барон. — У него большое несчастье. - Неужели с его возлюбленной что-то случилось? - Увы! - Она… она не умерла, я надеюсь? - Возможно, было бы лучше, если бы она умерла, - вздохнул де Парди. Его сочувствие к другу явно было искренним. И опять Дом недоумевала. «Или оба они прекрасные актеры, или я чего-то не понимаю. Но все же — это он?.. Или не он?.. Что это за дама? Еще одна? В Париже — королева, а в Лангедоке - тоже женщина? О, это было бы уже слишком!» - Она снова злобно взглянула на рыцаря с опущенным забралом. Ему же явно не хотелось продолжать этот тягостный разговор. Он произнес: - Боюсь, дорогой де Парди, что мы утомили своими разговорами графиню де Руссильон. Нам пора. - Ах, господа, вы меня совсем не утомили, напротив! - с принужденной улыбкой сказала Дом. — Дорогой барон, как все же хорошо, что я вас встретила!.. Вы, конечно, свой человек при дворе, и можете помочь мне. - О, графиня, я весь к вашим услугам! — галантно воскликнул де Парди. – Я никогда не бывала в столице. И у меня нет там ни близких, ни друзей. Скажите мне, барон, какова наша королева? Я много слышала о ее красоте… но хотелось бы знать и о ее характере; ведь я буду ее придворной дамой. - Да, Бланш де Кастиль — настоящая красавица…- промямлил, сразу скиснув, барон, сильно покраснев и бросив быстрый взгляд на своего спутника. — А… а что касается ее характера… ах, прекрасная графиня, вы ставите меня в затруднительное положение! — Он явно был растерян. «Почему он ничего не хочет сказать? Или не может… Из-за Мишеля де Круа! Ну что ж, придется спросить его друга!» - Ну, а вы что скажете, господин де Круа? Я, право, не понимаю, почему барон не может мне ответить. - Она не ожидала, что рыцарь заговорит о королеве. Но он произнес: - Я долго был в Святой Земле, графиня. И давно не был при французском дворе. Но я хорошо знаю Бланш де Кастиль. Да, она прекрасна; но она еще жестока, коварна и безжалостна. И, если вы хотите доброго совета, — возвращайтесь в Руссильон и не принимайте этого приглашения. «Вот как! Вернуться назад? Спасибо вам, дорогой супруг! Но какими черными красками вы расписали мне свою возлюбленную!» - Вернуться в Руссильон?.. Ах, вы, наверное, шутите, мессир! — жеманно промолвила Дом. -В Лангедоке совсем не осталось мужчин. Эта ужасная война! Где еще, как не в столице, я смогу найти себе достойного жениха, с титулом и богатством? «А что вы на ЭТО скажете, мой драгоценный супруг, герцог Черная Роза?» Он смотрел теперь прямо ей в глаза, не отводя взгляда. Кажется, он даже слегка усмехнулся. Её слова позабавили его?.. – С вашей красотой и достоинствами, графиня, у вас нигде не будет недостатка в женихах. К чему вам ехать в Париж? В этот мрачный холодный город! Край, где вы родились и выросли, так прекрасен! Да, ещё выжжена земля, растоптаны сапогами наемников сады и виноградники, ещё пропитаны кровью ваших несчастных земляков берега рек и плодородная земля Лангедока... Но он возродится, и очень быстро! Здесь ваше место, здесь, где дышится легко и где такой простор, а не при дворе, где царят интриги, злоба, зависть и развращенность. Останьтесь здесь, Мари-Доминик де Руссильон и, я уверен, вы найдете и здесь достойного мужа! Я даю вам этот совет, как дал бы его любящий БРАТ своей любимой СЕСТРЕ. « Значит, я была права! Он отказывается от меня! Советует не уезжать — и выйти замуж! Пожалуйста, дорогая супруга — вы свободны! Благословляю вас на новый союз! И ведь говорит это как ни в чем ни бывало!» Злоба душила Дом. Низкий, низкий негодяй!.. – Извините нас, графиня, но нам всё же пора. Едем, барон? - Да, конечно, - согласился нормандец. — Простите, прекрасная графиня. Надеюсь, что мы еще увидимся в столице. - Вы едете сейчас туда, господа? - Нет, мы едем в Аржантей. Там послезавтра будет большой турнир. Весь двор будет там! - И… королева? - И королева, и юный король! - А вы примете участие в турнире? - Возможно, госпожа! «Конечно, примете! Уж Черная Роза так обязательно!» Рыцари поклонились и тронули лошадей. Через несколько минут они были уже далеко. Они оставили Доминик в абсолютно растерзанных чувствах. Она ничего не понимала. Что ей делать? Ехать вперед — или вернуться назад? Кто был перед ней только что — её супруг, герцог Черная Роза… или неизвестный рыцарь Мишель де Круа? Кто, кто мог подсказать ей, была ли она права или ошиблась? «Нет, я не поверну! — вдруг твердо подумала она. — Я не смогу жить в этой неизвестности! Пусть я узнаю самое страшное…Что он окажется подлецом, негодяем, любовником королевы. Что он изменил всем клятвам, которые мне дал четыре года назад. Пусть он отвернется от меня, пусть мне в лицо скажет, что я не его жена! Но я хочу увидеть его с открытым лицом… а не в маске и не в шлеме с опущенным забралом! Долой весь этот маскарад! Но я смогу узнать, наконец, всё, только оказавшись в Париже! Я еду!» …А герцог со своим верным другом скакали в Аржантей. Не только Доминик была в расстроенных чувствах; Черная Роза также пребывал в тревоге и недоумении. Он припоминал все подробности этой встречи на дороге. Он, конечно, тоже наблюдал за девушкой. Её лицо выражало почти все её чувства; она ещё не научилась прятать их, и ее непосредственность и естественность покорили герцога. Он, конечно, сразу понял, что она, например, раскрыла его инкогнито, - как она внимательно разглядывала его с ног до головы, отмечая каждую деталь его одежды, его коротконогую приземистую лошадку… А потом посмотрела на де Парди и коня под ним. И потом — эта торжествующая улыбка! «Да, она узнала бы меня, даже если бы я назвался не Мишелем, а другим именем!» Потом, видел Черная Роза, лицо ее опять стало напряженным, хоть она и отвечала что-то барону. Она пыталась понять, что такой дворянин, явно богатый и знатный, мог делать у реки. «Она опять улыбнулась — вспомнила, как я ужасно выглядел в тот миг, когда она в меня целилась. А потом… Потом её лицо вдруг озарилось такой радостью! И она ТАК посмотрела на меня…Что, если бы вокруг нас никого не было, я бы не смог, наверное, сдержаться и прильнул к ее устам. Это был призыв — откровенный призыв! И счастье в ее синих очах... Почему? Что она тогда подумала? Могла ли она догадаться, что я — Черная Роза? Могла; ведь я боролся за Снежинку чуть ли не насмерть. Но почему ЭТО могло ее так обрадовать? Я — муж ее сестры. Какое ей до меня дело? А она смотрела на меня влюбленными глазами… да, это был взгляд влюбленной женщины, черт возьми! Ничего не понимаю! А через несколько минут она опять изменилась, помрачнела, сдвинула брови. И так смотрела, как будто ожидала, что я должен ей что-то сказать, что-то очень важное, жизненно важное! Доминик! Чего ты ждала от меня?.. А затем она разозлилась, и глаза ее стали метать молнии… И она взглянула на меня уже с ненавистью.» Нет, герцог не понимал ее! Вся эта мучительная гамма чувств на лице Дом оставалась для него загадкой. И всю дорогу до Аржантея он вспоминал не Мари-Флоранс, свою несчастную заточенную в обители жену, а Доминик. Думал он и о Бланш де Кастиль. «Эта женщина ничего не делает просто так. Она расчетлива, холодна и безжалостна.» Его рука невольно легла на грудь. Там, под кольчугой, были отметины, оставленные рукой этой женщины. «Почему Бланш пригласила в Париж именно Доминик? Если бы Мари-Флоранс — это было бы понятно, ведь она — моя супруга. Хотя я и не позволил бы своей жене стать дамой королевы. Но — Доминик? Что королеве эта девушка, которую она никогда не видела, о которой она ничего не может знать? Какая-то непонятная, но зловещая интрига! Нет, я не позволю Бланш причинить зло этой невинной девушке… своей сестре! Я буду защищать ее! Никто, никто не посмеет обидеть Доминик!» Тем же вечером, остановившись на постоялом дворе переночевать, Дом вдруг вспомнила, что сказал де Парди. Весь двор будет в Аржантее! И королева… И этот загадочный Мишель де Круа… Ах, как ей захотелось увидеть этот турнир! Как давно она не видела подобных зрелищ, - более четырех лет! В последний раз они были с отцом на рыцарском турнире в Каркассоне. Там всех победил первый меч Лангедока — муж ее сестры Марианны, граф де Монсегюр. …Но ей не успеть в Аржантей. Турнир будет послезавтра, а они только добрались до границы Лангедока. Хотя…если поехать на Снежинке… можно попробовать успеть! Почему-то Доминик решила, что именно в Аржантее ей удастся распутать тот клубок сомнений, подозрений, ревности, в котором она запуталась. «Может быть, разгадка не в столице, а ближе, в Аржантее!» На рассвете она растолкала Элизу и Адель и сообщила им, что уезжает. Они хлопали глазами, ничего не понимая — их госпожа была одета, причем в мужскую одежду, с кинжалом у пояса. - Я еду в Аржантей, - говорила им Дом. — С Филиппом. А вы с Пьером и носилками доберетесь до Парижа. Улица Амбуаз. Найдете дом отца и будете ждать меня там. Через десять минут они с Филиппом уже скакали по дороге, направляясь к городку Аржантею, в нескольких лье от столицы. …Но они все же опоздали. Когда они въехали в городок, уже вечерело. Все дома и стены старой аржантейской крепости были увешаны знаменами и штандартами, и на большинстве их сияли золотые королевские лилии на лазоревом поле. Турнир проходил на ровной площадке около этой крепости. Тысячи зевак собрались посмотреть на редкостное зрелище, — ведь весь королевский двор съехался сюда из Парижа. Это был первый большой турнир после смерти короля Людовика Восьмого. Доминик никогда не видала ещё столько людей, самого разного звания, в носилках, портшезах, верхом и пешком; они теснились на узких улочках городка, создавая невообразимую толкотню и давку. Это был какой-то муравейник; двигавшиеся в одном направлении люди казались медленно текущей рекой; и, попав в это течение, Дом и Филиппу ничего не оставалось, как следовать туда, куда тащила их за собой эта разноголосая, кричащая, плачущая и смеющаяся масса народа. Неожиданно улочка, по которой их влекла толпа, раздвинулась, и молодые люди оказались на довольно широкой городской площади. В центре этой площади был установлен украшенный цветами и флагами высокий помост, — на флагах были изображены те же французские лилии, а также герб Кастильского Дома — трехбашенный замок на красном поле. На помосте были воздвигнуты два трона: один — повыше — для малолетнего короля, второй — для королевы-регентши. Их величества сидели на тронах, но вполоборота к тому месту, где находились Дом и Филипп, и девушка почти не смогла их разглядеть. Как раз, когда Доминик и ее паж въехали на площадь, шесть королевских герольдов в синих одеждах протрубили в серебряные трубы, призывая к тишине. На помост поднялся главный распорядитель турнира – герольдмейстер, очень высокий худой мужчина, пышно одетый и увешанный золотыми цепями, - и, низко поклонившись королю и королеве, повернулся к толпе внизу и провозгласил: - Победителем турнира в Аржантее объявляется герцог де Ноайль! Толпа ответила топотом ног и ликующими криками. - Пусть победитель поднимется на помост и примет заслуженную награду из рук нашей государыни! К помосту, приветствуемый криками народа, подъехал на гнедом жеребце рыцарь в красных доспехах и коричневом шлеме. Соскочив с коня и обнажив голову, он поднялся по ступеням помоста и преклонил колено перед королем и королевой. Королева, вся в белом, встала и возложила на его склоненную голову серебряный венок, украшенный сапфирами и рубинами, громко произнеся: «Победителю турнира в Серебряном городе — серебряный венок!» Народ рукоплескал; рыцарь повернулся лицом к Доминик и торжествующе взмахнул рукой… И девушка увидела, что он высокого роста, широкоплеч и строен; у него были темные густые кудри и очень светлые голубые глаза. Сердце Дом остановилось... Это был он, герцог Черная Роза! В остановившемся рядом с Доминик и Филиппом портшезе сидели две дамы, одна постарше, другая помладше. Вторая, когда победитель повернулся в их сторону, громко сказала: - Боже, какой он все-таки красавец, этот Рауль де Ноайль! Сомнений быть не могло! Две заветные буквы, «Р» и «Н» - как на вензеле! Первая дама восхищенно вздохнула: - Да… он красив, как Адонис! И, говорят, очень богат! - И к тому же, милая Атенаис, кузен покойного короля! – Дорогая, самое главное, что он еще и не женат! — лукаво усмехнулась та, что постарше. Да, все таки Доминик не зря приехала в Аржантей! Теперь она знала имя своего мужа — Рауль де Ноайль!
В продолжении: ...- Да, птичка летит прямо в силок, - усмехнулась женщина. - А потом - представьте, мадам! - когда она будет опозорена, обесчещена, - герцог узнает, что это ОНА его жена! И уж тогда-то он взвоет, как пес, посаженный на цепь! С его щепетильностью в вопросах чести, при его безмерной гордыне, - быть связанным браком с падшей женщиной, над которой смеются, которую презирают, от которой отвернулся весь свет... Что может больше ранить нашего дорогого герцога?..
...Доминик подошла к подножью трона. Лицо ее пылало; но это легко было принять за волнение юной провинциальной дебютантки. Когда она начала свой путь от дверей залы, то хотела сделать королеве изящный реверанс, которому ее столько раз учила тетя Агнесс. Но теперь намерения Дом изменились. «Они хотят посмотреть на мои манеры — ну так вот же им!» И она нарочно неуклюже поклонилась их величествам, подражая крестьянкам из Лангедока. Королева слегка улыбнулась, а женщина за ее спиной даже фыркнула... |
Администрация // Объявления